ГЛАВА 24

На следующее утро погода переменилась. Еще перед рассветом зарядил моросящий дождик, и царским рабам пришлось повозиться, чтобы разжечь сырые дрова и приготовить завтрак. Верика и его свита собрались вокруг костра, где немолчно шипели падающие сверху капли. Вместо обычного оранжевого свечения, предвосхищавшего появление солнца, над восточной линией горизонта прорезалась бледная, грязновато-желтая полоса, и, по мере того как она ширилась, небо все плотнее затягивали серые облака.

— Чудный денек, ничего не скажешь, — проворчал Макрон, затягивая кожаные ремни.

Катон прищурился, глядя на морось.

— Может, потом прояснеет?

— Ага, когда у свиней вырастут крылья.

— Ну, этого, я надеюсь, не произойдет, — улыбнулся Катон. — По мне, и бескрылые кабаны способны нагнать на всех страху.

Молодой центурион, уже одетый для вылазки в лес, стоял, опираясь на длинное охотничье копье. В отличие от солдатских метательных копий оно имело широкий зазубренный наконечник, при обратном рывке выдиравший из раны изрядные клочья плоти. Это копье, правда, тоже можно было метать, но из-за тяжести лишь на короткое расстояние. Слишком короткое, на взгляд Катона.

— А ты хоть видал их вблизи, кабанов-то? — полюбопытствовал, выпрямляясь, Макрон.

— Ну да, как тебя вот, — ответил Катон.

Макрон недоверчиво хмыкнул.

— Я имел в виду, на арене, в одном из римских цирков, — пояснил Катон.

— Арена и лес — это разные вещи, — деликатно заметил Макрон.

— Все равно жуть берет.

— Это точно. Они ведь смертельно опасны, особенно если стоишь у подобного борова на пути, а он прет на тебя со своими клыками. Я сам видел, как один такой хряк полоснул охотника. Убить, правда, не убил, но у него на клыках оказалась какая-то там зараза, и бедняга испустил дух в страшных мучениях через несколько дней.

— Вот спасибо, утешил. Знаешь, мне как-то враз полегчало.

— С тобой все будет в порядке, — рассмеялся Макрон. — Просто держись поближе ко мне и почаще поглядывай за спину.

— Кое-кому тоже не повредило бы поберечь свою спину, — пробормотал Катон, кивая в сторону царя и знатных бриттов, провозглашавших у костра здравицы и поднимающих чаши.

Артакс стоял рядом с царем, но, как приметил Катон, в отличие от всех прочих не пил, и вид у него был растерянный. Катон задумался. Верика стар. Пройдет несколько месяцев, а то и недель, и Артакс станет правителем атребатов. Приходилось только гадать, насколько такое превращение способно изменить этого человека. Останется ли царь Артакс столь же вспыльчивым и колючим, как раньше, и если так, то есть ли надежда на продолжение тех отношений, которые сложились у атребатов и римлян при Верике? Или все-таки Верика прав? Он ведь достаточно пожил на свете, умен, проницателен и понимает, что, выбирая наследника, желательно задеть как можно меньшее число людей, и в этом смысле, возможно, избрание Артакса — самое мудрое из решений. Но мудр ли сам избранник настолько, чтобы видеть, в чем истинная судьба его народа?

— Теперь, прибрав к рукам и умаслив Артакса, Верика, можно сказать, надежно прикрыл себе тыл, — проворчал, заметив его взгляд, Макрон.

— Да, может быть… Только я все равно ему не доверяю. Что-то он затевает.

— Ты начинаешь шарахаться от теней.

— Тени не убивают людей.

— В этом ты прав.

Макрон поднял глаза к небу и огляделся.

— Да, дождичек зарядил основательно. Ни теплее, ни суше уже, похоже, не станет.

Только они успели разжиться холодной бараниной и парой хлебцев, как Кадминий затрубил в рог, созывая всех на охоту. С набитыми ртами, дожевывая на ходу мясо, центурионы попрятали недоеденную снедь в торбы и поспешили к коновязям. Знатные атребаты вскарабкивались на коней и получали от рабов припасенные специально для них отменно сбалансированные охотничьи копья. Верике по старости лет было уже трудненько взбираться на лошадь, и Артакс, грубо оттолкнув кинувшегося к царю конюха, сам подсадил государя в седло. Повозившись на конской спине, Верика тепло улыбнулся, наклонился и потрепал своего старшего племянника по плечу.

— До чего трогательно, а? — буркнул Макрон. — Ничто так не улучшает манеры, как шанс заполучить целое царство.

У коновязи появился Тинкоммий и, заметив центурионов, повернул к ним коня.

— Доброе утро, — приветствовал его Катон.

— Доброе? Да что в нем доброго? — кисло отозвался Тинкоммий.

— Парню вожжа под хвост попала, — шепнул Макрон на ухо другу, а когда принц подъехал вплотную, широко улыбнулся: — Не унывай, старина. Тут и отлить не успеешь, как начнется потеха. Этот лес просто кишит кабанами, как говорит ваш Артакс.

— Артакс? О, уж он-то все знает.

Центурионы переглянулись, и Макрон дружеским тоном продолжил:

— Я так понимаю, что ты не в восторге от того, кого Верика выбрал в наследники?

Тинкоммий повернулся к нему с холодным негодованием на лице.

— Да, не в восторге. А ты?

— Если все это на благо Рима, чего мне желать?

— А ты, Катон… что ты думаешь?

— Не знаю. Просто надеюсь, что Верика проживет еще какое-то время. Чтобы все устоялось и утряслось.

— Утряслось? — негромко рассмеялся Тинкоммий. — Вот как ты это называешь? Нет, ничего у нас не утрясется. И не устоится, все просто ждут, когда старик умрет. Главное начнется потом. Ты правда считаешь, что Артаксу под силу сохранить царство целым?

Катон внимательно присмотрелся к Тинкоммию, а потом задал встречный вопрос:

— А ты, значит, полагаешь, что кто-то другой справился бы с этим получше?

— Возможно.

— Ты, например?

— Я? — с напускным удивлением покачал головой Тинкоммий.

— А почему нет? Ты самый близкий родственник Верики. Имеешь некоторое влияние при дворе. Ты можешь убедить племенной совет избрать тебя вместо Артакса.

— Катон! — прорычал Макрон. — Не хрен тебе совать нос не в свое дело. Заткнись.

— Да я тут вдруг прикинул…

— Нет. Ни хрена ты, сынок, не прикидывал. Ты лучше думай, что говоришь. — Макрон постучал себя по лбу. — Ты разворотишь кучу дерьма, а что дальше? Нам не положено лезть в племенную политику.

— Но, Макрон, ты тоже пойми, что такой редкой возможности нам уже более никогда не представится. А мы должны смотреть вперед, думать о будущем. И Тинкоммий должен думать о будущем. Для нашего общего блага.

Тинкоммий, посмотрев на Катона, кивнул, но Макрон покачал головой:

— Оставь это, бритт. И ты, Катон, тоже. Мы солдаты, а не дипломаты. Наше дело — защищать Каллеву и готовить Волков с Вепрями к новым боям. Это все, Катон. Остальным пусть занимаются такие ухари, как Квинтилл.

Катон поднял руку в знак того, что сдается, но тут снова прозвучал рог, застучали копыта, и охотничий отряд стал сбиваться в колонну позади царя Верики. На короткое время коня Катона вытеснили из строя, а потом прижали к лошади Тинкоммия. Глаза молодых людей встретились.

— Подумай о том, что я сказал, — шепнул Катон.

Тинкоммий кивнул и перевел взгляд на согбенную фигуру перед колонной. Потом он щелкнул языком и двинул коня вперед.

— Что за долбаную игру ты затеял? — прошептал Макрон. — Зачем дуришь парню башку?

— Просто я не доверяю Артаксу, — ответил Катон.

— Я не доверяю никому, — приглушив голос, сердито ответил Макрон. — Ни Артаксу, ни тому же Тинкоммию, и в особенности нашему изворотливому трибуну. С таким только поведись: мигом будешь в дерьме, а то потеряешь и жизнь.

Когда охотничий отряд достиг опушки, всадники развернулись в линию вдоль деревьев. Кадминий нашел Макрона с Катоном и попросил их занять места близ царя, наряду с ним самим, Тинкоммием и Артаксом.

— Почему? — спросил Макрон.

— Царь хочет, чтобы рядом находились надежные люди, — спокойно ответил Кадминий.

— А как насчет них? — Макрон кивнул в сторону царских телохранителей, которые, держась на порядочном удалении от охотников, образовали что-то вроде заслона.

— Они слишком шумные. Им в засаду нельзя. Всех кабанов распугают.

— А царь не думает, что это несколько рискованно? — спросил Катон.

— Ты ведь сам видел, каков он в последнее время, — устало покачал головой Кадминий. — Он одряхлел, чувствует это и хочет извлечь из оставшихся ему дней все, что возможно. Ты не можешь его в том винить.

— Я — нет, но его люди могут.

— Мы его люди, центурион. Царь поступает, как ему нравится, — поворачивая коня, пожал плечами Кадминий.

Распределившись по местам, охотники ждали первого сигнала загонщиков. Лошади опустили морды к мокрой траве, тогда как всадники расслабились в седлах, держа копья поперек колен. Непрестанно моросил дождь: капли стекали с листвы, и одежда затаившихся на опушке людей вскоре промокла. Мало того что кудри Катона начали раздражающе липнуть ко лбу, так еще и с носа его заструилась вода. С приглушенным ругательством юноша извлек из заплечной торбы кусок холодной баранины, нахлобучил себе пустой мешок на голову и принялся грызть волокнистое мясо, размышляя о том, мудро ли было ставить Артакса в непосредственной близости от царя. Он, конечно, официальный наследник, с этим теперь не поспоришь, но, учитывая его порывистость и нетерпеливость, невольно задумаешься, а захочется ли ему ждать, пока трон тихо-мирно освободится? Хорошо еще, что дружище Макрон да Кадминий с Тинкоммием будут неподалеку. Сам же Катон решил в ходе охоты по мере возможности тоже приглядывать за царем.

— Катон! — окликнул Макрон с расстояния в двадцать шагов и указал в глубину леса. — Слушай!

Катон наклонил голову и прислушался. Поначалу ему удалось уловить лишь равномерный шум стучащего по листве дождя, но затем он разобрал и протяжный, звучащий на одной ноте и едва различимый зов далекого кельтского рога. Остальные охотники, тоже услышав его, встрепенулись, перехватили покрепче копья и приготовились тронуться с места. Царь Верика повернул голову и кивнул начальнику стражи. Кадминий поднял рог, набрал в легкие воздуху и выдул одну громкую ноту. Цепочка всадников въехала в лес и скрылась за деревьями, мигом исчезнув из поля обзора царских телохранителей и кучки рабов-копьеносцев.

В лесу, под плотным, гасившим дневной свет навесом листвы, царил полумрак, и Катону, чтобы лучше видеть, приходилось щуриться. Слева от него сквозь высокие папоротники в густой подлесок въезжал Макрон, справа — Тинкоммий, еще правей — царь, уже почти терявшийся в зелени, а еще дальше за ним находился Артакс. Впрочем, очень скоро густые заросли вообще разделили охотников, так что они пропали друг у друга из виду. Правда, до слуха Катона постоянно доносился хруст сучьев, а порой и ругательства всадников, продиравшихся через сплошную чащобу. По мере углубления в дебри рога загонщиков звучали громче, чуть позже Катон уже стал различать и их возгласы, разносившиеся там и сям вдоль цепи. Где-то между загонщиками и охотниками находилась добыча, ради которой и затевалось масштабное действо. В роли ее могли оказаться не только лесные свиньи, но и олени, а то и стая волков, переполошенных поднятым в лесу страшным шумом, однако Катона пуще всего волновали лишь кабаны. Не считая кровавого представления в царском чертоге, ему доводилось видеть этих зверей еще в Риме — на играх. Их доставляли с Сардинии, то были подлинные страшилища, длиннорылые, покрытые жесткой бурой щетиной, с острыми кривыми клыками. Причем клыки эти не являлись единственным их оружием: острые как бритва зубы легко рвали плоть приговоренных к ужасной смерти людей. На глазах у Катона кабан вцепился женщине в руку и тряс головой, пока не оторвал ее. Воспоминание заставило его поежиться, и он мысленно обратился к Диане с мольбой сделать так, чтобы британские вепри оказались не столь свирепыми, как их сардинские родичи.

Треск лесной мелкой поросли впереди заставил Катона натянуть поводья: он опустил острие своего охотничьего копья и вгляделся в чащу. Спустя мгновение громкий шелест папоротников недвусмысленно указал на приближение какого-то зверя. Катон стиснул зубы и покрепче перехватил древко. Из зарослей на ковер палой листвы выскочила лисица. Завидев лошадь и всадника, она замерла, на миг припав к земле, а затем, прежде чем юноша успел сообразить, стоит ли эта добыча броска копья, метнулась в сторону и исчезла. Он рассмеялся, сбрасывая напряжение, и, ударив пятками в бока лошади, послал ее влево. Оттуда донесся возбужденный крик, будто охотник ринулся к желанной цели, потом послышались звуки возни, пронзительное ржание и, наконец, отчаянный визг раненого кабана.

— Катон! — окликнул Макрон. — Ты это слышал?

— Слышал. Похоже, кому-то улыбнулась удача.

Когда зверь проломился к молодому центуриону, голова того все еще была повернута в сторону друга. Кабана он не видел, но, услышав звук, инстинктивно дернул поводья. Лошадь, испуганная внезапным появлением вепря и все же попытавшаяся повиноваться рывку, резко осела на задние ноги. Катона мотнуло вперед, и он, чтобы не свалиться, ухватился за конскую шею. В тот же миг кабан проскочил под лошадиное брюхо и нанес клыками удар животному в пах.

Дико заржав от страшной боли, лошадь попятилась, валясь на бок. Катон, увидев стремительно приближающуюся к нему землю, каким-то чудом успел скатиться с седла. Его не придавило, хотя падение едва не вышибло из него дух. Несчастная лошадь с оглушительным ржанием молотила воздух копытами, тогда как лесное страшилище, отбежав и на повороте взрыв короткими мощными ногами толстый слой палой листвы, опять нацелилось ударить ей в брюхо. Катон с трудом приподнялся, пытаясь восстановить дыхание и одновременно нашарить в густом папоротнике копье. Он вскинул голову и открыл рот, чтобы позвать на помощь, но его легкие смогли вытолкнуть через горло только сдавленный хрип. Затем в глаза ему бросился поблескивающий наконечник копья, он потянулся к нему и, схватив древко, развернулся к лошади. Та, лежа на боку, все еще била ногами, но лишь передними: задние были недвижны, и юноша понял, что у животного сломан хребет. Кабан, громко хрюкнув, рванул клыками конскую плоть, а Катон скрючился за поверженной жертвой, выставив перед собою копье.

— Катон! — В голосе Макрона звучало беспокойство. — Что происходит?

А происходило вот что — на глазах у Катона кабан вспорол бивнями лошадиное брюхо, а когда отдернул окровавленное рыло, то вытащил с ним из раны зацепившуюся за клык кишку. Потом налитые кровью кабаньи глазки уловили движение: зверь мигом повернулся и бросился к человеку.

— Дерьмо! — выдохнул Катон, перелезая через лошадиный круп.

Рассерженный вепрь подскочил к тому месту, где только что был его враг, но не смутился, а с храпом подпрыгнул и вновь устремился к Катону. Тот, в страхе оглядываясь и сжимая копье, уже бежал через чащу туда, где в подлеске виднелись просветы. Разъяренный кабан несся за ним как таран: в любой миг он мог настичь беглеца и располосовать ему спину.

Внезапно путь юноше преградил толстый ствол давно упавшего дуба, покрытый теперь зеленым, поблескивающим под дождем мхом. Без лишних раздумий Катон с маху перепрыгнул через него, но не удержался и грохнулся наземь. Теперь бежать было поздно. Перекатившись на четвереньки и быстро вскочив, он упер древко копья в какую-то кочку и выставил наконечник перед собой — над древесным стволом.

Вепрь шумно проломился к преграде, изготовился к броску и взметнулся ввысь — страшный, огромный, с окровавленным рылом и торчащими из открытой пасти клыками. Он стремился сбить врага с ног и потому всем своим весом сам напоролся на широкий зазубренный наконечник косо поставленного охотничьего копья. Острие пробило кабану грудь, проникнув вглубь, к жизненно важным органам зверя. Сила толчка вырвала древко из рук охотника за долю мгновения до того, как оно с треском переломилось.

Кабан, хрюкнув, свалился и отчаянно завизжал, пытаясь вскочить. Копье хрустнуло около наконечника, и из раны в щетинистой шее торчал лишь короткий обломок. Зверь бился, стараясь избавиться от него, разбрызгивая кровь по папоротникам и мху. Катон подхватил с земли древко и с силой вогнал его кабану в бок, налегая всем телом. Зверь завизжал еще громче и забил копытцами, попадая юноше по ногам. Тот, игнорируя боль, наваливался на свое оружие, вращая его из стороны в сторону и проталкивая все глубже. Животное теряло кровь, а с нею и силы, тогда как охотник, напротив, давил все сильнее, цедя сквозь стиснутые зубы:

— Подыхай, скотина! Подыхай!

Мощные ноги больше не дергались и не бились, они обмякли и замерли. Последовало еще несколько хриплых, свистящих вздохов, и кабан с последним содроганием испустил дух.

Катон медленно разжал побелевшие от напряжения пальцы и привстал на колени, дрожа от облегчения и возбуждения. Он сделал это — убил кабана, а сам жив и даже не ранен! Просто не верится. Юноша посмотрел на добычу, и ему показалось, что мертвый зверь выглядит меньше, чем во время схватки. Не намного, правда, но все-таки. Вот ведь обида. Потом, приглядевшись, Катон заметил торчавшие из полураскрытой окровавленной пасти клыки и вываленный между ними язык и вздрогнул.

— Катон!

Голос Макрона звучал в отдалении, со стороны смертельно раненной лошади, и в нем безошибочно угадывалась тревога.

— Я здесь!

— Держись, парень! Я иду к тебе.

Катон поднялся на ноги и услышал еще один возглас — уже оттуда, где находился царь. Он затаил дыхание и навострил уши. Крик повторился.

— На помощь! Убивают! На помощь!

Теперь Катон узнал голос Верики и сам, обернувшись, закричал во весь голос:

— Макрон! Сюда! Скорее!

Ноги путались в густом папоротнике, ветви хлестали по лицу, когда он, не разбирая дороги, несся на царский голос. Позади Макрон выкликал его имя.

— Сюда! — крикнул Катон через плечо, за что-то запнулся, но при падении успел инстинктивно выставить вперед руки, извернулся и тут же снова вскочил.

Как оказалось, запнулся он о Тинкоммия. Тот валялся во мху, схватившись за голову. Между пальцев сочилась кровь, глаза были затуманены. Его копье лежало у него на груди.

— Тинкоммий, где царь?

— Что? — Бритт потряс головой, явно плохо соображая.

— Царь?

Глаза Тинкоммия прояснились: он перекатился на бок и указал на узкую тропку:

— Туда! Быстрее! Артакс напал на него!

— Артакс?

— Скорей! Помоги! Спеши! Я сейчас встану… Артакс!

Не дослушав, Катон устремился по тропе, помеченной темно-красными пятнами на палой листве и папоротниках. Внезапно тропа вывернула на маленькую поляну, где локтях в семи от нее, под стволом старого дуба неподвижно лежал старый Верика с кровоточащей раной на голове. Над ним с увесистой корягой в руке возвышался Артакс. Когда центурион выбежал из подлеска, бритт поднял глаза и злобно оскалился:

— Катон! Прекрасно. Иди-ка сюда!

— Брось палицу! — крикнул Катон. — Брось сейчас же!

— Хватит с меня твоих приказов, — прорычал Артакс и уже было шагнул навстречу римлянину, но остановился и настороженно огляделся. — А где Тинкоммий?

Катон, воспользовавшись заминкой, бросился на него, и оба они, едва не грохнувшись на неподвижное тело царя, покатились по мокрой земле. Катон вскочил на ноги первым, успев лягнуть бритта подкованным каблуком сапога, угодив ему прямо в лицо. За хрустом переносицы раздался громкий крик боли, что, впрочем, не помешало Артаксу тоже вскочить на ноги и замахнуться дубинкой. Катон нырком ушел от удара и присел, готовясь к атаке.

Где же, и впрямь, этот хренов Тинкоммий? И не менее хренов Макрон?

— Ты заплатишь за это, римлянин! — прорычал сквозь зубы Артакс. — Предупреждаю, лучше не суйся!

Катон прыгнул вперед, но на сей раз Артакс был готов к нападению. Он отступил в сторону и огрел дубинкой противника по лопаткам. Центурион, из которого удар вышиб дыхание, рухнул наземь. Он видел, как кельт удовлетворенно кивнул, и ждал, что сейчас тот добьет его, сокрушив череп. Этого не произошло: Артакс повернулся к царю. Но не успел ничего предпринять: послышался тупой звук — и знатный атребат вскрикнул, пронзенный охотничьим копьем своего царственного кузена. Отброшенный силой удара в сторону, он упал, темное древко косо поднялось к небу. Тинкоммий, шатаясь, подошел к телу, схватился за копье, уперся ногой в ребра около раны и с поворотом вырвал зазубренный наконечник из груди Артакса. Потоком хлынула кровь, тело Артакса напряглось и дернулось, будто он силился встать. Тинкоммий каблуком припечатал кузена к земле, и тот на последнем издыхании протянул руку и вцепился в тунику Верики.

— Царь… царь…

Катон все еще лежал на земле. Воздух пока не шел в его легкие, а руки и плечи после удара совсем онемели, отказываясь повиноваться, и ему оставалось только смотреть, как Тинкоммий опускается на колени возле царя, выискивая в нем признаки жизни.

Затрещали ветви, и на поляну из лесной чащи вывалился Макрон, потрясая копьем, которое он готов был метнуть в любого, кто встанет у него на дороге. Растерянно оглядевшись, ветеран осадил коня, соскочил с седла, подбежал к Катону и перевернул его на спину.

— Ты в порядке?

— Сейчас отдышусь.

Макрон кивнул, потом взглянул на поверженного Артакса, так и сжимавшего в мертвой руке складку царской туники. Тинкоммий повернулся и холодно встретил его взгляд.

— Что тут происходит?

— Артакс… — пробормотал Катон. — Он пытался убить Верику.

— Как царь? — крикнул Макрон Тинкоммию. — Жив?

— Жив. Пока, — кивнул Тинкоммий.

— Ну ни хрена себе! — выдохнул Макрон. — Что же теперь будет?