Глава 31

— Ну и где же твой город? — спросил Макрон, когда они ехали по разбитой дороге между крутыми склонами холмов.

— Там, — Симеон махнул рукой вправо.

Макрон и Катон повернулись к отвесным скалам, вздымавшимся на противоположной стороне долины. За каменной стеной поднимались пики и утесы высоких гор, но не было видно ни одного прохода.

— Камни, камни и снова камни, — проворчал Макрон. — Петра — одним названием все сказано .

Катон устало кивнул. Он был на пределе сил. Отдохнуть не удавалось все дни осады Бушира, потом они безостановочно скакали вдоль горной цепи, окаймляющей долину Иордана, преследуя Баннуса и банду его сторонников — тех, кто выжил после поражения под Буширом. Симеон во главе отряда набатеев вел путников вперед, с хмурым лицом выглядывая по пути малейшие следы Баннуса. С вершины горы над деревней Дана перед путниками раскинулся великолепный вид: горы и холмы внизу, тянущиеся к бесплодной равнине в нижнем течении Иордана. Воздух был так сух и прозрачен, что мельчайшие подробности были видны издалека; с того места, где стояли путники, можно было рассмотреть предгорья на противоположной стороне долины, в сорока или пятидесяти милях. Даже на Макрона величественная красота произвела впечатление. Неожиданно Мурад крикнул и указал в сторону гор дальше к югу. Крохотные черные точки поднимались по далекому хребту, окруженные легким облачком пыли. Симеон прокричал команду, и они снова двинулись в путь, надеясь догнать Баннуса, но беглецы преодолели гребень горы и скрылись из виду.

Люди Симеона скакали до заката — в темноте двигаться было небезопасно — и переночевали на открытом месте; с рассветом они продолжили погоню. Так в палящий полдень через два дня после отъезда из Хешабы путники достигли Петры. Спустившись в долину, ведущую к воротам города, они встретили караван, направляющийся на север: сотни верблюдов, нагруженных товарами, предназначенными любящим роскошь эллинским городам Декаполиса. Симеон, Мурад и остальные обменялись приветствиями с охранниками каравана и остановились поговорить с ними, прежде чем караван продолжил неспешный путь вверх по тропе.

Симеон придержал лошадь рядом с Макроном и Катоном.

— Я спросил их, не появилась ли в Петре вчера или сегодня утром группа странников.

— И? — заинтересовался Макрон.

— Похоже, Баннус пришел на рассвете. Когда караванщики грузили верблюдов, они видели, как несколько всадников входили в Сик. С ними был мальчик и еще несколько парфян. Наверняка Баннус.

— Сик? — спросил Катон. — Что такое Сик?

Симеон улыбнулся.

— Сик — это секретное оружие Петры. Как только мы в него войдем, сразу поймешь.

Они поехали дальше, по дну долины, слыша нарастающий гул голосов, крики ослов и низкий рев верблюдов. Дорога свернула за отрог горы, и путники очутились на огромном открытом пространстве, набитом людьми и животными. Носильщики тащили поклажу: тюки тканей, плотно упакованные ларцы с пряностями, изделия из стекла, заботливо переложенные соломой в плетеных корзинах. Одни караваны снаряжались и отправлялись в города севера; другие, разгруженные, готовились к отправке в торговые порты Аравии за следующей партией ценных товаров. Катон жадно оглядывался. На огромной перевалочной станции Петры толпились странные люди — смуглокожие, узкоглазые, укутанные в шелка, с черными волосами, заплетенными в косы. Катон указал Симеону на этих людей и спросил, кто они.

— Они с самого дальнего Востока — так мне говорили. О них известно немного — только то, что они несметно богаты благодаря золоту и серебру Рима и Греции. Сколько сокровищ проходит через Петру — даже и представить нельзя, Катон. Странно, что вы, римляне, еще не обнищали от такого вымывания вашего богатства.

— Ты никогда не был в Риме?

— Нет, но как-нибудь приеду.

— Тогда ты поймешь, почему Рим может позволить себе роскошь. Нет ничего, что недоступно самым богатым. Их сундуки полны до краев.

— Сейчас — возможно, — задумчиво сказал Симеон. — Но ведь ни одна империя, даже самая богатая, не может баловать себя вечно?

— Не знаю, — признался Катон. — Я об этом не задумывался.

Симеон пожал плечами:

— А мог бы и задуматься.

Симеон отпустил набатейских наемников, и друзья поехали дальше по перевалочной станции, пока не добрались до широкой дороги, ведущей к утесам. Вымощенная дорога была чуть выпуклой, с дренажными канавами с обеих сторон. На дороге царило оживление: носильщики, купцы, наемники — вроде тех, что сопровождали Симеона и Мурада. С обеих сторон дороги виднелись искусно вырезанные в скалах гробницы. Дорога обогнула большой утес и подошла к небольшим, но крепким с виду воротам, за которыми высились отвесные скалы — красные с темными и светлыми полосками наслоений. В скалах открывалась расщелина, ведущая в глубь гор. Катон повернулся к римлянам.

— Вот это, друзья мои, и есть Сик.

Ворота охранял десяток часовых в богатых накидках и чешуйчатых доспехах, ярко блестевших в лучах солнца. Перед воротами столпились путники, ожидающие очереди заплатить пошлину за вход; навстречу из ворот выливался нескончаемый поток людей. Симеон объяснил, что нужно спешиться, и повел центурионов к очереди. Толпа медленно продвигалась вперед, и вот Симеон оказался перед столом у самого входа. Улыбающийся самодовольный чиновник приветствовал его по-арамейски.

Симеон объяснил, сколько человек идет с ним, и чиновник быстро защелкал костяшками абака, подсчитывая пошлину. Симеон достал кошель и передал несколько серебряных монет. Чиновник опустил деньги в щель на крышке сундучка на краю стола и собрался пропустить прибывших, но, заметив Макрона и Катона, подозрительно прищурился. Он остановил Симеона и строгим тоном задал ему несколько вопросов. Симеон старался отвечать как можно спокойнее, но чиновник раздраженно подозвал стражников.

Макрон шагнул к столу:

— В чем дело?

— Наш друг, похоже, не хочет вас пускать. Сегодня утром в группе, пытавшейся войти в Петру, были несколько парфян. Теперь вот два римлянина. Он хочет знать, почему представители великих держав внезапно пожелали посетить Петру.

— Но мы не представители. Мы просто выслеживаем Баннуса. Объясни ему.

— Я объяснял. Я сказал, что у меня тут дом, а вы мои гости. Он не поверил. Говорит, что должен задержать вас и сообщить во дворец.

— Задержать? То есть арестовать? — нахмурился Макрон. — Это вряд ли.

От ворот подошли шесть стражников; рука Макрона скользнула к мечу, но Катон нажал на эфес.

— Макрон, это не поможет. Пожалуйста, не стоит устраивать тут беспорядки.

— Чушь!

— Иначе мы не возьмем в плен Баннуса и не вернем Юсефа.

Макрон оглянулся на стражников и со вздохом, полным возмущения и досады, ответил:

— Ладно.

Стража остановилась у стола. Командир осторожно приблизился к римлянам и жестом указал на их мечи. Катон и Макрон с неохотой отдали оружие, и командир стражников указал на вход в Сик.

Катон повернулся к Симеону:

— Куда нас ведут?

— В темницу под царским дворцом. Не беспокойтесь, я похлопочу, чтобы вас выпустили как можно быстрее.

— Хорошо бы, — холодно сказал Макрон. — Если это тебя не затруднит.

Командир стражи снова что-то сказал и настойчиво ткнул пальцем в сторону Сика. Катон встал между стражниками, Макрон, чуть поколебавшись, последовал его примеру, и группа двинулась вперед. Пройдя в ворота, они оказались в узком проходе — между его стенами могли бы одновременно протиснуться лишь несколько человек. Над головами, в скалах, виднелась узенькая серебристая полоска открытого неба, а иногда утесы накрывали проход тенью. Рядом с вымощенной дорогой был проложен канал, чтобы избежать затопления. Встречным приходилось прижиматься к стене, чтобы пропустить стражу и римлян по извилистой дороге в город.

— Вот почему Помпею не удалось прижать набатеев к ногтю, — тихо сказал Катон. — Если это единственный путь в Петру, то небольшой отряд может сдерживать целую армию сколько угодно.

— Должен быть другой вход, — ответил Макрон. — Тропинка через горы или что-то подобное. Наверняка.

— А может, и нет. Набатея отражала всех завоевателей, проходивших по этим местам. — Катон с интересом посмотрел вверх, на скалы. — Уже чудо, что и этот проход кто-то нашел.

Они повернули за угол; прямо перед ними узкая расщелина прорезала скалы сверху донизу. Напротив выхода из расщелины высилось громадное строение — храм с массивными колоннами. Подойдя ближе, Катон понял, что храм не строили, а вытесали из цельной скалы.

— Ты только взгляни! — с восхищением проговорил Макрон, рассматривая храм, алеющий в косых лучах солнца.

Покинув Сик, путники оказались в узком каньоне, вымощенном камнем и уставленном торговыми лавками и скамьями ростовщиков, как в любом большом городе империи. Только тут вокруг рынка не было храмов — лишь красные скалы. Стража провела римлян через рыночную площадь, за один угол — и там наконец перед ними открылась Петра. Огромные усыпальницы, вытесанные в скалах, обрамляли широкую главную дорогу, ведущую в сердце окруженного горами города. Вдоль дороги тянулись торговые лавки, а впереди, над вершиной невысокой горы, возвышалось скопище поразительных дворцов и храмов. Улица вдоль гробниц кончилась, скалы разошлись, и стал виден весь город: дома и улицы, покрывавшие пологие склоны, водоем в центре Петры. Стражники и арестованные шли по широкой прямой улице, с колоннами по обе стороны, пока не добрались до широкой лестницы, поднимающейся на холм справа, где высился дворец царей Набатеи. Поднявшись по ступенькам, они прошли мимо окованных медью дверей парадного входа к маленькой, неприметной дверце сбоку. Оттуда лестница уходила вниз, под дворец. Освещенный факелами туннель повернул назад, в сторону улицы, по которой они пришли. В конце туннеля оказался ряд клеток с маленькими зарешеченными оконцами, глядящими на улицу; в клетках, утопая в нечистотах, томились несчастные узники, ожидая суда или отбывая наказание.

Катон пихнул локтем Макрона:

— Смотри!

Макрон взглянул в сторону предпоследней клетки. За решеткой, прислонившись к стене, сидели те самые парфяне, которые недавно осаждали форт Бушир. Парфяне проводили взглядами вновь прибывших, которых провели к соседней клетке. Командир стражников закрыл дверь, задвинул засов, и стража удалилась.

Макрон взобрался на лавку под окном и приник к решетке. На улице люди шли мимо, не обращая внимания на узника, глядевшего на них из сумрачного подземелья дворца.

— Немногого добились, — хмуро сказал Макрон.

— Симеон разберется. Он сделает так, чтобы нас освободили.

— Меня радует, что ты в нем уверен.

Катон уселся у стены и почувствовал, как наваливается сон — набухшие веки опускались сами собой. Однако замечание Макрона его задело.

— Уверен? Пожалуй, да. Похоже, он знает, что делает. Именно благодаря ему удалось разбить Баннуса при Бушире, не забыл?

— Это верно, — спокойно ответил Макрон, продолжая глядеть через решетку. — Очень надеюсь, что он вытащит нас из этого нужника.

— Живописно, — пробормотал Катон и, окончательно сдавшись усталости, уронил подбородок на грудь и уснул.

Чья-то рука схватила его за плечо и крепко тряхнула. Катон отмахнулся:

— Не мешай. Отстань, Макрон.

Его снова встряхнули, на этот раз сильнее; Катон с трудом открыл глаза. Мурад улыбнулся Катону и сказал что-то на своем языке, насмешливо погрозив пальцем молодому римскому офицеру. За спиной Мурада стоял Макрон.

— В чем дело? — спросил Катон.

— Похоже, Симеон прислал нам кое-что полезное.

На полу лежал сверток одежды и стояла корзинка с мясом и хлебом. Мурад с улыбкой показал на еду, потом на рот.

— Хорошо! Кушать. Кушать.

Катон кивнул:

— Смысл я понял, спасибо.

Он неуклюже поднялся и почесал поясницу и ягодицы, ноющие после двух дней, проведенных в седле. Стемнело, и клетку освещали три фитиля масляной лампы на полу у двери. Макрон присел на корточки, оторвал кусок хлеба и запихнул в рот. Не прекращая жевать, он махнул в сторону вощеной таблички, лежащей на свертке с одеждой:

— Он и записку нам прислал.

— И что в ней?

Макрон начал объяснять, но мешал набитый рот.

— Сам читай, — с трудом выговорил центурион и бросил табличку приятелю.

Подобрав табличку, Катон начал читать. Симеон встретился с управляющим царского двора, чтобы объяснить ситуацию и потребовать освобождения римлян. К сожалению, Баннус его опередил и сообщил управляющему, что римляне — шпионы, посланные разведать оборону Петры. Симеон заявил, что римляне не имеют к этому отношения. Так что управляющий решил выслушать обе стороны прямо с утра. Симеон прислал римлянам смену одежды и местные ароматные масла и заплатил стражникам, чтобы узникам дали воду — умыться и предстать перед управляющим в приличном виде. В завершение Симеон написал, что все еще пытается узнать, где остановился Баннус, в безопасности ли Юсеф и у Баннуса ли сундучок.

Катон опустил табличку и оглядел себя. Кожа, вычерненная перед атакой на вражеский лагерь, все еще была в пятнах от пепла. От пота, пролитого за два дня скачки под палящим солнцем, пыль налипла на кожу, забив поры. Взглянув на Макрона, Катон увидел, что его друг в таком же беспорядке. Мурад показал на кадку в углу клетки и изобразил руками, как умываются.

Катон кивнул и принялся расшнуровывать сапоги.

— Который час?

— Не имею понятия, — признался Макрон. — Я уснул вслед за тобой. А проснулся, только когда Мурада пустили в клетку.

Сняв сапоги, Катон взялся за край туники. Мурад пробормотал что-то и, быстро отпрянув, постучал в дверь. Засов сдвинулся в сторону, на пороге возник стражник. Мурад помахал римлянам рукой и вышел. Стражник захлопнул за ним дверь и задвинул засов.

Макрон хохотнул.

— Кажется, у них тут не принято выставлять напоказ обнаженную плоть. Я на улице уже обратил внимание. Не понимаю, как можно носить столько одежды в такую жару.

Раздевшись догола, Катон подошел к кадке и обнаружил на дне щетку. Хорошенько умывшись и вытершись, он стал смотреть, какую одежду принес Мурад. Для каждого была припасена легкая льняная туника, свободная накидка из какой-то богатой ткани — Катон такой раньше не встречал — и по паре легких сандалий.

— Замечательно, — пробормотал Катон и начал одеваться.

Макрон в свою очередь помылся у кадки и с подозрением осмотрел одежду.

— Я бы лучше надел свою армейскую тунику.

— Она грязная, рваная и воняет лошадиным потом.

— Ну и что?

— Вряд ли это понравится царскому управляющему, о котором говорит Симеон. Кроме того, — Катон поднял руки, так что складки ткани заструились по его стройной фигуре, — это очень удобная одежда. Правда удобная. Вот увидишь.

— Ха! — Макрон фыркнул. — Ты похож на первоклассную шлюху.

— Серьезно? — Катон лукаво улыбнулся. — Погоди, пока я попробую это ароматное масло.

Когда солнце выглянуло из-за гор, окружавших город, стражники пришли за Макроном и Катоном. Чистая одежда, предоставленная Макрону, сидела на нем нелепо, накидка неуклюже свисала с широких плеч, складки торчали над армейским ремнем, свободно болтающимся на талии. Макрон отказался воспользоваться хоть каплей ароматного масла из богато украшенного флакона, который Мурад аккуратно положил рядом с одеждой.

— Я не собираюсь вонять, как двухсестерциевый мальчик! — кипятился Макрон.

Катон пытался спорить:

— Вот в Риме…

— Да в том-то и дело, чтоб тебя! Мы не в Риме. Там я бы и не подумал участвовать в этой ерунде с переодеванием.

— Макрон, от этого много зависит. Не говоря уж о том, чтобы нам выбраться из этой клетки. Здесь мы ничего не сможем предпринять. Нужно произвести хорошее впечатление на местные власти. Так что приведи в порядок одежду. И если не собираешься пользоваться маслом, то лучше держись от управляющего с подветренной стороны.

— Ха-ха, чтоб ему, — буркнул Макрон, но начал заправлять складки незнакомой одежды. Когда дело дошло до сандалий, Макрон поразился, обнаружив, как они удобны по сравнению с жесткими армейскими сапогами, к которым он так привык. Впрочем, Катону он признаваться в этом не стал.

— Хорошо. Я готов. Пошли.

Их повели к тоннелю. Проходя мимо парфян, все еще сидящих в соседней клетке, Макрон подмигнул.

— Наслаждайтесь гостеприимством, парни.

— И зачем это? — спросил Катон. — Они тебя не понимают.

— Я здесь, в чистой одежде, а они застряли в грязной темной клетке. Чего ж тут понимать? — улыбнулся Макрон.

Управляющий принял их в своих палатах — рядом с царскими. В огромном зале колонны взметнулись к потолку, украшенному золотыми геометрическими узорами. Невысокий помост с богато украшенным креслом и столиком находился в конце зала; свет проникал через высокие окна со ставнями. В углу птица в клетке без устали выводила прекрасную, но печальную песню. Стражник показал, что им нужно встать перед помостом, повернулся и ушел, закрыв за собой дверь.

— Интересно, и что теперь? — тихо сказал Катон.

Они немного постояли в молчании, ожидая появления царского управляющего со свитой, но никто не шел; неумолчная песня птицы эхом отдавалась от стен. Макрона охватило желание свернуть пичуге шею и насадить тушку на вертел. К счастью для птички, двери внезапно распахнулись, и в комнату вошел Симеон. При виде двух римлян он улыбнулся.

— Ну вот, теперь вы больше похожи на приличных людей. — Он быстро оглядел Макрона. — Или меньше похожи на варваров.

— Что тут происходит? — спросил Макрон. — Мы ждем уже целую вечность. Где этот проклятый управляющий?

— Он беседует со своими советниками. Появление Баннуса, а потом ваше вызвало затруднения для набатеев.

— С чего бы это?

Симеон огляделся и продолжил, понизив голос:

— Один из парфян, пришедших в город с Баннусом, утверждает, что он принц царского дома. Если набатеи продолжат держать его взаперти, они рискуют оскорбить Парфию. Ходят слухи, что парфянские войска собираются на сирийской границе Рима. Если разразится война между Римом и Парфией и парфяне победят, то Набатее ни к чему портить отношения с ними. С другой стороны, Баннус и его парфянский приятель виновны в разжигании бунта в Иудее. Если набатеи отпустят парфянского принца и его приятеля Баннуса, то рискуют оскорбить Рим. — Симеон помолчал, давая римлянам время осмыслить сказанное. — В этом суть затруднений. Сейчас они пытаются проверить, правду ли говорит парфянин.

— Это может затянуться на недели.

— Вряд ли. Парфия недавно прислала посла к царю Набатеи. Они сейчас в его дворце на Красном море. Управляющий послал сообщение царю и попросил вернуться вместе с послом в Петру.

— Сколько понадобится времени? — спросил Макрон.

— Несколько дней.

Префект с досадой сжал губы.

— Я не собираюсь столько времени торчать в этой гнусной клетке. Так и передай своему проклятому управляющему.

Послышался звук шагов, и Симеон оглянулся.

— Думаю, ты сам ему сможешь сказать.

Двери распахнулись, и в зал вошел высокий худой человек в богатом наряде. Свита царского управляющего — служители и советники — заняли места вокруг помоста. Управляющий не обращал внимания на Симеона и двух римлян, пока не уселся в кресло. Тогда он взглянул на них и улыбнулся фальшивой улыбкой политика.

— Извините за негостеприимную встречу.

По-гречески он говорил чисто и свободно. Лучше, чем многие греки, решил Катон.

— Симеон обратился ко мне с предложением отпустить вас на его попечение, пока вы будете в Петре, — сказал управляющий. — Я согласен, но на следующих условиях: во-первых, вы дадите клятву, что не попытаетесь покинуть город; во-вторых, вы ограничите ваши передвижения центром Петры и не будете пытаться разведать нашу оборону; в-третьих, вы не будете искать встречи с Баннусом и его парфянскими союзниками. Если увидите их на улице — не обращаете внимания. Любое нарушение перечисленных условий приведет к вашей немедленной реинкарцерации.

— Реинка… что? — спросил вполголоса Макрон у Катона.

— Бросят нас обратно в клетку.

— А!

Управляющий посмотрел на римлян:

— Вы готовы принять эти условия?

— Да, господин, — кивнул Макрон.

— Очень хорошо. Ты даешь клятву выполнять эти условия?

— Клянусь.

— А твой друг?

— Клянусь, — ответил Катон.

— Хорошо. Тогда решено. Баннус и парфянский принц дали ту же клятву, так что ни с вами, ни с ними хлопот не будет, пока вы под нашей юрисдикцией.

Смысл заявления был очевиден, и римские офицеры согласно кивнули.

— Ну что ж, — продолжил управляющий, — о чем же Рим хотел бы попросить Набатейское царство в данной ситуации?

Макрон нахмурился, пытаясь постичь, о чем речь. К счастью, Катон прекрасно владел греческим и ответил от имени обоих:

— Мы хотим безопасного возвращения мальчика, взятого в заложники Баннусом. Мы хотим вернуть сундучок, который принадлежит семье мальчика, и мы хотим получить Баннуса.

— А что насчет парфянского принца?

Катон вопросительно взглянул на Макрона. Тот замялся и поднял палец.

— Подожди, господин. — Повернувшись к Катону, он прошептал: — Что думаешь? Дать уйти парфянской твари?

— Вряд ли мы сможем что-то сделать, — ответил Катон, бросив взгляд на управляющего, которого явно позабавила неформальная просьба Макрона о перерыве. — Ты слышал, что сказал Симеон. Набатея не захочет оскорблять Парфию. Сомневаюсь, что император захочет дать Парфии повод для жалоб против Рима. Придется плюнуть на наши требования выдать парфянина, лучше бросить все силы на Баннуса.

Макрон задумался. Предложение было разумным, хотя очень не хотелось отказываться от морального права на месть парфянам, на чьей совести была смерть стольких бойцов Второй Иллирийской. Он проглотил гнев и повернулся к управляющему:

— Мы не заявляем требований по парфянину.

Лица набатейских чиновников просветлели. Управляющий подозвал стражника и обратился к нему на своем языке. Стражник поклонился и, отворив боковую дверь, поманил кого-то в зал. Через мгновение в дверном проеме появился Баннус. Он обвел взглядом зал без всякого выражения на лице, но тут увидел Симеона и двух римлян. Его глаза прищурились, выдавая бешеную ненависть. Управляющий велел ему встать сбоку от помоста, подальше от врагов.

— Баннус, — начал он. — Представители Рима требуют, чтобы тебя отдали им.

— Нет! — воскликнул Баннус. — Ты не посмеешь предать меня. Я пришел сюда просить убежища. Так Набатея встречает гостей?

— Не помню, чтобы отправлял тебе приглашение, — ответил управляющий, фальшиво улыбаясь. — Ты тут не гость.

— Все равно, я прошу тебя об убежище, о защите от общего врага.

— От врага?

— Я говорю о Риме.

— Мы не воюем с Римом. Римляне нам не враги.

— Это покамест. Рим не просто царство, а зараза. Римляне никогда не перестанут желать чужих земель. Если им понадобилось превратить мою нищую страну в провинцию своей империи, то как, по-твоему, они будут смотреть на богатство Набатеи?

Управляющий не ответил. Он быстро взглянул на Катона и Макрона и снова повернулся к Баннусу.

— Какие у тебя доказательства, что Рим замышляет что-то против Набатеи?

— Доказательства? — Баннус улыбнулся. — Вся их история — доказательство. Не было такого, чтобы, завоевав новую землю, римляне не начали заглядывать за ее границы — кого еще можно завоевать. Их аппетит ненасытен. Только когда народы, которые еще не впряжены в ярмо Рима, поймут общую опасность, мы освободимся от римской тирании. Если ты отдашь меня римлянам, ты предашь всех, кто бросил вызов Риму, и тех, кто в конце концов должен будет бросить вызов Риму.

— Ты, конечно, говоришь о Набатейском царстве.

— Да.

Свита царского управляющего обменялась хмурыми взглядами. Управляющий спокойно смотрел на иудея, обдумывая сказанное. Насупив брови, он обратился к Макрону и Катону:

— Кто будет говорить от вас?

Макрон повернулся к Катону и вполголоса сказал:

— Мне не хватит моего греческого. Говори ты. Но только осторожно. Говори правду и не пытайся умничать. Нам нужен только Баннус, мальчик и сундучок женщины.

Макрон повернулся к управляющему:

— Мой друг Катон будет говорить от нас.

Катон прошипел:

— Макрон, ты уверен?

— Вполне. Давай.

Царский управляющий уставился на Катона.

— Правда ли это? Рим хочет завоевать наше царство?

Катон почувствовал, как колотится в груди сердце. От страха он не сразу сумел ответить. Как осмелиться на такое? Он младший офицер, хотя и с поручением от императорского секретаря, Нарцисса. Катон не мог отмести обвинения Баннуса, поскольку не знал размаха имперской политики.

— Господин, — нерешительно начал Катон. — Я простой солдат. Я не могу знать, чего мои хозяева в Риме хотят в этих землях. Я знаю только, что Иудея — провинция Рима и подчиняется римскому праву, а этот человек, Баннус, — разбойник, который пытается поднять восстание против нас. Так что он обычный преступник, и все, чего хотим мой префект и я, — это возможность предать его справедливому суду.

— Справедливому! — Баннус горько рассмеялся. — Какой справедливости я дождусь в руках Рима? Вы распнете меня на кресте при первой возможности, как вы поступили с Иегошуа и другими, кто возглавлял сопротивление Риму.

Катон не ответил на выпад, который был правдой. Он решил пойти другим путем.

— Как я сказал, мне неизвестны планы императора в отношении всей империи, однако если царство предлагает защиту или любую другую помощь врагу Рима, такому как Баннус, то я уверен, что император не будет расположен к этому царству. Тем более что такие, как Баннус, представляют постоянную опасность стабильности римской провинции Иудеи, пока им дозволено жить… на самой границе провинции.

Управляющий понял укол в последних словах Катона и кивнул, сцепив пальцы и обдумывая ситуацию. Баннус посмотрел на него, стараясь скрыть отчаяние.

— Прежде чем решишь отдать меня в руки этих римских подонков, должен сказать, что я не бандит. Не преступник. Я заключил договор с Парфией. Именно поэтому их принц служит под моим началом.

— Бред! — рявкнул Макрон.

Слово эхом разнеслось по залу, и Катон сжался. Его друг ткнул пальцем в сторону Баннуса и сердито продолжил:

— Как ты можешь заключать договоры с Парфией? Ты никто, ты просто преступник!

— Я не преступник, — ответил Баннус неожиданно спокойным, почти безмятежным голосом. — Я — законно помазанный царь моего народа. Я — мессия.

— Богохульник! — прошипел Симеон. — Как ты смеешь?

Он сделал несколько шагов к Баннусу, прежде чем управляющий поспешно подал знак стражникам, которые, обнажив мечи, встали между врагами. Симеону пришлось остановиться; тяжело дыша и сверкая глазами, он заставил себя остыть и поднял руки, показывая, что успокоился.

— Прошу простить меня, господин. Этот человек, который ползает ниже брюха змеи, оскорбляет такими заявлениями религию моего народа.

— Правда? — улыбнулся Баннус. — А разве наш друг Иегошуа не объявил себя мессией? Или это сделал кто-то другой от его имени?

Симеон побагровел и сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Теперь я претендую на этот титул, — продолжил Баннус. — И как вождь моего народа, вполне могу заключать договоры с Парфией. Со своей стороны, они признают меня правителем союзного народа. Так обстоят дела, и вряд ли Парфия одобрит, если меня отдадут этим жалким посыльным из крохотного аванпоста на границе их империи.

— Жалкий посыльный? — взвился Макрон. — Я? Ну, гаденыш! Да я его!..

— Хватит! — крикнул царский управляющий. — Тихо!

Голос эхом прокатился по залу — и только птичка продолжала свою бесконечную и неизменную мелодию. Управляющий взглянул на птичью клетку и пробормотал что-то своему советнику; тот деликатно проскользнул в угол зала, поднял клетку и торопливо вынес вон из зала. Макрон вздохнул с облегчением.

Управляющий сел в кресло.

— Я не смогу решить это дело. Оно выходит за пределы моих полномочий. Я передам вопрос Его Величеству, сообщу ему все подробности по его возвращении в Петру. Обе стороны связаны своими клятвами, и я утверждаю освобождение двух римлян на поруки Симеона. Парфянские пленники также будут отпущены, как только дадут свою клятву. Царский суд соберется для вынесения решения по этому делу после возвращения Его Величества. Слушание закрыто. Господа, вы свободны.