Глава 25

Друзья пригнулись и ждали удара, стиснув зубы.

Первый снаряд перелетел надвратную башню и со страшным грохотом пробил крышу казармы. Осколки черепицы взметнулись от удара и забарабанили по земле вокруг здания. Второй снаряд ударился в землю, немного не долетев до форта, послав в стену град камней и подняв облако пыли над местом удара. Макрон посмотрел на друга с нервной усмешкой.

— Ничего себе инструмент! Дальность приличная, и вес бросает солидный. Будет жарко.

Катон поднялся и посмотрел на онагры. Расчеты уже готовили их к новому залпу. Послышались далекие металлические щелчки — метательный рычаг ставился на взвод. Макрон поспешил на другую сторону башни и взглянул на казарму, принявшую первый удар. В крыше зияла дыра, над зданием повисла туча пыли.

— Эй, там! — прокричал Макрон солдату на улице. Тот огляделся, поднял глаза вверх и замер по стойке «смирно».

— Слушаю, командир!

— Проверь внутри здания. Узнай, все ли целы. Всех пострадавших — к лекарям.

Первый онагр был почти готов к заряжанию; два человека с трудом поднимали камень к праще на конце метательного рычага. Прозвучал приказ, и через мгновение деревянный брус снова метнулся вверх, ткнулся в упор, и следующий снаряд по дуге полетел к форту. Как и в первый раз, центурионам показалось, что камень несется прямо на них, и Катон повернулся к Макрону. Тот внимательно следил за подъемом камня, так что Катон заставил себя хранить спокойствие и подавил желание нырнуть вбок. Камень ударил в основание башни, и Катон почувствовал, как дрожь от удара пробежала по всему телу. От парапета отвалился кусок кладки; пыль и песок посыпались вниз с сухой тростниковой крыши.

— Ты цел? — спросил Макрон.

Катон кивнул.

— Нужно проверить повреждения.

Перегнувшись через парапет, они поглядели вниз. Отскочивший от стены камень оставил в кладке выбоину, от которой расходилась паутина трещин.

Макрон поежился.

— Будем надеяться, что им просто повезло.

Второй онагр пришел в действие — и следующий камень взлетел по направлению к форту. Снова недолет — снаряд отскочил от каменистой земли и безобидно упал у основания башни. Пока рассвет поднимался над пустыней, бомбардировка продолжалась в размеренном ритме: щелчки храповика, стук метательного рычага об упор, грохот падения снаряда. Половина камней или не долетали до стены, или уходили в сторону, попадая в стену, или перелетали укрепления и обрушивались на здания во дворе. Каждое попадание по надвратной башне обрушивало еще часть кладки, трещины постепенно расширялись. Один удачный залп попал в низ самих ворот, задребезжали петли. Макрон отдал приказ большей части солдат укрыться за стеной. Бойцы в угловых башнях наблюдали за противником. Через какое-то время Макрон и Катон спустились с башни и сели в караулке рядом с воротами.

— Тебе когда-нибудь приходилось быть мишенью? — спросил Катон.

— Нет. И никакого удовольствия не получаю, — слабо улыбнулся Макрон. — Надо отдать должное Баннусу и его друзьям-парфянам — они приготовили нам отвратительный сюрприз. И ведь это я пропустил хреновы онагры — под самым носом!

— Не ругай себя, командир. Такого никто не ждал.

— Возможно, только это послужит слабым утешением, если они повалят ворота и обрушатся на нас.

— А если уничтожить онагры?

— Как ты предлагаешь это сделать?

— Послать кавалерию, напасть, прежде чем они успеют ответить, и поджечь онагры или перерезать пучки жил.

Макрон покачал головой.

— Не выйдет. Для лошадей есть единственный проход — на восток, а все остальное — ежи и ямы. Придется идти по нему, пока ловушки не кончатся и можно будет повернуть к онаграм. У противника будет достаточно времени, чтобы выставить любой заслон между нами и их драгоценными осадными орудиями. Мы только потеряем людей.

— А если попробовать сегодня ночью — и пешком?

— То же самое. Есть узкий проход в заграждениях на запад и один — на север. Если сбиться с тропинки, окажешься между противником и ловушками. В темноте почти невозможно найти дорогу. Мы только потеряем людей.

Как бы ни мечтал Катон уничтожить онагры, его друг, конечно, был прав. Это опасное предприятие — хоть днем, хоть ночью. Катон запустил пальцы в волосы.

— Если нельзя остановить онагры, то нужно принять какие-то меры здесь.

Макрон кивнул:

— Пошли.

Они зашагали прочь от стены. Макрон взял копье у одного из солдат, встал с одной стороны ворот, примерился и острием повел линию по песку и гравию. Начертив дугу у задней стены башни, Макрон вернул копье солдату.

— Должно получиться, Катон. Я хочу, чтобы по этой линии насыпали бруствер. Пусть будет как можно выше. Устрой несколько защищенных помостов с обоих боков. Если враг сунется через пролом, мы встретим его стрелами и копьями с трех сторон. Все ясно?

— Так точно, командир.

— Тогда приступай.

Катон приказал бойцам разобрать ближние к воротам казармы — чтобы получить материал для строительства второй линии обороны и заодно расчистить место за бруствером, где можно было собирать силы защитников для отражения атаки через брешь. Железными крюками и веревками солдаты растащили стропила и стены казарм, кирками вырыли ямы для столбов. Поперек столбов приколотили бревна, а из валунов создали основание временной стены. Работа продолжалась все утро и после обеда, под палящим солнцем; все это время онагры обстреливали ворота. Иногда камень перелетал через стену и со страшным грохотом падал на строения — солдаты вздрагивали и мчались в укрытие, однако офицеры заставляли их вернуться к работе. Серьезных потерь не было до самого полудня, когда камень рухнул в центр работающей бригады, превратив одного из солдат в кровавое месиво; осколки поранили многих его товарищей. Катон немедленно приказал, чтобы тело унесли, раненых отправили в лазарет, а остальные продолжали возведение внутренней стены.

Поздно вечером еще один камень врезался в башню; послышался зловещий треск кладки, и широкая трещина прорезала парапет до самой земли. Солдаты на мгновение остановились и тут же принялись за работу с новым усердием. Катон подошел к Макрону.

— Недолго осталось, командир.

— Может быть, — ответил Макрон. — Стена пока держится. Надеюсь, достоит до темноты. Не думаю, что они пойдут в прямую атаку, пока не разберутся, что к чему. Надо поднажать с внутренней стеной.

После нескольких залпов угол надвратной башни осел на землю перед фортом; едва затих грохот разрушенной кладки, защитники расслышали торжествующие крики врага. Катон увидел широкую щель наверху, рядом с рухнувшей секцией стены — словно гигант откусил ломоть стены. Бомбардировка продолжалась, не замедляясь. Враг стал чаще отправлять камни на форт — Катон замерил промежутки между залпами. После каждого удара по расшатанной кладке от стены отламывался кусок и с грохотом рушился на лежащие внизу обломки, а следом сыпались мелкие камешки. Когда солнце склонилось к горизонту за вражеским лагерем, башня представляла собой зазубренный силуэт; наконец, рухнула арка над воротами, и осталась лишь беспорядочная куча булыжника и зазубренных деревянных балок.

Сумрак окутал окружающую пустыню. Макрон и Катон поднялись в одну из угловых башен оценить обстановку. Некоторые бандиты, ободренные разрушением башни, осмелились подобраться к форту поближе, что привлекло внимание лучников, расставленных равномерно по стене. Время от времени стрела из форта со свистом неслась к ближайшим врагам, заставляя их разбегаться и искать укрытия. Один из нападавших некстати бросил взгляд наверх, и зазубренный наконечник стрелы попал в лицо неприятеля и пробил череп насквозь.

— Отличный выстрел! — прогремел Макрон над стеной; один из лучников обернулся, благодарно наклонив голову, и, мигом положив на тетиву новую стрелу, начал выискивать следующую цель.

В последних лучах заходящего солнца враг добил то, что оставалось от башни, и прекратил бомбардировку. Они продолжат наутро, и через несколько часов брешь станет достаточно широкой для атаки Баннуса и его армии. Во вражеском лагере зажглись костры; пение и смех стали слышны римлянам, которые продолжали возводить внутреннюю стену. При свете факелов Макрон и Катон проверяли работу солдат. Новая стена поднялась почти на восемь футов, и ее толщина позволяла сдержать натиск волны атакующих. Со стороны двора форта выстроили узкий стрелковый помост; с него обороняющиеся могли стрелять по противнику, которому придется карабкаться по грудам обломков, рассыпанных перед стенами форта.

Макрон похлопал по грубой поверхности:

— Получится.

— Должно получиться, — негромко отозвался Катон. — Когда они закончат разбираться с башней, их будет сдерживать только эта стена.

В колеблющемся свете факела Макрон взглянул на друга:

— Ты прав. Они закончат утром.

— Если ночью ничего не случится с онаграми.

— Я говорил, — устало ответил Макрон, — это слишком опасно.

— Мы так и так в опасности, — сказал Катон. — По крайней мере, если попытаемся, то, возможно, притормозим их на день-другой, выиграем время. Стоит попробовать, командир.

Макрон не был убежден.

— Я же говорил: тот, кто отправится в темноте, не найдет дорогу через заграждения.

Катон уставился на факел Макрона; ветеран заметил оживленный огонек в глазах друга — такой огонек обычно означал бешеную работу мысли, после которой Катон выдвигал свои безрассудные планы. Макрон почувствовал холодок в груди.

— Разреши мне возглавить вылазку, командир.

— Тебе жить надоело, Катон?

— Нет, просто ужасно не хочется торчать здесь и ждать, когда меня убьют. Кроме того, кажется, есть способ безопасно пройти через наши заграждения…

— Ты уверен? — тихо спросил Макрон.

Катон замазал черным лицо и все участки кожи, не закрытые темно-коричневой туникой, подпоясался перевязью с мечом, а за спину вскинул заплечный мешок, где были приготовлены трутница и несколько горшочков с маслом. Позади выстроились двадцать солдат, также экипированных для ночной вылазки.

— Я справлюсь, командир. Только следи, чтобы лампы не погасли. — Катон кивнул на парапет, где во тьме слабо дрожало сияние масляной лампы. В самом высоком окне штаб-квартиры зажгли вторую лампу. Оба светильника находились на одной линии с узким проходом в поле ловушек и ежей, раскинувшимся за северной стеной форта.

Макрон сжал запястье друга.

— Делай, что должен, и сразу возвращайся. Не увлекайся. Я тебя знаю.

Катон улыбнулся.

— Доверься мне, командир. Я не задержусь там дольше, чем нужно.

Макрон пожал плечо Катона.

— Тогда удачи.

Он отступил в сторону и кивнул часовому. Часовой осторожно отодвинул засовы и дернул потайную дверь. Петли негромко заскрипели, и Макрон затаил дыхание — звук показался оглушительным в тишине за стеной. Часовой подождал немного и тихонько открыл дверь: в образовавшуюся щель гуськом протиснулись Катон и его солдаты.

— Пошли, — прошептал молодой центурион и, бросив последний одобряющий взгляд на префекта, выбрался из форта.

Луны не было, мутно-серые полосы облаков заволокли почти все звезды, так что окрестности тонули в темноте — отличное прикрытие для Катона и его бойцов. Разумеется, полное отсутствие освещения представляло и главную опасность для римлян. В таких условиях легко наткнуться на вражеского часового или патруль, поэтому Катон двигался очень осторожно. Едва последний солдат вышел из форта, потайная дверь тихо закрылась. Катон подождал немного — не подскажет ли какой-то знак или звук, что их присутствие обнаружено, — а потом махнул рукой солдату рядом с ним и двинулся вдоль подножия стены. Издалека они слышали, как бойцы у главных ворот торопливо чинят повреждения, нанесенные днем надвратной башне. Если бомбардировка с утра продолжится, за первые несколько часов все ночные труды пойдут прахом, но позволят гарнизону выиграть немного времени. Катон двинулся к узкому проходу с северной стороны форта.

Достигнув места, где на стене слабо светила лампа, Катон остановился и подождал солдат. Он дрожал — частично от пронизывающего холода, частично из-за возбуждения и осознания, что он ведет бойцов на опасную вылазку в лагерь врага. Катон сделал глубокий вдох, пытаясь сбросить напряжение, потом двинулся в ров, окружавший форт, и выбрался на другой стороне. Выбрав ориентиром темную громаду скал в отдалении, он начал на ощупь отыскивать путь, опустившись на четвереньки. Левая рука коснулась шипа. Катон потянулся вперед, нащупал второй еж, примерно определив край прохода. Когда, по прикидкам Катона, бойцы проползли шагов сто от стены, он оглянулся и увидел лампу на штаб-квартире, почти точно на одной линии с лампой на стене. Катон сместился так, чтобы оба огонька совпали, и медленно двинулся вперед.

Понадобилось немало времени, чтобы достичь края заграждений, устроенных Макроном. Внезапно Катон почувствовал на плече руку движущегося за ним солдата. Центурион обернулся и увидел, что тот указывает вправо. Меньше чем в сотне шагов виднелись силуэты двух иудеев, еле различимые на фоне ночного неба. Послышались обрывки беседы и смех, потом две фигуры медленно двинулись прочь, обходя дозором периметр лагеря. Группка римлян двинулась дальше, пока не стало ясно, что они миновали полосу заграждений. Тогда Катон повернул и пошел параллельно стене форта — в направлении красного света костров вражеского лагеря.

Все его чувства были напряжены: он пытался уловить любой знак чужого, любой намек на опасность. Холод пронизывал тело, грудь стеснило, и никак не удавалось унять дрожь. Они приближались к врагу, припадая к земле и медленно продвигаясь в темноте. Наконец Катон заметил невдалеке прямоугольные рамы онагров, еле различимые в отблесках близкого костра. Центурион остановил солдат и знаками показал собраться вокруг него.

— Сикоракс! — шепотом позвал он.

— Здесь, командир.

Катон повернулся к темной фигуре, стоящей рядом на коленях:

— Телеги и животные вон там… — он указал на плотную массу в четверти мили от онагров. — Убери часовых и поджигай. Сделай как можно ярче, а как привлечешь внимание, пошуми от души. Потом возвращайся в форт.

— Не беспокойся, командир. Мы знаем, что делать.

— Тогда удачи. Отправляйтесь.

Сикоракс и его солдаты двинулись вперед, и их поглотила ночь. Катон махнул оставшимся бойцам, и они двинулись к онаграм. Когда подобрались поближе, звуки вражеского лагеря стали слышнее, и Катон забеспокоился, что шум не позволит определить местоположение часовых у онагров, хотя и поможет скрыть приближение отряда римлян. Увидев первого человека у онагров, Катон подал знак остановиться.

— Ждите здесь.

Катон двинулся вперед по-пластунски, приподнимая голову и осматривая землю впереди. Он пробрался к онаграм сбоку и увидел, что не меньше десятка людей стоят вокруг осадных орудий — столько же, сколько солдат у Катона, если только часовые не решатся покинуть пост, когда Сикоракс поднимет шум. Катон вернулся к солдатам; они лежали в темноте и ждали.

Вскоре вдали раздался крик, через мгновение стало светлее — над телегами полыхнули оранжевые и желтые языки пламени. При свете Катон разглядел у телег встревоженных лошадей и мулов, с громким ревом рвущихся с привязи, отчаянно пытаясь спастись от жара. Катон повернулся к онаграм. Часовые сгрудились, глядя на огонь. Протяжно завыл рог, и внезапно темная пустыня наполнилась фигурами, спешащими к огню. Один из часовых с криком бросился к пожару, потом остановился и начал сердито махать остальным, зовя за собой. Другой покачал головой и что-то прокричал в ответ, указывая на землю у своих ног, отказываясь идти. Несколько часовых побежали за первым и исчезли в ночи.

Катон повернулся к солдатам.

— За мной. Без команды не нападать.

Пригнувшись, Катон двинулся к онагру, дальнему от оставшихся часовых; легко ступая, за ним двинулись остальные. Добравшись до онагра, центурион снял заплечный мешок и открыл его.

— Как только я подожгу этот, уберите часовых. Мечи наголо!

Раздался легкий скрежет — солдаты достали мечи из ножен и взяли на изготовку. Двое облили маслом раму и пучки жил, другие уложили под раму канаты и сухой хворост. Катон приготовил в трутнице обугленную ветошь и кусочки сушеной коры. Потом он ударил по кремню. После нескольких обескураживающих попыток сноп искр попал на лен. Катон осторожно подул на трут; с легким хлопком взвился язычок пламени. Катон аккуратно подложил коры, чтобы подкормить пламя, и, заслышав здоровое потрескивание, поднес огонь к топливу. После безумно долгих мгновений пламя лизнуло основание онагра, быстро растеклось по маслу и залило все вокруг бледным сиянием.

Охранники, обернувшись на огонь, тревожно закричали.

— Бей их! — заорал Катон.

Бойцы, поднявшись, бросились на часовых. Катон вытащил горящее полено из пламени, охватившего онагр, и бросился вслед за солдатами, спешащими поджечь второе осадное орудие. Надобность в трутнице отпала, и Катон сунул горящее полено в кучу топлива, сложенную под пучками жил. Пламя быстро занялось. Центурион убедился, что разгорелось не на шутку, выхватил меч и огляделся.

С охраной его люди справились легко, но в свете пламени Катон видел, как враги несутся из темноты к пылающим онаграм. Необходимо было задержать их, чтобы жадное пламя нанесло осадным орудиям как можно больший урон.

— Ко мне! — позвал Катон. — Ко мне, Вторая Иллирийская!

Подбежавших солдат он выстроил в редкое оцепление перед горящими онаграми. Бойцы замерли наготове, выставив мечи и чуть пригнувшись в ожидании врагов, бегущих к мерцающему пламени. На фоне огня римляне казались черными силуэтами, их тени тянулись далеко по земле, и первые иудеи затрепетали. Парфянин с ревом ярости и презрения проскочил мимо и очутился перед шеренгой римлян. Солдат изготовился, словно для удара, но в последний момент ударом ноги швырнул песок и камешки в лицо противнику. Парфянин затормозил и поднял руку, защищая глаза. Это погубило его, потому что римлянин сделал выпад и воткнул меч в живот противнику, потом с диким ревом освободил лезвие. Парфянин рухнул на колени, удивленно взглянув на кровь и кишки, вывалившиеся из ужасной раны.

За его спиной враги застыли на месте, не решаясь нападать, и Катон увидел свой шанс. Он набрал воздуху и заревел:

— В атаку!

Он бросился вперед, и солдаты тут же последовали за ним, подхватив клич. Когда Катон достиг врага, мозг его кипел безумной яростью. Центурион почувствовал прилив энергии, словно пожар, охватившей его жилы. Махнув мечом в резком выпаде в сторону ближайшего противника — маленького, смуглого и испуганного, — Катон услышал собственный яростный рев. Человек отбросил оружие, его пальцы вцепились в рукоять меча Катона. Лезвие пробило кисть врага и скользнуло вперед и вниз, раздробив ключицу и глубоко войдя в плечо. Человек завопил от страха и боли. Катон выдернул меч и отпихнул врага в сторону, выискивая нового противника. Солдаты с воплями и криками врезались в ряды врагов, рубили и кололи с диким отчаянием среди ярко-красного сияния пламени и пляшущих теней.

Катон бросил взгляд на широкоплечего человека с длинной черной бородой, который двумя руками держал тяжелый изогнутый меч. Увидев римлянина, бандит поднял меч над головой и бросился на Катона. Лезвие оранжево блеснуло в свете пожара, опускаясь на голову центуриона. Тот понял, что не сумеет парировать удар — попытка означала верную смерть. Катон отскочил, столкнувшись с другим человеком, и оба упали, покатившись по земле. Изогнутый меч звякнул рядом с Катоном, выбив сноп искр из булыжника. Катон лягнул ногой, чувствуя, как подкованная подошва врезалась в запястье врага. С криком боли иудей разжал руку, и тяжелый меч упал на землю. Однако Катон не успел нанести смертельный удар — человек, с которым он столкнулся, набросился на Катона, отчаянно пытаясь вцепиться в горло и лицо. Рукоять меча Катона оказалась прижатой к боку; центурион сжал левую кисть в кулак и ударил человека в висок. От удара противник всхлипнул, вцепился в Катона, оскалив зубы, и с неожиданной силой большими пальцами уперся ему в горло.

— Нет! — прохрипел Катон. — Не выйдет, скотина!

Он со всей силы ткнул противника между ног и почувствовал, как его коленная чашечка врезалась в чужой пах. Бандит судорожно глотнул, выпучив глаза, и пальцы на мгновение ослабили хватку. Конвульсивно дернувшись всем телом, Катон отпихнул противника прочь и, освободив правую руку, ткнул его мечом в бок. Лезвие выскользнуло из раны с чавкающим звуком, и Катон снова вскочил на ноги. Справа и слева его солдаты убили еще несколько врагов, но в свете пламени появлялись всё новые. Их было слишком много. Надеясь на численный перевес, бандиты бросились на римлян. Катон понял, что он и его солдаты сделали все, что могли. Оставаться здесь дальше значило накликать смерть.

— Отходим! — крикнул он. — Пошли!

Повернувшись, центурион бросился прочь от врага, между горящими онаграми, и дальше — в спасительную темноту. Солдаты спешили за ним, тяжело дыша от напряжения и возбуждения. Враги волной хлынули за римлянами. Некоторые сообразили, что сейчас для них важнее всего, и, метнувшись к пылающим онаграм, не обращая внимания на страшный жар, принялись раскидывать горящее дерево, уложенное вокруг рам, или пытались засыпать пламя песком. Однако многие жаждали отомстить римлянам, осмелившимся выбраться из форта и напасть на их лагерь. Они миновали горящие онагры и бросились за Катоном и солдатами, преследуя их в темноте за оранжевым кругом пламени.

— Ко мне! — крикнул Катон; он хотел собрать солдат, чтобы пройти через заграждения вместе.

По правую руку темнела громада форта с факелами на каждой угловой башне. Примерно посередине стены слабой искоркой светила масляная лампа, а за ней и чуть сбоку — совсем слабо — вторая, в окне штаб-квартиры.

— Вперед, — пробормотал Катон неясным теням вокруг него. Позади раздавались крики преследователей. — Держитесь ближе.

Они побежали, машинально сдвигаясь ближе к форту, по мере того как два неярких огонька сближались. Потом случилось неизбежное. Катон как раз достиг места, где два огонька слились в один, как за его спиной раздался крик боли. Он повернулся и увидел, как темная фигура катается по земле. Человек стонал сквозь сжатые зубы.

— Что случилось?

— Петроний наступил на шипы, командир.

Катон присел рядом с солдатом и провел рукой по его сапогу, пока пальцы не коснулись железного шипа. Времени не было, и Катон, ухватив еж, выдернул шип из сапога солдата. Петроний от неожиданности и боли завопил, и тут же раздались крики преследователей, бросившихся на звук.

— Проклятье, — пробормотал Катон. — Берите его. Мы уже на уровне прохода. Идите к стене — чтобы огни были на одной линии.

Катон посчитал проходящих мимо солдат — получилось семь. Он подождал остальных еще мгновение, но услышал крики врагов совсем рядом и поспешил за бойцами. Преследователи оказались ближе, чем он думал. Несколько бандитов выскочили из мрака и принялись звать остальных, заметив удирающего Катона, который поспешно пробирался через заграждения. Увидев добычу, враги неосторожно бросились к Катону напрямик, через полосу препятствий, наискосок к проходу, по которому со всей осторожностью двигались римляне. Катон прошел еще несколько шагов и повернулся, пригнувшись, готовый защищаться. Тут раздался резкий вопль, и ближайший враг рухнул, схватившись за ногу. Затем упал еще один преследователь, а третий споткнулся, ступив в яму. Только один добрался до Катона и ринулся на римлянина, ткнув длинным мечом в живот центуриона. Катон едва успел отразить удар, а противник тут же махнул клинком горизонтально, заставив центуриона опуститься на колено и пригнуть голову. Лезвие просвистело над головой. Катон рубанул своим мечом на уровне колен и почувствовал, как лезвие с чавкающим неприятным звуком вошло в сустав, взрезав сухожилия и раздробив кость. Враг с криком рухнул навзничь. Катон оставил его и двинулся вбок, пока не увидел, что огоньки соединились. Тогда он снова двинулся вперед.

За его спиной иудеи, осознав опасность, замерли неподалеку от края заграждений. Катон улыбнулся про себя. Все сработало, как он и рассчитывал. Осталось только добежать до стены, пробраться вдоль нее к потайной двери — и ночная вылазка закончена. Но тут что-то ударило в песок рядом с ним. Потом еще — у самого сапога. Песок брызнул по голени. Разъяренные заграждениями, враги принялись осыпать римлян камнями.

Катон втянул голову в плечи и побежал легкой рысцой, страшась в любое мгновение ощутить железный шип, пробивающий ступню, и остаться хромым и беспомощным. Внезапно он наткнулся на кого-то из бойцов и резко выпрямился.

— Проклятье, что вы делаете? Вперед!

— Невозможно, командир, — ответил один из тех, кто помогал Петронию. — Глабария ударило камнем. Наповал.

Катон на мгновение сжался, глядя на трех солдат. Один неподвижно лежал на земле, Петроний опустился на колено, а третий солдат еще держал его под плечо, пытаясь поднять на ноги. Оглянувшись, Катон увидел, что иудеи бегают вдоль границы заграждений. В любой миг они обнаружат проход, и, возможно, найдется наблюдательный, кто поймет смысл двух горящих ламп. Через мгновение его страхи подтвердились: ближайший враг осторожно ступил в проход между ловушками. Катон нервно сглотнул и почувствовал, что рот пересох, словно набитый песком. Он принял единственно возможное решение: нагнулся к Петронию, схватил его свободное плечо и поднял на ноги.

— Идем.

— А Глабарий, командир?

— Придется оставить его.

— Нет!

— Молчать и вперед.

— Но он мой друг.

Катон подавил готовую выплеснуться ярость и заговорил как можно спокойней:

— Мы не можем нести обоих. Придется его оставить, иначе все умрем. Пошли!

Он шагнул вперед, и солдат, почувствовав движение тела Петрония, бросил на друга последний прощальный взгляд и двинулся следом. Катон непрерывно смотрел на лампы, чтобы не сбиться с тропы, и не осмеливался оглядываться на приближающегося врага. Они добрались до рва, сползли на дно и поднялись по противоположному склону, сгибаясь под тяжестью раненого. Потом двинулись по узкой полоске земли вдоль стены к потайной двери. Катон различал впереди фигуры бойцов и гнал себя вперед. До спасительных стен форта оставалось совсем немного.

Над головой вспыхнул огонь, послышался треск горящего хвороста, и огненный шар пролетел со стены в ров, освещая все вокруг. Оглянувшись, Катон увидел, как иудей, который первым нашел проход в заграждениях, скатился в ров, ярко освещенный пламенем. Раздался громовой голос Макрона:

— Лучники! Валите их!

Оперенные стрелы взвивались в воздух и жалили бандитов, преследующих Катона и его солдат. Некоторые упали на месте, остальные застыли, увидев новую опасность. Новые стрелы достигли цели, оставив на песке несколько трупов. Катон снова посмотрел в сторону потайной двери и прибавил шагу. Толстая деревянная дверь уже была распахнута; они втолкнули Петрония внутрь, затем протиснулись следом и рухнули наземь, тяжело дыша.

— Запереть дверь, — приказал Катон.

Оптион отделения, приставленного охранять потайную дверь, выглянул наружу.

— А где остальные, командир?

— Уже должны быть. Сикоракс и остальные.

— Их нигде не видно, командир.

— Запереть ворота, — повторил Катон. — Если они не вернулись, значит, уже не вернутся.

Оптион, помедлив мгновение, кивнул, захлопнул дверь и вставил запорные балки в упоры. Катон заставил себя подняться, сделал несколько глубоких вдохов и показал на Петрония.

— Немедленно доставить его в лазарет.

Когда оптион выполнил приказ, Катон отправился на стену и, протискиваясь мимо лучников, добрался до Макрона. Префект приветствовал его улыбкой.

— Катон! У тебя получилось. Как остальные?

— Я потерял в своей команде шестерых, а о Сикораксе никаких вестей.

— Я знаю, — спокойно ответил Макрон. — Мы продолжим искать его и его людей. А пока погляди.

Префект показал над стеной в сторону онагров, охваченных пламенем. Треск огня доносился до стен форта. Одно метательное сооружение погибло в пожаре, а со второго врагу удалось сбить пламя. Вскоре огонь погас.

— Ничего, — сказал довольным тоном Макрон. — На какое-то время один онагр вышел из игры, а второй уничтожен. Наши шансы здорово возросли. Отличная работа, Катон.

Катон пытался радоваться своему успеху, но чувствовал внутри только опустошенность и безмерную усталость. Если Сикоракс и его люди погибли, то вылазка далась дорогой ценой, чего бы они ни достигли. Центурион чувствовал вину за то, что стал причиной гибели солдат. Он взглянул за стену, на пылающий хворост и мертвые тела вокруг, на пустыню, пытаясь разглядеть во тьме место, где ему пришлось оставить Глабария, словно еще надеялся увидеть, как солдат выходит из тьмы. Но Глабарий наверняка мертв. И Сикоракс, и остальные тоже. Лучше им умереть, понял Катон. Враг не знает пощады к римским солдатам, захваченным живьем.

Катон оперся о стену, расставив руки, и склонил голову. Макрон взглянул на него.

— Ты умаялся, парень. Пойди отдохни.

— Я подожду немного, командир. Вдруг Сикоракс доберется.

— Я поищу его, — мягко сказал Макрон. — А ты идешь отдыхать, центурион. Это приказ.

Катон поднял глаза и встретился взглядом с другом. Он хотел возразить, но понял, что Макрон прав. Ничего хорошего не выйдет, если они оба утомятся до бесчувствия.

— Так точно, командир. Спасибо.

Катон бросил последний взгляд на горящий онагр; центурион от души надеялся, что выиграл товарищам достаточно времени, чтобы оправдать жертву Глабария, Сикоракса и остальных. Узнать это предстоит очень скоро — завтра на рассвете.