ГЛАВА 39
Стоя у подножия росшего на вершине холма огромного дуба, Макрон, запрокинув голову, смотрел сквозь листву.
— Ну?
— Ни хрена не разобрать, командир, — крикнул ему сверху Пиракс.
— Ты просто скажи, что ты видишь.
— Обоз точно вижу. Кругом народу как муравьев, а кто там да что — непонятно.
Выругавшись и в сердцах двинув кулаком по стволу, центурион подскочил и ухватился за нижнюю ветку. Через какое-то время он добрался до своего легионера, оседлавшего толстый, отходивший в сторону сук.
— В следующий раз, когда мне потребуется наблюдатель, я, к хренам собачьим, возьму эту работенку на себя. А не стану поручать ее полуслепому куренку.
Устроившись рядом с Пираксом, он поглядел на лесную просеку и ужаснулся. Тонкие алые линии легионеров захлестывали многоцветные волны вражеских сил. Некое подобие боевого порядка сохранял лишь арьергард. Получалось, что Вителлий и Катон оплошали, а бедолага Веспасиан завел людей в западню. Что, судя по всему, оборачивалось резней. И немалой.
— Что нам делать теперь, командир?
— Делать? А что мы можем сделать?
— Может, нам попытаться добраться до Плавтия? Или до кораблей, командир?
— Ну, во всяком случае им, — Макрон с горечью ткнул в сторону леса, — мы вряд ли поможем. Подождем. Глядишь, чего-нибудь и дождемся.
— Чего именно, командир?
— Не имею ни малейшего представления.
Они помолчали, глядя, как дикари теснят их товарищей. Это была уже не битва, а кровавая бойня. Видеть, как гибнет ставший для него домом, семьей и средоточием всех прочих радостей легион, было невыносимо, и суровый центурион украдкой смахнул с ресниц влагу.
— Командир?
— Что?
— Глянь-ка туда.
Макрон посмотрел, и глаза его моментально просохли. Жжение в груди сменил ледяной холод отчаяния. Если в нем еще теплилась мизерная надежда на чудо, то теперь с ней было покончено. Еще один поток бриттов катился по просеке, чтобы окончательно решить судьбу легиона.
Римляне изнемогали под бешеным натиском ревущей орды. Катон, мало чем отличаясь от прочих, терял последние силы. Щит словно гиря оттягивал руку, а разящие выпады свелись к коротким, едва достигавшим цели тычкам. Однако юноша все еще удерживал меч и, с мучительной ясностью сознавая, что роковой момент приближается, был полон решимости биться до последнего вздоха. Товарищи гибли у него на глазах. Пал Бестия, атакованный сразу тремя дикарями. Он опрокинулся навзничь с залитым кровью лицом, разрубленным так, что были видны кости. О скорой развязке говорило и то, что к сражающимся присоединился легат. Считая свой легион обреченным, он искал достойной его звания смерти. Боевые кличи римских солдат и дикий, неистовый вой туземцев мешались с бранью и воплями раненых, но вопили лишь бритты. Получивших тяжелые повреждения римлян тут же добивали соседи, чтобы не оставлять их в живых на потеху жестокосердым, не знающим жалости дикарям. Трава под ногами сделалась скользкой от крови, что было чревато роковыми последствиями для дерущихся, не давая, впрочем, особого преимущества никому.
Легат сражался столь яростно и самозабвенно, что повергал в изумление подчиненных, привыкших видеть в нем холодного и сурового ревнителя дисциплины, но никак не бойца. Причина такой разительной перемены коренилась в осознанном решении Веспасиана. Он сказал себе, что перед лицом неминуемой гибели для него важнее быть не воплощенным символом отстраненного аристократического спокойствия, а рядовым действующим солдатом, являя легионерам пример окрыляющей, безумной отваги. Презирая опасность, легат устремлялся в самую гущу врага, рубил, колол, разил наповал и при этом, словно заговоренный, оставался целехонек, в то время как люди вокруг него падали один за другим.
Однако, несмотря на стойкость и мужество римлян, дравшихся, казалось, тем доблестнее, чем свирепее делались наступающие, бритты нисколько не сомневались в своей конечной победе. А поскольку маневр с копьями нанес им сильный урон, увенчать этот триумф должно было поголовное истребление всего легиона.
Позади воющей толпы варваров носилась туда-сюда колесница, с высоты которой рослый, богато разряженный бритт отдавал своим людям приказы и мановением копья посылал в битву все новые и новые полчища дикарей. Устранение варварского вождя теоретически могло бы переменить ход сражения, но, к сожалению, реальных возможностей к тому не имелось, ибо весь римский резерв был уже брошен в бой. Шанс достать Тогодумна без группы прорыва равнялся нулю, и мысль о том, каким гоголем будет к вечеру выглядеть этот царек, приводила Веспасиана в неистовство, побуждая его с еще большим ожесточением бросаться навстречу врагу.
Время шло, обе линии римлян распались на маленькие отряды солдат, продолжавших отважно сопротивляться вражескому напору. Все, даже самые эфемерные надежды на перелом в битве развеялись, и бойцы дрались теперь лишь за то, чтобы продержаться на пару мгновений подольше и успеть за это время убить кого-нибудь из дикарей.
В ходе боя Катон оказался в составе тесно сбившейся полусотни солдат, окруженной примерно двумя сотнями бриттов. Вышло так, что ему выпало схватиться с могучим варваром огромного роста, совершенно нагим, если не считать покрывавших все его тело замысловатых кельтских узоров. Издав оглушительный боевой вопль, бритт взмахнул длинным двуручным мечом с явным намерением раскроить римскому хлюпику череп. Собрав последние силы, Катон вскинул щит, тот, расколовшись от верха до центра, выдержал страшный удар, но рука юноши вмиг онемела. Утратившие чувствительность пальцы разжались, щит ткнулся в песок, и варвар расхохотался, потешаясь над беспомощной жертвой. Мощный толчок в грудь бросил Катона наземь, меч при падении выскользнул из руки и улетел за какую-то кочку. С торжествующим ревом бритт занес свой клинок для последнего, рокового удара.
Однако торжествовать ему было рано. Прежде чем руки варвара опустились, перед ним вырос Веспасиан. Удар, который должен был покончить с Катоном, пришелся на его щит.
В ответ легат сделал выпад, целя вверх, в горло врага, но варвар легко отклонился. Судя по всему, он был не только рослым и сильным, но и умелым бойцом, Чуть попятившись, противники замерли, оценивая друг друга, готовые в любой миг совершить смертоносный бросок.
На какой-то момент схватка вокруг них затихла. И бритты, и римляне напряглись, словно поединок между огромным варваром и легатом мог решить исход боя. Противники медлили, хорошо понимая, что любое ошибочное движение может стать для кого-то из них роковым И в этот миг к шуму сражения примешались какие-то звуки, смутно напоминающие отдаленное пение труб. Катон, все еще валявшийся на земле, решил, что удар исполина повредил ему слух, и потряс головой, чтобы избавиться от докучного звона. Однако пение повторилось, и оно вовсе не походило на хриплый рев кельтских рожков!
Веспасиан содрогнулся, не веря ушам. Где-то трубили к атаке. Это могла быть помощь, но откуда ей быть? «Неоткуда, — сказал он себе, — даже и не надейся».
Впрочем он тут же выкинул все постороннее из головы, ибо его противник тоже услышал сигнал и на какую-то долю мгновения заколебался. Этого оказалось достаточно. Римский короткий меч пронзил бритту горло. Веспасиан отдернул клинок, варвар же, выронив оружие, схватился руками за рану, тщетно силясь остановить поток крови. Пренебрежительно повернувшись спиной к дикарю, легат привстал на носки и вытянул шею. Сигнал, теперь уже безошибочно узнаваемый, прозвучал гораздо ближе, потом на дороге появилась колонна всадников в красных плащах, а с другой стороны просеки грянул дружный рев. Арьергард Второго легиона, собравшись с силами, перешел в наступление.
По толпе атакованных с двух сторон бриттов пробежала ощутимая рябь беспокойства. Сначала в бегство ударились одиночки, затем варвары потекли к лесу толпами. Паника распространялась среди них, как пожар. Тогодумн охрип в своей колеснице, пытаясь сдержать отступающих, но он не мог поспеть всюду, и армия дикарей стала таять. Веспасиан, хищно ощерившись, вскинул вверх меч. Приказ, который он выкрикнул, расходился с уставом, но звучал кратко и ясно:
— Бей их, парни! Круши!
Римляне, колыхнувшись, устремились вперед, преследуя дикарей, которые еще несколько мгновений назад не сомневались в своей скорой победе. Теперь от их глумливой самоуверенности не осталось следа: они улепетывали, как зайцы, стремясь раствориться в густой лесной чаще.
Веспасиан, не спускавший глаз с Тогодумна, ринулся к колеснице. Однако вождь бриттов не был столь глуп, чтобы принять его вызов. Осознав, что битва проиграна, он что-то крикнул вознице, тот щелкнул кнутом, и колесница, развернувшись, понеслась по просеке в сторону побережья, давя и своих, и чужих. Веспасиан, разочарованно скрипнув зубами, вскочил на козлы ближайшей подводы и принялся обозревать поле боя. Повсюду, куда достигал взор, бритты бежали, а наступавшая с запада римская кавалерия безжалостно истребляла бегущих. По приближении к своим высокий всадник на белом коне отделился от атакующих и поскакал к легату.
— Никак Вителлий? — с сомнением пробормотал Веспасиан. Спустя мгновение предположение подтвердилось. Вителлий, салютуя, осадил перед ним скакуна.
— Трибун, откуда ты взялся, где был и что делал?
— Это долгая история, командир.
— Не сомневаюсь. И как только эта маленькая заварушка закончится, ты дашь мне в ней полный отчет.
С высоты дуба, росшего на холме, открывалась полная панорама происходящего, и Макрон, когда на его глазах в ходе сражения произошел решительный перелом, от радостного возбуждения едва не свалился землю. Он подскакивал, вертелся на ветке и бил кулаком в ладонь, глядя, как всадники Четырнадцатого легиона (а это мог быть только Четырнадцатый!) крушили врага, а воспрянувший арьергард Второго громил дикарей, стремясь сомкнуться с подмогой.
— Блестяще! Здорово! Просто великолепно! — Воодушевленный Макрон хлопнул Пиракса по плечу.
— Полегче, командир! — крикнул Пиракс, вцепляясь в ветку. — Ты ведь не хочешь, чтобы я навернулся.
Макрон лишь улыбнулся, не в силах сдержать ликование.
— Ага, ублюдки! Не нравится, да? Ты только глянь, как они драпают! Проскакивают сквозь лес, как дерьмо сквозь гуся!
— Некоторые бегут в нашу сторону, — негромко заметил Пиракс.
— Ясное дело. Те, которые посмышленее. Надеются, что болото поможет им улизнуть. Ох… ну и хрень! Самая настоящая хреновская хрень! Я, кажется, тебя понял.
— Да, командир. Мы, похоже, в ловушке. Они, конечно, разбиты наголову, но очень злы и запросто могут на нас отыграться.
— Понятное дело. — Макрон глянул вниз, на отдыхавших под дубом легионеров. — Пожалуй, тебе лучше спуститься к ребятам. И сказать, чтобы все поднимались сюда. А лошадей пусть отпустят. Сейчас от них все одно нет проку.
— Слушаюсь, командир.
Пиракс пополз вниз, предоставив Макрону в одиночестве наблюдать за завершающей фазой сражения. Фигурки бегущих варваров уже рассыпались по равнине, на них охотились римские конники и пехотинцы. Некоторые бритты бросали оружие, сдаваясь на милость преследователей. Разъяренные римляне щадили немногих, тех же, кого все-таки оставляли в живых, сгоняли в оцепленные караульными кучи. Посмотрев вниз, Макрон увидел, что легионеры, подсаживая раненых, карабкаются на дуб, и вновь перевел взгляд на равнину.
Его внимание привлекала обогнувшая край леса и помчавшаяся вверх по склону холма колесница. Помимо возничего в ней, держась за плетеные ручки, стоял могучий дикарь в роскошном цветном одеянии и бронзовом шлеме. На подъеме бег колесницы чуть замедлился, и ее настигли двое римских кавалеристов. Настигли, себе же на беду, ибо, ловко отбив копье первого всадника, кельтский вождь сшиб его с коня древком своей пики, а обратным движением насадил на ее острие второго кавалериста. Когда бритт вырвал свое оружие из дымящейся раны, римлянин был уже мертв.
Колесница продолжила бег вверх по склону, и Макрон понял, что, если только вознице не вздумается забрать в сторону, она примчится прямиком к дубу.
— Мы перехватим этого ублюдка! — крикнул он своим людям. — Те, у кого есть силенки, спускайтесь вниз.
Солдаты молча выполнили команду и, обнажив мечи, припали к земле.
Сначала на них выбежала горстка варваров, однако те, завидя легионеров, шарахнулись кто куда и прибавили ходу. Их пропустили, ибо грохот колес и копыт уже возвещали о приближении колесницы. Макрон напрягся, готовый к прыжку.
— Слушайте, парни! Первым делом бросайтесь на колесничего и лошадей. А уж потом разберемся с громилой. — Он выждал какое-то время, прислушиваясь, потом оглушительно рявкнул: — Давайте, ребята! Вперед!
Колесница выкатилась на холм, и Макрон, бросившись к ней, всем своим весом повис на постромках. Лошади, взбрыкивая, замедлили бег, возница оторопел, его тут же пронзил чей-то меч, и он мешком свалился под пляшущие и моментально раскроившие ему череп копыта. Кельтский вождь, однако, не потерял присутствия духа. Он спрыгнул с колесницы и, развернувшись так, чтобы широкий ствол дерева прикрыл ему спину, хрипло рассмеялся, вызывая римлян на бой. Макрон смотрел на варвара с восхищением, перед ним был отменный боец.
— Рассредоточьтесь! — приказал он солдатам. — И берегитесь его долбаной пики.
Римляне, образовав полукруг, стали подступать к дикарю, но с осторожностью, ибо его оружие находилось в непрерывном движении. Делая выпады, вождь какое-то время держал нападающих на расстоянии, потом, изловчившись, нанес одному из них удар в живот. Легионер с криком упал, зажимая ладонями рану.
— Давай! — заорал Макрон. — Навались! Всем скопом!
Шестеро бойцов бросились разом вперед и, хотя чье-то бедро было мгновенно распорото, сшибли варвара с ног. Однако схватить бритта не удалось. Стряхнув с себя противников, вождь подхватил с земли римский меч, перекатился и встал в низкую стойку.
— Он мой, оставьте его! — крикнул Макрон. — Этот ублюдок требует поединка, что ж… сделаем так, как он хочет.
Он полуприсел и стал, примериваясь, кружить возле противника. Вождь, напротив, не двигался с места и лишь следил за каждым движением римлянина холодным, пристальным взглядом.
— Много о себе воображаешь, да? — произнес негромко Макрон. — Думаешь, раз ты такой здоровенный, так на тебя нет управы. Только вот с нашим оружием ты ни хрена не знаком. Им, чтобы ты, милый мой, знал, колют… а вовсе не рубят.
Продолжая таким образом заговаривать противнику зубы, центурион сделал ложный выпад, чем, как и ожидалось, спровоцировал бритта на яростную атаку. Тот высоко занес меч и с неистовым ревом бросился на врага. Макрон же просто припал на колено и выбросил вперед руку с клинком, предоставив весу и инерции дикаря довершить остальное. Варвар, издав хриплый стон, выронил меч, однако в тот же миг его здоровенные раскрашенные ручищи ухватили центуриона за горло. Тщетно пытаясь втянуть в себя воздух, Макрон упал на спину, а бритт навалился на него, сдавливая его глотку двойными клещами. Теперь лица врагов разделяло менее локтя, и Макрон видел тускнеющим взором, как в глазах вождя кельтов разгорается злобное торжество. Он из последних сил повернул клинок в ране, чтобы добить на редкость стойкого и живучего кельта, но давление страшных рук не ослабло, а словно бы даже усилилось. Центурион попрощался мысленно с жизнью и, почти теряя сознание вдруг ощутил, что опять может дышать. Пальцы душителя разжались, тело безжизненно обмякло и вытянулось. Некоторое время Макрон молча хватал воздух ртом, потом спихнул с себя мертвеца, с трудом поднялся на ноги и сердито воззрился на своих подчиненных.
— Какого хрена вы не пришли мне на помощь? — прохрипел он.
— Ты же нам не велел, — возразил Пиракс.
Макрон потер шею и болезненно поморщился.
— Хм… не велел. В общем, в следующий раз проявляйте большую сообразительность, ясно? Если какой-нибудь обормот соберется придушить вашего центуриона, вы уж постарайтесь ему помешать, что бы там раньше ни говорилось. Дошло?
— Так точно, командир.
— Ну и ладно, теперь посмотрим на колесницу. Грузите-ка в нее раненых, а этого малого забросьте на одну из лошадок. А потом тихо двинем к нашему славному легиону. Если нас не перебьют по дороге, выпивка вечером за мой счет.