Глава двадцать шестая

Катон расстался с Ликом возле постоялого двора, вручив ему несколько монет.

— На, выпей напоследок вина и ступай домой, — сказал он на прощание. — Ты это заслужил.

— Заслужил? Да мне это позарез необходимо, после такой-то беготни с прятками. Не говоря уж о вонище: чтобы о ней забыть, мне нужно выпить очень много. — Он приподнял полу туники и сморщился. — Только вот домой меня в таком виде жена хрен пустит.

Хмыкнув, Катон похлопал его по спине и направился к морской базе, держась в тени и прислушиваясь к каждому звуку. Остерегаясь погони, он, однако, не переставал размышлять обо всем случившемся. Его подозрения относительно связи Анобарба с пиратами возникли не на пустом месте и явно имели смысл: в конце концов, любой торговец мог польститься на дополнительный приработок, который давала продажа сведений пиратам. Но какова связь между Анобарбом и Руфом Поллоном? Представлялось очевидным, что в доме городского главы торговец был не просто гостем, иначе Поллон не переполошился бы так и не послал людей в погоню за Катоном. И насколько это было серьезно: он хотел отпугнуть центуриона или отделаться от него раз и навсегда? Катону легко было представить себе такой вариант: быстрый удар кинжалом в темном, грязном переулке — и конец затеянному центурионом расследованию. Но тогда получалось, что Поллон заодно с Анобарбом, а это казалось бессмыслицей. Какая Поллону выгода в том, что пираты подрывают морскую торговлю Равенны, главный источник его доходов? Более того, Поллон собирался покинуть порт из опасения возможного набега пиратов. Он их боялся, и ему было что терять. Вряд ли этот человек мог быть заинтересован в разграблении города. Но если Анобарб с Поллоном не работают на Телемаха, то на кого они работают?

Задержавшись на углу, Катон потер глаза. За последние дни ему едва удалось урвать лишь несколько часов сна. Голова раскалывалась, но, что еще хуже, мысли путались и туманились, и ему было все труднее сосредоточиться, разбираясь в запутанной ситуации.

Снова открыв глаза и взглянув в сторону моря, молодой человек заметил над хаосом черепичных крыш окружающих зданий первые проблески рассвета. Небо над головой было чистым, суля подходящую для плавания погоду. Ну что ж, его маленькая, состоящая из бирем флотилия уже через час будет готова к выходу в море.

Собравшись с силами, Катон поспешил вперед.

К тому времени, когда он вернулся на базу, солнце уже поднялось над горизонтом, и его слепящие лучи через окна резиденции префекта освещали дальнюю стену. Катон, прищурившись, смотрел в окно на военную гавань. Все биремы стояли на якорях, на палубах темнели фигуры спящих людей. Только «Спартанец» стоял пришвартованный у пристани, с опущенными сходнями, поджидая, когда Катон поднимется на борт и примет командование. Но для начала ему требовалось завершить дела на берегу.

Заглянув к себе и спешно переодевшись, Катон отправился в командную резиденцию и, войдя в канцелярию, подозвал ближайшего писца:

— Постум, возьми табличку — и ко мне.

— Слушаюсь, командир. Прошу прощения…

— В чем дело?

— Некоторые командиры всю ночь норовили к тебе попасть.

— Что ты им сказал?

— Ничего, командир. То есть как было приказано. Что ты у себя, но не велел беспокоить без крайней надобности.

— Хорошо. Это все, что им требовалось знать. А сейчас поторопись, у нас дело.

Писец с табличкой устроился на табурете за столом, и Катон начал диктовать приказы:

— Первое: купец по имени Анобарб подлежит взятию под стражу. Он может находиться в доме Руфа Поллона, поэтому дом подлежит осмотру. По задержании Анобарба надлежит содержать в изоляции до возвращения префекта и флота из Иллирии. Посетителей к нему не допускать, от него ничего никому не передавать.

Второе: установить наблюдение за Руфом Поллоном. Фиксировать все: кто к нему приходит, куда он ходит, с кем разговаривает. Отчеты о наблюдении подавать в письменном виде и хранить в целости, чтобы я мог ознакомиться с ними по возвращении.

Подняв глаза, Катон увидел на лице писца удивленное выражение.

— Проблема?

Писец поджал губы.

— Руф Поллон, командир… богатейший, самый влиятельный человек в Равенне. С серьезными связями в Риме. Если он узнает, что мы шпионим за ним….

— Прекрасно, значит, надо позаботиться, чтобы не узнал. Используй лучших соглядатаев. Даже в городе такого размера не может не быть сети толковых осведомителей.

— Будет исполнено, командир.

Катон присмотрелся к лицу писца, выискивая намек на коварство. Вполне возможно, что паутина плетущегося в городе заговора уже затронула и базу… Но в следующий миг центурион рассердился на себя за излишнюю мнительность. Ему уже в каждом углу враги мерещатся. Впрочем, может быть, излишняя бдительность лучше недостаточной: желательно перед отплытием предпринять шаги, направленные на то, чтобы, пока флот борется с пиратами, разоблачить предателей. Но в этом деле ему придется полагаться на верность слуг императора. Больше не на кого.

Подавшись к писцу, Катон указал на лежавшую у того на колене табличку.

— Где-то здесь, в порту, завелись предатели, сообщающие пиратам обо всех наших действиях. Это уже стоило нам многих кораблей и сотен человеческих жизней. Я хочу найти их и разделаться с ними. Если выяснится, что пираты были предупреждены, я прослежу за тем, чтобы ответственные заплатили за это своими жизнями. Понял? Хранить все в строжайшей тайне! Вводи в курс дела лишь тех, кого будешь использовать, и лишь настолько, насколько это необходимо в каждом конкретном случае. Я оставляю это дело в твоих руках, Постум. Постарайся не подвести меня.

— Есть, командир. Что-нибудь еще?

— Нет.

Постум кивнул:

— Хорошо, командир. Но могу я поинтересоваться, как мне действовать, если исполнение твоих приказов вступит в противоречие с позицией командира, которого ты оставишь во главе гарнизона?

— Погоди.

Катон достал чистую восковую табличку и торопливо набросал дополнения к данным писцу инструкциям, а закончив, пододвинул к себе стоявший на краю стола ларец с печатями префекта, поднял тиковую крышку, извлек печать командующего флотом Равенны, твердо прижал ее к воску и, проверив отпечаток, передвинул табличку через стол к писцу.

— Вот. До возвращения префекта ты получаешь в этом вопросе всю полноту полномочий. Но используй их только в том случае, если приказы центуриона станут мешать расследованию.

— Понятно, командир.

Писец, отсалютовав, покинул кабинет, а Катон на миг замешкался за столом, разрываясь между двумя обусловленными чувством долга стремлениями. Больше всего ему хотелось найти того, кто продал своих соотечественников пиратам, ибо, по его мнению, не могло быть человека более мерзкого и презренного, чем тот, кто ставит личную корысть выше блага Империи и народа. Коварные изменники должны поплатиться своими жизнями. Однако в настоящий момент он в этом отношении ничего больше предпринять не мог. В сотнях миль отсюда, на Иллирийском побережье, товарищи отчаянно нуждались в подкреплении, чтобы иметь возможность совладать с Телемахом и его разбойниками. Вполне возможно, они уже атакованы, а может, даже разбиты и уничтожены.

При этой мысли Катон сжал кулаки, но потом прогнал ее, сочтя глупостью и, хуже того, паникерством. Да, при первом нападении пираты получили преимущество, но именно благодаря предательству. В другой раз римские корабли не будут перегружены припасами и снаряжением, их будет больше, и следующее сражение пираты проиграют. Даже Вителлию.

Катон попытался вспомнить все, что мог, о Телемахе. Он явно человек хладнокровный, собранный. Безжалостный реалист. Такой не ввяжется в схватку, в которой нельзя победить. Куда более вероятно, что он сменит тактику: станет атаковать отдельные снабженческие или патрульные суда, выматывая римлян до тех пор, пока те не прекратят операцию или не ослабнут настолько, что с ними можно будет покончить, нанеся новый, сокрушительный удар.

Противоборство между непомерными амбициями Вителлия и расчетливым коварством Телемаха в любом случае обещало дорого обойтись личному составу флота Равенны.

Раздраженно стукнув по столу кулаком, Катон поднялся, вышел из кабинета и покинул здание резиденции. За плацем у пристани стоял готовый к отплытию «Спартанец». Боец, стоявший на часах у трапа, по приближении центуриона вытянулся по стойке «смирно» и ударил по земле древком копья. Едва ступив на палубу, Катон окликнул триерарха:

— Отчаливаем немедленно!

Он перешел на корму и стоял там в то время, как матросы и гребцы втягивали на борт трап и отдавали швартовы. Несколько человек, упершись в толстый шест, оттолкнули нос корабля от пристани, а потом, несколько раз сместившись назад по длине корпуса, повторили это действо несколько раз, пока полоса воды между кораблем и причалом не оказалась достаточно широкой, чтобы можно было спустить на воду весла. Павсарий начал отбивать размеренный ритм, весла задвигались, и «Спартанец» заскользил по направлению к стоявшей в гавани на якорях флотилии. Завидев это, триерархи бирем стали отдавать приказы поднимать якоря и заворачивать, чтобы занять место в строю позади «Спартанца».

Флотилия вышла в главную гавань, сопровождаемая взглядами нескольких ранних пташек с причалов и палуб укрывшихся в ней торговых судов. С кормы триремы Катон бросил взгляд на портовые склады, и видневшиеся за ними черепичные крыши городских домов с такого расстояния казались уже игрушечными.

Солнце поднялось над горизонтом, когда «Спартанец», держа курс прямо на его слепящий шар, вышел в открытое море. Нос корабля приподнялся на вспенившейся волне, и Катон ощутил щекой холодок бриза. Как только корабль удалился от суши, триерарх приказал убрать весла и поставить главный парус.

Глаза Катона на миг закрылись, открылись снова, опять закрылись, и он совсем было поддался теплой, убаюкивающей усталости, но каким-то чудом встрепенулся и все-таки избежал падения на палубу.

— С тобой все в порядке, командир? — спросил рулевой.

— Да я в норме, просто устал. Думаю, мне стоит присесть на минутку.

Центурион опустился на палубу и привалился спиной к борту. «Отдохну час, — твердо сказал он себе. — He больше».

Спустя мгновение Катон уронил голову вперед, так что подбородок уперся в складки плаща, и задышал глубоко и размеренно, совершенно не замечая ни того, как качается палуба, ни того, как хлопочет на ней команда, направляя бег «Спартанца».

Рулевой смерил его взглядом, улыбнулся, покачал головой и снова сосредоточился на своей задаче, поддерживая курс к далекому берегу Иллирии.