Глава одиннадцатая
Центурион Миниций ждал их у лагеря. Когда они, поддерживая с двух сторон освобожденного пленника, приблизились, он, скрестив руки на груди, произнес:
— А это, стало быть…
— Марк Анобарб, — буркнул Макрон. — Мы с ним уже встречались. Он был в Гиспеллуме как раз, когда мы там ночевали.
— Ага, а потом вы вышли прогуляться посреди ночи и случайно на него наткнулись, я так понимаю? — промолвил Миниций, почти не скрывая подозрений. — В связи с этим хотелось бы понять, кто же вы такие.
— Центурионы, направляющиеся к месту назначения. Как тебе было сказано.
— Вот именно, было сказано.
— Ты видел наши документы, — указал Макрон. — На них печать военной канцелярии, верно?
— Подумаешь: подделать табличку сумеет любой мальчишка, был бы грамотный.
— Может, и сумеет, но кому и зачем это нужно? — отозвался Катон. — А сейчас позволь, мы отведем этого человека в палатку: надо позаботиться о его ранах.
— О ранах? Что еще за раны?
— Когда мы нашли Анобарба, кое-какие ребята забавлялись, придумывая для него разные пытки.
— С чего бы это?
Макрон пожал плечами.
— Давай отведем его в палатку, а там, глядишь, и выясним.
В палатке двое центурионов уложили торговца на постель Макрона. Спустя момент появился Миниций, прихвативший с подводы тяжелую коробку с бинтами и мазями. Он поставил ее рядом с постелью, в то время как Катон, осторожно сняв плащ, продемонстрировал ожоги.
— Дерьмо! — Миниция аж перекосило. — Зачем они это делали?
— Пытались развязать ему язык, — пояснил Катон. — Хотели, чтобы он ответил на их вопросы.
— Что за вопросы?
— Без понятия. Они что-то искали, а он твердил, что у него этого нет.
— Да, исчерпывающие сведения…
Макрон кивнул на торговца.
— Он шевелится. Давайте у него и спросим.
Анобарб снова открыл глаза, встревоженно вгляделся в склонившиеся над ним лица, но, когда узнал Катона и Макрона, страх покинул его глаза. Он облизал губы и через силу улыбнулся.
— Мои спасители. На миг мне показалось, что это снова… Что с ними?
— Один удрал, — ответил Макрон. — Трое мертвы. Может, расскажешь, кто они и чего хотели?
— Погоди, — вмешался Миниций. — Дай я сначала займусь его ранами.
Он поднял крышку лекарского ящика, в котором находилась подборка мазей, бальзамов и припарок. Порывшись внутри, выудил маленький горшочек, заткнутый пробкой. Внутри находилось маслянистое снадобье, которым он бережно смазал ожоги на груди и лице торговца.
— Гусиный жир, — пояснил центурион. — Способствует заживлению ожогов. Теперь приподнимите его, а я наложу повязку.
Пока Миниций обматывал его торс полоской чистой льняной ткани, которую завязал сбоку, торговец скрежетал зубами от боли. Наконец Анобарб смог с облегчением откинуться на постель, в то время как Миниций закрыл короб со снадобьями и отставил в сторону.
— Ну вот, все сделано, — промолвил Макрон. — Теперь расскажи нам, что случилось.
Анобарб прикрыл на миг глаза и заговорил:
— Как уже было сказано, я купец. Ехал в Равенну, чтобы переправить доставленный туда морем, купленный в Греции товар в Рим моим клиентам. Из столицы я выехал неделю назад, имея при себе немалую сумму денег, и путешествовал неплохо, но потом на Фламиниевой дороге меня настигла снежная буря. Когда она унялась и посветлело, я увидел на дороге, на некотором расстоянии впереди себя, этих людей. Должно быть, они подкарауливали путников. Я повернул лошадь и поскакал в обратном направлении, но они запрыгнули на своих лошадей и пустились в погоню. Со мной был денежный ящик, довольно тяжелый, и я понял, что, если не облегчу конскую ношу, меня догонят. Поэтому, оторвавшись от них, я остановился и спрятал золото.
— Спрятал золото? — прервал его Макрон. — Где?
Анобарб вскинул на него взгляд.
— С чего бы это я стал тебе говорить?
— Ну ни хрена себе! — вспылил Макрон. — Мы тебе жизнь спасли. И вообще мы центурионы на службе у императора, а не разбойники с большой дороги!
— Ладно, — промолвил после недолгого раздумья торговец. — Там, близ дороги, устроено маленькое святилище, а с ним рядом лисья нора, туда я и сунул деньги. И пусть лучше они остаются там, пока я за ними не вернусь, иначе я буду знать, кого винить. У меня есть связи. Очень серьезные связи.
Макрон печально покачал головой.
— Они у нас у всех есть, приятель, только не все ими без конца похваляются… Ладно, что там дальше-то было?
— Думаю, вы сами догадываетесь, — ответил Анобарб. — Лошади у разбойников оказались лучше, и они меня догнали. Хотели прикончить прямо на месте, но увидели, что денег со мной уже нет, и сообразили, что я их спрятал. Сначала меня просто отлупили, но я молчал. Их вожак пригрозил, что сейчас меня прирежет, но я понимал, что умру, как только они узнают, где деньги. Поняв, что побоями и угрозами ничего не добьются, они раздели меня, привязали к дереву и развели чудный маленький костерок. Я понятия не имел, что это значит для меня, пока не увидел, как один из них раскаляет на огне свой меч. Остальное вы сами знаете. Вы поспели как раз вовремя. Честно говоря, не уверен, что у меня хватило бы выдержки, займись он и вправду моими яйцами.
Катон поежился.
— А у кого бы хватило?
— Ну вот, я было совсем отчаялся, и тут появились вы. Вдвоем против четверых. И яйца остались целы. — Анобарб улыбнулся.
— Вот и радуйся, пусть они тебе еще послужат, — промолвил Макрон и повернулся к Миницию. — Мы напали на них неожиданно, так что первые двое вообще не успели отреагировать. Мы схватились с остальными двумя: своего я уложил, а от Катона его противник удрал.
— Эй, что ты несешь? — взмутился Катон. — Это ты за ним погнался, когда тот ублюдок ухватил меня за лодыжку. От тебя он и удрал!
Макрон умиротворяюще поднял руки.
— Ладно, парень, это просто фигура речи… Короче, он успел вскочить на коня и ускакал по дороге.
Катон повернулся к торговцу и, уставив в него палец, сказал:
— Ты вроде говорил, что торгуешь предметами старины.
— Ну? А что?
— Какими именно?
— Да разными. Обыкновенными вещами — старинными статуэтками, керамикой, мебелью, книгами — всем, за что можно содрать хорошую цену с коллекционеров в Риме. Ты бы ужаснулся, узнав, сколько они готовы выложить за некоторые старые вещицы. Правда, меня это не ужасает, а радует.
— А как насчет свитков? — поинтересовался Катон.
Его собеседник нахмурился.
— Свитков? Каких свитков?
— Да не знаю. Просто скажи мне, исходя из своего опыта, что делает свитки ценными?
— Смотря для кого. Есть люди, готовые заплатить целое состояние за подлинный сборник кулинарных рецептов. Другие собирают хроники, кто-то — легенды, кто-то — предсказания… Вкусы разные. Конечно, если смотреть с точки зрения перспективности вложения денег, лучше всего иметь дело с эротикой. Особенно хороши материалы с Дальнего Востока: по ним и шлюхи из Субуры могли бы научиться паре полезных трюков.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Катон. — Но все-таки хотелось бы знать, что может придать свитку чрезвычайную ценность?
Анобарб помолчал, потом пожал плечами.
— Прошу прощения. Пожалуй, я уже все… Ох! — Лицо его перекосило, он потянулся к груди.
— Не трогай! — крикнул Миниций, отбрасывая его руку. — Оставь повязку, как есть. Тебе нужно отдохнуть.
— Да. Отдохнуть. — Торговец закивал: — Отдохнуть — это то, что надо. Надеюсь, я ответил на все вопросы?
Макрон покачал головой, Катон надул щеки. Анобарб закрыл глаза и, хотя лицо его оставалось напряженным, постарался расслабиться. Постепенно дыхание его выровнялось, напряжение с лица спало, и он провалился в глубокий сон.
— Ну и что ты думаешь? — спросил Катон.
— О чем?
— О его истории? Она тебя устроила?
Макрон покачал головой.
— А почему нет? Катон, тебе, похоже, повсюду чудятся заговоры. Почему все не могло быть именно так, как он рассказал? История простая и вполне правдоподобная.
— Слишком простая, — задумчиво протянул Миниций.
Макрон воззрился на него.
— И ты туда же?
— А почему нет? — отозвался старый центурион. — Между прочим, у меня не только насчет этого малого уверенности нет, но и насчет вас. Похоже, вы тоже темните. Что, например, это была за муть насчет свитков?
— Ладно, с меня на сегодня хватит, — проворчал Макрон. — Мне надо поспать.
— Вон как дрыхнет, — заметил Миниций, кивком указывая на торговца.
— Это как раз то, что надо и мне, — буркнул Макрон, поднялся на ноги и двинулся к выходу.
— Ты куда собрался?
— Пойду отолью. Если ты не против. А потом попробую приткнуться и хоть немного поспать.