Глава десятая
На следующий день колонна начала двигаться по гористой местности. Дорога шла на подъем, петляя по ущельям, между поросшими сосняком отвесными склонами. Потом подъем сделался столь крутым, что мулам потребовалась помощь, и новобранцам пришлось подталкивать подводы. Срывая спины, бедолаги напрягались несколько часов подряд, а когда объявили привал, под колеса подвод, чтобы те не скатились вниз, пришлось засунуть деревянные клинья. К полудню отряд пересек линию снегов: дальнейший путь пролегал по слякоти, а потом и по льду, что делало его еще труднее и опаснее. Местами проходившая под обледенелыми ветвями деревьев дорога оказывалась так завалена снегом, что, прежде чем идти дальше, приходилось разгребать сугробы. Но Макрона усталые, мрачные физиономии новобранцев только радовали. Все шло к тому, что спор с Катоном он выиграет. Ну а трудности — дело преходящее: еще несколько дней, и он окажется там, где тепло и сухо. «Впрочем, насчет „сухо“ — это не совсем точно, — с ухмылкой подумал Макрон, — потому что промочить горло на выигранные у Катона деньги можно будет очень даже основательно». Он едва ли не сочувствовал незадачливому другу, так упорно и опрометчиво стоявшему на своем. Но ничего, пусть парнишка на собственном опыте набирается ума.
С приходом сумерек Миниций приказал остановиться, благо они выбрались на относительно ровный участок дороги, к которому сбоку примыкала лужайка. Впереди дорога огибала скалистый выступ, представлявший собой часть горы, высившейся над выбранным Миницием для ночлега местом. Подводы стащили с дороги, и обессиленные бойцы попадали в снег рядом с ними.
— Это еще что такое? — грозно взревел Миниций. — А ну, встать, живо! Ставить палатки! Остолопы несчастные, да если вы заснете прямо в снегу, под открытым небом, половина из вас утром не проснется. Шевелитесь!
С трудом поднимаясь на ноги, люди потащились к подводам с лагерным снаряжением получать от оптионов палатки, растяжные веревки, крепежные колышки и колотушки. Началась метель, хлопья снега кружили над стоянкой, заглушая ворчание новобранцев, расправлявших задубевшую кожу палаток и пытавшихся забить в твердую землю колышки, чтобы эти палатки могли стоять на ветру. Работа с непривычки не больно-то спорилась, и к тому времени, когда все палатки выстроились ровными рядами и люди, набросав на мерзлую землю нарубленного рядом с дорогой лапника и укутавшись в одеяла, смогли наконец улечься, уже давно стемнело. Над лагерем с мягким шелестом падал снег; порой то здесь, то там хлопал на ветру кожаный полог.
Разводить костры ни сил, ни времени не было, поэтому поужинали всухомятку. Завернувшись в одеяла, новобранцы жевали сухари и полоски вяленой баранины.
В палатке центурионов Миниций, покончив с пайком, встал, поплотнее запахивая плащ. Катон взглянул на него с удивлением.
— Ты что, собрался наружу? В такую погоду?
— Ясное дело, собрался. Надо выставить ночной караул.
Катон покачал головой.
— Караул? Ты боишься, что на нас нападет стало горных козлов?
— Козлы — это вряд ли, а вот разбойники напасть очень даже могут. Здешний горный народ не больно-то чтит законы. Говорят, здесь есть тайные обиталища, населенные потомками беглых рабов из армии Спартака.
— Ты правда этому веришь?
— Ну, такие слухи ходят. На мой личный взгляд, это чушь, но караул все равно выставить надо. На всякий случай — ну и чтобы приучать людей к порядку.
Миниций открепил полог, и центурионы зажмурились, когда в палатку ворвался, заметавшись по ней и надувая ее изнутри, ледяной ветер. Макрон бросился к выходу и снова закрепил полог.
— Стоит ли? — подал голос Катон. — Он ведь скоро вернется.
— А стоит ли нам мерзнуть, дожидаясь его?
Катон пожал плечами и поплотнее закутался в одеяло. Он сомневался в том, что в такой обстановке ему, несмотря на смертельную усталость, удастся заснуть. Через некоторое время у него начали стучать зубы, отчего он удостоился раздраженного взгляда Макрона, который вскоре завалился на бок и свернулся калачиком на толстом ложе из древесных ветвей, укрывшись непромокаемым плащом.
Вернувшийся вскоре Миниций кивнул Катону, желая ему спокойной ночи, устроился на своей охапке лапника, и скоро оба ветерана уже заполняли палатку мощным храпом.
— Дерьмо! — пробормотал Катон, отчаянно завидуя старшим товарищам.
Сам он ворочался, стараясь устроиться поудобнее, но, повернувшись на один бок, тут же подставлял другой холоду, ледяные пальцы которого каким-то образом проникали даже в закрытую палатку. После целого часа этих жалких попыток Катон перешел в сидячее положение, подтянул колени к груди и принялся яростно растирать плечи, чтобы хоть как-то разогреть мускулы. Ветер снаружи стихал, его постоянный напор и завывание уступили место случайным порывам, но продрогшему Катону от этого легче не становилось.
Он попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом, о чем угодно, и его мысли вновь обратились к загадочным свиткам, столь много значившим для Нарцисса. Гораздо больше, чем угроза, причем нешуточная, исходившая от пиратов. Официальная цель — разгром разбойников — была лишь прикрытием, тогда как на деле масштабная морская операция затевалась именно ради свитков, за которые Нарцисс, по непонятным причинам, был готов заплатить жизнями множества людей. «Что же могло иметь для него такое значение? Список заговорщиков? Государственные секреты Парфии? Это может быть что угодно, — раздосадованно решил Катон. — Разве тут догадаешься?»
На миг ветер снаружи прекратился вовсе, так что даже обмякли стенки палатки, и Катон вдруг услышал крик — короткий, пронзительный, донесшийся с некоторого расстояния. Он отозвался эхом от окрестных склонов, но тут снова со стоном налетел ветер, и звук пропал. Катон сбросил одеяло с головы и навострил уши, напряженно прислушиваясь. И звук повторился: тонкий, пронзительный, едва различимый на фоне подвывания ветра да раздававшихся время от времени хлопков кожи. Протянув руку, он потряс за плечо Макрона. Реакции не последовало. Он потряс сильнее, сопроводив это еще и щипком. Это, наконец, пробудило ветерана.
— Что? Что случилось? Где мой меч?
Его рука привычно потянулась к клинку, и лишь потом он бросил взгляд на вырисовывавшийся в темноте силуэт сидящего рядом с ним на корточках Катона.
— Тише, — шепнул Катон. — Слушай!
— Слушать? Что?
— Тссс! Просто слушай!
Оба замерли в ожидании, но, кроме воя ветра, никаких звуков больше не доносилось.
— Можешь ты сказать мне, что я пытаюсь услышать? — проворчал через некоторое время Макрон.
— Я слышал крик.
— Крик? Здесь, в горах? Тебе почудилось, это был ветер.
— Точно говорю, крик.
— Может, местные горцы затеяли у нас под боком шумную пьянку?
— Тише! Опять!
На сей раз звук услышал и Макрон: то был человеческий крик, причем, несомненно, полный страдания и боли. Он резко оборвался, и Макрон почувствовал, как волоски на его загривке встали дыбом.
— Дерьмо! Ты был прав.
— Что делать будем?
Макрон сбросил одеяло и потянулся за сапогами.
— Проверим, что к чему, а как иначе? Пошли. Меч не забудь.
— А как насчет Миниция?
— Да пусть спит. Я не хочу выглядеть переполошившимся новобранцем. Выясним, что да как, а если потребуется помощь, вернемся. Пошли.
Выбравшись наружу, они увидели, что снегопад кончился, но и палатки, и подводы покрывает плотный снежный покров. Часовые, стоявшие с двух концов лагеря, топали ногами, чтобы не дать им онеметь. Ветер ослаб, тучи почти развеялись, открыв взору сияние созвездий.
— Туда, — молвил Макрон и с хрустом двинулся по насту к ближайшему часовому. Заметив командиров, тот вытянулся в струнку.
— Стой! — по-уставному выкрикнул он. — Приблизьтесь, чтобы быть узнан…
— Заткнись! — рыкнул на него Катон. — Тебя поставили останавливать тех, кто приближается к лагерю снаружи, тупой ублюдок. А не тех, кто идет изнутри.
— Виноват, командир.
— Это не имеет значения, — встрял Катон.
— Еще как, на хрен, имеет, — проворчал Макрон. — Если он уж и стражу толком нести не может, то значит, никуда не годен, даже в долбаную корабельную пехоту.
Не вдаваясь в спор с другом, Катон обратился к часовому.
— Ты слышал что-нибудь только что?
— Что именно, командир?
— Человеческий голос, крик.
Часовой насторожился.
— А я должен был?
— Сынок, кончай темнить, — молвил Макрон, ткнув новобранца пальцем в грудь. — Просто отвечай на вопрос, слышал или не слышал?
— Слышал, командир. Один возглас, он сразу оборвался. Донесся вон оттуда, — парень указал на склон, возвышавшийся над лагерем. — С вершины холма, а то и с другой стороны, я бы так сказал, командир.
— А почему не поднял тревогу?
— Из-за того, что я едва расслышал и что могло мне почудиться, командир?
— Лучше проявить излишнюю бдительность, чем подвергнуть риску жизни товарищей. Дошло?
— Так точно, командир. Мне позвать подмогу?
— Нет, — заявил Макрон. — Мы пойдем, разведаем, что там. Если не вернемся к смене караула — тогда поднимай тревогу. Скорее всего, там ничего такого — может, волк завыл или еще что… Ладно, неси стражу.
Парень отсалютовал и повернулся кругом, спиной к лагерю.
Макрон указал на склон.
— Похоже, нам туда. Пошли.
Когда они удалились за пределы слышимости часового, Катон подтолкнул друга локтем.
— Волк, говоришь?
— А что, я слышал нечто похожее раньше.
Центурионы подошли к подножию холма и перебрались через снежный занос туда, откуда начиналась покрывавшая склон густая древесная поросль. Лишь немного снега смогло пробиться сквозь густые, раскидистые сосновые ветви, наполнявшие воздух запахом хвои. Скоро склон сделался таким крутым, что пришлось то и дело припадать на четвереньки, петляя между толстыми стволами по толстой, мягкой подстилке из опавших иголок, заглушавшей звуки шагов. Ветер сюда не проникал, и скоро они от напряжения разогрелись так, что, когда достигли дальней кромки деревьев, оба уже задыхались и вспотели. Лес кончился, выше находился заметенный снегом скалистый выступ, а дальше — гребень холма. Катон обернулся и бросил взгляд на раскинувшийся внизу лагерь: отсюда припорошенные снегом возы и палатки были почти неразличимы. И тут крик, на сей раз куда более отчетливый, прозвучал снова.
Центурионы переглянулись.
— Что думаешь? — спросил Катон.
— Звучит так, словно какому-то бедолаге приходится очень хреново, — отозвался Макрон и, переведя дух, принялся карабкаться по заснеженным камням. Катон двинулся по глубоким следам, которые оставлял в снегу его друг. Некоторые камни пошатывались, но там было куда поставить ногу и за что ухватиться, так что довольно скоро Макрон, протянув руку, помог Катону выбраться на плоский скальный выступ, откуда открывался вид на ущелье, по которому сегодня с таким трудом поднималась колонна. Внизу дорога огибала подножие холма и дальше снова шла на подъем.
Костер они увидели сразу: желтый огонь у края дороги, не более чем в сотне шагов внизу. Рядом топтались четыре стреноженных лошади, а на поваленном древесном стволе у огня сидели три человека. Четвертый склонился над чем-то у края ствола — и склоны вновь огласил вопль. Потом этот человек отступил, и центурионы увидели еще одного, пятого, которого до этого заслонял своей спиной предыдущий. Этот пятый был раздет до пояса и привязан к поваленному дереву. Костер осветил его, и Катон с Макроном разглядели черные отметины на его груди. Их происхождение прояснилось быстро: мужчина, до этого склонявшийся над пленником, подошел к костру и стал нагревать в его пламени острие меча.
Катон повернулся к Макрону.
— Я этого малого видел. Ну, который к дереву привязан. Это тот торговец.
— Торговец?
— Ну, из Гиспеллума… Что, по-твоему, происходит? Кто эти люди?
— Почем мне знать? Похоже, разбойники. Но я не собираюсь сидеть здесь и смотреть, как они развлекаются таким манером.
Макрон глянул вниз и на миг задумался.
— Можно вернуться и поднять остальных, но на это уйдет слишком много времени. Бедолага может испустить дух. Кроме того, сильно сомневаюсь, чтобы эта бестолковая команда сумела захватить разбойников врасплох. Услышав, что к ним приближаются, они прикончат беднягу, вскочат на коней и уберутся восвояси задолго до того, как мы до них доберемся.
— Понятно. — Катон медленно кивнул. — Ты хочешь сказать, что нам с тобой проще спуститься отсюда прямо туда.
— Быстро соображаешь, парень. — Макрон похлопал его по плечу. — Пошли.
Они слезли с выступа и проследовали по камням до кромки покрывавших склон до самой дороги деревьев, когда снова раздался крик:
— Умоляю, не надо! Не надо! Клянусь, я ничего не знаю! Умоляю вас!
Отчаянная мольба заставила Катона и Макрона ускориться. Они торопливо спускались в тени деревьев, порой чуть ли не съезжая по склону под обледенелыми сучьями, стараясь не упускать из виду мерцавший впереди, пробивавшийся сквозь завесу сосновых ветвей огонь. Через некоторое время Макрон остановился и поднял руку, давая Катону понять, что они уже достаточно близко. Костер мерцал за деревьями, шагах в пятидесяти от них, и в его свете были уже хорошо видны четверо мучителей и их пленник.
Макрон вытащил меч и шагнул вперед.
— Погоди! — шепотом окликнул его Катон. — Ты что же, собираешься вот так взять и напасть?
— А что еще делать? — прошептал в ответ Макрон. — Нас двое, а их четверо, так что окружить, боюсь, не получится.
— Надо было сходить за подмогой.
— Сейчас уже поздно об этом толковать.
— Ладно, тут ты прав. Но сначала попробуем уравнять шансы. Глянь.
Катон указал на узкое углубление в земле, тянувшееся вдоль края дороги, и Макрон понял, что это засыпанная снегом придорожная канава. Она проходила совсем рядом с поваленным деревом, и мужчины сидели на нем к ней спиной.
Макрон вложил меч обратно в ножны и понимающе кивнул.
— Дельная мысль.
Они подобрались к самой кромке деревьев, после чего припали к земле, преодолев по снегу расстояние от опушки до обочины, нырнули в канаву и, провалившись в снег, поползли по ней — Макрон впереди, Катон сзади — к костру, подавляя желание вскочить и припустить со всех ног, подогреваемое возобновившимися воплями пленника. Наконец, судя по оранжевым отблескам, центурионы поравнялись с костром.
— Не высовывайся, — шепнул Макрон, вытащил меч из ножен и, глубоко вздохнув, приподнял голову над краем канавы. Пред ним обрисовывались силуэты троих сидевших на бревне людей, молча смотревших на своего приятеля. Тот снова склонился над пленником, которого из канавы видно не было. Макрон про себя выругался: четвертый противник стоял к ним лицом. Стоит им подняться, и они мигом будут замечены.
Раздраженному Макрону не оставалось ничего, кроме как, осторожно выглядывая, продолжать наблюдение. Потом Катон подергал его за ногу. Макрон обернулся, увидел его вопросительно поднятую руку и отрицательно покачал головой. Потом он опустился вниз и, уже не рискуя быть услышанным, шепнул Катону:
— Придется ждать. Следи за мной. Как только подам сигнал, выбираемся, по возможности неслышно, и вперед. Атакую я — атакуешь ты. Не раньше.
— Понятно, — выдохнул тот.
Они лежали в снегу, с мечами в руках, дожидаясь удобного момента. Снег начал таять, и Катон чувствовал, как вода смачивает его тунику, холодя кожу. Он снова начал дрожать, хотя сердце его неистово колотилось от нервного напряжения. Макрон впереди был неподвижен, словно скала: лишь его глаза отслеживали каждое движение у древесного ствола. Мучитель продолжал свою безжалостную работу, и теперь они слышали все, что он говорил жертве:
— Давай, выкладывай. Все равно ведь расскажешь, так зачем зря мучиться? Конечно, тебе так и так подыхать, но ведь лучше, чтобы это произошло быстрее и легче. К чему тебе лишние страдания?
— Клянусь, я ничего не знаю! — простонал пленник. — Я вообще не понимаю, что вы ищете. Клянусь!
Его мучитель помолчал, а потом низким, угрожающим голосом произнес:
— Пожалуй, я сейчас поджарю тебе яйца. Может быть, это развяжет твой проклятый язык.
С этими словами он попятился, повернулся к огню и наклонился, чтобы сунуть острие меча в уголья. Макрон напрягся и махнул рукой Катону. Оба центуриона, с мечами наготове, поднялись из канавы и, низко пригнувшись, двинулись к поваленному дереву. Снег скрипел под сапогами, и Катон всякий раз ставил ногу медленно и осторожно, не сводя глаз со спины сидевшего перед ним человека. По левую руку от себя он скорее ощущал, чем видел, темный силуэт Макрона, нацелившегося на человека, сидевшего на краю ствола. Вскоре его ноздри заполнили запахи дыма, лошадей и, главное, тошнотворный запах горелой плоти. Тем временем мучитель разогнул спину и поднял перед собой раскаленный докрасна, тускло светившийся на фоне темного склона холма, клинок. Затем повернулся и замер, увидев две приближающиеся тени.
— Что за хре…?
— Бей их! — взревел Макрон, бросился, взметая снег, вперед и всадил клинок в спину сидевшего перед ним человека.
Катон, не имея времени ни на что другое, сделал длинный выпад, и, поскольку намеченный им противник уже начал оборачиваться, а молодой центурион взял высоковато, острие меча с хрустом вонзилось в ухо. Голова сидевшего человека дернулась от удара, а спустя миг тело рухнуло наземь. Третий, сидевший посередине, вскочил на ноги, отпрыгнул от бревна и мгновенно выхватил меч, готовый отразить любую атаку. Мучитель стоял на месте: он всмотрелся во тьму, а потом рассмеялся.
— Да их всего двое. Мы с ними справимся.
Устранив половину возможных противников, Макрон с Катоном остановились за древесным стволом. Возможности внезапной атаки были исчерпаны, и теперь им предстояла схватка на равных. Не отводя взгляда от стоявшего перед ним человека, Макрон бросил Катону:
— Тот, что с раскаленным мечом, твой. Я займусь вторым ублюдком.
Кивнув, Катон двинулся в обход древесного ствола, пригибаясь и готовясь к атаке, но противник не предоставил ему такой возможности, с ревом бросившись на него. Раскаленное острие описало в воздухе сверкающую дугу, но Катон успел блокировать удар. Лязгнула сталь, раскаленный кончик отбитого меча с шипением чиркнул по снегу. Катон тут же сделал выпад, целя недругу в грудь, но тот оказался слишком быстр и отскочил назад, так что меч центуриона пронзил лишь воздух. Соперники замерли, присматриваясь один к другому. Катон смутно сознавал, что Макрон рубится с другим разбойником, но не мог оглянуться, чтобы не упускать из виду непосредственного противника.
Мучитель, рассмотрев Катона, поманил его к себе свободной рукой.
— Давай, щенок, нападай, если ты вообразил, будто так уж хорош.
Катон усмехнулся: на такую дешевую приманку он не попадется.
— Пошел на хрен!
Враг рассмеялся, но уже в следующий миг на его лице отразилась смертоносная, злобная сосредоточенность. Последовало стремительное движение вперед и молниеносный финт. Катон, однако, понял, что это отвлекающий маневр, и лишь слегка подался назад корпусом, продолжая держать клинок перед собой. Противник хмыкнул и предпринял реальную атаку, обрушив на Катона град рубящих ударов и вынудив его под столь буйным натиском отступить к древесному стволу. Тот едва успевал парировать молниеносные удары, наносившиеся вдобавок с такой силой, что каждый из них отдавался в его руке волной боли. Затем Катон почувствовал задней частью бедра шершавую кору и понял, что отступать больше некуда. Противник, воодушевившись успехом, обрушился на него с еще большей яростью. Издав гортанный, торжествующий рев, он со страшной силой отбил клинок Катона вниз, так, что тот застрял в бревне, намереваясь обратным взмахом, вверх и в сторону, рассечь центуриону лицо. Однако сила удара оказалась чрезмерной: его собственный меч вонзился в дерево и застрял. Враг напрягся до дрожи в плече, но вырвать клинок не смог. Он нахмурился, и в это время Катон, не размышляя, врезал ему левым кулаком по переносице. Послышался хруст. Не медля ни мгновения, центурион выпустил рукоять своего меча, зажатую между деревом и клинком противника, и, высвободив правую руку, нанес еще не успевшему опомниться врагу новый мощный удар. Теперь удары кулаков посыпались на противника один за другим. Тот, пытаясь удержать равновесие, отступил на несколько шагов, но в конце концов рухнул в снег.
Только теперь Катон позволил себе взглянуть, как дела у друга. Но Макрон в помощи не нуждался: его соперник валялся в снегу, а центурион уперся ногой ему в грудь, чтобы вытащить торчавший между ребер меч.
Макрон оглянулся.
— Ты в порядке, парень?
— Ни царапины.
Катон повернулся к дереву, чтобы вернуть себе меч, но в этот миг рука ухватила его за лодыжку. Он упал, перекатился на бок и наугад нанес удар ногой, угодив врагу в ухо. Тот взревел сквозь стиснутые зубы, но, несмотря на расфокусированный взгляд, не только не ослабил хватки, но вцепился в Катонову ногу пальцами, как когтями. Катон нанес подбитым гвоздями сапогом новый удар, на сей раз по костяшкам пальцев. Брызнула кровь, но, несмотря на боль, пальцы не разжались. Тем временем человек, пытавший пленника, поднялся на ноги, посмотрел на Катона с Макроном, повернулся и бросился к лошадям.
— Останови его! — крикнул Катон.
Мгновенно сориентировавшись, Макрон припустил за беглецом по глубокому снегу. Катон тем временем дотянулся до застрявшего в дереве меча, ухватившись за рукоять, с усилием высвободил его и, перейдя в сидячее положение, полоснул клинком по запястью удерживавшей его лодыжку руки. На сей раз пальцы разжались, и Катон высвободил сапог. Лицо противника исказила гримаса боли. Потом его глаза закатились, и тот упал ничком: из раны сбоку головы на снег сочилась кровь и серое мозговое вещество.
Резкий возглас заставил Катона повернуться к деревьям.
Беглец-мучитель уже сидел верхом; припав к спине лошади, он развернул ее, перескочил канаву и оказался на дороге. Гнавшемуся за ним по снегу Макрону осталось лишь, остановившись у обочины, разочарованно хлопнуть себя мечом по бедру. Противник стремительно умчался в ночь и пропал из виду.
Катон обернулся к пленнику и опустился возле него на колени. Пострадавший был высоким, хорошо сложенным мужчиной средних лет, с короткими темными волосами, в штанах для верховой езды и мягких кожаных сапогах. На его обнаженной груди виднелось несколько ожогов, один запечатлелся на щеке. Когда над ним склонился Катон, он ухитрился выдавить улыбку.
— Мои спасители, я надеюсь?
Катон потянулся к путам, привязывавшим пленника к дереву, нащупал узел и распустил его. Освободившись от уз, пленник осел и принялся растирать запястья.
— Дерьмо, до чего же больно!
Он дрожал, и Катон, сорвав с ближайшего тела плащ, набросил ему на плечи.
— Идти сможешь?
В это время к ним, с хрустом топая по снежной корке, подошел Макрон.
— Ты в порядке, приятель?
Бывший пленник вскинул глаза и снова вымученно улыбнулся.
— Спасибо, теперь в порядке. А могу я спросить, кто вы такие? Мне кажется, я вас уже видел.
— Центурионы Макрон и Катон. Направляемся в Равенну с колонной пополнения для корабельной пехоты. А ты?
Мужчина поморщился и спустя момент ответил:
— Марк Анобарб, купец.
Макрон кивнул и жестом указал на три валявшихся в снегу трупа.
— А эти шутники кто такие?
Анобарб поднял глаза.
— Я обязательно вам все расскажу, но нельзя ли сначала найти какое-нибудь укрытие? А то я немного ослаб.
— Извини.
Макрон наклонился и протянул ему руку. Торговец ухватился за нее и поднялся на ноги; появившаяся было на его лице гримаса боли быстро сошла.
— Ну-ка, Катон, помоги мне, — попросил Макрон, осторожно, чтобы не потревожить ожоги, поддерживая пострадавшего с одной стороны. Катон поддержал его с другой. Втроем они выбрались на дорогу и зашагали в сторону лагеря корабельной пехоты.
