Прошла неделя, которую Родик посвятил ликвидации производства терраблоков. Вопросов было столько, что он почти не бывал в офисе и тем более не успевал контролировать выполнение других дел. Наконец все было решено и оставалось лишь разобраться с тем, что вывезли на Дмитровский завод. Он наметил это на предстоящие выходные. Дальнейшие планы зависели от действий Экерсона, но от него никаких известий не поступало. Родик решил не терять времени и, как намечали, отправиться в Варшаву. Он уточнил у Михаила Абрамовича состояние по билетам и ваучерам. Оказалось, что тот, планируя добираться через Брест, еще ничего не делал. Родик разозлился и распорядился срочно ехать на вокзал. К вечеру с трудом удалось добыть билеты лишь на следующий понедельник. Родик отругал Михаила Абрамовича, но тот спокойно заметил, что общий план не нарушен и все складывается даже удачно, поскольку за оставшееся до выезда время можно будет довести до ума все работы по складу. Родик, в душе понимая, что он прав, все же продолжал еще некоторое время возмущаться, но, посмотрев на часы, пожелал Мише спокойной ночи, разъединил телефонную линию и, откинувшись на спинку любимого кресла, включил телевизор. Мысли непроизвольно обратились к мучившему его в последнее время вопросу о взаимоотношениях с Комиссией: «На прошлой неделе я отправил очередной отчет. Серьезная получилась информация из первых рук о сращивании политики, бизнеса и криминала. На основе ее можно и психологические портреты нарисовать и тенденции определить. Беспокоит, как ее используют. Если для борьбы с этим явлением, то хорошо, а вдруг наоборот. С первого разговора с Алпамысом меня убеждают, что любые мои действия направят на благо страны. Однако каждая информация имеет двойное назначение в зависимости от того, к кому попадет.

Я еще в семидесятые в университете марксизма-ленинизма писал реферат по созданию и применению информационного оружия в холодной войне. Тогда были ясны цели той и другой стороны. Потом мы осознанно сократили этот тип вооружений, как и многое другое из эпохи милитаризма, а они, вероятно, нет. В результате наши руководители перестали отстаивать прежнюю геополитику. Появились безобидные на первый взгляд Макдоналдсы, майки и джинсы с чуждой символикой, фильмы с американскими суперменами, желтая пресса с целенаправленными сплетнями о бывших социалистических идолах. Так сложилось мощное оружие с непрерывным действием и партизанскими методами применения. Результат не замедлил сказаться. Произошел предсказуемый развал социализма.

Западу это понравилось, но встала задача генерации новой системы. Роль информационного оружия здесь трудно переоценить. Я же, бесспорно, являюсь одним из инструментов его создания. Проблема в том, что я не вижу ни всего оружия, ни направления прицела и, естественно, не могу определить результатов от выстрелов. Довольствуюсь только верой в правдивость завербовавших меня людей. Они же все плотнее подвязывают меня, а я не сопротивляюсь. Наоборот, сам лезу в мышеловку. Бизнес по их указке и с их протекцией организовываю. Вдруг все в этом бизнесе ими контролируется? Калеман, Георгий и другие могут быть частью общей игры… Тогда я попал в мировое закулисье, управляющее всем. Рыпнись, и ты ничто. Даже не банкрот. Если так, то разумно плыть по течению. Результат неизбежен. А вдруг все не так? Мой клуб – арена противоборства, и от моих действий многое зависит. Встречусь в Риме с Экерсоном и постараюсь спровоцировать его на откровенную беседу. Если они считают, что меня заарканили, то он проговорится…»

Его размышления прервала Окса, вошедшая в комнату, чтобы накрыть к ужину.

– Кончил свои бесконечные переговоры? – спросила она. – Давай садись за стол. Водку будешь?

– Не помешает. Мы с Мишей в понедельник в Варшаву уезжаем. Тебе что-нибудь привезти?

– Вроде ничего не надо… Я бы с вами могла поехать, но паспорта нет…

– С этим очень сложно. Я советовался. Похоже, единственный способ его законно получить – оформить тебе российское гражданство. Просят за это пять тысяч долларов. Я бы дал, но боюсь фальшивки. По закону у тебя таких прав нет, а подлог опасен. Самый простой путь – выдать тебя замуж за россиянина.

– Фиктивный брак?

– Ну-ну… Да. Только подходящую кандидатуру найти пока не могу. Кстати, это тоже денег стоит и не очень надежно – может быть опротестовано. Хоть сам на тебе женись.

– От тебя дождешься. Вообще на каких правах я живу… Стыдно. У всех семьи, а я…

– Ух, как заговорила. Хотя… Может, так и сделать? Легализуем тебя и сразу разведемся. Согласна?

– А куда мне деваться?

– Что ж, давай завтра подадим заявление, а приеду из Варшавы – распишемся. С пропиской и паспортом бегать будешь сама. Довольна? Что тут вкусного сготовила?

Окса недоверчиво промолчала.

Проснулся Родик еще до звонка будильника. Рядом посапывала Окса. Глядя на нее, Родик вспомнил вчерашний разговор и пожалел о данном ей обещании. Дел перед отъездом было много, и тратить время на поход в загс не хотелось. Да и появились сомнения в правильности принятого решения. Однако, будучи последовательным, Родик растолкал Оксу и сказал:

– Собирайся. Поедем в загс.

– Мне одолжений не надо, – сонно отреагировала она. – Насильно мил не будешь.

– Прекрати, я решений не меняю. Иди мойся, а я позвоню Мише. Предупрежу, что на часик задержусь. Мы на заводе должны сегодня быть. Не забудь паспорт.

Процедура не заняла много времени, и около одиннадцати Родик был уже в офисе. Михаил Абрамович и бухгалтер ожидали его в полной готовности к поездке.

Следующие до воскресенья дни они провели на заводе, успев не только все проинвентаризировать, но и принять оборудование с производства терраблоков, а также обустроить стоянку для грузовиков.

Утром в день отъезда Родик проснулся с тяжелой головой и каким-то болезненно тянущим ощущением в суставах. Он решил, что неудобно спал, и, перевернувшись на спину, потянулся. От этого он закашлялся и ощутил режущую боль в горле.

«Этого еще не хватало. Простудился, что ли? – подумал он. – Не вовремя. Вечером в дорогу. Надо постараться привести себя в порядок. Полежу еще немного. Может, пройдет».

Он свернулся калачиком и закрыл глаза. Стало лучше, но тело продолжало ныть, сопротивляясь необходимости еще какого-либо движения.

– Ты что не встаешь? – спросила Окса, проходя мимо спальни. – Я уже завтрак приготовила.

– По-моему, я заболел, – тихо, чтобы не вызвать новую боль, отозвался Родик. – Горло как ножом режут. Даже говорить трудно. Дай воды, что ли.

– Иди чаю попей.

Родик промолчал, и это подвигло Оксу к действиям:

– Померяй температуру.

Она порылась в аптечке и достала градусник.

– Не стану. Все равно вечером ехать. Лучше поищи чего-нибудь от простуды. Бисептол, что ли.

– Бисептола нет. Есть шипучий аспирин. Сейчас воду принесу.

– А аскорбинки нет?

– В этом аспирине все есть.

– Глупая. Там мало. Мне грамма два чистой надо. Помогает на начальном этапе простуды.

– Потом в аптеку схожу. Может, у тебя грипп. Меряй температуру, а я вызову врача.

– Не суетись. Это меня позавчера на заводе просквозило. Сначала на складе инвентаризацию в духоте делали. Вспотели. Я пиджак снял. Потом на сквозняке акт составляли, а вечером принимал оборудование с производства. За пиджаком идти было лень. Замерз, как цуцик. Только в машине согрелся. Так что не паникуй.

– Может, хоть до вечера отлежишься? Я тебя чаем с медом попою, поингалируешься. Все же температуру померь. У тебя как-то плохо глаза блестят.

– Отвяжись. Занудила. Все равно поездку перенести нельзя. Полечиться, не спорю, надо. Давай останусь дома. Мише позвони. Что есть дома из лекарств – давай сюда и беги в аптеку. Хотя… Пошли вместе. ЗАГС там рядом. Всё… Возражения не принимаются.

После обеда Родик почувствовал себя лучше, хотя кашель не проходил, но, вероятно, под действием кодеина и либексина в совокупности с десятком ингаляций стал реже, а горло почти перестало болеть.

В поезде он выпил водки и провел ночь относительно спокойно, хотя с утра горло першило, но, попив чаю, Родик почувствовал себя вполне сносно.

В Бресте процедура пересечения границы на такси прошла быстро, а в Кукарыках они сразу сели в электричку и около одиннадцати утра уже очутились в Варшаве.

По предварительной договоренности они должны были позвонить Янеку, а тот – сказать, в какой отель надо ехать, поскольку накануне он не смог забронировать номер из-за какого-то международного мероприятия, проходящего в городе.

Так и сделали, воспользовавшись первым попавшимся телефоном. Однако выяснилось, что Янеку так и не удалось найти свободные места ни в одной из центральных гостиниц и поэтому придется жить где-то чуть ли не за городом, куда он их отвезет.

Не успели они попить кофе, как появился Янек и, извиняясь, усадил всех в машину. Ехали достаточно долго. Городские строения уже не попадались. Наконец свернули в сельский поселок с узкими улочками. Попетляв, подъехали к двухэтажному зданию, похожему на частный дом.

– Ну и завезли вы нас, – посетовал Родик. – Как сюда добираться? Да и здание какое-то подозрительное. На отель не смахивает.

– Буду на машине вас доставлять… Ничего лучше найти не смог. Ситуация, как в Москве при социализме, но не расстраивайтесь. Внутри вполне уютно. Это приватный отель. Достаточно популярный.

Комната, в которую заселился Родик, оказалась действительно уютной. Тяжелые шторы, столик с гнутыми бронзовыми ножками, окруженный глубокими мягкими креслами, широченная кровать с покрывалом, обрамленным кружевными оборками, создавали впечатление будуара времен какого-то Людовика. Большая ванная комната с прекрасной сантехникой дополняла положительные впечатления Родика.

Устроившись и приняв душ, он почувствовал себя почти здоровым и готовым к работе. Остаток дня они заняли обсуждением проблем реализации велосипедов и лодочных моторов, а вечером Янек пригласил в ресторан.

В зале было душно. Поэтому решили устроиться на открытой веранде.

Засиделись допоздна. Когда стемнело, Родик в какой-то момент опять почувствовал неприятный озноб, но водка, которую они с Янеком активно поглощали, сгладила это ощущение.

Утром Родик проснулся опять больным. Все позавчерашние симптомы возвратились с новой силой. Отлеживаться возможности не было, и Родик, через силу умывшись, спустился завтракать. Михаил Абрамович уже пил кофе.

– Привет, Миш. Что-то меня опять прихватило, – закашлявшись, сообщил Родик. – Не надо было вчера пьянствовать. Да еще и на сквозняке.

– Может, останешься и полечишься? Вон как грохаешь.

– Я хочу поехать на таможенный склад, а потом по точкам рекламы, о которых говорил вчера Янек. Надо сформировать свое мнение. Полагаю, что прочихаюсь.

– Как знаешь. Смотри совсем не расклейся. У нас еще большая программа.

– Постараюсь. Вон и Янек появился. Давай доедать и поехали.

До обеда мотались по всему городу, и Родик как-то крепился, хотя кашель почти не давал говорить, временами наступала слабость, и он чувствовал, как по спине струится пот. Наконец он не выдержал и, оставив дела и общение с Янеком на Михаила Абрамовича, на такси уехал в отель, надеясь до завтрашнего утра привести себя в работоспособное состояние.

Поднимаясь по лестнице в свой номер, он желал только одного – побыстрее лечь в постель. Однако, открыв дверь, он застыл в недоумении, решив, что перепутал номер комнаты. Из-за спинки кровати он увидел ритмично вздымающийся голый торс с выступающими позвонками, а затем понял, что ворвался в самый разгар постельной сцены. Родик дико смутился, забыв про все свои болячки, и начал ретироваться, но в последний момент увидел свой портфель и сообразил, что он не ошибся и находится на пороге номера, который несколько часов назад покинул.

Парочка, услышав шум от вторжения, затихла, и Родик вошел в комнату. Увидев его, женщина юркнула под одеяло, а мужчина, показавшийся Родику маленьким и хилым, даже не пытаясь закрыть наготу, слез с кровати и стал что-то говорить по-польски. Вид у него был потешный, и если бы не настроение Родика, испортившееся из-за невозможности удовлетворить желание принять горизонтальное состояние, то вызвал бы массу комических ассоциаций. Тут же Родик озлобился и почувствовал, как с ним иногда бывало, потерю над собой контроля. Вероятно, это отразилось на его лице, поскольку мужчина замахал руками и стал вопить. Такое еще больше распалило Родика, по тону понявшего, что тот и не думает извиняться, а просто испуган.

Он, не стараясь вникнуть и забыв про все, схватил его и, не дав одеться, потащил на первый этаж к ресепшн. Там он, почувствовав в себе необыкновенную силу, толкнул свою жертву в кресло, а когда тот попытался встать, резко ударил его в солнечное сплетение. Мужчина охнул и больше не пытался двигаться, а только прикрыл ладонями низ голого живота и поджал под себя ноги.

Родик забежал за ресепшн. Вытащив из-за нее даже не сопротивляющегося работника отеля и усадив в соседнее кресло, стал в крайнем возбуждении объяснять ему ответственность за сдачу оплаченного номера для плотских развлечений с проститутками. Орал он по-русски, но сидящий перед ним работник, без сомнения, все понимал и молчал. Это возмутило Родика еще больше, и он зашелся ругательствами. Наконец силы у него иссякли, и он, обведя сидящих бешеным взглядом, почему-то перейдя на немецкий, спросил:

– Вас ист дас? Вас бэдойтэт дас?

Испуганный работник что-то залепетал по-польски. Родик опять ничего не понял, но, заподозрив заступничество, заявил:

– Ихь мехьте дэр полицист шпрэхен. Во ист хир айне телефон. [32]

Работник жестами показал. Родик подошел к аппарату и понял, что объяснить полиции ничего не сможет. Тогда он набрал номер офиса Янека. Тот оказался на месте, и Родик рассказал суть произошедшего. Янек пообещал возможно быстро приехать вместе с Михаилом Абрамовичем, как только он вернется с находящегося рядом склада.

Во время разговора в холл вошла горничная и, увидев живописную картину, быстро удалилась. Вскоре вбежал мужчина, судя по попытке работника встать, его начальник. Он на ломаном русском пояснил, что является владельцем отеля, и начал извиняться. Откуда-то возникли бутылка водки и стаканы. Родик от всего отказался и принялся по-русски опять излагать свое возмущение произошедшим. Он, яростно жестикулируя, кидался в крайности от доказательства возможности заразиться СПИДом до хищения свих вещей. Наконец Родик исчерпал свое красноречие и уселся в ожидании коллег.

Их появление придало Родику новых сил, и скандал продолжился, но теперь уже в комнате, куда все переместились, чтобы лицезреть место преступления. Женщины там уже не было, но царил беспорядок, среди которого хаотично валялись предметы мужской одежды.

Родик бегло проверил вещи. Все было на месте, и он, непонятно к кому обращаясь, спросил:

– Что будем делать?

– Вызывать полицию, я думаю, не надо, – примирительно сказал Янек. – Только время потеряем…

– Давайте уладим проблему по-доброму. Я предоставлю вам другой номер, – вмешался владелец. – Можете жить сколько хотите совершенно бесплатно.

– У вас во всех номерах такое творится, – поддев ногой валяющуюся на ковре обертку от презерватива, предположил Родик. – Я после проституток ложиться на кровать брезгую. Оставаться в вашем… заведении не буду. Ищите место, куда мы переедем. Любым способом. Не найдете подходящее, напишу заявление в полицию. Идите ищите. Естественно, все за ваш счет.

Янек перевел сказанное Родиком. Владелец еще раз извинился и удалился. Родик от выплеснутых эмоций успокоился и опять почувствовал слабость во всем теле. Вероятно, это отразилось на его лице, и Янек посочувствовал:

– Родион, вы совсем плохо выглядите. Может, врача вызвать?

– Не стоит. Мне надо где-то отлежаться до утра. Необходимые лекарства у меня с собой.

– Тогда так… Вы собирайте вещи, а я пойду помогу этому типу в поисках.

Янек вышел, а Михаил Абрамович предложил:

– Может, плюнуть на европейские удобства и устроиться в гостинице нашего посольства? По этой части там не очень, но чисто. Места обычно есть. Я в прошлый раз там останавливался. Терпимо.

– Это мысль. Надо было сразу так поступить. Любая общага лучше этой благоустроенной клоаки, а с учетом того, что будем деньги в банке получать, твое предложение вообще идеально. Какая-никакая, а охрана есть. Да и территориально удобно. Сходи вниз. Узнаем, если места есть, то поедем туда… Если нет, то пусть хоть к себе домой селит. Скоты!

Родик еще не успел упаковать вещи, когда появился Михаил Абрамович и сообщил:

– Все в порядке. В течение часа нас ждут. Двухместная комната… Конечно, без особых изысков.

– Хорошо. Погнали.

У ресепшн стояли Янек, владелец и несколько человек, вероятно служащих отеля. Мужчины, которого Родик выволок из комнаты, среди них не было.

– Где голый-то забавник? – спросил Родик и, не получив ответа, добавил: – Вещи его я не трогал. Все там… в комнате.

– Извините нас. Вот небольшой презент, – протягивая сверток, сказал владелец.

– Ничего мне от вас не надо, – огрызнулся Родик и, не прощаясь, покинул ставшее ему омерзительным место.

По дороге в посольство Родик еще повозмущался, а затем затеял дискуссию о поведении вновь испеченных польских коммерсантов.

– Удивляюсь, – заключил он. – Очевидно, что жадность в бизнесе неприемлема. Она обрекает такого индивида на заведомую бедность. Ведь с определенного и относительно небольшого уровня коммерческого дохода человек попадает в состояние, когда исчезает критерий достаточности. Миллиардер считает миллионера бедняком, и так по цепочке вверх и вниз. У этого владельца отеля в целом все хорошо. Прибыль капает. Мало… Давай еще… Ненасытный. А что в результате получил? Вернее, потерял. Это, полагаю, от социализма. В странах развитого капитализма такого нет. В голову, наверное, даже не придет.

– Не думаю, – возразил Янек. – Кто не испытал бедности, тот бывает еще более скуп. Мы хоть прошли через нищету. Это некий критерий, а у них… Кто-то из великих экономистов сказал, что нет преступления, на которое не решится предприниматель из-за прибыли.

– Маркс, по-моему, но не соглашусь, хотя такое, конечно, имеет или, скорее, имело место. Естественно, надо исключить патологию. Я говорю несколько о другом. О принципах, об основах построения и ведения бизнеса. Что есть исправляемая ошибка, а что фатально? При этом не так важно, из-за чего человек не имеет права делать те или иные поступки, хотя никакие ограничения и кары не могут его остановить, дурака. Я верю в существование общих объективных законов, которые мы, вышедшие из социализма, еще не постигли, а они, живущие с детства в окружении бизнеса, – знают. Эти законы определяют не просто функционирование, а жизнь и смерть человека в бизнесе. Сегодня мы наблюдали яркий пример пренебрежения такими законами. Последовало событие, способное повлечь крах всего бизнеса. Если бы я вызвал полицию, то, возможно, он бы уже всего лишился и пошел под суд за создание притона. Один обучится, другой – нет и рано или поздно лишится всего. В быту жадность, корыстолюбие не столь опасны и приводят в основном к личностным трагедиям типа забвения собственного достоинства, душевной черствости, что рано или поздно кончается одиночеством, хотя, может быть, и обеспеченным. В бизнесе такое приводит к банкротству.

– Разве разумная скупость не распространена среди многих знаменитых финансистов? – спросил Михаил Абрамович. – Не в этом залог их успеха?

– Во-первых, это могут быть слухи. Во-вторых, надо различать нюансы. Скупость – почти синоним жадности, но ты, наверное, имеешь в виду другое. Свойственную тебе бережливость, иногда даже полезную. Тут тонкая грань. Кстати, ты яркий представитель такого явления. Не дай бог, чтобы твоя бережливость перешла в жадность, поскольку в личной жизни ты уже скряга. Я наблюдаю, как ты пересчитываешь деньги. Тебе нравится. Плохой, по-моему, признак. Если у тебя разовьется плюшкинизм, то полбеды, но если жадность, то тебе придется бежать из бизнеса.

– Ну вот… Переключился на меня. При чем тут я?

– К слову пришлось, извини. Сам напросился.

– Мы отвлеклись от темы, – вмешался Янек. – Я полагаю, что все значительно проще. И здесь даже не жадность, а скорее… как это по-русски… Вы сказали: ненасытность. Спешат, боясь, что возможность заработать скоро отнимут. Нет уверенности в завтрашнем дне и хочется набрать побольше и впрок. Да, порочно, но вполне объяснимо.

– Это обратная сторона той же медали. Просто побудительная причина вами придумана другая. Хотя преступление, думаю, порождается чем-то подобным – не иметь возможностей, но все желать.

– Почему придумана? Считаю, что в разной степени все мы ощущаем нечто похожее. Все хотеть – вполне естественно. Обеспечить старость…

– Я не такой. Не боюсь завтра остаться голым, не боюсь умереть с голоду, но жить не по средствам – боюсь. В любом месте, даже в аду, кто-то должен работать. Я ярмо себе на шею всегда найду. Соответственно и материальные блага получу. Если меня что-то и пугает, то моральная сторона. Боюсь оказаться самому себе противным и изгоем. Подобное я уже испытывал. Повторения не хочу.

– Это очень личное. Мораль относительна. Что хорошо, а что плохо? Мне нравится, а вам нет. Мораль – это ваша жизненная привычка или, точнее, прививка, которую вам сделали в тех или иных обстоятельствах, и вы получили иммунитет и поэтому не болеете угрызениями совести, которая, кстати, тоже понятие растяжимое.

– Здесь не могу не согласиться. Мораль изменяется в зависимости от обстоятельств. Я такое тоже перенес. Сначала мне не понравилось, а потом я осознал неизбежность этого процесса. Однако та болезнь, которую вы упомянули, очень мучительно протекает. Не все выдерживают. Этого-то я и боюсь.

– А мотовство хорошо? – вдруг спросил Михаил Абрамович.

– Кто о чем, а вшивый о бане. Проснулся… Мы уже совсем о другом, – съязвил Родик.

– А я все же понять хочу…

– «Умеренность, мой друг. Вот счастье жизни. Не будет ни богатства, ни грехов, ни жизни плодовитой, ни успехов, кружащих головы достойных мудрецов», – пафосно процитировал Родик и, хихикнув, предложил: – Давайте закроем этот философский диспут. Да и подъезжаем мы уже. Вон любимый флаг развевается.

Нервное напряжение, вызванное скандалом, а затем диспутом, отвлекло Родика от ощущения болезни и придало ему новых сил. Он часто замечал за собой такой вампиризм. Объяснений ему было очень много, но Родик связывал все со стрессовыми явлениями и реакцией на них иммунной системы. Как бы то ни было, но, входя в подъезд, ведущий в гостиницу, Родик чувствовал себя настолько бодро, что решил не оставаться в номере и поехать в офис Янека завершать начатые переговоры, дабы следующий день освободить для улаживания банковских вопросов. Так он провел остаток дня, а утром, рано проснувшись, почувствовал себя здоровым.

В банке они появились к открытию. Привезенные из Москвы сувениры сыграли свою роль, и до обеда удалось урегулировать все финансовые вопросы, включая получение наличных. Родик поделил их на две части, и они, рассовав деньги по карманам, вышли на ярко освещенную солнцем площадку перед зданием банка. Такси в обозримом пространстве не просматривалось. Не желая ждать, решили пешком дойти до находящейся поблизости знаменитой высотки, подаренной полякам Сталиным, около которой располагалась стоянка такси и всегда было полно машин. Погода такой прогулке способствовала. Ярко светило солнце, маняще озаряющее по-весеннему зеленеющий парк, вдоль которого они, оживленно беседуя, и двинулись.

Вскоре стали попадаться торгующие всякой всячиной палаточки, образующие по мере приближения к монументальному зданию нечто похожее на рынок. Покупателей почти не было, и повсюду царило предобеденное умиротворение. Чувство опасности, возникшее в банке, когда они раскладывали по карманам пачки долларов, притупилось, и они, разглядывая товары, не спеша продвигались к намеченной цели. Неожиданно рядом с ними появилось несколько молодых людей. Родик не успел насторожиться, как откуда-то возникли еще пять-шесть парней, весело переговаривающихся по-русски с украинским акцентом. Они расположились так, что создали живое кольцо вокруг Родика и Михаила Абрамовича.

Родик мгновеннно понял их намерения и, остановившись, спросил:

– Пацаны, где маз? [33]

Не получив ответа, он в приказном тоне обратился к стоящему напротив него круглолицему коротко стриженному блондину: – Ты фраер, что ли? Спрашиваю: бригадир где, рог [34] гребаный? Не в кипиш дело [35] . Сканай. Скажи, старшие приехали. Пусть выходит на линию [36] . У нас к нему малява.

Парень непонимающим взглядом уперся Родику в грудь.

– Закумареннный [37] , что ли? Бебики [38] разуй. Мы в этом шалмане кости бросим, – продолжил напирать Родик, отстраняя парня со своего пути.

Тот инстинктивно подался в сторону, и Родик, не оборачиваясь, пошел дальше. По звуку он понял, что Михаил Абрамович последовал за ним, а боковым зрением увидел подъехавшее такси. Слегка замедлив шаг, он дождался, пока спутник поравняется с ним, и сказал:

– Миша, идем к такси. Ты садишься на переднее сиденье и даешь на польском целеуказание водителю. Поясни про бандитов. У нас мало времени. Сейчас они очухаются. Спокойно. Бежать нельзя. Вперед.

Несколько десятков шагов до такси дались Родику тяжело, но он выдержал неспешный темп и заставил себя не оборачиваться. Оглянулся он, только когда уселся в машину. Бандиты все еще стояли кружком. Водитель, выслушав Михаила Абрамовича, не включая счетчика, газанул и, только когда отъехали, сообщил:

– Совсем русские распоясались. Грабят средь бела дня…

– Переведи ему, Миша, что мы тоже в его понимании русские, – выслушав перевод сказанного, попросил Родик. – Однако мы никого не грабим, а, наоборот, дружим с поляками. А грабят бандиты, которых среди любой нации хватает. Да… и поблагодари его за все. На вот, вручи ему сто долларов. Заслужил.

Только когда компаньоны оказались в гостинице посольства, они осознали произошедшее: им совершенно случайно удалось избежать ограбления, но опасность сохранилась. Запоздалый страх создавал в воображении Родика все новые картины возможного исхода. Он комментировал их Михаилу Абрамовичу, а тот, судя по выражению лица, все больше впадал в паническое состояние. Родик, заметив это, взял себя в руки и наигранно заявил:

– Все хорошо, что хорошо кончается. Забудем произошедшее, но сделаем из него выводы. Варшава – опасный и криминальный город. Тут наши не только капканы на ручных зверей в парках устанавливают, но и гоп-стопом промышляют. Мы расслабились. Надо думать о том, как доставлять деньги в Москву. До сегодняшнего события мы наивно полагали, что сядем в поезд, на границе задекларируем валюту и тем самым, как и раньше, убьем двух зайцев: осуществим необходимую легализацию и обналичим выручку. Теперь нам преподали урок, наглядно показывающий нашу наивность. Даже если удастся добраться до поезда и скрыть валюту от польских таможенников, то по дороге нас могут без особого труда ограбить. Более того, в Бресте о провозимой сумме станет известно многим, и это усугубит ситуацию. Бандиты обнаглели. Они теперь повсюду. В этом таксист был прав.

– Что же теперь делать? – беспомощно спросил Михаил Абрамович. – Деньги-то куда девать?

– Здесь пока спрячем, а потом пойдем пообедаем и обсудим план дальнейших действий. Не дрейфь, прорвемся. Лучше соображай, куда их положить.

Поиск места занял много времени. Очередное предложение подвергалось критике и в результате отвергалось. Возможно, это было связано с непроходящим возбуждением от недавних событий. Наконец, уповая на отсутствие в посольстве случайных людей, засунули пачки за платяной шкаф и отправились в ближайшее кафе.

– Вот попали, – сделав заказ, начал Михаил Абрамович. – В отличие от всех наших хотим ввезти деньги в страну и там потратить. Так и тут проблема.

– Проблема очевидная. Я же тебе сказал… Просто мы расслабились. Привыкли таскать по Москве наличку без охраны. Я всегда знал, что это опасно, но до конца не осознавал. Надо придумать безналичную транспортировку.

– Что тут придумывать? Всего три варианта. Через расчетный счет, банковская карта и дорожный чек. Во всех случаях потеря части денег.

– Безопасность бесплатной не бывает. Мы хотим переправить не пять копеек. Расчетный счет отпадает. Попадем на налоги и обязательную продажу валюты. Может, и еще на что-нибудь. Валютное регулирование каждый день изменяется. Остаются карточки и чеки.

– Потеряем прилично денег, но это не самое страшное. Можем в Москве засветиться, когда будем обналичивать.

– Тут ты прав. Я помогал Вере из Венесуэлы получать деньги по тревел-чекам «Американ экспресс». С нее удержали, по-моему, четыре процента, но проблем не составило. Правда, сумма была небольшая, а у нас много. Вполне возможно, что имеется фискальный момент.

– Может, выписать много мелких чеков?

– Хлопотно, но если идти по этому пути, то так и надо. Береженого Бог бережет. Если по тысяче долларов… За неделю не управимся. Работа…

– Не забывай, при покупке чеков с нас еще возьмут за операцию.

– Сколько?

– Надо в банке узнать, но где-то три–пять процентов. Вот на карточку деньги можно класть без процентов. Это я точно знаю, а обналичивание в банкоматах обезличено. Да и на границе карта таможенников не интересует.

– Это как раз плохо. Нам желательно деньги задекларировать, чтобы в будущем можно было вывезти валюту. Таможенники налоговикам не стучат. Чеки в этом случае лучше. Полякам их показывать не будем, а на нашей границе предъявим. Остается только опасность сообщения в налоговую при обналичке в банке, но думаю, что это при суммах порядка штуки баксов не произойдет. Побегаем, конечно, но без труда не вытащить и рыбки из пруда. Переживем. Завтра Янека попросим довезти нас до банка.

– Может, все же часть денег на карточки положим? Хотя бы для эксперимента.

– Давай, но не более пяти тысяч. Понять, как карточки работают, не вредно. Да и расходы у нас могут быть в разных странах. Немного для пробы потратим, а остальное сохраним для командировок.

– Значит, решили?

– Попробуем. Другого выхода не вижу. Рисковать такой суммой нельзя. Да и потери, полагаю, будут невелики. Чем сегодня займемся?

– После случившегося я бы побыл в гостинице, да и ты еще болеешь.

– Бомба дважды в одну воронку не попадает. Кроме того, денег у нас с собой нет, а без них пусть грабят. Золото на себе мы не таскаем. В общем, опасности не вижу. Пойдем погуляем. Смотри, погода какая. Чувствую себя хорошо, вроде уже прочихался. Я толком город не видел.