Глава 28
Третья когорта добралась до долины через два дня после выступления из лагеря у Тамесис. Максимий отдал приказ ставить палатки и копать оборонительный ров, когда свет уже шел на убыль. Перед ними лежала узкая полоса земли, не более двух миль в поперечнике и восьми миль в длину. А дальше, за ломаной линией предгорий, насколько мог видеть глаз, простирался болотный край, унылая низина, поросшая тростником с вкраплениями чахлых деревьев, с темными озерцами и омутами да небольшими, поросшими дроком островками, выступавшими над водой, словно спины громадных подводных чудовищ.
С маленькой смотровой вышки, возведенной над воротами, центурион Макрон мог обозревать всю долину и видел дюжины тонких дымков, поднимавшихся над пологими склонами. Ближе к лагерю он заметил небольшие скопления круглых хижин и туманную дымку, висевшую над маленьким леском примерно на полпути через долину, что указывало на наличие там какого-то поселения. «Да уж, – подумалось ему, – мирная картина. В ближайшие несколько дней все это изменится».
Послышался стук железных гвоздей по деревянным ступеням, и в следующий момент над площадкой смотровой вышки появилась голова Максимия. Он выбрался на помост и тыльной стороной ладони утер пот со лба.
– Жаркая работенка.
– Так точно, командир.
– И для этого пришлось гнать людей так, чтобы мы добрались сюда дотемна?
– Так точно, командир, – откликнулся Макрон, бросив взгляд на легионеров, продолжавших работу над последним участком защитного рва и вала вокруг лагеря.
В ста шагах перед рвом, в одну разреженную шеренгу, был выставлен заслон. Солдаты в большинстве своем тяжело опирались на щиты и выглядели совершенно измученными. Вздумай враг напасть сейчас или пусть даже нынешней ночью, изнуренные бойцы вряд ли смогли бы должным образом защитить свой лагерь. Но, чтобы не быть несправедливым к Максимию, следовало признать, что необходимость выбирать между созданием надежных оборонительных укреплений и готовностью людей сражаться отравляла жизнь большинству командиров. По крайней мере, когда настанет утро, впереди у Третьей когорты будет лишь один недолгий переход, и уж тогда она будет готова встретить любую угрозу, способную появиться из болот.
Некоторое время центурион Максимий смотрел вниз, в долину, в направлении скрытого за деревьями поселения, а потом поднял руку и, указывая, спросил:
– Видишь холмик, вон там, возле леса, за ручьем?
Макрон проследил за его взглядом и кивнул.
– На мой взгляд, это прекрасное место для устройства более постоянного лагеря. Хороший обзор во всех направлениях, и вода рядом, так что не придется о ней беспокоиться. В самый раз для нас, как по-твоему?
– Согласен, командир.
Макрон уже начал уставать от этих попыток завязать беседу. Если Максимию приспичило поболтать, так лучше поискал бы общества всегда готового угодить центуриона Феликса. Кроме того, Макрон, на которого постоянно давило осознание своей причастности к бегству Катона и прочих приговоренных, вообще опасался вступать с Максимием в разговоры. Он знал, что командир когорты пытается выявить виновного, и Макрон постоянно держался начеку, чтобы тот хитростью не вызвал у него какую-нибудь неосторожную обмолвку, содержащую хоть малейший намек на соучастие или вину.
Командир когорты развернулся к своему подчиненному и несколько секунд внимательно изучал выражение его лица.
Макрон под его взглядом чувствовал себя неуютно, но не очень-то понимал, как лучше отреагировать, а потому просто молча смотрел вперед, словно присматриваясь к территории, через которую когорте предстояло пройти на следующее утро.
– Не больно-то я тебе нравлюсь, верно?
Теперь Макрону пришлось поднять на него глаза и нахмуриться, изображая удивление.
– Не понял, командир?
– Да ладно тебе, – с усмешкой промолвил командир когорты. – С самого твоего назначения в Третью когорту ты не делал особого секрета из своего ко мне отношения.
Макрона это заявление удивило и испугало: неужели он был так неосторожен? Или у него все на лице написано? Это не могло не беспокоить. Что еще заприметил в нем Максимий? На миг Макрон ощутил пробежавший сзади по шее холодок страха. Мысли его заметались в панике: Максимий мог играть с ним, проверять его, пытаться заманить в ловушку.
– Командир, я не имел в виду ничего неуважительного. Просто такая уж у меня натура: не больно-то я схожусь с людьми.
– Ни хрена себе, а вот мне говорили совсем другое. Что ты прирожденный вожак. Да это и так видно. – Глаза Максимия сузились. – Может быть, так оно и есть. Ты считаешь, что ты лучше меня?
Макрон покачал головой.
– Чего башкой трясешь? Или говорить боишься?
Макрона это взбесило, и он не выдержал.
– Ни хрена я не боюсь, командир, просто никак не пойму, чего тебе от меня надо. Чего ты хочешь?
– Полегче, центурион, полегче… – Максимий издал смешок. – Просто мне хотелось узнать, что ты думаешь, вот и все. Без всякого злого умысла.
Без злого умысла… Подобное поведение начальника вызывало у Макрона горечь и презрение. Честные солдаты никогда не играют в подобного рода игры. Это дело политиков и безумцев, причем он не был уверен, что разница между этими двумя категориями так уж велика.
– Так или иначе, а мне хотелось кое о чем с тобой поговорить. Ты ведь знал Катона уже некоторое время, не так ли?
– С самого его зачисления во Второй легион, командир.
– Знаю, я смотрел послужные списки. Получается, что ты как раз тот человек, с которым можно проконсультироваться насчет его планов.
– Откуда мне о них знать, командир?
Максимий задумчиво кивнул.
– Но этого человека ты знал. Для меня ценны твои соображения. Что, по-твоему, Катон станет делать? Конечно, не исключено, что он уже мертв. Но предположим, что все-таки жив. Что в таком случае он предпримет? Ну?
– Я… я правда понятия не имею, командир.
– Ну, давай, Макрон. Пошевели мозгами. А то, не знай я тебя лучше, у меня могло бы сложиться впечатление, будто ты его прикрываешь.
Макрон чуть было не заставил себя рассмеяться, но сообразил, что смех будет звучать фальшиво и никого не одурачит, а менее всех – его нервного командира.
– Командир, ты ведь знаком с моим послужным списком. А раз так, знаешь, что я всегда играю по правилам и не испытываю сочувствия к тем, кто их нарушает, не говоря уж о тех, из-за кого я и мои товарищи оказались по уши в дерьме. А с Катоном, по моему разумению, как раз такой случай. Что же до того, каким мог бы быть его нынешний образ действий, тут я могу разве что строить догадки. Я никогда не знал Катона настолько хорошо, чтобы предугадать его поступки.
Последнее было чистой правдой, и Макрон, продолжая, едва не улыбнулся.
– Катон способен выкинуть что угодно. Мог бы, например, затеять игру с самим Каратаком.
– Это абсурд. У него нет никаких шансов.
– Он и сам это знает, командир. Но армия – единственная семья, которая была у Катона. Без нас он никто. И он сделал бы что угодно, дабы заслужить право вернуться в легион. Вот почему я уверен, что Катон скрывается где-то там, в болоте, тянет время и дожидается подходящего момента. К слову, возможно, как раз нас и дожидается. И не он один, командир. Посмотри туда.
Макрон кивнул в направлении ближайшего, находившегося примерно в полумиле, хутора. Какие-то люди выглядывали из-за низких стогов сена, явно присматриваясь к укрепленному лагерю.
– Может, мне выслать патруль и шугануть их, командир?
– Нет, – ответил Максимий, сурово взирая на туземцев. – Это может подождать до завтра. Тем временем весть о нашем прибытии уже распространится среди местных жителей, вот пусть и попотеют. Мы должны нагнать на них такого страху, какой только возможно.
На следующее утро когорта разрушила лагерь и двинулась дальше по долине. Макрон знал, что за их продвижением внимательно наблюдают. Стоило ему невзначай оглядеться, как он тут же примечал лицо, в тот же момент пропадавшее из виду, исчезнув за деревом или в поросли, покрывавшей поля, мимо которых лежал их путь. Многолетний опыт привил ему чувство ландшафта, и он нутром чуял, где, по мере их прохождения, враг мог бы найти удобное место для засады. Но никакой засады не было и в помине; более того, маршируя по этой мирной долине, легионеры вообще не сталкивались ни с какими проявлениями враждебности.
Потребовался час размеренного марша, чтобы колонна, следуя по огибающей лес дороге, начала подъем по склону холма, избранного Максимием для устройства лагеря. Слева от них, за речушкой, на пологой возвышенности раскинулось большое селение, состоявшее из обычных для этих мест круглых хижин вкупе с конюшнями, загонами и амбарами. На окружавшем селение частоколе были видны движущиеся фигуры, и ворота, как приметил Макрон, были закрыты.
– Командиры, ко мне! – приказал Максимий.
Когда подтянулись все его центурионы и оптионы, командир когорты снял шлем, утер лоб войлочным подшлемником и начал инструктаж. Рядовые тем временем уже приступали к первичным работам на размечавшейся топографами для устройства лагеря территории. Вокруг холма по всем направлениям были выставлены заслоны, а за спинами караульных их товарищи взялись за кирки и лопаты, чтобы вырыть ров и насыпать вал.
– Туллий!
– Да, командир?
– Приказываю выкопать вокруг лагеря дополнительный ров. И проверь, чтобы землю между рвами усыпали «чесноком». Да, и волчьи ямы там тоже не помешают.
Туллий одобрительно кивнул. Замаскированные ямы с вбитыми в дно острыми кольями являлись полезным дополнением к основным оборонительным сооружениям.
– Есть, командир. Я передам приказ землемеру.
– Нет. Проследи за всем лично. Нужно, чтобы все было сделано как надо. А еще я хочу, чтобы главную дорогу, которая выходит из болота, перекрыли укрепленными воротами. Позаботься, чтобы этим занялись сразу же, как только разобьют лагерь.
– Будет исполнено, командир.
– Теперь следующее, – Максимий прокашлялся и сосредоточил внимание на оптионах. – Вы все знаете, почему мы здесь. Командующий и легат желают, чтобы беглецы были пойманы и возвращены. Насколько нам известно, они скрываются где-то здесь, среди топей. Так вот вам, оптионам, предстоит регулярно прочесывать местность во главе патрулей. Конечно, здешних дорог, топей и переправ мы не знаем, но, – Максимий улыбнулся, – я уверен, чуть попозже нам удастся убедить кое-кого из местных послужить нам проводниками. Однако, хотя пока все вокруг выглядит спокойным, нужно быть готовыми к тому, что нас в любой момент могут атаковать серьезные вражеские силы.
Некоторые командиры удивленно переглянулись: пересекая долину, они не приметили ни малейшей угрозы, а населявшие ее туземцы, похоже, не держали в руках более грозного оружия, чем серп.
Заметив их реакцию, Максимий усмехнулся.
– Вижу, некоторые из вас думают, что я чересчур осторожен. Может, и так, но не стоит забывать, что у Каратака, где бы он ни прятался, кое-какие людишки остались…
«Да, и не так уж мало, – подумал Макрон. – Хватит, чтобы уничтожить нашу когорту».
– А вот насчет жителей долины беспокоиться не стоит. И уж тем более насчет установления с ними добрых отношений. На самом деле… – Максимий выдержал паузу, чтобы придать весу своим последним словам, – вам нужно обращаться с ними так, чтобы они зарубили себе на носу: Рим пришел сюда навсегда, а они теперь полностью в нашей власти и зависят от нашей милости. За любым намеком на сопротивление должно незамедлительно следовать самое суровое наказание… Все ясно?
Командиры закивали, некоторые ответили утвердительно вслух.
– Хорошо. Потому что, если кто-то из вас будет замечен в мягкости, снисходительности и сочувствии по отношению к дикарям, я спрошу с него лично. И ответит он предо мной по всей строгости, так, что мало не покажется. Ясно? Тогда все, что нам надо, это задать тон…
Спустя полчаса Первая центурия с Максимием, шедшим во главе колонны в сопровождении всех оптионов, а также центурионов Макрона, Антония и Феликса, двинулась вниз по склону. Туллий, как старший после Максимия из командиров когорты, остался надзирать за строительством лагеря и с беспокойством провожал взглядом маленькую колонну, направившуюся в сторону туземного поселения за речушкой. Мутная, взбаламученная вода, смешанная с землей, указала на место переправы. Легионеры, не сбавляя шага, вошли в воду, пересекли, поднимая фонтаны брызг, поток и вышли на разбитую дорогу, что вела к убогому частоколу, окружавшему селение.
По приближении Макрон заметил по обе стороны ворот несколько внимательно присматривающихся лиц и подумал даже, уж не собираются ли поселяне дать отпор тяжеловооруженной колонне римлян. Он положил руку на рукоять короткого меча, готовый мгновенно выхватить оружие при первом признаке опасности. Макрон чувствовал, как возрастает напряжение среди остальных командиров, но, когда они приблизились к частоколу на расстояние полета пущенного из пращи камня, Максимий приказал остановиться и, окинув взглядом оборонительные сооружения, повернулся к Макрону:
– Что думаешь?
Макрон видел, что из-за ограды за ними следит лишь горстка туземцев и никто из них, похоже, не вооружен.
– По-моему, командир, опасности нет.
Максимий поскреб загривок.
– Тогда хотелось бы знать, почему ворота закрыты? – Он повернулся к первой шеренге колонны. – Пожалуй, пошлю-ка я туда кое-кого. Просто чтобы…
– Без надобности, командир, – прервал его Макрон, кивком указывая вперед. – Смотри.
Ворота селения распахнулись. Сразу за ними стояла группа людей во главе с высоким, худощавым мужчиной с длинными седыми волосами. Он стоял неподвижно, опираясь на посох.
Центурион Феликс пододвинулся к Макрону.
– Гостеприимная встреча, как думаешь?
– Если и так, то это у них ненадолго, – тихо ответил Макрон.
Довольный отсутствием каких-либо признаков опасности Максимий приказал колонне двинуться к воротам. Когда римляне оказались в тени частокола, старейшина с посохом наконец тоже выступил вперед, чтобы встретить пришельцев у входа в селение. Остановившись напротив Максимия, он заговорил низким, глубоким голосом.
– Стоп! – Максимий вскинул руку и крикнул через плечо: – Переводчик, ко мне!
Вперед выбежал легионер, недавний новобранец из Галлии. Макрон заметил, что чертами лица этот кельт схож с жителями селения. Легионер встал навытяжку между Максимием и старейшиной.
– Выясни, что он хочет сказать, и вели ему говорить покороче, – заявил Максимий.
Когда солдат перевел это требование, старейшина, судя по выражению лица, смутился, потом нахмурился. А когда заговорил снова, в голосе его звучала горечь.
– Командир, – промолвил легионер, повернувшись к Максимию, – он просто хотел поприветствовать тебя в связи с прибытием в долину и заверить, что ни он, ни его люди не желают никому из нас зла. Он хотел предложить гостеприимство своего народа и возможность приобретать у селян припасы. Но этот человек добавил, что он удивлен. Он слышал, что Рим – это великая цивилизация, однако его представителям почему-то недостает учтивости.
– Он так и сказал?
– Да, командир, именно так.
– Ладно. – Максимий поджал губы и смерил туземца взглядом, исполненным крайнего презрения. – Хватит, на хрен, болтовни. Скажи этому болвану, что если мне понадобится его долбаное гостеприимство, то я сам его востребую – тогда и так, когда и как мне будет угодно. Скажи, что он и его люди должны в точности выполнять все мои указания, если хотят жить.
Легионер перевел слова командира. Туземцы растерянно переглядывались, на их лицах было написано потрясение.
Командир когорты указал на людей, стоявших позади старейшины.
– Женщины и ребятня – это его родня?
После перевода туземец кивнул.
– Макрон, взять их. Возьми пять отделений, чтобы отконвоировать их в наш лагерь.
– Взять их? – Макрон был почти так же потрясен, как и селяне. – Но зачем?
– В заложники. Чтобы эти дикари с нами сотрудничали. Но этих мало, надо будет собрать заложников по всей деревне.
Макрон, разрывавшийся между отвращением к затее Максимия и воинской дисциплиной, все же позволил себе пробормотать:
– Командир, но есть ведь другие способы с ними поладить.
– Поладить? – фыркнул Максимий. – На хрен мне сдались эти дерьмовые дикари, чтобы с ними еще и ладить… Уяснил? А теперь, центурион, выполняй приказ.
– Есть… командир.
Макрон выделил из головы колонны отряд в сорок человек и быстро повел их к растерянным родичам старейшины. Чуть помедлив, он выбрал женщину с тремя детьми: их отделили от родственников и поместили между двумя шеренгами легионеров. Туземцы разразились возмущенными восклицаниями; женщина пыталась вырваться из хватки Макрона, взывая о помощи к старейшине. Тот сделал шаг вперед и остановился, беспомощно сжимая и разжимая кулак. Она что-то крикнула, мужчина покачал головой, и лицо его исказила горестная гримаса. Лишь когда между женщиной и ее сородичами выстроилась цепочка легионеров, Макрон отпустил ее, взглянул ей в глаза и, указывая на землю, сказал:
– Стой смирно!
Центурион Максимий повернулся к переводчику.
– Скажи ему, чтобы сейчас же привел сюда по ребенку из каждой семьи. Если кто-то попытается утаить свое чадо, вся семья будет распята. Удостоверься, что он тебя понял.
Когда эти слова были переведены, возмущенный ропот сменился возгласами ужаса и отчаяния. Некоторые мужчины, судя по тону, осыпали римлян проклятиями, однако старейшина, испугавшись, как бы это не переросло в столкновение, поспешно встал между ними и легионерами, воздев руки, стал призывать своих людей утихнуть. И добился своего: яростные крики стихли, сменившись горькими стенаниями да плачем женщин и детей.
– Скажи ему, чтобы поторопился! – рявкнул Максимий. – Иначе он получит наглядное доказательство того, что я не шучу.
Несчастные поселяне бросились выполнять приказ. Макрон с отвращением и жалостью наблюдал за тем, как туземцы приводили детей и, скорбя, передавали их суровым легионерам. Скоро между шеренгами римлян, с их непроницаемыми лицами и широкими щитами, было втиснуто уже около тридцати понурых, напуганных детишек. Некоторые из них громко рыдали и пытались вырваться.
– Заткнуть им глотки! – рявкнул Максимий.
Один из оптионов поднял руку и с размаху ударил ребенка лет пяти, не старше, в висок. Плач оборвался, малыш рухнул как подкошенный. Женщина, отчаянно завизжав, метнулась вперед, проскочила между легионерами и бросилась к своему лежавшему на земле чаду.
– А ну, проваливай отсюда! – заорал на нее Максимий.
Женщина, склонившаяся над сыном, подняла глаза на римского командира. Макрон увидел, что она молода, лет двадцати, не старше, с темно-карими пронизывающими глазами и густыми золотистыми волосами, заплетенными в две косы. Лицо ее исказила гримаса отвращения, и она плюнула Максимию на сапог. В тот же миг в воздухе сверкнул выхваченный из ножен клинок, послышался чмокающий звук удара, и голова женщины покатилась под ноги старейшине. Ее отпрыска, только пришедшего в себя после удара, обдало струей крови его матери, и он закричал снова.
– Проклятье, – пробормотал Макрон. Потом он почувствовал на голени теплую струю и поспешно отступил на шаг.
Некоторое время звучали лишь отчаянные вопли малыша: все остальные онемели. Максимий пинком откатил тело от ребенка, наклонился, вытер меч о тунику убитой, вложил в ножны и выпрямился, озирая селян. Какой-то мужчина рванулся было ему навстречу, сжав кулаки и стиснув зубы от бешенства, но соплеменники скрутили его и оттеснили назад.
– Скажи им, так будет с каждым, кто дерзнет бросить мне вызов. Никаких предупреждений, немедленная смерть. Их вождю скажи, чтобы шел с нами, в лагере я дам ему список того, что нам требуется.
Первая центурия повернулась кругом и вместе с устрашенной кучкой кричащих детей, зажатых между легионерами, двинулась прочь из селения, вниз по склону, к ручью. Жители высыпали за ворота и следовали за ними еще некоторое время, онемев от ужаса и отчаяния. Макрону было не по себе, и он отводил от них глаза, озирая долину. Неужели это та самая долина, которая еще совсем недавно, когда он маршировал через нее, выглядела такой мирной? Вековая безмятежность тихого прибежища земледельцев была вдребезги разбита пришельцами из Рима всего за несколько часов. И такой, как прежде, ей уже не быть никогда.
