Глава 34
Далеко за полдень небо очистилось от облаков, и над крепостью Брукциум засияло солнце. Макрон распорядился поддерживать сигнальный костер, и теперь, когда ветер утих, серые клубы дыма поднимались высоко над долиной. Все время после отъезда Катона и двух эскадронов фракийцев Макрон оставался в башне над главными воротами, так как здесь была самая высокая точка обзора в крепости. Он наблюдал, как всадники взобрались на уступ и проехали вдоль горы, а затем скрылись из вида. Последний отряд силуров исчез за гребнем у входа на перевал, после чего оставшиеся во вражеском лагере воины приступили к своим обычным делам. Разведчики следили за крепостью с безопасного расстояния, а их товарищи рыскали в поисках еды, дров и бревен для постройки укрытий. Силуры также занимались сооружением заслонов, чтобы во время следующей атаки укрываться от метательных копий защитников крепости.
– Оказывается, дикарей можно кое-чему научить, – криво усмехнулся Макрон, но уже в следующее мгновение его лицо стало сурово-сосредоточенным, а взгляд снова устремился в сторону перевала.
Его мучили неизвестность и тревога за судьбу друга. Как там продвигается отчаянный замысел Катона? Гарнизон остро нуждается в воинах из колонны подкрепления вместе с эскортом. Брукциум может выдержать сколько угодно штурмов, имея две когорты в полном боевом составе вместе с эскортом, посланным охранять колонну подкрепления. Макрон с болью в сердце смотрел на воинов, занявших позиции на стене. Как мало их осталось! Как редко они стоят! Всего в крепости насчитывалось менее двух сотен боеспособных солдат. Если Каратак надумает пойти на штурм до возвращения Катона, у силуров появится отличная возможность опрокинуть оборону защитников крепости. Напряженно всматриваясь в даль, Макрон признался себе, что друг может и не вернуться. Время тянулось бесконечно долго, и Макрону казалось, что Катон покинул крепость давным-давно. Не давал покоя страх, что произошло самое худшее.
В отчаянии Макрон стукнул себя кулаком по колену. За это время могло случиться что угодно. Возможно, войску Каратака пришлось убраться восвояси, а может быть, отступать была вынуждена колонна подкрепления. Также не исключено, что на перевале сейчас кипит битва. Кто знает, какой из этих вариантов наиболее вероятный? Прислонившись к деревянным перилам, Макрон на мгновение закрыл воспаленные глаза. От постоянного недосыпания кружилась голова. Ноги и руки вдруг онемели и не хотели слушаться, и Макрон впервые в жизни задумался, сколько еще он сможет прослужить в армии. Он знал многих ветеранов, прослуживших гораздо дольше положенных по контракту двадцати пяти лет. Сказать по совести, впрок им это не шло. Однако армейское начальство закрывало глаза на их немощи, так как высоко ценило драгоценный боевой опыт, приобретенный во время службы в легионах.
Сам Макрон, как многие старые служаки, мечтал уйти на покой и обзавестись маленькой фермой в Этрурии, заботиться о которой будут рабы. А вечера можно коротать в местной таверне, предаваясь воспоминаниям в компании других ветеранов. Однако теперь, когда перспектива уйти в отставку маячила совсем близко, Макрон вдруг стал испытывать отвращение к спокойному образу жизни и порой даже впадал в отчаяние. Воинское дело было единственным ремеслом, которое он знал и по-настоящему любил. Чего стоит жизнь без привычного распорядка дня, дружеских пирушек в ожидании очередного похода? Все это стало неотъемлемой частью его существования, приросло намертво, будто вторая кожа.
Мысли Макрона унеслись далеко, в окутанные туманной дымкой приятные воспоминания. Очнулся он от резкой боли. Беспомощно моргая глазами, Макрон стал оглядываться по сторонам и понял, что задремал и стукнулся подбородком об острую щепку, выступающую из деревянных перил. Резко выпрямившись, он ужаснулся, что позволил себе уснуть, пусть даже на мгновение. Если подобное случалось с часовым во время дежурства, его ждала смерть. И то, что сейчас он не на часах, не является оправданием. Макрон долго не мог успокоиться, упрекая себя за непростительную беспечность. Он с опаской огляделся по сторонам, желая убедиться, что двое часовых на башне не заметили оплошности командира. К счастью, они были поглощены наблюдением за вражеским лагерем. Макрон с облегчением вздохнул. При всем желании он никак не может повлиять на события, которые происходят сейчас на перевале. Так что самое разумное сейчас – немного отдохнуть и поесть, пока вокруг крепости все спокойно. Надо беречь силы, они сегодня еще понадобятся.
Лениво потянувшись, Макрон направился к лестнице.
– Я буду в штабе. Если объявится префект или наша колонна… что бы ни произошло, немедленно сообщите.
– Слушаюсь, господин, – поклонился один из часовых.
Спустившись вниз, Макрон вышел из караульной будки и развязал ремешок шлема на подбородке. Затем сунул шлем под мышку и снял подшлемник. Потные волосы прилипли к голове, и Макрон с удовольствием почесал череп. Утром легионеров отпустили отдыхать, и сейчас они сидели или лежали на крепостном валу. Некоторым даже удалось уснуть, а остальные тихо переговаривались между собой. И только несколько человек как ни в чем не бывало играли в кости у угловой башни, где их громкие голоса не тревожили товарищей.
Макрон зашел во внутренний дворик перед зданием штаба и обменялся приветствием с часовым. Несмотря на то что каждый человек был на счету, Макрон решил поставить охрану у сундука с деньгами гарнизона. В квартире командира Макрон положил шлем на стол и позвал Децимуса.
Ответа не последовало. В жилище стояла мертвая тишина. Макрон нахмурился от дурного предчувствия. После поединка с Квертусом Катон приказал слуге вернуться в штаб.
– Эй, Децимус! Куда ты провалился, мерзавец? – разнесся по пустому помещению рокочущий бас центуриона.
Грозно рыкнув, Макрон заглянул в кабинет префекта, но не обнаружил там никаких признаков жизни и решил проверить кухню в надежде найти что-нибудь съедобное. В нос ударил обычный для кухни запах дыма, а в дальнем углу вырисовывалась темная тень.
– Чтоб тебя… – выдохнул центурион, останавливаясь как вкопанный.
На крюке для мясных туш, прикрепленном цепью к балке, висело тело. Лицо удавленника распухло, глаза вылезли из орбит, а малиновый язык вывалился изо рта. Макрон не сразу узнал повешенного.
– Децимус! Что ты натворил, тупой ублюдок!
Макрон смотрел на качающееся в темном углу тело и испытывал некоторую жалость, но не сочувствие. А еще разочарование в человеке, лишившем себя жизни. Почему Децимус избрал такой путь? Из боязни наказания за предательство Катона? Или из страха оказаться захваченным силурами после падения Брукциума? Неважно, чем руководствовался Децимус, в глазах Макрона его поступок выглядел недостойно. Скверная смерть для любого человека, особенно для бывшего солдата римской армии. Оправдания самоубийству нет и быть не может. У Макрона не было времени читать истории о благородных римлянах, покончивших жизнь самоубийством во благо Рима или ради чести семьи. Куда лучше погибнуть с мечом в руке, выкрикивая проклятия в лицо врагам. А это? Из груди Макрона вырвался тяжелый вздох. Такой путь мог избрать только трус. На мгновение Макрон, сам того не желая, представил последние минуты жизни Децимуса, и отчаяние ветерана нашло отклик в его душе.
Однако он тут же выбросил из головы глупые мысли. Пусть уж в подобных тонкостях копается Катон. В поисках пищи Макрон заглянул на полку над шершавой столешницей и обнаружил кусок местного сыра и несколько ломтей черствого хлеба. Усевшись на табурет, он основательно подкрепился, умышленно отводя взгляд от тела Децимуса.
Доесть сыр Макрон не успел. В коридоре послышались торопливые шаги. Сначала кто-то забежал в апартаменты префекта, а потом добрался и до кухни.
– Господин центурион!
Макрон поспешил проглотить кусок, чтобы освободить рот.
– Я здесь!
На пороге появился запыхавшийся часовой.
– Господин префект, силуры возвращаются.
Внутри у Макрона все напряглось.
– А наши парни?
– Нет, господин. Никого… – часовой не договорил, уставившись на мертвое тело, висевшее на крюке.
Даже испепеляющий взгляд Макрона не привел его в чувство.
– Закончи доклад! – гаркнул центурион.
– А? Что? – очнулся часовой. – Да, простите. Местные возвращаются с перевала. Я сам видел среди них Каратака, господин центурион.
– А римлян нет? Точно?
– Абсолютно.
– И пленных тоже? – ухватился за последнюю угасающую надежду Макрон.
– По крайней мере я никого не заметил, когда отправился к вам с докладом.
Макрон встал и, собрав остатки нехитрой трапезы, кивнул в сторону повешенного.
– Снимите его и уберите прочь отсюда.
Он уже дошел до двери в коридор, но вдруг остановился:
– Отнесите Децимуса к другим покойникам. Когда все закончится, надо похоронить ублюдка по-человечески.
– Слушаюсь, господин префект.
– Ну и чего ты ждешь? – обрушился Макрон на часового. – Хочешь, чтобы вся кухня провоняла? И не забудь убрать под ним дерьмо.
Легионер, поморщившись, оставил копье и щит у кухонного стола, за которым только что сидел Макрон, и направился к помойному ведру. Глянув напоследок на самоубийцу, Макрон осуждающе покачал головой и вышел в коридор.
С мрачным лицом он пошел к главным воротам. Если Каратак с войском возвращается с перевала, значит, можно не сомневаться, силуры разбили колонну подкрепления. То есть гарнизону не приходится рассчитывать на помощь со стороны. Боеспособных воинов остается все меньше. Мрачная перспектива, ничего не скажешь! Остается только надеяться, что дым от сигнального костра увидят далеко за пределами Брукциума и сообщат легату Квинтату, что гарнизон крепости попал в беду. Но если и так, до Глевума более шестидесяти миль, и чтобы прийти на выручку гарнизону Брукциума, Четырнадцатому легиону потребуется не менее трех дней. Макрон понимал: столько им не продержаться.
Преодолевая боль в ногах, Макрон поднялся на башню и подошел к парапету. Часовой наблюдал за долиной. По дороге к лагерю двигалось несколько тысяч вражеских воинов. Над передовым отрядом всадников развевалось знамя Каратака, а за ними следовало остальное войско. Из лагеря им навстречу бросились остальные силуры, приветствуя возвратившихся товарищей радостными криками. Когда армия Каратака вошла в лагерь, солнце садилось за вершины гор. Долина купалась в алых отблесках, а на траву и заросли вереска вокруг крепости легли длинные тени.
Защитники крепости выстроились на стене и молча наблюдали за триумфальным возвращением вражеского вождя. Макрон рассмотрел лошадей без всадников, которых вели в поводу рядом с войском. По подстриженным гривам и седлам Макрон определил, что животные принадлежат римлянам. Значит, старания Катона спасти колонну подкрепления оказались напрасными. При мысли, что друг погиб вместе с двумя фракийскими эскадронами, у Макрона екнуло сердце. Напрягая зрение, он всматривался в ряды вражеских воинов. Некоторые передвигались, поддерживаемые товарищами, других несли на самодельных носилках, сооруженных из сосновых веток и красных легионерских плащей. Наконец он увидел то, чего ожидал. В хвосте колонны шла вереница пленных. Человек двадцать со связанными за спиной руками и петлями веревки на шеях. На них были доспехи, и Макрон рассмотрел на одном из пленников нагрудную пластину и офицерский плащ. Разглядеть с такого расстояния лицо не представлялось возможным, и Макрон не мог определить, кто этот пленный офицер. При мысли, что им может оказаться Катон, сердце забилось сильнее. Но слабая искра надежды сразу погасла, сменившись леденящим душу ужасом. Какую участь готовит Каратак пленным? Если в плен попал Катон, то для него было бы гораздо лучше погибнуть в бою.
На долину спустились сумерки, и Макрон распорядился, чтобы воинам гарнизона выдали полный паек. Морить людей голодом и экономить еду бессмысленно. На сытый желудок сражаться гораздо веселее, а ведь утром придется идти в бой. В лагере силуров уже начали праздновать победу, и Макрон решил, что Каратак на радостях позволит людям отдохнуть. Так что ночной штурм крепости не грозил. Тем не менее он приказал принести скатанные постели к подножию крепостного вала, чтобы быть наготове, если враг все же решится напасть на форт.
В долине один за другим зажигались костры. В их свете было видно, как пьют силуры, до защитников крепости доносились обрывки песен и веселый смех. Самый большой костер горел перед шалашом Каратака. Силурский вождь сидел с товарищами на возвышении, где находилась трибуна, с которой можно было обозревать строевой плац. С наступлением ночи празднество не прекратилось. На небе взошла новая луна, заняв свое место среди звезд. Потом на смотровом плацу началось какое-то движение, и Макрон разглядел собирающихся вокруг костра людей. В костер подбросили дров, и желто-красные языки пламени взлетели в ночное небо.
– Центурион Макрон!
Макрон повернулся на голос, прислонившись к стене башни. При лунном свете он увидел на стене Петиллия.
– Господин центурион, вы видите? Силуры собираются штурмовать крепость. Подать сигнал тревоги?
Макрон снова глянул на склон. Если силуры и собирались идти на штурм, то почему-то не скрывали своих намерений и действовали предельно открыто.
– Нет необходимости поднимать тревогу, – успокоил он Петиллия. – Каратак и его парни просто забавляются. А наши воины пусть отдохнут. По крайней мере они будут лучше подготовлены к тому, что принесет утро, чем перепившиеся враги.
Петиллий некоторое время молчал, потом с сомнением пожал плечами:
– Как прикажете. Надеюсь, вы правы.
Его слова задели гордость Макрона, и он уже хотел обрушиться на подчиненного с отборной руганью, но вдруг понял, что нервы Петиллия на пределе, как и у него самого. Что толку осыпать его оскорблениями?
– Иди поспи, центурион, – вздохнул Макрон. – Я сам за ними понаблюдаю.
– Слушаюсь.
Петиллий бросил последний взгляд на вражеский лагерь, а затем спустился по деревянной лестнице к подножию крепостного вала и сел, уронив на колени голову и скрестив руки.
Опершись на перила, Макрон следил за толпой, собирающейся вокруг костра. Ясно, грядет что-то очень важное. То, что должно стать кульминацией торжества. Потом из темноты появилась небольшая группа людей, и толпа расступилась перед ними. Возглавляла шествие фигура в темных одеждах. За ней шли силуры и вели пленников. Пленников бросили на землю возле костра. Всего пять человек. Силуры все подходили. Они несли деревянные сооружения в форме буквы «А». Первого пленника привязали головой к вершине треугольника, а ноги к бревнам, образующим угол. После завершения приготовлений фигура в черном балахоне указала на костер, и раму подняли вертикально вверх.
Пленник в ужасе корчился, понимая, как и Макрон, какая участь его ожидает. Несколько человек натянули веревку, прикрепленную к вершине сооружения, и стали медленно разматывать. Рама медленно поползла к костру. На мгновение толпа замерла, а потом послышались крики несчастного, перешедшие в безумный вой. Глядя на мучения пленного, толпа ревела от восторга. Римлянин беспомощно извивался, пытаясь освободиться от веревок. Его туника загорелась, а в следующее мгновение все тело было объято пламенем. Душераздирающие вопли неслись по долине.
Макрон отвернулся, не желая смотреть на пытку, и прислонился к шершавым бревнам палисада. Снизу доносились леденящие душу крики, от которых бежать было некуда. Глядя в звездное небо, Макрон молил богов, чтобы они поскорее прекратили мучения пленника.
