ГЛАВА 21
— Что за хрень долбаная! — выругался Макрон, прихлопнув присосавшегося к предплечью здоровенного комара. Но едва чуть пониже каймы его рукава на волосатой руке расплылось пятнышко крови, как еще пара кровососов из зависшего над легионерами клубящегося облачка решила попытать счастья и атаковать неприкрытый участок кожи.
— Если мне удастся добраться до недоумка, затеявшего всю эту дурь, он не сделает больше ни вздоха, — прорычал центурион, расправляясь и с этими смельчаками.
— Подозреваю, приказ исходил от самого командующего, — заметил как можно мягче Катон.
— А? Ну тогда я потолкую с ним в загробном мире. Там земные чины не имеют значения.
— Это точно, командир, но до того времени Плавт успеет сделать не один вздох, — отозвался юноша с самым невинным видом.
Центурион прервал на какое-то время боевые действия против летучего гнуса и обрушился на оптиона:
— Раз так, я, может быть, и не стану тратить времени на столь долгое ожидание, а разберусь с кем-нибудь прямо сейчас. С кем-нибудь не столь высокого ранга и находящимся под рукой. Если он вздумает и дальше высовываться со своими непрошеными замечаниями.
— Прошу прощения, командир, — смиренно ответил Катон. Ситуация и впрямь была отвратительной, и его подтрунивания вряд ли способствовали ее исправлению.
Уже битый час шестая центурия тащилась по вьющейся между непроходимыми зарослями посреди раскинувшегося во всех направлениях болота тропке, судя по всему, протоптанной дикими животными. Она позволяла не провалиться в трясину, но по ширине не могла пропустить и двоих человек плечом к плечу, так что легионерам приходилось топать гуськом. Какая-либо связь с остальными подразделениями когорты отсутствовала, и единственным свидетельством наличия в этих дебрях и других бедолаг были отдаленные звуки завяливавшихся то здесь, то там скоротечных стычек. У них самих обошлось без крови: обнаруженная ими кучка легковооруженных, с одними плетеными щитами и охотничьими копьями, перепачканных и вымотавшихся бриттов ввиду явного численного превосходства римлян сдалась без боя и была эскортирована в тыл восемью легионерами, которых Макрон отрядил на это задание с огромнейшей неохотой. Они ушли назад, а центурия устало побрела дальше.
Когда солнце склонилось к горизонту и неподвижный горячий воздух окутал легионеров как душное одеяло, заставив каждую пору их кожи непрерывно исторгать липкий пот, Макрон объявил привал, чтобы попытаться определить местоположение центурии по отношению к реке и ко всему остальному, в частности к легиону. Если солнце сейчас слева от них, тогда река должна находиться приблизительно там, куда он в настоящее время глазеет, но тропа почему-то забирала в сторону, норовя увести их на запад. Возможно, в данный момент имело смысл двинуться напрямик к воде, а не плутать в наступающей темноте по всем этим хреновым буеракам.
Хмурые, потные, одолеваемые тучами насекомых люди сидели в молчании, уныло гадая, как лучше поступить. В конце концов Катон, не в силах больше терпеть раздражающие укусы, решил продвинуться по тропе дальше и разведать, что там. Макрон предостерегающим взглядом дал понять, чтобы юноша двигался осторожно, крадучись и по возможности был на виду. Однако довольно скоро он добрался до места, где тропа резко сворачивала направо. Присев на корточки, оптион опасливо заглянул за поворот в надежде увидеть более-менее спрямленный отрезок пути. Увы, его ожидало разочарование — почти сразу за поворотом тропа вновь виляла, на сей раз налево, а там окончательно пряталась за кустами. Памятуя о молчаливом предостережении центуриона, Катон напрягся и прислушался. Откуда-то издалека доносился шум стычки, однако он едва пробивался сквозь равномерное гудение туч опостылевшего гнуса. Ближние подступы к месту привала выглядели вполне мирно, однако особого облегчения юноша не почувствовал. Жара, духота и кровососы донимали так, что он был бы рад любой возможности отвлечься, включая даже схватку с бриттами. Да и надоедливое гудение казалось чересчур громким, что, понятное дело, пробудило в нем любопытство.
Сзади послышался тихий свист, и Катон обернулся. Привлекший его внимание центурион вопросительно воздел большой палец. Катон пожал плечами и указал копьем за поворот. Через считаные мгновения Макрон присел рядом.
— Что там такое?
— Прислушайся, командир.
Макрон склонил голову и нахмурился.
— Ничего не слышу. По крайней мере, поблизости.
— Командир, я о насекомых. Ишь как разгуделись.
— Да, это я слышу. Ну и что?
— А не слишком ли громко они гудят, командир?
— Слишком громко?
— Чтобы так шуметь, их там должна быть хренова прорва. Огромная туча насекомых, командир, в одном месте. С чего бы?
Макрон снова напряг слух и кивнул, признавая, что в словах паренька есть резон.
— Оставайся здесь, Катон. Если я позову, мигом поднимай центурию.
— Есть, командир.
Солнце уже опустилось довольно низко, так что значительная часть тропы находилась в тени. Припав к земле, Макрон бесшумно скользнул за поворот и скрылся из виду, тогда как Катон весь напрягся, готовый по первому зову броситься на помощь центуриону. Однако никакого зова и вообще никаких звуков, кроме все того же жужжания, до его слуха не доносилось. Эта неопределенность нервировала, не говоря уж о том, что из-за духоты и пота обожженные места болели еще сильнее.
Неожиданно Макрон появился из-за поворота. Он шел спокойно, то есть опасности определенно не обнаружил, однако выражение его лица было мрачным.
— Командир, что там такое?
— Да так, некоторые из наших батавов, что пустились в погоню за бриттами.
Катон улыбнулся.
— Это хорошо, командир. Может быть, хоть они смогут сказать нам, где мы находимся.
— Боюсь, — тихо ответил центурион, — они уже никому ничего не скажут.
Спокойным голосом Макрон поднял шестую центурию и повел людей по тропе, за двумя поворотами которой открылись образованная легким уклоном почвы прогалина.
Притоптанная трава ее была усеяна трупами, по большей части трупами батавов из вспомогательной когорты. Многие из них, судя по ранам, погибли в бою, остальным, сваленным в кучу на обочине, попросту перерезали глотки. Погибшие бритты — всего лишь горстка — были выложены рядком. Тела их, облаченные в шлемы и кольчуги, прикрывали щиты, сбоку лежали копья.
Остановившись над одним из мертвых батавов, Макрон пнул труп носком солдатского сапога и, возвысив голос, чтобы слышали все его люди, заговорил:
— Вот вам наглядный пример того, что бывает с трусами, которые сдаются варварам в плен. Посмотрите на них хорошенько и возблагодарите богов за то, что вы не на их месте. Эти батавы оказались глупцами, но если я на подобной глупости поймаю кого-то из вас, ему сильно не поздоровится. Он у меня попляшет… не в этой жизни, так в загробной. Так оно и будет, у меня слово с делом не расходится.
Он хмуро воззрился на легионеров, словно давая им понять, что своего центуриона им следует бояться больше, чем самого грозного и безжалостного врага.
— Ладно, давайте наведем здесь порядок. Катон, распорядись, чтобы ребята забрали у этих дохлых варваров все, что может представлять ценность.
Пока легионеры выполняли эту не слишком приятную задачу, Макрон, выставив часовых на каждом краю прогалины, выбрал местечко, не заляпанное кровью, и сел, радуясь хоть какому-то облегчению, после чего отстегнул ремешок шлема и попытался пригладить насквозь пропотевшие, спутанные волосы.
Оптион уставился на тела бриттов.
— Что, впечатляющая компания?
Катон кивнул. Эти рослые, мускулистые, крепкие малые явно не были простыми туземцами, призванными на войну. Дорогая одежда, украшения, оружие и снаряжение указывали на их особый статус.
— Телохранители какого-нибудь вождя?
— Сдается, что так, — согласился Макрон. — А судя по явному неравенству потерь, бойцы они отменные. Надеюсь, их отряд не очень велик.
Катон бросил взгляд на окружавшую прогалину непроницаемую стену зарослей и поежился.
— Думаешь, они все еще неподалеку?
— Я центурион, парень, а не хренов прорицатель! — рявкнул Макрон и тут же пожалел о своей неоправданной резкости. Молодой оптион всего лишь озвучил общие опасения, но жара, духота, усталость, необходимость продираться сквозь колючий кустарник и полное неведение относительно местоположения остальных центурий Второго довели его до крайнего раздражения.
— Не беспокойся, — проворчал он уже более мягким тоном, — если они и рядом, то наших в окрестностях всяко больше, чем варваров.
Катон кивнул, но это его не успокоило: в условиях крайней разрозненности и отсутствия общего управления знание местности имело большее значение, чем численное превосходство. Мысль о том, что крупный отряд отборных британских воинов рыщет в зарослях и охотится на изолированные друг от друга подразделения, римлян пугала, и он, хотя и стыдился своего страха, ничего не мог с этим поделать.
Усугубляло дело и приближение темноты: одна мысль о возможности застрять на ночь в этих диких дебрях повергали в ужас. Между тем солнце уже ушло за скрытый густой листвой горизонт, и подсвеченный им небосклон, на фоне которого метались темные сгустки охотившихся за насекомыми ласточек, приобрел оттенок расплавленной бронзы. Насекомых, в свою очередь, манили кровь и разлагающаяся плоть, чего в этот день болото предлагало им более чем достаточно.
Катон шлепнул себя по щеке, чтобы отогнать кровососа, но попал рукой по прикрывающей щеку пластине шлема и выругался:
— Дерьмо!
— Приятно видеть, что эти поганые паразиты сосут кровушку и у молодежи, а не только у заслуженных ветеранов, — усмехнулся Макрон, разгоняя перед лицом облачко мошкары. — Думаю, ты был бы рад хоть сейчас полезть в реку, лишь бы от них отделаться.
— Так точно, командир! — прочувствованно ответил Катон, которому и вправду больше всего на свете хотелось бы сбросить натиравшие обожженную кожу громоздкие доспехи и погрузиться в струящуюся прохладную воду. Образ, представившийся ему, был настолько заманчив, что на какой-то момент Катон потерял связь с реальностью. Но тем печальнее было возвращение к ней.
— Может, нам стоит попробовать добраться до реки, командир?
Макрон потер глаза ладонями, мысленно рассматривая возможные варианты действий. Перспектива провести ночь на прогалине, среди трупов, вокруг которых еще витают духи убитых, внушала отвращение и страх. Река, по всем расчетам, должна была находиться не так уж и далеко, но вокруг топи, и двигаться через них в темноте узкими, неверными тропками очень опасно. И тут неожиданно его осенило.
— А что, Катон, ночь нынче будет лунная?
— Так точно, командир.
— Вот и хорошо. Тогда мы отдохнем здесь, пока луна не поднимется достаточно, чтобы осветить нам дорогу. Рискнем двинуться дальше этой тропой: хоть она и вихляет, но вроде бы идет в нужном направлении. Назначь два караула и скажи остальным парням, чтобы ложились и попробовали поспать.
— Есть, командир.
Отсалютовав, оптион отправился выполнять приказ, а по возвращении обнаружил, что центурион лежит на спине, закрыв глаза и издавая могучие храпы человека, спящего крепким, здоровым сном. Дружелюбно улыбнувшись, Катон присел рядом, снял шлем и, положив его возле щита и копья, некоторое время смотрел, как тускнеет край закатного неба, делаясь попеременно оранжевым, красным, фиолетовым и наконец совсем черным.
Потом, произведя смену часовых, он тоже улегся, надеясь, что усталость сморит и его. Но боль в боку, безжалостный звон мошкары, раскатистый храп центуриона и боязнь, что из тьмы вот-вот выскочат товарищи погибших бриттов, гнали сон прочь. В результате Катон лежал, мучаясь от боли и зуда и мысленно костеря себя за неспособность с толком воспользоваться отпущенным для отдыха временем. Задолго до того, как среди редких облаков появилась луна, раздававшийся по соседству храп уже пронял Катона настолько, что он практически был готов придушить своего командира.
