Глава 27

— Как он? — спросил Макрон, стоя рядом с другом, плечо которого внимательно оглядывал главный хирург легиона при свете масляного светильника, который держал его помощник.

Хирург вздохнул и ответил, не отрывая взгляда от раненого:

— Скажу вам точнее, командир, если вы окажете любезность, не загораживая мне свет.

Макрон сделал шаг назад.

— Благодарю вас.

Хирург наклонился к Катону и внимательно оглядел плечо. Как только Макрон вытащил его с территории храма, он и двое легионеров отнесли трибуна к позиции баллист и тут же послали за хирургом. После удара копьем Катон, падая, ударился головой о землю. Он потерял сознание и пришел в себя лишь тогда, когда Макрон и Хамед уже тащили его от стены. Катон был контужен, но достаточно в сознании, чтобы чувствовать боль в плече и невнятно ругаться. Макрон снял с него шлем, перевязь и пластинчатый доспех еще до прихода хирурга и уложил в углу стойла на кучу сена. Вокруг сильно пахло навозом. Центурион приказал Хамеду ждать снаружи, не мешая лекарю.

Хирург спустил край туники с плеча Катона и поглядел на побелевшую кожу.

— Открытой раны нет. Хорошо. Говорите, в него копье попало?

— Да. Похоже, прямо, не вскользь.

— Гм. — Хирург аккуратно коснулся кожи и провел пальцами к ключице. — Здесь переломов нет. Мне надо проверить состояние плечевого сустава. Это будет больно. Вам придется держать его.

Макрон опустился на колени и крепко ухватил Катона за здоровую руку одной рукой и прижал его к копне сена другой.

Хирург аккуратно взялся обеими руками за плечо Катона. Прощупал его, ища сломанные кости или обмякшие разорванные мышцы. Удовлетворенный результатом, надавил сильнее, прощупывая мышцы поглубже.

— Мать твою! — заорал Катон и попытался сесть. Его глаза широко открылись, и он яростно поглядел на хирурга. — Ублюдок! — Попытался стукнуть хирурга лбом в челюсть.

— Тихо, парень! — рявкнул Макрон, укладывая Катона обратно. — Он всего лишь осматривает твою рану.

Катон непонимающе поглядел на Макрона, а затем кивнул и скрипнул зубами.

— Ладно. Давай дальше.

Потерев челюсть, хирург снова занялся плечом Катона. Нажал пальцами на побледневшую кожу, и Макрон почувствовал, как тело его друга одеревенело. Катон глядел прямо вверх, борясь с болью. Хирург тщательно прощупал плечо и выпрямился, удовлетворенно кивнув.

— Сильный кровоподтек, но кости целы. Несколько дней будет прилично болеть, надо будет носить руку на перевязи, но необратимых повреждений нет. Я так понимаю, что вы получили и удар по голове.

Катон нахмурился, вспоминая.

— Это нормально — не помнить, как все произошло. Как себя чувствуете?

— Так себе, — сглотнув, ответил Катон. — Голова болит. Немного кружится… Я помню, как мы пошли в атаку. Потом — летящее копье. Потом — ничего.

— Что ж, это нормально, — ответил врач, ободряюще похлопав Катона по кисти руки. — По крайней мере, мозги вам не вышибло.

— Не сказал бы, что вижу особую разницу… — начал Макрон, пожав плечами.

— Вы должны отдохнуть, — сказал хирург, вставая. — Пока не пройдет головокружение. Потом можете ходить. Плечо будет болеть и неметь несколько дней. Лучше носить руку на перевязи. Помимо этого, могу лишь сказать, что вам повезло, командир. Теперь постарайтесь не подставляться под копья, дротики и стрелы, хорошо?

Макрон насмешливо поглядел на него. Когда хирург вышел с конюшни, он снова посмотрел на друга. Некоторое время они молчали, а затем центурион многозначительно откашлялся.

— Думаю, следует поблагодарить тебя.

— Поблагодарить меня?

— Конечно, — хмуро ответил Макрон. — Ведь ты спас меня от этого копья.

— Я?

— Значит, не помнишь?

Катон прикрыл глаза, а потом покачал головой.

— Ладно, — сказал Макрон. — Забудь. Я пойду. Легат захочет узнать, что делать дальше. А ты лежи здесь и отдыхай, хорошо? — Он развернулся и пошел к выходу.

— Макрон… — тихо окликнул его Катон.

Центурион остановился и обернулся.

— Что бы я там ни сделал, ты бы поступил так же, — сказал Катон. — Будь ты на моем месте.

— Точно, только не лежал бы здесь, — хмыкнув, ответил Макрон. — Я не такой худой, как ты. Если бы я оттолкнул тебя в сторону, это проклятое копье пролетело бы в миле от нас. А теперь делай то, что сказал хирург. Отдыхай.

Выйдя из конюшни, Макрон дал знак Хамеду идти за ним.

Легат сидел за грубо отесанным столом у развалин хижины селян, когда пришел Макрон. Штабные офицеры и центурионы когорты Макрона и когорты ауксилариев собрались вокруг него при свете масляного светильника, ожидая. Другой хирург легиона как раз закончил накладывать шов на небольшую рану в предплечье легата, и теперь мазал ее мазью. Аврелий обратился к Макрону, глядя на него через плечо хирурга:

— Хорошо, что ты наконец пришел.

— Навестил старшего трибуна, командир, — с едва заметной горечью ответил Макрон. — Во время атаки в него попали копьем.

— Насколько серьезна рана? — с легкой тревогой спросил Аврелий.

— Ему повезло, командир. Слегка контузило, но трибун скоро вернется в строй.

— Хорошо, у нас каждый на счету, — ответил Аврелий, кивая на ткань, которой ему бинтовали рану. — Я и сам ранен. Стрела руку вспорола.

Хирург поднял взгляд. На его лице было удивление, и он покачал головой, завязывая концы повязки. Выпрямился и отошел на подобающее расстояние.

— Кость не задета, командир, — сказал он. — Но я все равно советую вам держать рану в чистоте.

Аврелий кивнул, махнув хирургу рукой. Тепло улыбнулся Макрону.

— Скверно обернулась эта первая атака, а? Я вышел вперед, чтобы глядеть за вашим наступлением из пролома, там меня и ранили.

Он с гордостью показал на повязку на руке. Макрон услышал в его голосе воодушевление. Воодушевление воина, который наконец-то получил первое боевое ранение за долгие годы спокойной службы, не дававшей ему ни малейшей возможности проявить себя как солдат.

— Тем не менее отступление наше лишь временно, — продолжил легат. — Следующая атака будет успешной, и мы возьмем эту крепость. Уверен в этом.

Макрон задумчиво поглядел на своего командира. Аврелий в слишком радостном настроении — это опасно. Макрон достаточно послужил в разных легионах, чтобы распознать это. Получив первую рану, пусть и царапину от стрелы, Аврелий почувствовал себя неуязвимым. Теперь ему не надо было ничего доказывать рядовым легионерам. Он пролил кровь на поле боя и получил моральное право отдавать им приказы, какова бы ни была их цена. Макрон знал, что через пару часов это пройдет. Нормальное дело, когда тебя хотели убить, но промахнулись. Боевой пыл легата скоро вновь сменится холодным расчетом. Сейчас же надо ухитриться удержать его от поспешных действий, пока не будет должным образом подготовлен новый штурм храма.

— Конечно, возьмем, командир, — согласился Макрон. — Как только хорошенько подготовимся.

— Подготовимся?

— Безусловно, командир. Надо выдвинуть вперед баллисты и катапульты, чтобы лучше прикрывать штурм с близкой дистанции. Если мы сможем пробить несколько дыр во внешней стене, катапульты смогут обстреливать вражеских лучников, не подвергая риску наших. Кроме того, нам необходимо убедиться, что у врага перекрыты все пути отступления.

Макрон кивнул на Хамеда.

— Этот парень раньше был жрецом. Знает, как устроены храмы. И этот посещал… совсем недавно, так?

— Да, командир, — ответил Хамед, кивнув. Он очень нервничал, стоя перед командиром легиона.

— Тогда рассказывай все, что знаешь. Сколько здесь входов?

Хамед задумался, прежде чем ответить, стараясь ничего не упустить.

— Между двумя самыми большими пилонами — главный вход. Там огромные ворота, командир. Толщиной в несколько дюймов. За ними небольшой двор и следующие ворота. По сторонам от главного входа два небольших храма. Один — через который мы шли в атаку в первый раз, и другой, с противоположной стороны. Его тоже можно хорошо укрепить, командир.

— Ну, есть лишь один способ в этом убедиться, — раздраженно ответил Аврелий. — Иди и проверь. Доложи центуриону Макрону сразу же, как вернешься.

Хамед глянул на Макрона, который еле заметно кивнул, и, сглотнув, склонил голову.

— Как прикажете, командир.

Он нерешительно пошел в сторону храма и вскоре скрылся в темноте. Аврелий снова поглядел на Макрона.

— Пока Катон не в состоянии нести службу, вы старший после меня офицер, — сказал он. — Вы опытный солдат, так что мы поступим так, как вы порекомендуете. Выведем вперед баллисты. Делайте все, что сочтете необходимым, чтобы следующий штурм был успешен. Это понятно?

— Да, командир, — кивнув, ответил Макрон.

— И убедитесь в том, что у противника нет возможности сбежать. Я хочу, чтобы всех их убили или пленили… — Аврелий поднял руку и коснулся лба. — Теперь мне надо отдохнуть. Я чувствую слабость от ранения. Разбудите сразу же, когда все будет готово к следующему штурму.

Тянулась ночь, полная луна низко повисла над горизонтом, а шум от приготовлений римлян был отчетливо слышен обороняющимся в храме. Неторопливый ровный звук ударов у внешней стены. Легионеры проломили в глинобитной стене проходы. Визг пил и стук молотков у костров вдали, ярдах в двухстах от стены, за холмом. С верхней площадки пилона Аякс едва различал силуэты легионеров за работой. Подумал, что они, наверное, сооружают новые штурмовые лестницы и, по всей вероятности, таран. Если лестницы не помогут, то уж таран точно разметает наспех собранный завал. И когда это случится, ничто не помешает римлянам пробиться внутрь и уничтожить осажденных.

Мятежный гладиатор уже задумывался насчет возможности прорваться и бежать, но вечером он видел, что легионеры постоянно ходят вокруг храмового комплекса, а небольшие отряды неторопливо что-то раскладывают на земле. Кальтропы, догадался Аякс, «чеснок». Шипы, выкованные так, что, как их ни брось на землю, один из четырех заостренных штырей всегда будет торчать вверх. И проткнет ногу или копыто тому, кто попытается пробежать через заграждение. Позади пеших патрулей слышался топот копыт и ржание. Кавалерия.

Миновала полночь, луна поднялась высоко в небо, ее свет пролег сверкающей дорожкой по поверхности Нила, обрываясь у холмов на противоположном берегу. Аякс понимал, что они в ловушке. Оставшиеся с ним люди, выжившие во время восстания на Крите, и воины-арабы, вверенные ему принцем Талмисом, обречены. Наполнившее его сердце чувство не было страхом или ощущением поражения. Лишь глубокое разочарование, что за свою короткую жизнь он не смог навредить Риму еще больше. Аякс надеялся, что смертельно ранил префекта копьем, злился, что Макрон остался в живых и вполне может выжить в предстоящем штурме храма. Мысль о том, что он умрет, отомстив лишь наполовину, мучила Аякса. Окружающие этого не видели, он смотрел на ряды римлян бесстрастно. Для своих воинов стратег был, как всегда, бесстрашен и решителен, и его пример воодушевлял их.

Спустя час после полуночи раздалось шлепание сандалий по лестнице пилона, и вскоре из темноты появился Карим. Он встал рядом, тяжело дыша.

— Что такое?

— Стратег, пойдем со мной, прошу. Сейчас же.

Аякс по голосу понял, что дело срочное, и повернулся к нему.

— Что такое?

— Лучше будет тебе пойти со мной, командир, — ответил Карим, многозначительно поглядев на остальных воинов, стоящих на пилоне. Арабы и их командир вполне могли слышать их.

— Ладно, хорошо. — Аякс кивнул и начал спускаться по лестнице следом за товарищем. Как только они прошли три пролета, он тихо заговорил снова: — Что случилось?

— Наш человек, стратег, — сказал Карим, оглянувшись через плечо. — Он здесь, в храме.

— Кант? — удивленно переспросил Аякс.

Он не понимал, зачем шпион рискнул прийти в храм, и подавил приступ гнева. Шпион постоянно добывал важную информацию о римской армии и передавал ее разведчикам принца Талмиса, встречавшимся с ним неподалеку от Диосполиса. Он должен был тщательно скрывать себя. Что бы ни побудило его прийти сюда, это должна быть достаточно веская причина.

Карим кивнул.

— Перебрался через завал с северной стороны. Сказал, что ему надо поговорить с тобой.

— Где он?

— Я отвел его в один из залов жертвоприношений, чтобы его никто не видел.

— Хорошо, — согласился Аякс. Даже если храм падет, Кант еще сможет здорово помочь принцу Талмису, если не будет раскрыт.

Они пересекли внутренний двор и вошли в колоннаду, ведущую к святилищу. Внутри было темно, путь им освещал лишь огонь, горящий в дальнем конце святилища. По обе стороны от святилища, где стоял священный ковчег, были устроены небольшие помещения. Жрецы храма уже давно не совершали столь богатых подношений богам, чтобы требовалось все это хозяйство, и сейчас здесь пахло лишь запустением.

В проходе слева от святилища из жертвенного помещения появился темный силуэт.

— Стратег? — послышался тихий голос.

— Кант, — жестко ответил Аякс, идя к нему. — Что ты здесь делаешь?

— Стратег, вам надо выбираться из ловушки, пока еще есть возможность. Если останетесь здесь, погибнете.

— Если будет на то воля богов, я сначала покажу римлянам, как умирает настоящий мужчина. С честью и достоинством.

Повисло молчание, а затем заговорил Карим:

— Они этого не допустят. Они убьют тебя только после того, как сломят, так, чтобы показать твою смерть позорной. И это станет наследством, которое ты оставишь всем рабам Римской империи, стратег.

Аякс понимал, что он прав, и устало кивнул.

— Тогда нельзя позволить им взять меня живым. Я умру здесь, если не от римского меча, то от своего или от твоего, если ты поможешь мне, друг мой.

— Нет, — прервал его Карим. — Пока есть шанс продолжать нашу борьбу с Римом, ты должен жить. Пока Аякс на свободе, ни один римлянин не сможет спать спокойно. Это главное. Это все, что дает надежду тем, кто еще в оковах, стратег. Ты должен жить. Должен выбраться отсюда.

— Он прав, — сказал Кант. — А я — единственный, кто может вывести вас отсюда через ряды римлян. Я уже выбрал дорогу. Если они остановят нас, то узнают меня и пропустят.

— Бежать? — переспросил Аякс, качая головой. — Это опозорит меня, хотя бы перед самим собой.

— Есть вещи важнее гордости, — настойчиво сказал Карим. — Иногда человек значит больше, чем он думает. Становится символом, воодушевляющим других. Его имя становится оружием в сердцах тех, кто следует за ним, оружием, перед которым трепещут враги.

— Это будет так и в том случае, если он умрет, — возразил Аякс.

— Если ты умрешь, то все, чего ты еще мог добиться и что еще больше возвеличило бы твое имя, не случится.

Аякс опустил голову и задумался. Этим вечером он уже приготовился к смерти, здесь, в тесноте и темноте этого храма, на краю безбрежной пустыни. Однако Карим прав: есть и другой повод выпутаться из создавшегося положения. Он поглядел на Канта.

— Каков твой план?

Оставался еще час до рассвета, когда небольшая группа людей пересекла пространство между храмом и внешней стеной. С противоположной стороны донесся шум — это Гепит повел большую группу воинов в атаку на римлян, охраняющих пролом в стене и баллисты. Нубиец сам вызвался остаться и прикрывать бегство командира. Аякс пообещал себе воздать честь другу, убив за него десяток римлян как можно скорее.

Веревки, по которым Кант залез на стену, были на месте, и несколько гладиаторов и лучших воинов-арабов, выбранных Аяксом, чтобы сопровождать его, один за другим забрались на глинобитную стену и тихо спустились снаружи. Когда последний из них исчез в темноте, Аякс дернул Канта за рукав римской туники, надетой на нем.

— Что теперь?

— На поле есть пересохший оросительный канал, — ответил Кант, показывая на еле различимые линии на пшеничном поле. — Пойдете за мной как можно более скрытно. Там два поста римлян, по сто шагов в каждую сторону от канала. Когда минуем их, канал соединится с другим, более глубоким. Там вода, так что идти придется медленно. В четверти мили дальше — кавалерийский патруль. Когда я проходил мимо них по дороге в храм, они укладывались спать. Коновязь недалеко от канала, у нее трое часовых. Если спросят пароль, я отвечу. Я знаю пароль, назначенный на эту ночь. Мы набросимся на них прежде, чем они что-то поймут. Потом вы возьмете лошадей и уедете, командир.

— А ты не поедешь?

Кант покачал головой.

— Если я вернусь к правой стороне храма прежде, чем меня хватятся, то все будет в порядке. Пока что моя легенда вполне работает. Нет причин думать, что они догадаются, кто я такой. Так что я смогу еще послужить вам и вашим союзникам. — В темноте блеснули его зубы, когда он улыбнулся. — Это лучшее представление в моей жизни. Жаль только, другие актеры Рима не видят, и я не получу должного признания.

— Признание? Будь доволен, что их здесь нет, — ответил Аякс и улыбнулся. Похлопал шпиона по плечу. — Пошли.

Кант пошел первым, и вереница темных фигур, низко пригнувшихся к земле, начала пробираться к краю поля. Звуки схватки позади, с противоположной стороны храма, начали утихать — Гепит приказал воинам отступить обратно в храм. Выйдя на поле, Аякс постарался идти как можно тише, не шурша колосьями пшеницы. Они продвигались вперед мучительно медленно, и Аякс уже начал опасаться, что рассветет раньше, чем они уйдут от вражеских солдат на безопасное расстояние. Наконец Кант спустился в неглубокий пересохший канал, и они пошли быстрее. Звук голосов заставил Аякса остановиться, но потом кто-то рассмеялся, и разговор продолжился тихо и беззаботно. Гладиатор двинулся дальше. Канал постепенно становился глубже, а затем присоединился к другому, еще более глубокому и наполненному водой. Кант пошел первым, спустившись в воду и двинувшись вперед, стараясь не плескать водой. Остальные вошли в воду следом, вплотную к камышу, росшему вдоль канала.

Внезапно Кант поднял руку, давая знак остальным остановиться. Еле слышный шорох камыша стих вдали, наступила тишина, прерываемая лишь шарканьем копыт по земле и тихим ржанием. Аякс повернул к Кариму и махнул ему рукой. Они подошли к Канту.

— Это здесь, — сказал шпион.

— Что ж, хорошо, — ответил Аякс, обнажая меч. — Мы разберемся с часовыми. Как только покончим с ними, остальные займутся патрульными, пока те спят. Ясно?

Все кивнули, обнажая оружие, и предводитель мятежников первым вышел из воды сквозь стену камышей. Остановился и огляделся. Коновязь была справа, лошадей привязали к веревке, натянутой между двумя пальмами. Позади них разговаривали двое часовых, невдалеке на земле виднелись темные фигуры их товарищей. Некоторые храпели. Еще дальше ходила взад-вперед одинокая фигура. Аякс показал на нее.

— Этот — твой, Карим. Обойди вон там и заставь его замолчать. Я сосчитаю до ста, и мы пойдем на двух других.

Карим кивнул и, опустившись на землю, медленно пополз мимо спящих римлян. Миновал растущие рядом несколько финиковых пальм и растворился в темноте. Аякс мерно сосчитал до ста и толкнул Канта.

— Пошли.

Они поднялись и вышли из камышей, оказавшись на неровной дороге, идущей вдоль канала. Аякс выпрямился во весь рост и пошел к часовым у коновязи. Те продолжали разговаривать и заметили его лишь в самый последний момент. Один из них резко повернулся и опустил копье, увидев два силуэта, появившиеся из темноты.

— Стой! Кто идет?

— Свои! — ответил Кант.

— Пароль!

— Развей тоску, — ответил Кант, шагая вперед и незаметно обхватывая рукоятку меча.

— Проходи! — ответил римлянин.

Аякс шел рядом с Кантом по дороге. Они уже приблизились к римлянам, и если покрой туники Канта был безусловно военным, то Аякс не был похож на римского легионера. Но они продолжали идти. В последний момент один из часовых прищурился и поглядел на него.

— А ты кто?

Аякс не замедлил шага, идя к римлянину, и в последний момент прыгнул вперед, сделав выпад мечом. Лезвие вонзилось часовому в грудь, и он согнулся, застонав. Второй на мгновение замер, ошеломленный, потом опустил копье, но Кант отбил его в сторону и вонзил меч часовому в горло. Тот рухнул на колени, истекая кровью, и упал на бок. Аякс быстро добил своего противника и развернулся к последнему часовому. Тот что-то услышал и стоял наготове на другой стороне лагеря, сжимая копье обеими руками. Но прежде чем он успел окликнуть их, из темноты выпрыгнула тень, и Карим, крякнув, повалил легионера на землю. Аякс глядел на происходящее, готовый броситься на помощь Кариму, но парфянин встал и поднял меч.

— Все готовы, — с облегчением сказал Кант.

Он повернулся в сторону канала и тихо свистнул. Из камышей тут же появились два десятка фигур и двинулись к ним. Когда его люди собрались вокруг, Аякс показал им на спящих римлян, улегшихся в стороне от финиковых пальм, чтобы им на голову не свалилась змея или скорпион.

— Убейте их по-тихому, — приказал Аякс. — Вперед.

Его воины расползлись между спящими римлянами и, стоя на коленях, начали зажимать им рты и резать глотки. То там, то тут жертва начинала судорожно биться перед смертью; один даже успел издать булькающий вскрик, прежде чем ему зажали рот. Когда со всеми римлянами покончили, Аякс повел воинов к коновязи. Седла были аккуратно сложены рядом, так что оседлать коней оказалось делом быстрым. Прошло совсем немного времени, а Аякс и его воины уже сидели на лошадях — все, кроме Канта.

— Ты уверен, что хочешь остаться? — спросил Аякс.

— Да, стратег.

— Если они узнают, что ты шпион, а рано или поздно это случится, то пощады от них не жди.

— Я буду осторожен. Кроме того, мне очень понравился этот обман. Я никогда еще не играл таких ролей.

Улыбка исчезла с лица Канта, и он кивнул в сторону неба на востоке, где сквозь туман над Нилом начинали пробиваться первые рассветные лучи.

— Езжайте лучше, — сказал он, сжимая руку Аякса. — Да пребудет с тобой Фортуна, стратег.

Гладиатор с благодарностью кивнул, отпустил руку Канта, взял поводья и тронулся в западном направлении, к холмам, чтобы скрыться в безлюдной местности, подальше от римских войск, окруживших храм. Потом они пойдут вдоль Нила, вверх по течению, найдут где переправиться и присоединятся к принцу Талмису и его армии.

Он сделал то, чего хотел принц. Отряд отвлек врага, римляне понесли тяжелые потери. Если повезет, они, обеспокоенные угрозой на обоих берегах, будут вынуждены разделить свои силы, и без того не слишком многочисленные. Но, несмотря на это, отряд потерян, так что Аякс понимал, что союзник встретит его без особой радости.

Тыча пятками в бока коня, он послал его в рысь, и они ускакали прочь от шпиона, оставшегося среди трупов кавалерийской турмы римлян. Кант поглядел им вслед, развернулся и поспешил обратно к храму, чтобы вернуться к римлянам прежде, чем обнаружат его пропажу.