IX
– Дядя Гай! – радостно воскликнула Порция, увидев, как ее дядя входит в атрий.
Она побежала по выложенному плиткой полу и крепко обняла улыбающегося Цезаря. На нем была туника, позаимствованная у одного из должностных лиц Аримина. Раб почистил его ботинки, пока он и его люди блаженствовали в самой большой бане города. После парилки, массажа и холодного обливания Марк снова почувствовал себя чистым и сильным. На нем и Фесте были туники из их собственных запасов, которые они везли в переметных сумах.
– Осторожней! Сломаешь мне ребра!
Марк и Фест остановились на пороге, глядя на них. Марк позавидовал, что у него нет семьи. Пока он не найдет мать и не освободит ее, он будет лишен простых радостей такой домашней сцены.
Цезарь взял Порцию за плечи, отстранил от себя и с улыбкой оглядел.
– Как поживает моя самая любимая племянница?
– Я твоя единственная племянница, – возразила она, слегка ткнув его в грудь.
– Но все равно ты все еще моя самая любимая племянница. И как ты привыкаешь к жизни замужней женщины? Где этот твой муж, молодой Квинт?
Марк увидел, как на мгновение ее улыбка погасла.
– Он в клубе офицеров. Они устроили его в трактире на берегу гавани. Сейчас они очень заняты, как ты знаешь, – готовят армию к новой кампании. Думаю, они заслужили отдых и могут себе позволить время от времени расслабляться. Но мы счастливы. Очень счастливы. Хотя я знаю, что долго не увижу его, когда ты поведешь армию на север, в Галлию. – Став серьезной, она взяла дядю за руку. – Пожалуйста, не торопись с приказом.
– Дорогая моя, империи не завоевываются мужчинами, которые остаются дома с женами.
– А мужчины, которые завоевывают империи, не рождаются, если их отцы никогда не спят с их матерями! – выпалила она.
– Ха! Ты умнее, чем половина сенаторов, а язык твой острее, чем у другой половины. Но достаточно. У меня есть сюрприз для тебя на случай, если ты скучаешь по Риму. – Он отошел в сторону, показывая ей своих спутников. – Это Фест и Марк.
– Марк! – Порция улыбнулась, шагнула к нему, взяла его за руки, пожала их и отпустила. – Хорошо выглядишь. Полностью оправился после боя с тем ужасным головорезом Фераксом?
– Да, хозяйка, – официально ответил Марк, как и ожидалось от него в присутствии других. – Я здоров. Рад снова увидеть тебя.
– Тогда, наверное, мы сможем поболтать немного, когда вас всех накормят?
Цезарь кашлянул:
– Я поем позднее. Сначала мне нужно кое-что сделать. Этот клуб офицеров… Где он находится?
– Ты уже уходишь? – нахмурилась Порция.
– У меня много дел. Послезавтра мы выступаем против восставших рабов. Я должен посмотреть на своих офицеров, увидеть, какие они, и отобрать тех, кто будет сопровождать меня. Обещаю, я скоро вернусь. А тем временем проследи, чтобы накормили Феста и Марка, и засыпь их вопросами о том, что произошло в Риме с тех пор, как ты уехала. Я знаю, прошло лишь несколько месяцев, но случилось очень много всякого.
– Я спрошу. Но скажи мне, как Луп? Тебе ведь нужен будет писарь.
Цезарь сжал губы:
– Теперь Марк – мой писарь.
– О, а почему не Луп? Я думала, что он хорошо выполняет свою работу.
– Он… выполнял. По пути сюда мы потеряли его.
– Потеряли?
– Мы попали в засаду бандитов. Лупа убили. – Цезарь погладил племянницу по щеке. – Они расскажут тебе эту историю. А я должен идти.
Цезарь поцеловал ее в голову и вышел на улицу. Привратник закрыл за ним дверь, и Порция осталась с Фестом и Марком. Она посмотрела на одного, потом на другого.
– Бедный Луп… Пойдемте в триклиний. Нам принесут еду и вино, и вы сможете рассказать мне, что произошло.
Триклиний в доме работорговца выходил в длинный сад, окруженный колоннадой. Через канал, устроенный в середине сада, были перекинуты два небольших плетеных мостика. Сумерки уже сгустились над Аримином, воздух был холодный, поэтому в жаровне между тремя обеденными ложами горел огонь. Перед каждым ложем стоял небольшой низкий стол. Рабыня в простой коричневой тунике принесла небольшие блюда с нарезанной колбасой, оливками, медовым хлебом и маленькие горшочки рыбного соуса, а также стеклянные бокалы и кувшин с вином, разбавленным водой.
Некоторое время они говорили о делах в Риме и о последнем скандале по поводу гонок на колесницах, когда одного из владельцев команды «синих» обвинили в том, что он подкупил мальчика-конюха из «зеленой» команды, чтобы тот отравил корм лучших коней. В результате скачки были отложены на два месяца, пока стороны не успокоятся.
– Возмутительно, – проворчал Фест, ярый болельщик за «синюю» команду. – Типично для «зеленых». Они проигрывают несколько заездов, и, разумеется, в этом виноват кто-то другой. И это при том, что Барморий чересчур осторожничает, управляя колесницей.
– О боги! – Порция изобразила сочувствие. – Кажется, это тебя расстроило.
Фест уставился на нее:
– Расстроило? Это не какая-нибудь ерунда. Мы говорим о гонках на колесницах!
– Да, конечно. Извини.
Порция взяла тарелку с фаршированными оливками и протянула ее Фесту в знак примирения.
– Благодарю, но я уже сыт. – Фест вытер губы тыльной стороной ладони. – Если не возражаешь, день был длинный. Я устал. Мне нужно хорошо выспаться.
Порция кивнула:
– Как пожелаешь.
Поднявшись с ложа, Фест слегка наклонил голову и вышел из комнаты. Порция не смогла сдержать улыбку. Как только он ушел, она покачала головой и пробормотала:
– Что такое творится с этими людьми и колесницами?
Марк пожал плечами. Несмотря на то что весь последний год он жил в столице, ему так и не удалось понять, что за страсти разыгрываются при виде четырех команд, устраивающих гонки вокруг Большого цирка. Наступило молчание. Порция отломила еще кусочек хлеба, макнула его в рыбный соус и стала жевать, концом ножа медленно двигая кусок колбасы по тарелке. Наконец она кашлянула и спросила, не поднимая головы:
– Так что же случилось с Лупом?
– Как сказал тебе твой дядя, он был убит в засаде.
– Я знаю, что сказал дядя, – оборвала его Порция. – Я хочу знать, что произошло.
Марк помолчал, собираясь с мыслями, и ответил:
– Нас поймали на узком перевале. Их было намного больше. Цезарь решил, что единственный путь к спасению – это прорваться сквозь ряды бандитов. Что мы и сделали. Но Луп замыкал группу. Когда он достиг перевала, обрушилась лавина.
– Лавина?
Марк кивнул:
– Словно половина горы оторвалась и полетела вниз. Лавина сошла прямо в узкий проход и заблокировала его, похоронив всех на своем пути.
– И у Лупа не было возможности спастись?
– Не было. Я это сам видел. Видел, как лавина накрыла его.
Порция поежилась, представив эту картину:
– Надеюсь, для него все произошло быстро.
Марк сжал губы. Он не знал, как сгладить ужас трагедии.
– Мне велели занять его место. Надеюсь, мне удастся хотя бы наполовину так же хорошо справляться с этим, как справлялся Луп.
Порция посмотрела на него и тепло улыбнулась:
– Ты очень хорошо справишься, Марк. Я знаю. Для тебя нет ничего невозможного. Я видела, какой ты храбрый, сильный и как стремишься к знаниям. Даже если твои способности к письму и не будут такими же, как у Лупа, очень скоро ты всему научишься. Я в этом уверена.
Услышав такие слова, Марк ощутил гордость.
– Спасибо, хозяйка. Я приложу все силы, чтобы хорошо служить Цезарю.
Она улыбнулась, задумалась о чем-то на секунду, потом продолжила:
– Остается только надеяться, что мой муж такой же способный, как ты.
«Вот опять, – подумал Марк. – Эта печаль в ее голосе». Он не знал, что говорить, что делать. Их миры сильно различались, и Порция могла оскорбиться, если он вздумает обсуждать ее жизнь замужней женщины. И все же он считал ее своим другом. Порция нравилась ему, она была ему небезразлична. Марк очень хотел, чтобы она была счастлива. Но ясно, что счастливой ее назвать нельзя.
– Хозяйка…
– Когда мы одни, я для тебя просто Порция, – напомнила она.
Марк кивнул:
– Хорошо… Порция. Ты не кажешься очень довольной.
– Почему я должна быть довольной? Луп умер.
– Но тебя огорчает не судьба Лупа, а что-то другое.
– Это не так, – возразила Порция с вызовом. – Я абсолютно счастлива. Абсолютно.
Марк вздохнул, потянулся к тарелке с печеньем и взял одно, посыпанное солью.
– Ну, если ты так говоришь…
Наступило молчание. Внезапно Марк услышал приглушенный плач. Подняв голову, он увидел, что Порция закрыла лицо руками, а плечи ее вздрагивают. Он соскочил с ложа и сел рядом с ней. Помедлив немного, протянул руку и погладил ее по плечу.
– Прости, Порция. Я не хотел расстроить тебя.
Она снова заплакала:
– Это не ты. Это я… Это моя вина.
– В чем твоя вина?
– Даже не знаю…
Порция выпрямилась, и рука Марка соскользнула с ее плеча. Тонкие темные линии краски вокруг ее глаз размазались, нижняя губа дрожала.
– Я стараюсь угождать Квинту. Стараюсь быть женой, которую он заслуживает, но он не замечает меня. Я слишком молода, чтобы быть его женой, а он слишком молод, чтобы быть мужем. За последний месяц я с ним и двумя словами не перекинулась. Его почти никогда не бывает дома, а иногда он даже ночью не приходит. Я слышала, что он пускает на ветер свое состояние, играя в кости. Когда я спросила его об этом, он рассердился и пригрозил побить меня.
– Почему ты раньше ничего не говорила дяде?
– Ну что ты! Ведь я же знаю, как важен для дяди Гая этот брак. Помпей ему нужен как союзник. Кроме того… наверное, я просто глупая. Может быть, это и есть брак. Если я скажу дяде, он наверняка рассердится и велит мне взять себя в руки.
– Если бы Цезарь так сказал, он был бы неправ, – твердо возразил Марк. – Ты не заслуживаешь подобного обращения.
– Как еще со мной обращаться? – горько заметила Порция. – Римских девушек моего класса воспитывают, чтобы скреплять союзы мужчин. Мы – предмет торговли. И в этом смысле мы ничем не отличаемся от рабов.
Марка удивили ее слова. Он видел, как жили рабы, как их били, оскорбляли, обращались с ними как с собственностью. Условия, в которых они существовали, были очень далеки от изнеженного образа жизни самых богатых римских семей. И все же в том, что сказала Порция, что-то было. Несмотря на окружавшую ее роскошь, она имела не больше прав говорить о том, как бы она хотела жить, чем прислуживающие ей рабы. Другие женщины могли выходить замуж по любви, однако у нее такого выбора не было.
Внезапно она обняла Марка, уткнулась в его плечо и снова заплакала. Он стал гладить ее по волосам.
– Все будет хорошо, Порция, – прошептал он, не зная, что еще можно сказать, какие слова помогут все исправить. – Со временем все наладится. Вот увидишь.
Порция тихонько всхлипнула:
– Если бы я могла рассказать дяде! Но я не могу. У меня есть только ты.
Она отодвинулась от Марка и посмотрела на него широко открытыми глазами, покрасневшими от слез. По ее лицу размазалась краска для век, губы дрожали. Порция наклонилась и, закрыв глаза, осторожно поцеловала Марка в губы. Он чуть не отпрянул от неожиданности, но почувствовал, что ему понравилось это ощущение. Теплая волна любви наполнила его сердце, голова закружилась.
Внезапно его пронзила тревога. Что он делает? Что за глупость? Если их увидят, его тут же убьют. Порция тоже будет в опасности. Муж побьет ее – и будет иметь право на это. Марк торопливо отодвинулся от Порции. Удивление в ее глазах сменилось обидой.
– Марк, в чем дело?
– Это неправильно, Порция! Неправильно и опасно. Мы не должны этого делать.
– Но у меня есть только ты. Больше никого нет. Теперь ты – это все, что дорого для меня. Последняя ниточка, которая связывает меня с прошлой жизнью.
– Я знаю, это тяжело, но ничего не могу с этим поделать. И ты тоже.
– Марк…
Он поднял руку:
– Пожалуйста, не надо! Это слишком опасно для нас обоих. – Он встал. – Мне надо идти.
– Останься, пожалуйста.
Но Марк знал, что не может остаться. Он направился к выходу, но в дверях остановился и оглянулся. Лицо Порции было искажено страданием, и его сердце рванулось к ней, но он сдержался.
– Мы должны забыть о том, что случилось. Ради нас обоих. Мы рискуем даже нашей дружбой. Это… – Он покачал головой. – Это просто самоубийство, Порция. Это не должно повториться. Никогда.
Марк повернулся и ушел. Стиснув зубы, не смея оглянуться, он быстро шел мимо колоннады, окружающей сад, к помещению рабов.
