XVII

Пленных легионеров и Децима с его людьми соединили с погонщиками мулов, которые стояли на тропе под охраной нескольких мятежников. Все они были надежно связаны. Мандрак приказал остальным своим людям снять с убитых неповрежденные доспехи и собрать оружие. Раненым римлянам, независимо от тяжести раны, перерезали горло, а раненых мятежников заботливо погрузили на телеги и в фургоны. Мертвых снесли на виллу и там сложили погребальный костер из тех горючих материалов, что остались после утреннего налета.

К тому времени, как мятежники готовы были отправиться в путь, наступили сумерки и снег перестал падать. Над долиной разлился бледно-голубой свет, падающий на темные очертания тел и лужи крови по обеим сторонам тропы. Зловещие красные языки пламени, поднимающиеся от частокола, довершали мрачную картину. Марк не мог унять дрожь, пока они молча ждали решения своей судьбы.

Мандрак оглядел всех в последний раз и махнул рукой на тропу.

– Пошли!

Марк подождал, пока идущий перед ним легионер отойдет от него подальше, потом быстро прошел несколько шагов, оставляя перед собой некоторое пространство, и постарался сохранить этот промежуток. Ему показалось странным, что Мандрак ведет их в направлении к Цезарю. Блеснула надежда, что, если Цезарь послал кого-нибудь в обоз с сообщением, всадник увидит их и поднимет по тревоге главную колонну. Но, не пройдя и мили, Мандрак свернул с широкой тропы на узкую, которая вела через лес в центр горного хребта.

На ночь они остановились в безлюдной деревне, где пленников поместили в небольшой загон для овец и оставили без еды и воды. Мятежники нашли укрытие в уцелевших домах и хижинах деревни. Костров не зажигали, но, когда наступила ночь, небо прояснилось и звезды засияли, как крошечные льдинки.

Марк обследовал загон и в дальнем углу нашел пахнущую плесенью кучу соломы. Он накрылся этой соломой, насколько удалось это сделать связанными руками, и сел, подтянув к себе колени и дрожа всем телом. Один за другим люди устраивались как могли, пытаясь выдержать эту морозную ночь.

Уснуть было невозможно, к тому же Марк знал, что спать опасно. Однажды Тит вспоминал одну кампанию в горах Македонии. Армии Помпея пришлось провести несколько ночей на открытом воздухе, и несколько человек уснули и не проснулись. На рассвете товарищи нашли их замерзшими. Марк не мог допустить, чтобы с ним случилось такое. Как только он начинал чувствовать, что веки слипаются, он выпрямлялся и больно щипал себя за щеки.

Ночью он вдруг услышал в темноте шаркающие шаги и хриплый голос:

– Мальчик, это ты там в углу?

Сначала Марк не узнал голоса и потому промолчал, затаив дыхание.

– Я знаю, мальчик, что ты слышишь меня… Ты же Марк, да? Однажды Тит говорил о тебе, когда приходил ко мне по одному делу.

Марк чуть не взорвался от гнева. Он стал медленно дышать, стараясь успокоиться, чтобы голос не задрожал. А не то, чего доброго, Децим вообразит, будто он боится его.

– Чего ты хочешь?

– Поговорить.

– Думаешь, мне хочется разговаривать с тобой, Децим? После всего, что ты сделал со мной и с моей семьей? Единственное, что я хочу услышать от тебя, – это просьба пощадить, прежде чем я убью тебя.

– Убьешь меня? – Послышался сдавленный смешок, потом голос прервался: Децима пробрала дрожь. – Ты? Что заставляет тебя думать, что ты сможешь когда-нибудь причинить мне вред? У меня есть влиятельные друзья. Люди, которые от меня зависят. Твое положение чуть выше положения обычного раба. Будь реалистом, Марк. Ты ничем не сможешь мне навредить.

– Теперь мне и делать ничего не надо. Лишь надеяться, что мятежники убьют тебя раньше меня.

Децим немного помолчал:

– Справедливо… Но есть вероятность, что Цезарь успеет нас найти.

Так вот о чем хотел спросить Децим! Марк тихо засмеялся:

– Сомневаюсь. У Цезаря теперь свои неприятности, ведь он потерял обоз.

– Ты знаешь его лучше, чем я, Марк. Как ты думаешь, он будет искать нас?

– Мог бы. Но сначала он будет искать новые запасы и кров для солдат.

– Как же он позволит, чтобы мятежники ушли, взяв пленных?

– А почему нет? Мы мертвы, Децим. Смирись.

– Я не о том. Зачем брать нас в плен, если они все равно собираются нас убить? Возможно, есть выход. У меня имеются деньги. Я могу предложить выкуп за свою жизнь, но, увы, не за твою.

– А твои люди? Что же будет с ними?

– Я всегда могу нанять других.

Марк в изумлении уставился на еле различимый во мраке силуэт. Его враг был так близко. Без оружия Марку не удалось бы одолеть взрослого человека, но покалечить его он мог.

– Не принимай это близко к сердцу, мальчик. Такова жизнь. Эти мятежники такие же люди. И они имеют свою цену, а я могу себе позволить заплатить.

Он понизил голос до шепота, чтобы только Марк мог его услышать:

– Для других это очень плохо. Особенно для тебя. Еще несколько лет тренировки, и ты стал бы героем арены. Это еще немного повысило бы репутацию Цезаря. Он был прав, купив тебя у Порцинона. Он очень прозорливый, что несвойственно человеку, одетому в тогу сенатора. Цезарь может стать одним из величайших римлян, когда-либо живших.

– Тогда почему ты хотел убить его? Ты, римлянин. Если Рим нуждается в таком человеке, зачем убивать его?

– Потому что Цезарь верит в то, что Рим нуждается в нем больше, чем он в Риме. Такие люди очень опасны. В любом случае мои политические убеждения удачно сочетаются с возможностью вести дела с Крассом.

– Вести дела?

– Я – деловой человек, молодой Марк. Я занимаюсь предпринимательством, чтобы иметь много денег. Вот почему я работаю на Красса. Он дает мне контракты на сбор пошлин. Так человек становится богатым в этом мире. За это я предоставляю Крассу услуги моих работников, которые умеют удалять преграды, мешающие осуществлению его целей. За эти годы я нашел нескольких действительно очень полезных людей.

– Людей вроде Термона? – с горечью перебил его Марк. – Убийц?

– Убийство – грубое слово. Я предпочитаю считать это оказанием специальной услуги за плату с добавкой.

– Выходит, ты и твои люди присоединились к армии Цезаря не для покупки рабов?

– А почему нет? Для себя тоже можно немного заработать.

– Но тебя послали убить его, да?

– Если представится возможность. Я думал шантажировать вон того молодого трибуна, чтобы он помог одному из моих людей близко подойти к Цезарю. Но сейчас у меня другое неотложное дело. Мне нужно заключить сделку с этим сбродом и купить себе свободу.

Ветер со стоном пронесся над загоном. Марк поднял голову и заметил облака на севере. До рассвета пойдет снег. Но это его мало беспокоило. Если ему суждено умереть, есть одна вещь, которую он должен узнать. То, что его успокоит.

– Децим, тебе придется кое о чем рассказать мне.

– Хочешь знать, жива ли твоя мать?

– Да.

Децим ненадолго замолк, потом заговорил:

– Не знаю, что тебе сказать, чтобы это прозвучало помягче. Если я скажу, что она жива, это утешит тебя, но только до тех пор, пока ты не поймешь, что для нее значит быть живой. Тебе известно, что я послал ее в свое поместье в Пелопоннесе. Место, где рабы трудятся до полного истощения или пока болезнь не убьет их. С другой стороны, если я скажу тебе, что она мертва, ты будешь знать, что жить тебе незачем. Итак, мой мальчик, что ты предпочитаешь?

– Я хочу знать правду, – твердо ответил Марк. – Какая бы она ни была.

– Правду… – Децим подул на руки, пытаясь их согреть. – Правда в том, что твоя мать еще жива. Она слишком красивая, чтобы ее убивать, и слишком гордая, чтобы у меня не возникло желания сломить ее.

Марк вздохнул с облегчением, услышав, что его мама жива. Потом до него дошел смысл последних слов, и у него волосы встали дыбом на затылке.

– Ты… У тебя какие-то чувства к ней?

– Конечно. Я такой же человек из плоти и крови, каким был твой отец. Почему она не может привлекать меня, как привлекала твоего отца? Она ведь была его женой. Несколько лет назад, когда Тит пришел ко мне занять денег, он взял ее с собой в Страт. Там я впервые ее встретил. В следующий раз я увидел ее у вас на ферме, когда лично пришел за первым взносом. Уже тогда я знал, что Тит никогда не сможет расплатиться и погрязнет в долгах. И я сделал ей предложение – оставить его и уйти со мной, в таком случае я спишу долг. Иначе Тит потеряет все: ферму, Ливию и тебя. Я продам вас в рабство, чтобы вернуть свои деньги. – Децим сухо засмеялся. – И знаешь, что она сделала? Она плюнула мне в лицо и сказала, что скорее умрет, чем будет моей. Ну и как тебе это, а? Твоя мать смелая. Даже смелее того дурака Тита. Да, мне кажется, в тебе больше от нее, чем от него… А теперь она останется в моем поместье и будет работать на полях до тех пор, пока не вымолит у меня прощение.

Пока Марк слушал рассказ Децима о матери, его удивление постепенно перешло в отвращение. Мысль об этой подлой, омерзительной змее, свернувшейся кольцами вокруг нее, вызвала сильный приступ тошноты. Нет, он не должен этого допустить. Он должен найти путь к спасению – убежать или выжить. И если Дециму удастся выкупить свою свободу, Марк все равно найдет его, как только освободится. Он молча дал клятву всем богам, что не успокоится, пока не уничтожит Децима.

Децим с трудом поднялся, нависнув в темноте над Марком.

– Я был рад поговорить с тобой. Но что-то подсказывает мне, что было бы безрассудно провести ночь так близко от тебя: вдруг тебе захочется что-нибудь сделать со мной. Спи спокойно, молодой человек, если сможешь. Не пытайся приблизиться ко мне. Термон будет следить за тобой.

– Термон? Здесь?

– Конечно. Я всегда держу его при себе. Хотя из-за тебя ему пришлось изменить внешность.

У Марка в голове заметались мысли. Значит, все это время Термон был среди приспешников Децима? Он вспомнил их лица, но сначала не связал никого из них с человеком, которого ясно видел несколько раз. И вдруг… Ну конечно! Бритоголовый человек с бородой. Затаившийся, ждущий приказа и удобного случая нанести Цезарю удар.

Децим, шаркая, пошел обратно, а Марк забился в угол и погрузился в мрачные мысли, полные ненависти и мести.