XIV
Лупу велели оставаться в простой лачуге вблизи от главного строения в центре лагеря. С каждым днем он боялся все больше. Несмотря на доброе отношение к нему Мандрака и обещание, что он никогда больше не будет рабом, Луп чувствовал, что с ним обращаются как с пленником. Из двери ему была видна самая большая хижина в лагере, которая принадлежала Бриксу. Построенная из камней, скрепленных смесью навоза и земли, крытая соломой, она сильно отличалась от красивых вилл римских аристократов, но в данных обстоятельствах казалась дворцом. Вокруг нее стояла дюжина вооруженных пиками и щитами охранников. Еще один сторожил Лупа.
Наконец однажды вечером его позвали к командиру и велели подождать у входа в хижину, пока ему не разрешат войти. Розовая полоска заката скрылась за вершинами гор, и, когда угасающий свет принял голубой оттенок, долина погрузилась в тень. Вокруг хижины мятежники раскладывали костры, но никто не пытался зажечь их. Ждали, когда погаснут последние лучи солнца.
Дрожа от холода, Луп спросил у своего сопровождающего:
– Почему они не жгут костры днем?
Человек кивнул на небо:
– Дым. Если мы зажжем костры, то есть опасность, что дым увидят и кто-нибудь любопытный придет проверить, что здесь происходит. Поэтому до ночи костры не горят. Так приказал Брикс. Кто ослушается, тот будет публично выпорот.
– О-о…
Несмотря на прежние уверения Мандрака, что с Лупом ничего не случится, он боялся окружавших его людей. По всему выходило, что их вожак правил своими сторонниками с помощью железной дисциплины, несмотря на то что их объявили свободными. Холодный горный воздух проникал сквозь плащ и тунику Лупа. Руки и ноги стали неметь. Он вдруг понял, что думает о Марке и других, которые, наверное, сейчас укрыты в каком-нибудь уютном доме в Аримине. При мысли о друге Лупу стало грустно. Вот Марк не боялся бы так, как он, или хотя бы не подавал виду. Он сильный, храбрый. Луп знал, что он лучше справился бы с этой ситуацией, если бы Марк был рядом. Но Марка не было. Не было ни Феста, ни Цезаря. Луп остался один. Без сомнения, товарищи считали его мертвым, похороненным под лавиной. Лупу стало так жалко себя, что слезы выступили на глазах. Но он быстро смахнул их, сердясь на себя за эту слабость. «Марк никогда бы так не испугался», – сказал себе Луп. Он должен больше быть похожим на своего друга. Не показывать страха и завоевать уважение людей, которые взяли его в плен.
Наконец, когда на холодном небе показались звезды, из хижины вышел Мандрак, огляделся и кивнул охраннику у ближайшего костра:
– Теперь уже достаточно темно. Зажигайте костры.
Он посмотрел на Лупа и вернулся в хижину. Охранник немедленно вынул из висевшего на плече мешка трутницу и опустился на колено перед хворостом, уложенным конусом. В основании конуса были сложены сухой мох, солома и сучья. Послышался стук кремней, и мелкие искры упали на обуглившуюся тряпку внутри трутницы. Слабое сияние осветило лицо человека, когда он стал раздувать огонь, чтобы тот перешел и на другие кусочки ткани. Потом он добавил несколько щепоток сухого мха и вытряхнул содержимое трутницы на щепки в основании костра. Огонь с треском распространился оранжевыми языками пламени. Один за другим загорелись другие костры, рассеивая мрак долины и освещая розовым светом маленькие фигуры, потянувшиеся к теплу.
– Можно мне туда? – Луп кивнул в сторону костра, где стояли несколько охранников с пиками на плечах и грели руки у огня.
Охранник с сожалением посмотрел на огонь.
– Мне приказали держать тебя здесь, пока не позовут. Впрочем, не думаю, что это может повредить. Пошли. Но ничего не пытайся сделать. Я буду следить за тобой, парень.
– Пытаться сделать? – горько усмехнулся Луп. – И куда я убегу? Из этой долины есть только один путь, и он строго охраняется.
Охранник уставился на него:
– Все равно. Никаких подозрительных движений, ладно?
Луп кивнул, и человек пикой показал на костер. Они пересекли площадку и присоединились к другим охранникам. Один из них взял бурдюк с вином и пустил его по кругу. Охранник Лупа сделал глоток и удовлетворенно вздохнул:
– Ах! Это греет душу. На, мальчик, глотни.
Он протянул бурдюк Лупу. Тот немного помедлил, но взял бурдюк и кивнул в знак благодарности. Вынув пробку, он понюхал содержимое и невольно сморщился: в нос ему ударил резкий кислый запах. Охранники засмеялись, заметив его реакцию, и Луп постарался принять бесстрастный вид. Решившись, он поднес горлышко бурдюка ко рту и запрокинул голову. Сначала ничего не произошло, а потом вино полилось в рот, обжигая язык. Луп опустил бурдюк и стал отплевываться, а сидящие вокруг костра засмеялись.
– Кислятина, да? – сказал охранник. – Даже для нас, не привыкших к винам самых богатых домов в Риме.
Он показал на простой, но хорошо сшитый плащ Лупа.
– Ты – домашний раб. Наверное, рос, питаясь вкусными остатками со стола хозяина. Никогда за всю жизнь не выполнял тяжелую работу, я прав?
Луп сердито посмотрел на него, покраснел, но не посмел ответить.
– Я так и думал, – кивнул охранник. – Но теперь ты ничем не лучше нас. Мы все здесь одинаковые, парень. И ты будешь драться вместе с нами, когда придет время.
Луп нервно сглотнул:
– А если я откажусь?
– Лучше не надо. – Охранник резанул пальцем по горлу. – Или ты с нами, или ты наш враг. Так кто ты?
Лупа охватил ужас. Другие охранники пристально смотрели на него. У многих были обветренные, покрытые шрамами лица, говорящие о годах непосильного труда или сражений.
– Ну? – снова заговорил охранник. – Ты с нами?
Луп стоял в нерешительности и уже готов был ответить, когда из темноты появился Мандрак.
– В чем дело? Дразните нашего нового рекрута? – тихо засмеялся он, подошел к Лупу и улыбнулся ему. – Не обращай на них внимания, парень. Они просто развлекаются.
Луп поднял брови:
– Развлекаются?
Мандрак положил руку ему на плечо и повел прочь от костра.
– Брикс хочет видеть тебя. Немедленно.
Они подошли к входу в большую хижину. Мандрак нагнулся под низкой притолокой, откинул кожаный занавес и махнул Лупу, чтобы шел следом. Внутри хижина была примерно восемьдесят футов в ширину. Огонь, горящий в центре, освещал все помещение – стены и бревенчатые стропила, поддерживающие крышу. Женщина в старой тунике отрезала ножом небольшие полоски мяса от туши козла и опускала их в кипящий котел, подвешенный на железной раме над огнем. Позади огня размещался большой стол, вокруг него стояли стулья, а у дальнего конца – большое деревянное кресло, в котором сидел человек и пристально смотрел на вошедшего.
– Луп, не так ли?
– Да, хозяин, – по привычке ответил Луп.
Несмотря на мрак в комнате, он увидел промелькнувшее на лице человека раздражение.
– Здесь нет хозяев, Луп, – ровным голосом поправил его человек. – Нет хозяев и нет рабов. Понятно?
Луп кивнул.
– Тогда подойди ближе. Сядь за стол.
Луп прошел по утоптанному земляному полу и сел на ближайший стул в конце стола. Мандрак занял стул напротив. Когда они уселись, человек наклонился вперед и посмотрел на Лупа:
– Меня зовут Брикс. Я – генерал армии мятежников.
Волосы у Брикса были темные, курчавые. Неровная линия белого шрама пересекала его лоб и щеку. Глубоко посаженные глаза скрывались под густыми бровями, кожа с возрастом покрылась морщинами. Плечи широкие, руки мускулистые. Луп подумал, что в прошлом этот человек был грозным бойцом. От него исходило ощущение беспощадности, жесткости, даже жестокости.
– Не надо меня бояться, – улыбнулся Брикс, показав отсутствие нескольких зубов. – Мы по одну сторону. Ты примешь участие в борьбе, чтобы положить конец рабству. Мандрак и его люди освободили тебя от твоего хозяина, но ты никогда не сможешь считать себя совершенно свободным, пока Рим не поставят на колени и не заставят принять наши условия. Это ты должен знать. Мы будем драться насмерть. Или мы победим Рим, или нас всех убьют. Ты понимаешь?
Луп медленно кивнул, обдумывая услышанное, и вдруг осознал невыполнимость задачи, которую поставили перед собой Брикс и его сторонники. Сердце его учащенно забилось, пока он формулировал ответ, не смея спорить с этими двумя.
– Ты действительно думаешь, что сумеешь победить Рим?
– А почему нет? – Брикс пожал плечами. – В прошлый раз, когда нас вел Спартак, мы почти победили. Но в последний момент мы разделились. Некоторые захотели использовать наше преимущество, чтобы убежать из Италии и возвратиться домой, а другие решили остаться со Спартаком, продолжать войну и поставить Рим на колени. Мы спорили до хрипоты, но все-таки разделились. По отдельности мы уже не могли противостоять легионам и в результате потерпели поражение.
Брикс печально покачал головой, вспоминая, потом снова заговорил, откинувшись в кресле:
– На этот раз такого не произойдет. Разделения не будет. Никаких споров. Я этого не допущу. Вместе мы одолеем Рим и его легионы.
Луп покусал губу, прежде чем ответить:
– Как ты их одолеешь? У тебя здесь армия в несколько тысяч. Но на каждого твоего человека Рим выставит десять и больше легионеров. У них численное преимущество.
Брикс обвел рукой хижину:
– Ты думаешь, это все, что стоит на пути Рима? Это только самый большой лагерь мятежников. Есть еще много других. Все они ждут знака, чтобы подняться и пойти за мной. Когда придет это время, мы будем готовы встретить легионы.
– И что это будет за знак? – спросил Луп.
Мандрак хотел ответить, но Брикс кашлянул, давая ему знак молчать, и приказал женщине, которая помешивала варево в котле:
– Принеси нам каждому по миске, потом уйди.
– Да, хозяин, – ответила женщина.
Она достала из небольшого сундука возле очага серебряные миски и ложки. Затем железным прутом сняла котел с огня и поставила его на пол. Разлив ковшом дымящуюся похлебку по мискам, она торопливо поставила их на стол и вышла.
– Я думал, что здесь нет рабов, – осторожно заметил Луп. – А как насчет нее?
Брикс засмеялся:
– Эта женщина – жена римского ланисты, молодой Луп. Вернее, была ею, пока мы не напали на его школу, убили его и всех его работников и освободили гладиаторов и домашних рабов. По общим отзывам, она обращалась со своими рабами как с животными. Теперь она получает урок, – холодно улыбнулся он. – Приятно посмотреть, как римляне пробуют свое собственное лекарство, а? Думаю, ты замерз и хочешь есть, парень. Поэтому ешь.
Луп взял ложку, зачерпнул похлебку и подул. От миски шел вкусный запах. Он вдруг понял, до чего проголодался, и стал жадно есть, наслаждаясь теплом и вкусом еды. Пока он работал челюстями, ум его тоже лихорадочно работал. Интересно, что хочет узнать от него Брикс?
Они ели молча. Брикс закончил есть и отодвинул миску, с удовольствием причмокивая. Он кулаком постучал себя в грудь и рыгнул. Потом улыбнулся, откинулся в кресле и посмотрел на Лупа.
– Мандрак говорил мне, что ты принадлежишь… прости, принадлежал Юлию Цезарю.
Луп торопливо закончил жевать мясо, проглотил его и положил ложку.
– Да, это так. Я был его писарем, – гордо сообщил он.
– Писарем? – Брикс посмотрел на него оценивающим взглядом. – Тогда ты должен быть очень умным, парень. Достаточно умным, чтобы Цезарь тебе доверял, хотя бы немного. И достаточно умным, чтобы слышать некоторые вещи, не предназначенные для твоих ушей.
Лупа охватила тревога.
– Я… я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Наверняка понимаешь. Ты не дурак. Кроме того, я уже знаю, что сенат послал Цезаря найти и уничтожить меня и моих людей. У меня в Риме есть шпионы. Они посещают публичные собрания сената и регулярно снабжают меня информацией. Поэтому я знаю, зачем твой бывший хозяин направился в Аримин. Он хочет использовать расположенную там армию, чтобы покончить с нами до похода в Галлию. Без сомнения, он хочет снова сделать нас рабами и в результате стать еще богаче. Мне нужно знать его планы. И ты должен рассказать мне.
– Но я ничего не знаю о его планах, – возразил Луп. – Цезарь ни с кем не делится. Я только записываю то, что он мне говорит.
– Однако ты рядом с ним, когда он встречается со своими сторонниками и союзниками.
– Иногда, – кивнул Луп. – Когда он хочет сделать заметки.
– И он никогда не обсуждал планы относительно нас?
– Не в моем присутствии. – Луп увидел в глазах Брикса безжалостный блеск и невольно вздрогнул. – Клянусь, я говорю правду.
– Есть способы узнать, так ли это…
– Но я действительно говорю правду. Зачем мне обманывать? Ты меня освободил.
– И в самом деле. Но есть рабы, которым удобнее оставаться собственностью других, чем становиться хозяином своей судьбы. Возможно, ты принадлежишь к таким, молодой Луп.
– Я хочу быть свободным. Это правда.
Брикс посмотрел на него, потом на Мандрака:
– Что ты думаешь?
– Он говорит, что хочет быть свободным. Я верю ему. Но он еще не привык к этому. – Мандрак помолчал. – Кроме того, Цезарь ни с кем не делится. По крайней мере, это нам известно. Так что мальчик, наверное, говорит правду.
Брикс задумчиво погладил подбородок.
– Очень хорошо. Надо приказать нашим разведчикам наблюдать за Цезарем и его армией. – Он помолчал, сложил пальцы рук вместе. – Но есть еще одна вещь.
Мандрак кивнул, и Луп снова почувствовал тревогу. Что это за вещь? Потом он вспомнил, о чем говорил Брикс перед тем, как отослал жену ланисты.
– Ты упоминал о знаке. Ты сказал, что будет знак, который объединит отряды и заставит их подняться против Рима.
– Правильно. – Губы Брикса растянулись в улыбке. – Умный мальчик. Если мы хотим одержать верх над Римом, нам нужен будет номинальный вождь . Кто-то, кто зажег бы сердце каждого раба в Италии. Кто-то, за кем они последуют хоть на край света.
Луп нервно сглотнул:
– Ты?
Брикс покачал головой:
– Нет. Не старый хромой гладиатор вроде меня. Я мог бы командовать теми, кто живет в этой долине, и несколькими отрядами повстанцев и разбойников, прячущихся в горах. Но моего имени и моей репутации самих по себе недостаточно. Нам нужно более известное имя. Даже больше чем имя. Нам нужна легенда. Новый Ахилл или Геракл, способный вдохновить народ.
– Понимаю. – Луп поджал губы. – Ты имеешь в виду Спартака?
Брикс кивнул.
– Тогда жаль, что его убили.
– Не просто жаль, Луп. Это была трагедия. Если бы ты знал этого человека, то понял бы. Он был великим бойцом, это правда. И даже больше. Намного больше. Он был другом для всех, кто его знал. Он понимал их страдания, их желания, и он разделял их ненависть к рабству.
– Ты знал его? – Луп подался вперед. – Ты знал Спартака?
Брикс улыбнулся и кивнул в сторону Мандрака:
– Мы оба знали его. И сражались рядом с ним. С первых дней восстания мы входили в небольшой отряд его приближенных. Мы оставались с ним почти до конца.
– Вы участвовали в последней битве?
– Я был там, но меня ранили, и я наблюдал сражение из обоза. Там меня и схватили. Мандрака еще раньше послали за провизией, поэтому он пропустил бой. Услышав, что мы потерпели поражение, он увел своих людей в горы, чтобы спрятаться, и нашел эту долину.
– Я оставался ответственным за всех, пока не появился Брикс, – добавил Мандрак. – Когда-то давно Брикс был моим командиром, и я был рад, что он опять принял командование. Вместе мы собираем новую армию беглых рабов, вооружаем их и обучаем, чтобы снова восстать, когда придет время. Время пришло, хотя Цезарь появился раньше, чем нам хотелось бы. Вот почему нам нужно найти такого человека, о котором я тебе говорил. Он послужит знаком. Он соберет рабов Италии под свой штандарт.
Брикс и Мандрак переглянулись, и Брикс закончил свою мысль:
– Сын Спартака.
Хотя Луп знал, что по Риму ходят такие слухи, но не думал, что кто-нибудь будет настолько глуп, чтобы поднять восстание на такой основе. Он постарался не показать своих сомнений.
– Но где он? – спросил Луп, все еще не понимая своей роли в этом разговоре. – И кто он?
– Прежде чем я скажу это тебе, Луп, ты должен кое-что узнать, иначе ты не поверишь мне, когда я назову его имя. Я встретил мальчика в школе гладиаторов недалеко от Капуи почти два года назад. Он считал себя сыном ветерана римской армии и рабыни, которую этот ветеран купил, освободил и женился на ней. Но раньше эта женщина была женой Спартака, и, когда ее купил ветеран, она была беременной. После рождения сына она поставила на ребенка тайное клеймо, которое носили только Спартак и ближайшие к нему люди. Такое клеймо, как у меня.
Брикс встал и оголил плечо. Там, на верхней части лопатки был рубец – клеймо в виде волчьей головы, насаженной на острие меча гладиатора. Брикс дал Лупу рассмотреть клеймо, снова накинул плащ и тунику и сел.
– У Мандрака такое же клеймо. Стержень для клеймения жена Спартака сохранила и потом поставила клеймо сыну.
Луп невольно поморщился, представив, как мать клеймит своего ребенка.
– Зачем она это сделала?
Брикс поджал губы:
– Думаю, она любила Спартака и дело, за которое он боролся. Она хотела, чтобы его сын однажды продолжил это дело. Клеймо напоминало ей об этом, и оно будет доказательством происхождения сына для других, кто был со Спартаком.
Луп нахмурился. Он вдруг вспомнил, что совсем недавно ему встречалось такое клеймо.
– Я знаю это клеймо! Я сам его видел!
– Если верить донесениям, это так, – улыбнулся Брикс. – А теперь, когда я рассказал о мальчике с таким клеймом, ты поймешь, кто это.
У Лупа закружилась голова, когда он вдруг все понял. Это было как удар молотом. Он ахнул и прошептал:
– Марк…
– Да, Марк. Я знаю, что он с Цезарем. Мы должны найти его и привести сюда, чтобы он осуществил свое предназначение. Когда Марк будет у нас, поднимется такое восстание, какого еще не было в мире. Кровь римлян потечет как река, и рабы будут свободны.
Внезапно в комнате повеяло холодом. Кожаный занавес откинулся, и в хижину вошел высокий человек. Он тяжело дышал, его обувь и плащ были забрызганы грязью. Он прошел по комнате и остановился перед Бриксом, склонив голову в знак приветствия.
– В чем дело, Коммий? Тебя ждали из рейда только в конце месяца.
– Я знаю, но у меня есть новости о Цезаре и его армии.
Мандрак нетерпеливо подался вперед:
– Выкладывай!
Коммий кивнул и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Мы сожгли виллу недалеко от Мутины и двигались дальше, когда увидели большую колонну солдат, идущую по дороге из Аримина. Мы следовали за ними до города и в ту же ночь у городских ворот взяли пленного и привели его в наш лагерь. Очень быстро мы выведали у него все. Цезарь оставил большую часть армии на зимних квартирах. С собой он взял около десяти тысяч, чтобы выследить нас.
– Десять тысяч, – повторил Мандрак и втянул воздух сквозь зубы. – Многовато для рукопашной.
– Подожди, – прервал его Коммий. – Он разделил армию пополам. В Мутине у Цезаря было всего пять тысяч. Сейчас они отправились в горы на поиски нашего лагеря.
– Пять тысяч? – Брикс задумчиво погладил подбородок. – О боги, какая удача для нас! Его самоуверенность типична для римских аристократов. Он считает нас сбродом, легкой добычей для небольшого отряда его хваленых легионеров. Хорошо, Мандрак, мы докажем, что он ошибается. Пора осуществить наш собственный план. Пусть Цезарь попадет в нашу ловушку. Через несколько дней мы получим Марка, который поведет нас в бой, и Цезарь будет разбит и взят в плен или, что еще лучше, убит.
