Время медленно тянется к полудню. Люди задыхаются в горячем влажном воздухе, их тела покрыты липким потом, одежда пропиталась идущими от воды испарениями.

— Мама, меня опять тошнит, — стонет Гейл.

Это из-за рыбы. Все винят себя за то, что не помешали Гейл съесть маленькую, запекшуюся на солнце рыбешку, которую мальчик с соседней лодки выловил в грязной, полной ядовитых отходов воде. Рыба пахла отвратительно, но есть хотелось до безумия, и Мара готова была сделать то же самое, что и Гейл: заткнуть нос и вгрызться в рыбешку, проглотить ее целиком: с головой, глазами, костями и всем остальным.

Всю ночь Гейл промучилась от ужасных болей в желудке и тошноты. На соседней лодке все, кто поел отравленной рыбы, страдали точно так же.

Ближе к рассвету Гейл начала болтать, и люди вздохнули с облегчением, решив, что дело пошло на поправку. Но вскоре болтовня перешла в горячечный бред. Вот и сейчас она что-то бормочет, но голос ее стал тонким, как у ребенка, а тело — холодным и неподвижным. Но больше всего Мару пугает отрешенный взгляд подруги.

— Нужно было мне подстричься перед отъездом, — бормочет Гейл, дергая себя за челку. Кейт беспомощно гладит дочку по руке. — А ногти! — сокрушается Гейл. — Такие грязные! Я вся такая неаккуратная…

Мара больше не в силах смотреть, как мечется в бреду ее подруга. Она снова обращает взгляд на море: к лагерю приближаются новые лодки. С самого рассвета Мара безостановочно вглядывается то в горизонт, то в скопление лодок, пытаясь отыскать своих родителей.

— Я пойду поищу маму с папой, — шепчет она Роуэну. — И попробую раздобыть какую-нибудь безопасную еду.

— Я с тобой, — хмуро отвечает Роуэн. Ему тоже невыносимо смотреть на больную сестру.

Всю ночь напролет он рассказывал Гейл истории из разных книг, которые он прочел на Винге. Он не умолкал даже тогда, когда девочка забывалась тяжелым сном, и Мара, лежа под одеялом и прислушиваясь к его хриплому голосу, понимала: Роуэн пытается убедить себя в том, что, пока он говорит, его сестра не умрет.

Иногда с проходящих мимо грузовых судов беженцам швыряют немного пищи, но этого слишком мало, и людям приходится есть всё, что удается выловить в ядовитых водах, окружающих лагерь: рыбу, водоросли, моллюсков… От этого беженцы постоянно болеют. Те же, кто пробуют ловить рыбу в стороне от лагеря, рискуют потерять свое место или быть убитыми морской полицией, которая старается сохранять размеры поселения в определенных пределах и не подпускает новых беженцев.

Кое-кто мастерит копья и стрелы из выловленных в воде деревяшек; время от времени им удается сбить пролетающую чайку. Когда идет дождь, в ход пускается вся имеющаяся в наличии посуда: чтобы собрать хоть немного пресной воды, на палубах расставляется всё до последней чашки. Но дождя не было уже очень давно…

Гейл всегда была такой худенькой, что люди шутили: дунь — и полетит. Теперь ее, действительно, может сдуть легчайший ветерок. Только его нет, так же как и дождя, — лишь тяжкая влажная духота, несущая болезни.

— Что это? — спрашивает Мара, заметив небольшой тючок из одеял, который передают с лодки на лодку.

— Кто-то умер, — равнодушно отвечает Роуэн. — Их сжигают в море.

Мара с ужасом смотрит на тючок размером с маленького ребенка. Только сейчас до нее доходит, что это за огни периодически вспыхивают на море вокруг лагеря.

— Поищи воды, Роуэн, — умоляет Кейт. — Гейл нужна вода. Отец пытался найти, но у него уже нет сил.

Роуэн и Мара отправляются в путь; они перебираются с лодки на лодку, постоянно выкрикивая имена родителей Мары. Они пытаются составить план лагеря, но это невозможно — он слишком велик. Мара убеждает себя, что родители ищут ее так же упорно. Раньше или позже они найдут друг друга…

В конце концов голод и жажда становятся невыносимыми. Мара роется в рюкзачке, соображая, что можно выменять на воду. Вот кибервиз в пластиковом пакете, но с ним она ни за что не расстанется. Да и кому он здесь нужен? Какая от него польза? Тут нужны только вода и пища. Мара бросает взгляд на город. Сквозь дымку ей по-прежнему видны странные спирали, которые, поблескивая, лениво вращаются в почти неподвижном воздухе. И снова она вспоминает киберлиса. Он где-то там, за стеной. Как же ей хочется туда, в чистый воздух, подальше от этого адского места.

Пожалуй, кибервиз ей еще пригодится. С его помощью Мара, возможно, сумеет найти того, кто ей так нужен, — лиса. Так что кибервиз лучше убрать подальше. А вот часы говорят только о том, как медленно тянется время. Мара срывает часы с руки и после долгих уговоров все же ухитряется обменять их на пластиковую флягу с дождевой водой. Она честно собирается спрятать флягу в рюкзак и отнести к лодке, но жажда так велика, что девочка, не выдержав, отвинчивает крышку и жадно пьет огромными глотками; струйки драгоценной влаги стекают по подбородку и шее. Наконец она с трудом отрывается от фляжки, оставляя немного для Гейл.

Роуэн отдает за две бутылки воды свой перочинный ножик. Мара виновато смотрит, как мальчик делает один-единственный глоток, затем закрывает бутылку — остальное он отнесет сестре и родителям.

В лодке их встречают как героев: еще бы, они принесли свежей воды! Алекс и другие мужчины отламывают от лодки куски древесины и мастерят гарпуны, чтобы набить чаек, по мнению Алекса, это куда безопаснее, чем рыбная ловля. Гейл с трудом делает несколько крошечных глотков, и Маре снова становится стыдно за то, что она так жадно пила, забыв обо всех и обо всём на свете. Неожиданно ее охватывает страх, смешанный с ужасным чувством вины. Если бы она не заставила людей поверить в Новый Мир, ничего этого сейчас бы не было. Вина давит невыносимо, и Мара, съежившись под одеялом, проваливается в глубокий сон.

Проснувшись спустя несколько часов, она внезапно понимает, что видит всё вокруг себя с необычайной отчетливостью, а голова у нее такая ясная, будто сделана из прозрачного хрусталя.

— Наверное, это от голода, — предполагает Роуэн. — Голод, знаешь ли, прочищает мозги…

Надо пользоваться этой ясностью, решает Мара. Достав из кармана сухую веточку розмарина, она вдыхает его свежий, проясняющий сознание аромат, осматривается и замечает странные всплески под мощными опорами нависающего над океаном моста.

— Они как водяные крысы, — говорит Роуэн, проследив Марин взгляд. — Человеческие крысы. Я наблюдаю за ними с тех пор, как мы здесь.

— Гейл, смотри! — Мара мягко тормошит подругу. Но Гейл не шевелится. Кейт качает головой, останавливая Мару. Прикусив губу, девочка шепчет: «Извините», и Кейт одаривает ее недобрым взглядом.

Испуганная этим взглядом, Мара поспешно отворачивается. Она следит за кучкой ребятишек, резвящихся под опорами моста. Они плавают на металлических крышках, шинах, старых дверях, в тазах — на любом мусоре, способном держаться на воде. Едва раздается вой полицейской сирены, они стремительно притягиваются к опорам, словно металлическая стружка к магниту, и исчезают.

— Эти опоры, они что, пустые? — недоумевает Мара.

— Наверное, — отвечает Роуэн. — Или же эти пацаны — волшебники.

Мара почти улыбается — впервые с тех пор, как покинула тонущий остров. Какая дикость — толпа водяных детей, живущих в полых опорах моста. Но кто они такие? Где их родители? Нет у этой шпаны никаких родителей, понимает она. Это беспризорные сироты, жертвы погибшего мира.

По волнам проносится мальчишка на крышке из-под мусорного бака. Он похож на замурзанного ангела в жестяной банке, думает Мара и невольно улыбается, глядя, как «замурзанный ангел» крутится и взлетает на волнах, ловко закладывая виражи. Вот он потерял равновесие и со смехом полетел в воду. Мара тоже смеется.

— Никакие они не крысы, — говорит она Роуэну. — Маленькая водяная шпана, вот они кто.

Безжалостное солнце пылает над небесным городом, и в душе у Мары вдруг снова вспыхивает надежда. Она ясно представляет себе замечательную жизнь в Нью-Мунго, где нет ни голода, ни грязи, ни болезней. Я не останусь в этом кошмаре, думает она. Я должна действовать. Я найду свою семью, а потом — как-нибудь — киберлиса. Он поможет нам попасть в город, и мы заживем в Новом Мире.

— Нам надо выбираться отсюда, Роуэн, — говорит Мара. — Мы все умрем, если останемся здесь.

— Туфли, — едва слышно вскрикивает Гейл, с ног до головы, словно в кокон, укутанная в одеяло, — мне нужны приличные туфли. Я не могу ехать в Новый Мир в этих дурацких башмаках!

Кейт со слезами на глазах смотрит на дочь. Роуэн неожиданно всхлипывает. Потянувшись, Мара касается рукой лба подруги — он пылает. Мара оглядывается и вдруг замечает, как все они изменились. Кейт постарела лет на двадцать; лицо ее посерело и покрылось морщинами, которых не было на Винге. Алекс, ее муж, превратился в усталого, сломленного жизнью старца. Роуэн покрыт таким слоем грязи, что кажется дочерна загорелым. Мара проводит рукой по собственным спутанным волосам, по лицу и ощущает под пальцами мерзкую липкую грязь. Неужели они покинули остров всего неделю назад?

— Ну же, Гейл, проснись! — Мара трясет подругу за плечо. Гейл тает на глазах, а она ничего не может поделать. Но она обязана хотя бы попытаться. — Просыпайся! Нам надо выбираться отсюда.

Но Гейл только глубже зарывается в одеяло, хриплым шепотом бормоча о том, что сделает, когда они вернутся домой.

— Не трогай ее. Нам отсюда не выбраться, — тихо говорит Кейт. В голосе ее слышится отвращение. Кейт не хотела покидать Винг, и вот теперь они застряли здесь, в плавучем лагере, с больной Гейл, и всё из-за Мары, которая уверяла, что в Новом Мире их ждет спасение. Мара тщетно пытается сдержать слезы.

Городские ворота снова распахиваются, пропуская полицейские катера. Смахнув слезу, Мара как зачарованная наблюдает, как толпа водяной шпаны, словно по мановению волшебной палочки вывалившись откуда-то из опор разрушенного моста, мчится вслед за полицией. Большинство налетает на стену, пятеро или шестеро застрелены на месте. И только один, может быть, двое проскочили внутрь. Шансов мало, но это всё равно лучше, чем жалкое существование в лодочном лагере.

Обернувшись, она внезапно понимает, что в лодке стоит странная тишина. Алекс и Кейт склонились над умолкшей Гейл. Роуэн с ужасом смотрит на одеяло, скрывающее его сестру.

— Что? Что случилось?! — Мара хватает Роуэна за руку.

Алекс выпрямляется. Его рыжие волосы и борода пылают на солнце. Молча, не в силах произнести ни слова, он поднимает руку и, сжав кулак, показывает его небесному городу.

Солнце прячется за облако. На соседних лодках тоже тихо. Все затаили дыхание, словно ждут чего-то, только легкий ветерок гонит рябь по поверхности отравленного моря.

Рванувшись вперед, Мара обхватывает Гейл за шею, изо всех сил прижимает ее к себе.

— Не умирай, — молит она девочку, с которой дружит столько, сколько помнит себя. Она успевает уловить слова, которые вылетают изо рта Гейл перед тем, как ветерок уносит ее с собой: