45
Мелко семеня, Олник попытался прошмыгнуть на борт фалькорета, но Бун с гримасой испуга и отвращения загородил ему путь:
— Куда? Он же чумной!
Я шагнул вперед:
— Чумной? Это краски, обычный актерский грим!
Косматую бороду шкипера рассекла свирепая ухмылка:
— Клянусь Рамшехом… грим?
— Вот! — С великим трудом подавив желание сграбастать гнома за горло и медленно-медленно удушить, я развернул мелкого паршивца к капитану и начал растирать его физиономию так энергично, что богатая шапка свалилась за борт. Олник тихонько охал, а бубоны на его лице тем временем превращались в большое гротескное пятно.
— Краска, грим!
Зрачки капитана расширились.
— О, монсер… Но… зачем?
— Мы сыграли в городе маленькое представление. Не стоит спрашивать больше, капитан.
Его взгляд — глаза снова стали как щелки — вцепился в сундучки под мышками гнома.
— Рамшех… представление…
Мной овладела досада. Не иначе, шкипер решил, что мы организовали панику в Ридондо, чтобы прибрать к рукам чью-то кубышку.
— Да, прощальное представление актерской труппы.
Бун замедленно кивнул. Оглянулся на затканный туманом город, посмотрел на меня. «Не верю я вам, ребята», — говорил его взгляд.
— Вот оно что…
Квиии-шииии…
Олник вырвался из моих рук и перебежал на борт «Горгонида».
— Дларма, Фатик, мы плывем, или как?
— Молчи, горе!.. Шкипер?
Бун повел рукой в сторону буксира:
— Дайте приказ… вашей женщине.
На миг я представил Крессинду в своей постели и содрогнулся.
— Она не моя женщина, — тут мне следовало бы прибавить: «Слава богу». — Она женщина вот этого гнома.
Олник немедленно приосанился.
— Рамшех… Тогда пусть командует он. Туман густеет, монсер, и этот шепот…
Шепот нарастал. А туман становился плотнее, или просто начинало темнеть.
Счет жизни Ридондо шел на минуты.
Матросы отвязали швартовы, и я передал Крессинде приказ убираться восвояси. Она поддержала меня зычным ревом, от которого лопалась посуда. Гребцы буксира налегли на весла, и «Горгонид» отвалил от причальной стенки. Я мысленно сказал: «Молодчага, Фатик!» Без буксира мы бы нипочем не убрались из гавани раньше срока.
Впрочем, успеем ли сейчас?
Квиии-шииии…
Продвигались мы достаточно медленно, главным образом потому, что видимость в тумане была крайне мала. То справа, то слева, будто призрачные скелеты каких-то чудовищ, скелеты с лохмотьями плоти, из тумана выплывали другие суда. Скрипя костями, они стремились к выходу из гавани; тускло светили бортовые фонари… Матросы на вантах громкими криками предупреждали соседние корабли.
Я стоял на носу рядом с Буном и смотрел вперед, желая одного — быстрее выбраться из потерянной столицы Мантиохии. Позади робко перешептывались матросы, глухо спорили о чем-то Скареди и Монго. Олник рядом с ними пытался встрять в разговор, спешил похвастаться своими приобретениями. Ничто его не проймет, даже близкий апокалипсис: у засранца все мысли о скорой женитьбе.
А гнусный напев оплетал душу, проникал в мозг, готовясь свить там гнездо безумия…
Квиии-шииии… Шиии-мо-о-о-кваааай…
Но мы промедлили, дожидаясь гнома. Туман из прорехи бытия подполз к самому краю гавани. Здесь он был совсем прозрачным, и я увидел сквозь него чистую, спокойную воду пролива. Справа, примерно в полусотне ярдов, находился приземистый форт, стороживший вход в гавань. Наверху его главной башни имелась обширная площадка с тяжелой баллистой. С площадки что-то кричали, но морок глушил звуки. Форт-близнец, стороживший другой край гавани, виднелся ярдах в сорока слева.
— Гляди-ка, — вдруг промолвил Бун. — Ковенант отозвал боевые галеры… Ишь, чешут к пристаням Верхнего города! — Он показал рукой. — Вон уходит последняя, монсер. Не нравится мне это…
Корма последней галеры Ковенанта исчезла в тумане. Тем временем наши гребцы миновали гавань и налегли на весла. Легкий фалькорет волочился за буксиром, постепенно набирая ход.
Еще немного, и — прости-прощай, Ридондо!
Бун внезапно напрягся и подался вперед всей глыбой своего неуклюжего тела. Мне показалось, что он сейчас прыгнет в воду, прямо под нос собственного корабля, но вместо этого он выпрямился, метнул на меня пустой взгляд и издал крик, похожий на вопль раненой мартышки:
— Цепь! Гребите, мерзкие отродья!
Клянусь вам, он вопил на такой высокой ноте, какую ни за что не смогла бы взять его пропитая и прокуренная глотка, но все же — взяла.
Сошел с ума? Как бы не так!
В трех ярдах от носа «Горгонида» вынырнула тяжелая, вся в клубках ракушек и бородах морской травы вороненая цепь. Каждое звено — шире моей ладони. Корабль ударил в цепь форштевнем… и остановился. Наша буксировочная цепь натянулась, «Горгонид» жалобно взвизгнул и начал разворачиваться боком…
— Отставить грести! — крикнул я.
Кто-то из дворян приглушил в себе панику и приказал закрыть выход из порта.
— Ой, батюшки! — вскричал Олник. Не от испуга, как вы могли бы подумать — он всего лишь уронил на ногу один из сундучков.
Над водой разнеслась многоголосая брань: ярдах в тридцати от нас в цепь уперся пузатый торговый корабль и медленно начал разворачиваться к нам кормой. Его шкипер не озаботился тем, чтобы нанять буксирный бот, корабль выводила из гавани всего только шлюпка.
— Пропали, арррааа! — заревел Бун. — Дворянчики решили никого не выпускать!
— Мастер Фатик? — позвала Крессинда.
— Дохлый зяблик, Фатик, и что нам теперь делать? — А это, как вы понимаете, подступил ко мне гном.
На палубе поднялся гомон.
Спокойно, Фатик, глубоко дыши…
У меня ныл позвоночник, немела рука, в голове царил сумбур из мыслей, главной из которых была: «Проиграли». Плескалась и еще одна мыслишка: «Фатик — идиот», но, считайте, я вам ее не говорил.
Торговец развернулся боком к цепи и закачался на легкой волне. Его матросы ругались, как все демоны ада.
Бун сдавленно застонал и посмотрел на меня.
— До заката? — медленно свирепея, процедил он. — Это твое — до заката? Скудоумец! Мы все здесь пропадем!
Верно, шкипер, пропадем, если только старина Фатик немедленно не придумает, что делать… Да вот беда: пока — никак не придумывается!
Я повернулся к Буну и толчком упер палец в его грудь, прямо в солнечное сплетение:
— Молчите, шкипер. Мы отплывем до заката.
— Но… как?
— Мы отплывем до заката, — повторил я спокойно и передернулся от звуков своего голоса: больно сух был мой голос и… страшен, словно говорил человек, уверенный в своей правоте до безумия. Как тогда, в лагере сатрапа, где я прирезал чародея, чтобы взбодрить других кудесников и спасти Фрайтор, а вместе с ним — и свою эльфийку. — Галеры ушли, и море впереди чистое — тем лучше для нас.
— Но как?.. Как ты преодолеешь цепь, дурачина? — Он сбился на визг. — Ее не перепилить и за час!
Я с трудом удержался, чтобы не охладить капитана пощечиной.
— Доверьтесь мне, шкипер. Все будет так, как сказал я.
— Ту… ту… туман во-волнуется! — выкрикнул Монго.
Квиии-шииии…
В тридцати ярдах от нас туман, заслонивший обреченный город, превратился в слоистую исполинскую стену, которая медленно двигалась слева-направо, выбрасывая из себя там и тут тысячи белых завитков, чем-то похожих на щупальца.
Смерч. Только ленивый, едва пробудившийся…
Злобные чудеса!
Димеро Бун разразился бранью.
Олник дернул меня за штанину:
— Фатик?
Монго и Скареди смотрели безмолвно. Из дверей кормовой надстройки выглядывала Имоен, за нею мелькали тени девчонок из гарема. А в каюте, внимая адскому шепоту, лежали мои эльфы…
Как обычно, всех мог спасти только я. Снова я. Всегда я. Я один. Но как быть, если идей…
Тут-то и забрезжила спасительная идея. Некоторых для озарения нужно лупить по башке, мне же хватило чувства ответственности и взглядов.
Фалькорет — легкий корабль. Легкий — и при этом изрядно перегруженный людьми (гномы и эльфы тоже идут в счет, разумеется). А пассажиры — это не груз, который нужно долго перетаскивать. А если… если я смещу центр тяжести корабля таким образом, что… Гритт, это же так просто, стоит только согнать всех людей (и паршивого гнома) на ют, на корму, ну а после…
Серый смерч приблизился к «Горгониду» — тихо, вкрадчиво. Его верхушка, кажется, упиралась в темнеющее небо. Мне почудилось, что вода у основания смерча бурлит, да так, верно, оно и было. Если смерч поглотит корабль…
— Весла, капитан? Весла есть?
Тяжелый лоб шкипера избороздили мясистые складки.
— Весла? Рамшех… Пара штук, чтобы отпихиваться от причала… Но зачем?
— Действуйте так, как я скажу, и спасете свою жизнь. Ваш фалькорет перепрыгнет цепь, не пройдет и трех минут!
Он взглянул на меня, как на безумца.
— Пере…
— Слушай сюда, шкипер, и делай, что я прикажу!
Посредством весел мы развернули корабль носом к цепи.
Мы действовали быстро. Туманная стена надвигалась, пронзительный шепот начинал жалить мозг раскаленными до багровой красноты иглами.
— Крессинда! — гаркнул я. — Пусть грянут веслами, когда прикажу, но не раньше, чем форштевень навалится на цепь! Расшиби им головы, но пусть гребут так, как никогда еще…
Она высилась на борту буксира — плотная, несокрушимая, хотя, видит Небо, созерцать подступающую стену смерча и не суетиться при этом было ох как нелегко.
— Что такое форштевень, мастер Фатик?
— Гритт! Нос! Нос корабля!
Я начал распоряжаться, точно «Горгонид» был моей посудиной:
— Бун, всех матросов на корму живо!
Глаза капитана распахнулись, в них сверкнул бойкий огонек:
— Монсер, да вы… голова!
Угу, а также две пары дрожащих рук, бегающих глаз и немеющих ног.
— На кор-р-рму-у-у!
Над нами пронзительно щелкнул исполинский хлыст. Багровый отсвет превратили лицо шкипера в дьявольскую маску. Потом сверху обрушился грохот, от которого заломило в висках.
— Ра-а-мше-е-ех! — завопили матросы. Многие упали на колени. Олник с сундучками, как курица-наседка с двумя гнездами цыплят, дернул по направлению к нашим каютам. Видимо, многомудро решил припрятать краденое барахлишко, чтобы… пойти вместе с ним ко дну.
Я даже не стал оборачиваться. Молнии, гром, я уже насмотрелся подобного у подножия мортуария Атрея, да и на поле Хотта тоже. Высшие силы начинали повторяться.
— Живо всем на корму-у-у!
Квиии-шииии…
К чести Буна стоит сказать, что свой страх он подавил быстро. Вместе мы, бранясь, как последние черти, согнали матросов и палубных пассажиров на корму. Туда же я направил свой отряд и, завывая уж совершенно непотребно, выгнал гарем. По счастью, я неплохо выдрессировал его на пути в Мантиохию: девчонки слушались меня с полуслова. Только Валеска, зачем-то набросив на голову полупрозрачное покрывало, умудрилась растянуться на палубе. Бранясь, я поднял ее рывком и отвесил направляющий шлепок по мягкому месту. Валеска, рыдая, кинулась на ют, так и не сняв покрывало с головы.
Плеть молнии, во всем великолепии кроваво-красного блеска, выхлестнула из стены смерча ярдах в тридцати над нашими головами. Я еще никогда не видывал, чтобы молнии выхлестывали из туч строго горизонтально. Обычно они зверствовали, скажем так, сверху-вниз.
А завитки тумана все тянулись к корме «Горгонида».
Упрятав трепет в самые потаенные глубины души, я перебежал на корму, оказавшись среди мягких, податливых, обдающих сладкими запахами женщин. Нос фалькорета задрался над цепью, скрыв от нас буксир: я видел лишь песочные волосы гномши.
— Дава-а-а-ай!
— Грести! Быстро грести, эркешш махандарр!
Матросы с торговца завопили в едином порыве, когда форштевень «Горгонида» навалился на цепь и, скрипя, обдирая ракушки с цепи и собственного днища, начал продвигаться вперед.
— Давай же, будь ты проклят! — зарычал я, когда мне показалось, что «Горгонид» замер, застыл. Мой голос тонул в пронзительных рыданиях Валески, вскриках девушек и многоцветной ругани капитана.
Квиии-шииии…
Шепот нарастал, постепенно превращался в прерывистый визг стаи озлобленных демонов.
Я оглянулся. При желании я мог бы дотянуться до стены смерча веслом. Ближайший росток тумана уже лизал корму «Горгонида».
Черт с ним, со смерчем, мы успеем. Еще пара дюймов… Главное — не упусти момент, Фатик, когда… Молния расцветила одежду и лица алым пурпуром. Время!
Мы ринулись на бак: десяток матросов, пятерка палубных пассажиров, шесть пигалиц из гарема, мой отряд и я, Фатик Мегарон Джарси, хренов варвар. Димеро Бун и боцман волочили тяжелое правильное весло: его вынули из креплений, чтобы ничто не помешало кораблю перевалить цепь.
Время смазалось, начало застывать. «Горгонид» вздрогнул, продавив запорную цепь под воду, и… его нос остался задранным! Я едва не завыл: что, как так, почему? Я же сместил центр тяжести, корабль должен соскользнуть с цепи на свободную воду!
Ужасно бранилась Крессинда. Гребцы, блестя мокрыми спинами, налегали на весла, из последних сил удерживая корабль Буна на цепи…
Да что же…
— Фатик! — крикнул Олник. — Там, на корме, твои эльфы!
Нам не хватало веса Виджи и Квинтариминиэля!
Я оглянулся на ют, над которым воздвигся чудовищно огромный столб смерча, и понял: если побегу туда, нам конец. Корабль соскользнет с цепи обратно, а времени, чтобы повторить трюк со смещением живой тяжести, у меня больше нет.
Все пропало. Я даже не успею вытащить Виджи, чтобы отплыть с ней к буксиру. Смерч нагонит быстрее. Это конец.
Олник кашлянул. Взгляд у него был невинный, как у овечки, всю жизнь питавшейся небесными травами.
— В трюме — Альбо.
Проклятье, все как в тот раз, когда мы затрамбовались в круг отрицания, ожидая атаки демона-шаграутта.
Гном еще не успел проговорить имя бесноватого клирика полностью, как я, сорвавшись с места, помчался к трюмному люку. Тот был расположен точнехонько посредине корабля. Ступеньки… Я едва не упал… Альбо ворочался в полутьме среди гор поклажи, звенел кандалами и вонял перегаром. Рядом валялся второй мой пленник. Он испуганно приподнял голову и замычал, когда я схватил Альбо под мышки. Видать, решил, что страшный варвар явился с целью зашвырнуть в море обоих.
— Цыть! — обронил я, и поволок грузного клирика по ступенькам, с трудом преодолевая наклон и пыхтя.
— Крессинда-а-а!
— Грести-и-и-и!
Я растолкал толпу, вломился в нее со своей добычей, устремился к оконечности носа, перевалил клирика брюхом через борт…
«Горгонид» захрипел, как раненый элефант, и…
Огненная плеть хлестнула над самой грот-мачтой.
— Арррраааа! — заревел Бун, наваливаясь на планшир.
«Горгонид» качнулся с боку на бок, затем рыскнул вниз и под скрежет ракушек съехал по цепи на воду, пунцово-красную от частых вспышек молний.
— Выгребай, выгребай! — заорал я, прижимая к себе бесноватого митрополита трех епархий. — Вперед, вперед, вперед! Гарем, назад, на корму-у-у!
Фалькорет помчался за буксиром, как колесница за лошадью.
Шепот в один момент превратился в пронзительный и бесконечный визг — страшный, способный разметать душу на кусочки.
Стена смерча начала вдруг производить исполинские красные молнии в количестве, достаточном, чтобы испепелить весь Ридондо.
— Дларма!
— Клянусь полушкой…
— Арррраааа!
Теперь я сообразил поднять голову и увидел, что смерч упирается в серое вечернее небо гигантской слоистой воронкой, настолько огромной, что ее ножка, опутавшая весь город, казалась по сравнению с ней тонкой былинкой, покрытой бесконечными жгутиками тумана.
Молнии били из смерча по всей его длине, особенно густо выстреливали из краев воронки, хлестали небо сотнями раскаленных паутин, точно хотели и никак не могли закрепить на нем свои сети на веки веков.
На «Горгониде» вопили на разные голоса. Мы неслись вперед, набирая скорость.
— Быстро, в каюту! — велел я девчонкам, пересиливая мерзкий визг в своей голове. — Закрыть окна, стать на колени и молиться! Молиться всем, кому можно!
Они послушались беспрекословно.
— Дларма, Фатик…
— Марш в каюту, гном!
И еще одно дело… Удивительно: у старины Фатика дела никогда не заканчиваются. И хотя бы одно принесло мне приличный доход.
Я сволок Альбо обратно в трюм. Клирик протрезвел и пытался оказывать вялое сопротивление. Сожалею, приятель, но… Как и в тот раз, на перевале Дул-Меркарин, я оглушил его ударом по темени. Он обмяк. Я склонился над вторым моим пленником, поднял его и поволочил наверх, как обычно, ругаясь.
Каков сюрприз! У кормовой каюты стоял, покачиваясь, эльфийский принц. Блузу и волосы треплет ветер… Он смотрел, задрав голову, на смерч, а когда я подволок к нему пленника, устремил на меня взгляд. Глаза его были как две плошки, зрачки во всю радужку.
— Моя плешь!.. Пророчество гибели… — обронил он. — Дисгармоничные вибрации апокалипсиса… Разверзлась злая бездна и частицы нашего бытия засасывает в ничто…
Знаю, знаю, приятель, Хаос высасывает часть моего мира. А ты — шел бы в каюту, не то простудишься.
Он отвернулся, снова начал созерцать воронку апокалипсиса. Я же занялся пленником: сорвал с него кляп и, придвинув к борту, чтобы не упал, развернул в сторону Ридондо.
— Великий… Атрей… — едва проговорил пленник.
— Угу, — сказал я, едва дыша. — Там твой город. Погляди, что с ним сделало черное колдовство твоих наставников — магов Талестры! Они обмишурились, и городу отныне конец! Я спас сколько мог горожан, распространив весть о чуме, и не говори мне спасибо!
Молния угодила в торговый корабль, прострелила насквозь, выйдя наружу огненными лепестками. Мы были уже слишком далеко, чтобы видеть подробности.
Пленник охнул, вздрогнул и обратил ко мне взгляд. В глазах его был страх напополам с безумием.
Старина Фатик был не в лучшем состоянии духа, но продолжал плести свою мелкую интригу. Итак, закрепим пройденный материал:
— Именно я спас жителей Нижнего города, умник! Мой человек переоделся монархом, а прочие разыграли чумных — для блага простецов! Мы призвали бежать их из города — да ты и сам слышал! Сейчас Ридондо погибнет, а вместе с ним — Ковенант в Верхнем городе. Погибнет и сам государь Амаэрон — кретин и полудурок. Больше не нужны заговоры — власть будет в руках Безликого Братства!
Ножка смерча изогнулась на высоте сотен ярдов, а затем, распрямившись, начала… стремительное вращение, выпуская во все стороны плети багровых молний.
Глаза пленника перебегали от воронки ко мне и обратно.
— Как твое имя? — спросил я, довольно искусно скрывая страх. Повторюсь: я видел уже эти молнии и эти воронки, и иные фокусы Высших сил, и мне они порядком надоели. Да, это пугает, но к страху примешивается обыкновенная досада: хватит уже, боги, хватит, наигрались.
— Бе… Берольдо…
— Отли жив?
— К-кто?
— Тот, кто раньше играл короля! А с ним и его труппа!
— Все… все живы, Великий Атрей! — Его начала бить крупная дрожь. — Да что же это…
— Магия самого паршивого свойства. Магия твоих учителей — чародеев Талестры. Где Отли и его труппа?
— Мы упрятали всех… в деревне… рядом… рядом с городом! Дожидаются суда и казни!
Квинтариминиэль издал протяжный стон.
— Печальные изверги! — возвестил он затем и, перегнувшись через борт, начал блевать. Как, однако, по-эльфийски…
Я встряхнул предводителя Братства.
— Слушай сюда и слушай внимательно! Ковентант погиб, но не весь! Еще остались дворяне в вотчинных замках! Ты знаешь, что лучше сплотит население, Берольдо?
Он смотрел на меня безумными глазами. Ну и к лучшему: сейчас я вобью в его голову пару мудрых идей. Я почти кричал, пытаясь пересилить чудовищный визг в голове:
— Простецов сплотит умный, честный и справедливый государь! Молчи! Я знаю, что вы хотели сбросить короля. Молчи и слушай! Простецы уверены, что Амаэрон именно таков, и вы дадите им такого Амаэрона, какого они хотят видеть! За ним пойдут и городские солдаты, и гвардия, и стража! Ты понимаешь, кого я имею в виду?
По его телу прошла судорога, лицо исказилось в болезненной гримасе.
— Актер…
— Да, актер, будь он проклят! Актер, ваша марионетка! Ты знаешь, что такое марионетка, Берольдо?
— Ниточки…
Смерч снова изогнулся… и начал выделывать коленца, кипятя воду у своего основания. Форт и горящие обломки корабля давно были поглощены.
— Да, ниточки! Под вашим руководством Отли будет править долго и справедливо, и страна расцветет! Вы убьете оставшихся дворян и проведете нужные Братству реформы! Ты понимаешь меня, Берольдо? Кивни!
Он кивнул. В его глазах кроме страха и безумия забрезжило понимание и фанатичное принятие моей идеи. Я ощутил себя кукловодом, который дергает за те самые ниточки.
— Власть навсегда окажется в руках Безликого Братства. Но только если вы выполните это условие!
Квинтариминиэль отлип от борта и уселся возле ступенек, ведущих на ют. Его взгляд внезапно оказался собранным и строгим.
— Финал, — сказал он.
С пронзительным свистом — теперь уже явным — ножка смерча отделилась от воды и, извиваясь, будто схваченная за глотку змея, медленно начала втягиваться в широкую чашу. Там, где только что был смерч, накрывший город, я увидел гладкие срезы берегов, а ниже — бездонную черную яму, в которую тут же устремились бурлящие потоки воды.
О-о-о, Гритт!
— Быстрее, Крессинда!
— Мастер?
— Еще быстрее-е-е!
Я не мог в точности расслышать, что она кричала гребцам, но воля окончательно покинула их при слове «кастрация». Фалькорет помчался за буксиром, словно ему приделали крылья.
Воды пролива устремились в яму, образуя титанический водоворот. Под пронзительную брань гномши буксир волок утлый фалькорет прочь, по разволновавшейся воде, норовившей увлечь «Горгонид» в круговой бег до самого падения в пропасть…
В какое-то мгновение этого бегства ножка смерча всосалась в воронку, а сама воронка вдруг просто расползлась по небу грязным серым пятном, которое напоследок раскроил огненный завиток. Раскроил — в буквальном смысле. За миг до того, как щель, похожая на уродливую усмешку, сомкнулась, я различил внутричерноту космоса, пронизанную искрами звезд.
А из черноты кто-то внимательно посмотрел на меня. Очень холодным, оценивающим взглядом.
Мы вырвались. Прорвались. Успели. Под последними лучами солнца наш буксир выгреб на спокойную воду. За кормой темнела полоса берега — Мантиохия, навсегда утратившая свою столицу. В подзорную трубу было видно, что водоворот почти унялся, клокочущие воды залива уже заполнили пустоту…
Чуть погодя я принял на борт гномшу и ссадил на буксир Берольдо. Он смотрел на меня странным взглядом… Пожалуй, захоти я сейчас стать предводителем Братства, я… стал бы им.
Отлично, механизм исполнения интриги запущен. Отли получит наказание за свое предательство и таки станет настоящим королем. Его казнят, если он попытается бежать. Но, я думаю, он не побежит. А истинной королевой постепенно — не сразу, далеко не сразу — станет его рабыня Сенестра. Неплохая рокировка, ибо девушка, безусловно, умна и преисполнена добродетели. Ну а магам Талестры, которые, похоже, вовсю крутят на Северном континенте свои интриги, навсегда будет запрещен въезд в Мантиохию…
Я мог бы гордиться собой, если бы не чувствовал такую смертельную усталость.
Димеро Бун, быстро перешедший от испуганного возбуждения к покою, проводил буксир задумчивым взглядом и посмотрел на меня.
— Хм, да… — проронил он. — Значит, вот так… Нет теперь Ридондо. Жаль, клянусь Аркелионом… Надо бы выпить по этому случаю. — Потом он обратил взгляд на южный горизонт, едва видимый в вечернем сумраке, и, потянув носом воздух, пожал плечами. — Грядет буря, монсер…
— Скоро?
Он кивнул.
— Думаю, часов через пять… Вот некстати…
Я пошевелил онемевшей рукой.
— Фалькорет выдержит? Или нам лучше кликнуть буксир и вернуться к берегам Мантиохии?
Он отмахнулся, будто речь шла о несущественной мелочи.
— Не беспокойтесь, монсер. Моя посудина выдерживала и не такое.
В его бороде расцвела улыбка.
Я ушел в каюту — к Виджи.
* * *
Валеска перехватила меня в коридорчике, который разделял наши каюты. Налетела, ухватила за грудки, прижалась полной грудью, жарко задышала в ухо.
— Ну что тебе, чертовка?
— Фатик, — прошептала она, — капитан этого корабля… Это он вез меня из Дольмира в Мантиохию… Он пират, работорговец и убийца!
