Глава 12
ОСОБАЯ ОПЕРАЦИЯ ПО ЗАХВАТУ
Мониль
Мне довольно настойчиво пихали на ознакомление планы боевой операции, просили подписать. Я понимал, что они хотят обезопасить себя от дальнейших претензий в случае провала, однако отмахивался, потому что осознавал: ничего я там не пойму, только время потеряю. А не подписывать то, чего не понял, приучился ещё во времена, когда создавал и раскручивал свою фирму.
В конце концов, пришли к решению, что всё прочтёт и подпишет Арс. Тем более что, в отличие от меня, он хотя бы служил в армии и имел определённое представление о терминологии, если не о специфике ведения боевых действий.
Я мог думать только об Эндилле. Разумеется, после обработки, которой подвергла его айн, он мог говорить только правду, причём исчерпывающе и чётко. Но и после допроса, проведённого спецназовцами, и после того, как демоница уже присосалась к нему пиявкой в предвкушении обряда, он ещё способен был мыслить. И мне захотелось задать ему несколько вопросов о Гильдии Тени. Спецназовцы, естественно, не спрашивали пленника о традициях и обрядах Учения, о мировоззрении, о взглядах на жизнь, потому что, естественно, их это ничуть не интересовало.
Зато вызывало любопытство у меня. Совершенно неожиданно для себя я сполз на отвлечённый разговор о своей особе. Может быть, это произошло потому, что мне было искренне интересно понять, почему же я таков, каким стал после получения айн? И могло ли всё получиться иначе, могло ли прийти к какому-то другому финалу?
— То, что ты сделал и продолжаешь делать, далеко выходит за рамки простой борьбы за выживание, — сказал мне Эндилль. Он и теперь говорил очень медленно, с трудом, как умирающий, уже не чающий спасения, экономно расходующий остатки сил на то, что ещё у него в жизни осталось. — Так что не стоит тебе вставать в позу жертвы. Ты был жертвой на начальном этапе, но теперь-то уже давным-давно превратился в нападающего. В агрессора. К чему ж ты стремишься?
— А каково оно, по твоему мнению, это простое выживание?
— Чтоб просто уцелеть, тебе следовало не лезть туда, где знают о существовании айн. Ты же знаешь уже, что человеческих миров намного больше, чем два или три. Было бы из чего выбирать, и никто бы там тебя не тронул.
— То есть банальное стремление жить там, где родился, в твоих глазах — что-то большее, чем просто выживание?
— Желание ставить условия и рассуждать, как ты можешь жить, а как не способен, уже поднимается над абсолютным минимумом потребностей. Ты прекрасно знаешь, что требуется человеку для биологического существования. Если ты пренебрёг безопасностью ради удовлетворения своих потребностей, то кто в этом виноват, если не ты?
— Ошибаешься. Мы не биологические машины, чьи потребности исчерпываются едой, водой, воздухом, сном там… Есть ещё душа, и у неё — свои надобности.
— Душа, — пробормотал Эндилль. Пытался усмехнуться, но у него не получилось. Я лишь уловил импульс, не более. — Раз пошли разговоры о душе, значит, ты капризничаешь. Как ребёнок. Ты из тех людей, которые привыкли требовать от судьбы раз в десять больше, чем нужно. В расчёте, мол, если дадут хоть десятую часть от запрошенного, значит, уже хорошо. Ты желал комфорта себе, и так, чтоб тишь, гладь да покой. И чтоб все заинтересованные стороной тебя обходили. Не многого ли захотел?
— Уж сколько ни захотел — всё моё.
— Сам-то понимаешь, насколько обнаглел?
— А ты понимаешь ли, что люди разнятся, как снежинки? Есть те, кто выживет где угодно, лишь бы еда, вода и воздух были в достатке. А есть те, для кого родина — значимое понятие, знаешь ли. Я ведь даже не о патриотизме как таковом сейчас говорю. И даже не о берёзках-ёлочках. А о духовной тональности, звучащей именно здесь, в этом пространстве, в этих жизненных условиях, именно в соседстве этих людей. Та, которой я от рождения созвучен. Для меня не ощущать в своём окружении духовного резонанса — всё равно, что не дышать, не есть, не пить. Я сдохну. Ты вообще способен это понять?
— Зачем ты мне это говоришь? Зачем доказываешь?
— Я думал, тебе интересно. Иначе зачем мы вообще разговариваем?
— Мне перед смертью — а я нисколько не сомневаюсь, что ты меня убьёшь! — интересно только одно. Знать, что ты всё равно расшибёшься о Гильдию и потеряешь всё, что с таким трудом приобрёл, вместе с самой жизнью. Это утешает.
— Ну-ну…
— Знаю, что так и будет.
Я только плечами пожал. Сожаления о том, что придётся сделать с ним, и не только с ним, в процессе разговора ослабли, а теперь и вовсе пропали. Да, ребята, что поделаешь, раз уж мы воюем? На войне нет этики и морали, на войне приходится думать о результативности своих действий, а запланированные действия были самыми результативными. Айн, осознав, что я не передумаю, заметно подобрела, полюбопытствовала, буду ли я так же уступать ей и в будущем, а если буду, то на каких условиях. И терпеливо дожидалась, когда найдётся минутка на проведение кровавого обряда.
— Когда вы предполагаете начинать операцию? — спросил у меня спецназовец.
Это был мой соотечественник по имени Семён. Он тоже относился ко мне с подозрением, смотрел свысока, но в разговоре всегда был вежлив и осторожен. Сообща главы спецназовских групп назначили его ответственным за переговоры со мной, хотя бы потому, что мы общаемся на одном языке. Да и понимал он меня намного лучше, чем китайцы или американцы.
— Начинайте сейчас.
— А стоит ли так возиться с ним? — Он неопределённо кивнул в сторону, но и так стало понятно, что спрашивает о пленнике. О ком же ещё?
— Возиться? Да я и не вожусь. Но мою девицу надо ублаготворить. Чтоб она была способна на лучшую магию, чем обычно. Как раз сейчас это особенно важно.
— Ты про эту свою?.. Она способна будет на активные действия? Хм… И каково оно вообще — вот так работать?
— Странно. Выглядит, как узаконенная шизофрения. Но вообще ко всему на свете можно привыкнуть. Я привык.
Во взгляде Семёна промелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Мимолётное непрочное чувство, да и не так уж меня интересовало, как они ко мне относятся, поэтому я не обратил внимания на такой чисто человеческий отклик на мою проблему. От ребят мне нужна отличная служба. Лишь бы делали дело, а делать они будут, потому что самим-то жить хочется, так куда деваться?
— С магами поладили? Нашли общий язык? Сработаетесь?
— Есть контакт.
— Артефакты освоили? Все? Хорошо. Я-то один, мне ж не разорваться. Я буду на одном объекте, но и там не одновременно же во всех местах.
— Это понятно. План не меняется? Вы будете участвовать в захвате Младшей чаши?
— Не меняется. Думаю, естественно предположить, что самый крутой чародей в Гильдии — именно их старший. Этот самый Сын.
— Нелогично. Старший в любой организации — в первую очередь администратор. А лучшие чародеи, по логике, как лучшие бойцы, должны не административными вопросами заниматься, а быть телохранителями, например, всякими исследователями, учёными. Мы же в реальной жизни, а не в компьютерной игре.
— Ну, вообще да. Но тут особый случай. Административные функции в Гильдии исполняет Преторий. Кстати, там тоже заседают ведущие чародеи. Да, Сын чародея там не единственный могущественный маг — но он один из самый сильных. И дай бог, чтоб меня одного на него хватило.
— Считаете, что может не хватить?
— Не представляю. Он ведь будет иметь в своём распоряжении дополнительные источники энергии… Но не будем раньше времени паниковать. Главное, чтоб он был один, без группы поддержки. Не хватит у меня опыта на группу.
— Постараемся сделать так, чтоб к нему никто не поспел.
Нападение на ключевые гильдейские объекты было назначено на четыре утра, поэтому я даже не ложился. Курия, предоставившая мне нужные сведения, а потом ещё возможность воспользоваться магическими переходами для тайной транспортировки войск. Интересно, Гильдия и в самом деле ничего не знает о запланированной операции? Вот и посмотрим…
Младшей чашей называлось святилище, спрятанное на территории закрытого заповедника. Наглости гильдейцев можно было искренне позавидовать, а позиция Курии в этом вопросе у меня лично вызывала недоумение. С другой стороны, я понимал, почему та предпочитает быть слепой, глухой и немой, делать вид, будто Гильдии вообще не существует. Понимал, но считал, что путь этот провальный, бесперспективный, и лучше было элементарно не доводить до нынешнего сложного положения.
Однако пока моего мнения на этот счёт никто не спрашивал. Хорошо хоть молча помогали.
Туман медленно заволакивал стволы и корни, просто-таки неестественно огромные. В таких запросто можно было спрятаться, иной раз и целой боевой группой. Холод пробирал до костей, а ведь август не только в Подмосковье, здесь тоже тепло, а днём бывает настоящий зной. Сейчас же даже листва, в полусумраке раннего утра казавшаяся серой, съёжилась от прохлады, и я нервно кутался в куртку, жалея, что не надел ещё и свитер.
Парни, готовившиеся к атаке, держались так, будто им никогда в жизни не бывает зябко, и они вообще не из тех, кого можно пронять такой ерундой. Они появлялись из магических транспортных арок и сразу рассыпались по лесу, пропадали в зелени, будто испарялись. А ведь у ребят даже не было возможности провести рекогносцировку, хотя она обязательно полагается, пришлось ограничиваться подробными картами и схемами. И консультациями монильских бойцов спецвойск.
Я растерянно оглядывался. Только что тут были вооружённые парни в бронежилетах, теперь их нет, рядом со мной стоят трое спецназовцев должностью постарше, да ещё Арс с Кириллом, потому что я именно их отобрал себе в поддержку. Потом Семён поднёс к уху телефон, хоть тот и не звонил, и бросил мне:
— Начали.
— Уже пора?
— Конечно. Чего ждать? — На меня смотрели как на слабоумного. — Такие дела либо делаются быстро, либо не удаются. Как блины, которые комом.
— Ну, я думал, надо дождаться отчётов от других групп, как-то проконтролировать…
— Вы можете контролировать, Алексей. Но считаете ли вы, что это имеет смысл? Вы способны координировать и корректировать ход операции?
— Разумеется, нет. Я уже говорил, что полностью доверяю вам и не собираюсь вмешиваться. Но предполагал, что должен как-то приосаниться — с целью обозначить свою ответственность за происходящее. Например.
Семён снова пожал плечами. Небольшой подвиг, особенно если учесть снаряжение, которое на нём навьючено. Сколько килограммов разом он поднимает таким вот невинным движением?
— Ответственность и так на вас. Вы нам поставили задачу, мы будем её выполнять. И если это возможно — выполним.
Я зашагал вперёд, сопровождаемый одним из спецназовцев — двое других шли сзади, и до самой Младшей чаши они с нами, конечно, не потащатся. Их дело — держаться в стороне от места боевых действий, своевременно, однако на расстоянии вмешиваться в происходящее, если оно потребует их вмешательства.
У меня работа будет другая.
Я поздоровался за руку с чародеем, одним из тех, которых отыскал для меня Кербал. Парень был явным полукровкой, демоническая кровь размашисто расписалась в своём присутствии в его жилах — и на чертах лица, и в оттенке кожи, и даже в жестикуляции. Однако он вырос среди людей и несомненно воспринимал себя как человека. От подавляющего большинства чародеев Мониля его ещё отличало неприязненное отношение к Гильдии Тени.
Собственно, Гильдию в Мониле не любили очень многие, но эта нелюбовь в первую очередь держалась на паническом страхе и наслаивающихся на него повериях. Обитатели Хастарета, разумеется, тоже умели бояться — как все, — но от чисто монильских суеверий были свободны. И гораздо лучше представляли себе, что такое учение Храма Чародейства. У них вызывала негодование та вольность, с которой гильдейцы обходились с их верой, а подобное отношение не уживается с опаской.
Этого парня Кербал отрекомендовал мне как ярого противника Чародейского учения, и именно по религиозным соображениям. Верующий демон — такое с трудом укладывалось у меня в голове, хотя о том, что эти существа чему-то определённо поклоняются, знал из первых рук. Хотя бы потому, что видел, как они это делают. Да, кроме того, мой новый знакомец — полукровка. Ему тем более простительно быть религиозным.
— Ты не боишься? — спросил я его. Поговорить хотелось, чтоб успокоиться. Нервничал я совсем слегка, но и это малоприятно.
— Я? — удивился маг. — А чего мне бояться? Рядом с кейтахом…
— А монильцы, наоборот, боятся именно того, что я кейтах.
— Странные. А вернее — просто необразованные. Страх тут происходит от незнания и множества суеверий. Ты ведь обелён! А если не демон тобой, значит, ты целиком владеешь демоном, и ему нет возможности позволять себе лишнее. Так что и мне бояться нечего.
Я неопределённо хмыкнул, решив не разубеждать его. Зачем запугивать? Его позиция будет поприятнее, чем нервная реакция на меня рядовых монильцев. Прямо как на больного СПИДом. Да, вирус иммунодефицита не передаётся бытовым способом, но кого это волнует? У нас среднестатистический обыватель даже прикоснуться не пожелает к ВИЧ-инфицированному. Со мной такая опаска хотя бы отчасти оправдана.
Чем ближе к святилищу, тем теснее вставали буки и выше над землёй топорщили страшно изогнутые корни. А может, это были не буки, а какие-то другие деревья. Я пытался представить себе, что увижу, когда мы всё-таки достигнем цели, однако всё равно был шокирован зрелищем. Нет, само святилище оказалось сравнительно маленьким, да к тому же старательно спрятанным. Но я впервые видел беломраморное здание, безупречно вписанное под целую рощицу узловатых, широко раскинувших кроны и корни деревьев. Совсем не рослых, скорее болезненно приземистых, однако пышно-зелёных.
Наверное, если смотреть сверху, тут и здания-то не разглядеть. Лес себе и лес, может, какие-то редкие вкрапления белого камня, появление которых можно списать на естественные причины. Немного наивный ход, особенно если учесть, что Курия и так всё прекрасно знает об этом месте, а обычным фанатикам в закрытый заповедник не пробиться и тем более не понаблюдать с высоты. Это мои ребята сквозь него прошли, как рапира сквозь воду — ни шума, ни даже тел, валяющихся на виду.
Когда мы с чародеем подоспели к парадному входу, он уже был захвачен, трупы бойко растаскивали по сторонам — то ли прятали, то ли просто чтоб не спотыкаться. Отсюда я припустил бегом, потому что разобравшегося в ситуации мага сложнее брать, чем взятого в оборот внезапно. Уроженец Хастарета не отставал от меня, даже наоборот, подпирал, дышал в спину, так что я лишь прибавлял шагу и особенно не оглядывался — когда мне было глазеть-то? Красота красотой, но победить хочется намного больше.
Только и запомнилось, что изумительной красоты и изысканности простая отделка зал, поистине античное сочетание строгости и совершенства — ничего лишнего. Парадная лестница изгибалась так изящно и так плавно, что по ней захотелось пробежаться, не задерживаясь, чтоб рассмотреть детали, впитывая всё целиком и ублаготворяя на год вперёд своё эстетическое чувство. Но нам предстояло скакать по одной из боковых винтовых лестниц, намного более скромных.
Время от времени то там, то здесь мелькали ребята в сером камуфляже, но я даже присмотреться к ним не успевал. Раз — и нету! Вот так, даже теоретически — как в такой ситуации можно прицелиться в человека заклинанием? А если и прицелишься, то ведь оно летит медленнее, чем пуля, а эти бойцы натренированы от пуль прятаться. Самая простенькая защита от чар у них есть, рикошет она погасит, а остальное решат быстрота реакций и тренированность. И решат, считай, всю проблему разом.
Уж наверное, у Курии есть столь же великолепно тренированные войска, но их не может быть много. Как бы там ни получилось, их эффективность в магической войне видна невооружённым глазом. Да, проблема в том, что они в магии ни бе, ни ме, но ведь можно, теоретически вполне возможно обучить их и магии тоже. На её использование тоже можно натренироваться.
А для демонического мира, где на физическую форму вообще упора не делают, спецназовцы будут такой серьёзной новинкой, что их можно разыграть, как целый веер козырных карт. Моё положение, только недавно казавшееся таким безнадёжным, начинало выправляться. Скача через ступеньку, я бодрился и уже прикидывал, какие ещё возможности открывает передо мной столь высокий уровень выучки этих бойцов.
А чего бы, собственно, я ещё мог хотеть? Покоя для себя и благополучного разрешения проблем Мониля. Желательно так, чтоб и в будущем монильцы не могли обходиться без меня. И это ведь не вопрос престижа или роскошной жизни. Речь просто о жизни. На гребне волны выживает лишь тот, у кого в руках оказывается реальна власть, а как только ситуация меняется, неизбежно меняется и положение — тут моя айн права. Рассчитывать на благодарность, конечно, можно, однако в самом лучшем случае благодарные монильцы сохранят меня как ископаемое, музейный экспонат и объект исследований. Как-то не хочется.
Необходимо играть какую-то реальную роль. Ведь требовать благодарности от чужаков вообще странно. Чем они мне обязаны? Да, спасением, но мало кто в силах помнить о подобной услуге хоть сколько-нибудь долго. Да и зависеть от чужой воли — не-ет, это не по мне. Надежды на чужую щедрость иллюзорны, как мираж в пустыне, и опасны. Не одного, а тысячи и миллионы они привели к гибели.
Я должен обеспечить себе положение собственными силами, наилучшее, на какое окажусь способен. А уж насколько это этично само по себе и насколько приемлемы методы, коими я собираюсь достигнуть успеха, обдумать можно будет и позже.
Здесь, то ли на втором, то ли на третьем подземном этаже, зальцы уже были попроще, поскромнее. Казалось бы, ведь и этажами выше всё устроено и отделано очень строго, без претензий. Однако там — потрясающая красота и изысканность, а тут всего лишь обыденность и бесстрастие административной функциональности. И в чём такая уж принципиальная разница, с ходу не разберёшь. Надо присматриваться.
А на это не было ни времени, ни желания.
Здесь уже время от времени попадались гильдейцы, но рангом пониже, не маги. Они жались к стенам и смотрели на нас с таким изумлением, словно на мутантов с рогами, копытами и ещё невесть какими тентаклями. Впрочем, их изумление говорит о том, что я не слишком сильно опоздал. Спецназовцы, державшие их под прицелом, ещё не успели восстановить дыхание. Схему этой части Младшей чаши я более или менее помнил. Вот здесь нужно направо, ещё разок вниз по лестнице и через арку в какое-то обширное помещение, судя по пометкам, не только широкое и длинное, но и с высоким потолком.
Вот оно. Я ворвался внутрь, потому что примериваться не было времени. И странный интерьер сперва отметил лишь краем сознания. Ну, ракушка ракушкой. Потом как-то невольно присмотрелся. Действительно, можно было подумать, что я оказался вдруг в самом настоящем рапане, покинутом своем законным владельцем. Перламутр на стенах, система зеркал, в которых многократно усиливался свет ламп и факелов, странные выступы и конструкции то ли из мрамора с чудной муаровой полировкой, то ли из какого-то иного невиданного материала создавали ощущение бесконечно сворачивающегося спиралью пространства. Пространства, которое уже потянуло непрошеного гостя, то бишь меня, за собой.
К счастью, смотрел я магическим зрением, потому обычное, человеческое заволокло дымкой и играло сугубо вспомогательную роль. Поэтому обнаруженный странный эффект я лишь отметил и легко перебил, не был захвачен им в плен. Сопровождавшие же меня бойцы застыли, будто окаменели, и смотрели, смотрели, смотрели…
Не сразу удалось разглядеть и человека, остановившегося за одним из выступов с крохотным солнцем в руке. И уже на этом, как приходилось себе признаться, я потерял возможность атаковать внезапно. Маг, готовивший какое-то чародейство, уже знал, что происходит. Пусть хоть отчасти, но был готов.
— Сын чародея? — осведомился я, делая шаг вперёд. Дурацкая идея, конечно, такие вопросы задавать. Но ничего другого мне в голову не пришло. Вид странной залы привёл меня в состояние неуверенности — я чувствовал какую-то странную её особенность и насторожился, боясь, что первый безрассудный удар может оказаться опасен для меня самого. Хорошо бы затянуть противника в диалог.
Маг не ответил. Он уронил с пальцев золотистое солнышко, разбившееся на мельчайшие искорки, и в этом действии тоже был свой смысл. Я поспешно подготовил защиту и бросил сопровождающему чародею:
— Ну-ка, в коридор!
Глава Гильдии выступил из-за зеркальной пирамиды. На осунувшемся лице лежали глубокие тени — то ли мужик допоздна работал, то ли слишком рано встал. Первое вернее. Собственно, о том, что, скорее всего, так и будет, нас как раз Эндилль предупредил. Привычка Сына чародея, закончив дневные дела, ночью заниматься магическими исследованиями, а потом отдыхать до полудня или часа дня, была известна всей гильдейской верхушке, не только магам Претория.
Но случалось, конечно, всякое.
Говорить он был явно не расположен, на провокацию не поддался. Ненадолго я ощутил, как впивается в меня взгляд этого человека, настолько острый и болезненный, что поверить в его естественную мощь было трудно. Магия, конечно. Кажется, он пытался что-то рассмотреть во мне, и потому медлил. А может, ждал чего-то? Приободрившись, я сделал осторожный шаг вперёд. Если чего-то ждёт, значит, что-то у него не складывается. Может, ждёт подмоги своих людей? Это уж извините.
— Обходи, — кто-то тихо сказал у меня за спиной.
Я рефлекторно обернулся, удивлённый, кто это мне предлагает обходить, кого обходить, и что неведомый советчик вообще имеет в виду. В результате вместо полноценной защиты пришлось выдавать парирующий импульс, и брошенное в меня ошеломляющее и скручивающее заклятье заметалось по зале, как резиновый мячик. Первый импульс был — попробовать защитить моих спутников. Но противник уже метил в меня чем-то новым.
Мы заметались по зале-ракушке. У моего противника было тут передо мной значительное преимущество — он-то знал свою лабораторию до последнего закутка. То и дело мне под ноги попадалась то ли мебель, то ли декоративные конструкции, которых я даже не мог разглядеть из-за танцев света в зеркалах и муаровых переливах на перламутре и мраморе. Разок навернувшись через такую пирамиду и без малого не влепившись физиономией в подставку для факелов, я стал намного осторожнее.
Айн молча бесилась, но не решалась затевать спор — чувствовалось, она не меньше меня заинтересована в исходе этого поединка. Вот странно — почему? Неужели перспектива попасть на запястье к Сыну чародея нисколько её не привлекает?
— Нисколько, — всё-таки вступила она в диалог.
— Ну и почему? — Я с трудом отпарировал чары, которые немедленно попытались оплести меня прямо поверх эфирного щита. Отмахаться от этой дополнительной атаки оказалось непросто. Поэтому от разряда, последовавшего через миг, пришлось нырять за зеркальную стойку. Защитить она ни от чего, конечно, не могла, разве что подарить иллюзию.
— А я сомневаюсь, что совладаю с ним.
— Мать твою!.. Что теперь-то делать?
— Уводи на свою территорию.
— Чего?
— Дурак совсем, да? Как тебя Хтиль учил? Так и ты давай… Тяни его за собой в своё ментальное пространство.
— Ты совсем дура, что ли? Как это делать-то? Может, организуешь?
— Не-ет, это ты сам должен. Я не могу. Вспоминай…
Снова пришлось нырять рыбкой за очередную деталь интерьера и ещё оставлять за собой ловушку для чужой магии. Маг гвоздил меня заклинаниями, но явно не собирался убивать. Отзвук используемых чар не давал гибельного послевкусия — что с моей стороны, что с его. Мне-то он был нужен в целости, со мной понятно. С ним, видимо, тоже. Надежда заполучить айн вместе с моей возможностью держать её на расстоянии, видимо, помрёт только вместе с Гильдией. А для отъёма моих чисто беллийских способностей я им нужен целёхоньким. Пригодным для обряда.
— Вот интересно, а совладать со мной ещё надеешься, значит?
— Надеюсь, — нехотя отозвалась демоница и подсунула мне очередную боевую конструкцию, которую можно было применить и так, чтоб только сшибить с противника защиту, а дальше уже ошеломлять, усыплять или что там ещё успеешь сотворить, пока он не восстановит щит.
— Вот жеж ты дрянь такая!
Ярость уже в который раз оказалась полезной. В один миг я вдруг понял, что имела в виду моя Тилька, говоря о личном ментальном пространстве, и вспомнил, как надо правильно закидывать крючок, чтоб выдернуть чародейского сынка на свою территорию.
Ненадолго мы сошлись лицом к лицу. У Сына чародея было морщинистое старческое лицо и юные, яркие, как два осколка пламени, глаза. И осанка, которой иные модели на подиуме позавидуют. В этом человеке чувствовалось могущество, но его уверенный вид сейчас будил во мне не сомнения в собственных силах, а ожесточение. Ах вот ты как, значит?! Думаешь, я не справлюсь? Думаешь, отступлюсь? Хрена тебе лысого! Ещё посмотрим, кто кого завалит!
Очередное заклятье, уж не понял, моё или его, разметало в мелкие осколки одну из зеркальных конструкций. Живое пламя вспыхнуло на обломках, и пригасло, ушло в трещины, как вода в песок. Должно быть, нарушилась продуманная, просчитанная система, потому что в один миг зала перестала втягивать в себя взгляд и блокировать его в таинственных глубинах полированного серебра. Она теперь просто походила на лихо завитую раковину и оставалась красивой, хоть и слегка разгромленной. Но не более.
Я рывком окружил себя защитным коконом. Кокон был с сюрпризом — эту конструкцию я теоретически освоил ещё в демоническом мире, позже на досуге обдумывал так и эдак и теперь вот решил осуществить на практике. Мой противник попался: попробовал разбить, разбил — и открылся, дал мне возможность зацепить себя и потянуть за собой в «испытательное пространство», как я его называл. Айн подоспела ровно посередине этого процесса и ловко подпихнула Сына чародея, чтоб тот не успел сообразить и вырваться.
Повезло. Первый раз противник трепыхнулся уже в тот момент, когда пространство сомкнулось за ним, как толща вод над утонувшим. Поздно. Теперь уже он мог безопасно бить плавниками. Чтоб выбраться отсюда, потребуется кое-что другое. А вдруг Сын чародея не знает, что именно!
— Размечтался. — Моя демоница закуклила пространство и перебросила мне ключи, как вожжи через колено. — Ты тогда допёр с третьего раза, а этот ведь намного более опытный. Да, ты на время лишил его опоры, но опытный чародей разберётся в ситуации раньше, чем ты успеешь подготовиться к бою.
— Я готов к бою.
— Да что ты. — Она презрительно морщила губы. Ей не шло, как не идёт такое ни одной женщине, но зато в этот миг я видел в ней её настоящую, не нарисованную. И лучше чувствовал, насколько она искренна в разговоре и своих поступках. — Может, стоит спросить, готова ли я?
— Скажи-ка мне — а как именно ты собираешься со мной справляться?
— Пока не знаю… Может, задумаешься о бое, а не о моих планах?
— Надеешься, что потом забуду? Хрен тебе. Не забуду. Наоборот, продумаю, как вопросы задать.
— Вот и продумывай, — прошипела демоница. Блеснула глазами.
И тут начал действовать гильдеец. Я опутывал его своими чарами, но, как выяснилось, попытка получилась намного более хилой, чем создание собственного «испытательного пространства». Путы сознание моего противника сбросило словно бы шутя, непринуждённо. Первая его атака ушла в пустоту, но лишь потому, что не была рассчитана на условия ментального полигона. Однако следующий выпад уже получился серьёзным. Парируя его, я ощущал по ту сторону уверенность и твёрдость. Действует он, конечно, нетипично, только ведь эффективно! А значит, ещё несколько секунд, и мужик возьмёт ситуацию в свои руки.
Не для того я напрягался, не для того конструировал полигон.
Пришлось браться за врага так, как я, откровенно говоря, совершенно не планировал. В один миг вспомнились мои собственные приключения. Попытался навалиться на него — он выскользнул, вывернулся, как скользкая сильная рыбина. Вот мне урок: даже в сконструированном самим собой пространстве надо уметь давить жертву авторитетом творца. У Хтиля на сей счёт был богатый опыт, как я понимаю. Чего нельзя сказать обо мне.
Теперь уже полигон изгибало и вытягивало, как пирамидальную раковину, и я никак не мог этому помешать. Неудержимо и безнадёжно инициатива уходила из моих рук. Конечно, я тут мало чем рискую, ключ-то у меня в руках, в самом худшем случае уберу кокон, и мы начнём сначала. Но второй попытки не будет. А ведь так хочется воспользоваться единственным своим настоящим преимуществом — обучением в мире демонов.
— А я? — возмутилась айн. — Я что — не преимущество?!
Вот бабы…
Чёрт! И это называется — ключ у меня, ничем не рискую?! Из магической петли, брошенной в мою сторону Сыном чародея, я выдрался лишь с помощью демоницы, под аккомпанемент её ругани, такой бойкой, что испуг и неожиданность чувствовались, даже если не прислушиваться. Мне и самому резко стало не по себе. Я попробовал распустить кокон, однако тот не дался. Противник держал пространство, и, хоть не имел, конечно, доступа к управлению им, способен был не выпустить меня из своих рук.
Вмиг преимущество обернулось угрозой. Теперь не он, а я был в его руках, и ситуация враз стала даже хуже, чем когда-то с Хтилем. Там, по крайней мере, мне давали возможность действовать. Им нужно было посмотреть, на что я способен, получить первый отклик и уж потом убивать. А здесь всё иначе. Да, я им нужен живой, но именно тут, в месте боя, выбранном мной же самим, можно убить так, чтоб тело осталось в целости. Им, собственно, зачем нужны мои воля и сознание? Обряд и так можно совершить.
Айн сдавленно пискнула. Теперь мы уже оба с ней отбивались на равных. Может быть, она даже была здесь видна, как и в той магической аномалии под Корундовыми озёрами. Некогда мне на неё поглядывать. Тут я успел взмокнуть от страха, и выдохнуть, и стиснуть себя в кулак, чтоб, раз уж так получается, драться до последнего. Один удар демоница увела в сторону лишь в самый последний момент, я даже ощутил привкус этой магии на губах, ею мне повеяло в лицо. И по всему получалось, что уж следующий придётся отбивать мне, потому что моя девчонка занята. А как отбиваться, я просто не представлял. Хоть опускай руки и сдавайся.
Однако выпада не последовало, а мигом позже ослабла хватка испытательного пространства, и я вывернулся из тисков своего же собственного создания, вдруг обернувшегося для меня тюрьмой. Мокрый, как птица, попавшая под дождь, едва переводя дыхание и, наверное, зелёный от ужаса. Ноги подкосились, я сел прямо на осколки и обломки, порезал руку, но не сразу заметил это. Ошалевший, огляделся, запоздало припомнив, что вообще-то поединок я не выиграл. А раз пока жив и в сознании, то и не проиграл…
Значит, вроде как нужно продолжать?
Нет, оказалось, что не нужно. Над распластанным по полу Сыном чародея нагнулись два спецназовца и примеривались переворачивать тело — то ли руки ему вязать, то ли ещё зачем-то. Один из них о чём-то расспрашивал хастаретского мага-полукровку. Но едва заметил мой взгляд, сразу переключился, осведомился:
— А нет способа сделать так, чтоб он, когда в себя придёт, не колдовал?
— Что вообще случилось-то?
— Ну, когда вы оба застыли столбами, этот парень, — кивок на уроженца Хастарета, — сразу взялся раскурочивать поле, которое окружало этого хлыща. А как только закончил, так я его сразу и успокоил. Он жив, жив. Отдохнёт немножко.
— Блин. — Я с большим трудом поднялся, отряхнул руку от осколков стекла. Пока даже не болело, но скоро заболит. Вот это да! — Ёлки… Спасибо, ребята, вы меня спасли… Что? Да, можно блокировать. Сейчас сделаю… Чёрт…
— Сильно резануло? — Боец подошёл, бесцеремонно повертел меня, осматривая. — Нет, ерунда. Давай, он скоро ворочаться начнёт, я же слегка приложил, чтоб с гарантией не прибить. Что это было-то такое, а?
— Магия, — ответил вместо меня маг-полукровка. Он осторожно приблизился к Сыну чародея и нагнулся над ним, словно ожидал увидеть какое-нибудь уродство, мутацию, рога там, третий глаз… Меня ещё трясло, но на своего добровольного помощника я смотрел внимательно. Надо же было на что-то смотреть… Показалось, или действительно парень разглядывал главу Гильдии Тени с откровенной и яркой ненавистью? — Господину куриалу нужна моя помощь?
— Да ну эти церемонии. Со мной можно на «ты». Я сам, не волнуйся. — Дрожащую в нервном напряжении, притихшую айн пришлось встряхнуть. — Давай же! Помогай. Опять нам с тобой повезло.
— Обалдеть, какими полезными могут быть люди, — прошипела демоница, запуская пальцы в энергетику гильдейца, которую я для неё открыл. — Знаю даже, что я сделаю, если…
— Не «если». Никаких «если». Это же всё?
— Да подавись!..
— Я подавлюсь. А ты отвечай на вопрос.
— Да, этого достаточно. Полгода он никакую магию использовать не сможет.
— Почему именно полгода?
— На год делать дольше, а на три месяца — слишком ювелирная работа получается. Ради кого мне напрягаться? Вот что ты делал-то, дурень? Разве так делают? Да…
— Заткнись… Спасибо, ребята, ещё раз.
— Мы тут для того и нужны, — неопределённо ответил боец.
— Я потом смогу посмотреть, что вообще такое происходило в испытательном пространстве? — нервно спросил у айн. Медленно приходил в себя, слишком медленно. На сегодня, пожалуй, я больше не боец. — Что там за чертовщина какая-то происходила, чёрт побери?!
— Сможешь посмотреть. — Демоница от меня отмахнулась. Неужели тоже перенервничала? Почему?
— У-уф… Как там дела с другими гильдейцами?
— Десять человек из Претория, — отрапортовал заглянувший в залу спецназовец, которого позвали помогать с Сыном чародея.
— Должно быть двенадцать!
— Не могу знать.
— Ёлки! Где там ваш главный? Обыскивайте помещения! Со схемами в руках.
— Операцию уже сворачиваем. Сверху была команда выходить.
— Чёрт! Чёрт! Ладно… Тилька! Здесь должно найтись то, на что можно опереть телепортационный контур. Не обелиск, так что-нибудь пожиже.
— Слушай, это никуда вообще не годится. Ты им приказ отдал, почему они не слушаются? А ты даже не настаиваешь.
— Если сверху дали отмашку, что надо уходить, значит, подходит подкрепление. Мы же не что-нибудь такое второстепенное захватили, а резиденцию главы Гильдии. И лучше нам отступить, потому что на сдерживание полноценного штурма эти ребята не рассчитаны. Да и я сейчас уже — полный ноль… Телепортационная система!
— Тут всё, конечно, есть, но ключи-то…
— Мне наплевать. Я сейчас строю схему, а ты ищи энергию где хочешь… Парни, отзывай с нижних этажей всех, кого можно, сюда. Я портал открою.
— Большинство уже пошло наверх.
— Ну, гнаться за ними не надо, конечно. Сказал же: кого можно.
— Вот за это я тебя не люблю, — процедила айн, — так это за твои «бери где хочешь, меня не волнует».
— Я начальник, ты дурак, дорогая.
От экстренной телепортации мне всегда становилось плохо. Тем более сейчас, после такого напряжения, после нервотрёпки — ничего удивительного, что в глазах потемнело, как у нежной барышни, что основательно схватило горло, что ноги ослабели, пришлось приземляться, где стоял. Когда я отдышался и смог построить схему перехода в мой арранархский особняк, куда по уговору должны были «сдать» всех пленных, некоторые из них уже поприходили в себя и выли от боли, мешая мне сосредоточиться на их магической блокировке.
Понятно, почему выли. Перед операцией, размышляя обо всех тонкостях захвата, мы вместе с айн пришли к выводу, что единственный доступный для наших бойцов-немагов верный способ обезопасить себя от пленников-чародеев — сделать всё, чтоб у тех и мысли о магии не возникало. То бишь сорганизовать на них постоянное физическое воздействие на грани пытки. Руки там вывернуть, или ещё что-нибудь подобное придумать.
И тут ребята из спецназов трёх великих держав моего родного мира показали настоящий класс. У каждой группы имелись свои фирменные приёмы; особенно отличились китайцы. Некоторые вообще обошлись парой особым образом прижатых пальцев на вывернутых за спину руках, но этого хватило с лихвой. Искорёженные мукой чародеи, лучшие мастера своего дела, члены Претория и гордость Гильдии Тени даже не пытались применить какую-нибудь магию, и в тот момент, когда, закончив обработку, я снимал с них путы, смотрели на меня с искренней благодарностью.
Вперемешку с ненавистью.
— Здесь нет помещений, чтоб держать столько пленников, — подсказал мне Арс. Пока я стриг пленным возможность пользоваться магией, он успел обежать весь особняк от подвалов до чердака, подивился на интерьеры, вежливо раскланялся с Йорвоэтом и Нелевер, попил водички на кухне и притащил спецназовцам огромный мясной пирог на всех. Его уже стрескали без остатка. — Может, к нам переправим?
— Это куда — к нам?
— Я только питерские тюрьмы знаю, о московских не наслышан. Но, думаю, тебе пойдут навстречу.
— Ну, не такой уж я садист, чтоб гильдейцев отправлять в Бутырку. Решим этот вопрос по-другому. Заложников, кстати — я уверен! — будут искать в первую очередь у нас, именно потому, что Мониль столь демонстративно занял нейтральную позицию. Так что я скорее попрошу о помощи Дьюргама.
— Считаешь, у него есть парочка домашних тюрем?
— Вот и узнаем.
— Господин Кунешов, наши готовы, — сообщил появившийся на пороге молоденький китайский боец. Щуплый, тонкий, звонкий — по нему и не скажешь, что он один из лучших. Но как он бился, я видел. Это что-то умом непостижимое!
— Для чего готовы?
— Сделать отчёт.
— А-а… Иду. Кербала пригласили?
— Известили. Вот-вот будет.
— Арс, пошли со мной.
— Хочешь, чтоб я тоже участвовал в совещании?
— Ты ведь вроде моя правая рука… Такова уж твоя доля. — Я отчасти хохмил, но в действительности сейчас чувствовал к нему глубочайшую симпатию. И даже благодарность. — Ты не представляешь, как я рад твоей помощи. Не дай тебе бог когда-нибудь узнать такое одиночество, которое выпало мне. Начинаешь особенно ценить, когда есть на кого опереться.
Арсений слегка сжал мне плечо.
— Я рад, что полезен, — сказал он спокойно. — Кстати: новость, которая может тебя заинтересовать. Саша Довгун — помнишь такого?
— Отлично помню. Мой давний друг. Учится у монильского мага. И после того, как началась вся эта история с айн, многим мне помог. Что с ним?
— Вчера приехал в Воздвиженское. Попросил убежища и твоей помощи. Кое-что из важных документов, говорит, сумел добыть у своего учителя-монильца, но Кирюхе отказался демонстрировать. Говорит, только тебе покажет. Его учитель не гильдеец, однако как-то с Гильдией связан…
— Да, я в курсе… Ага.
— Думаю, его могли и подослать. Известно же, что он был с тобой в дружеских отношениях.
— А мог и сам сбежать, почуяв опасность со стороны учителя и его коллег. Теперь, к счастью, всё это легко проверить.
— Легко, если операция (в случае, если это она) задумана на самом верху. А если частная инициатива кого-нибудь из гильдейской мелочи?
— Я Сашку знаю давно. Я сумею понять, если он начнёт врать. Идём.
— Сумеешь ли? — Во взгляде Арса появилось сомнение, которое показалось бы мне оскорбительным, если б я не доверял нашим отношениям в такой степени, в какой доверяю. Всё-таки другу можно простить намного больше, чем кому-либо. И потом — откуда ему знать, что Сашка за человек? Скептицизм может быть очень полезен.
— Сумею.
Нелевер, уравновешенная и спокойная до полного равнодушия к жизни, накрыла стол в большой приёмной. На выставленные угощения никто из спецназовцев даже не смотрел, только один налил себе воды, кинул кубик фруктового льда. Отчёты проговаривались бегло, безэмоционально, с одной лишь усталостью и легко читаемым желанием поскорее закончить с делами. Может, их закуски соблазняли?
Нет, по прежнему общению у меня сложилось неверное представление, будто я им не нравлюсь. Нормально они на меня реагируют, просто не рассматривают внерабочие дружеские отношения как необходимость. Только дело.
По отчёту получалось, что операция была проведена безупречно. Погибли пять человек, ранены семеро, ещё троих с неясными последствиями зацепило какой-то магической гадостью, мне стоило бы взглянуть, чтоб по возможности минимизировать последствия. Да, конечно, я посмотрю… Пленных взято не семнадцать, считая Сына чародея и его ученика, а двадцать три. Почти весь Преторий, без трёх человек, из которых двое погибли при захвате, а с одним до сих пор неясно — то ли сбежал, то ли скончался… Так, так, стоп! Я видел только семнадцать пленников, где остальные? Ведь их тоже надо срочно блокировать, а то смоются! Или они сейчас там валяются «ласточкой» и мучаются зазря?
— Нет, конечно. Четверых согласились лишить магии сопровождавшие группу чародеи. А ещё двое находятся под наркозом. Спят. Их скоро доставят.
— Под каким ещё наркозом?
— Вкололи им снотворное. Хорошее, его на четыре-пять часов хватает, выход из сна мягкий.
— Во даёте! Придумщики… Отличная идея, кстати! Гуманизм в полный рост!
— Хочешь жить — умей вертеться, — с удовольствием заявил боец. Вернее, сказал он иначе, выдал какую-то залихватскую английскую фразу, которую лингвозаклинание переиначило мне именно так.
— Мда… Согласен. Ясно. Да… Итак — всё отлично прошло. Молодцы. Премии уж как водится — само собой. Сейчас я решу, куда пристроить пленных, и бойцы могут отправляться в увольнительную. Деньги будут им перечислены в течение двух дней. Должны будут остаться только разведка и штаб. На то, чтоб допросить пленных, обработать данные и составить план дальнейших действий, будет две недели.
— Почему именно две недели?
— Потому что столько времени мне потребуется, чтоб сделать из Сына чародея фактотума.
— Что это такое?
— А это такая штука, которую хотел сделать из меня ишнифский демон, — весело объяснил я, глядя в глаза как-то враз побледневшему Кербалу. — Существо, полностью подвластное воле хозяина и сохраняющее свободу инициативы лишь в рамках выполнения его заданий. В поиске способов оптимального их выполнения.
— Мне кажется, тебе не стоит так, — осторожно возразил монилец. — Это грязный приём. На тебе это пятно останется до конца времён.
— На войне как на войне. А что ты предлагаешь, дружище? Взять с него честное слово больше так не делать и отпустить с миром? Ну ерунда же! Убить — так они немедленно изберут нового Сына чародея. Дело нехитрое. А если Сын чародея в целости, рассылает указания и вообще не пропадает с горизонта, канон не позволяет приводить к власти нового. Эндилль очень подробно мне об этом рассказал.
— То, что ты сделаешь главу Гильдии своим инструментом, скоро станет известно.
— А это ещё большой вопрос — насколько быстро! Сейчас время — наше вернейшее оружие. Уж полгода-то я смогу выиграть… Ну что ж ты так на меня смотришь, а? Что ты мне предлагаешь делать, Кербал? Гильдия объявила мне войну, а на войне, увы, все средства допустимы, и её надо любой ценой выигрывать. Потому что проигрыш означает смерть, и разве только для меня одного? Я должен либо уничтожить Гильдию, либо покорить её своей воле. Вот и вариант — сделать это посредством Сына чародея… Если б была возможность ослабить последователей Храма Чародейства, думаю, Курия бы давно воспользовалась ею. Не так ли?
— Так, — криво усмехнулся Кербал.
— Значит, выбор очевиден. И да, готов признать, что, делая этот выбор, я мало забочусь об интересах монильцев. Мне, прости, пока ещё на монильцев болт положить. Мне на них наплевать. Мне свои соотечественники ближе. — И кивнул спецназовцам, внимательно слушавшим нас обоих. — В конце концов, Сын чародея знал, чем рискует, когда приходил к власти. Вот пусть и отвечает.
— Пожалуй, — протянул мой собеседник, изучая меня требовательно и напряжённо. Словно прикидывал, не брошусь ли я сейчас его превращать в фактотума за то, что он смеет со мной не соглашаться. Интересно, как теперь будут строиться мои с ним отношения, и будут ли вообще… В любом случае, ничего не поделаешь. — А ты готов рисковать? Ну, ты ведь тоже приходишь к власти…
— А я и рискую. Незаметно?
— Заметно, пожалуй.
Наконец-то он заулыбался — это немного разрядило обстановку.
— Абсолютно верно подмечено, — басовито сказал один из спецназовцев, о которых я умудрился позабыть. — Война есть война. Не до церемоний. Кстати говоря, этот Сын чародея в состоянии фактотума будет помнить всё то, что знает сейчас?
— Надеюсь.
— Тогда он тоже понадобится штабу.
— Это уж само собой. Как водится.
— Но если речь только о том, чтоб нейтрализовать главу Гильдии, то можно же просто держать его в плену, — возразил Кербал, упорно возвращаясь к исчерпанному, как мне казалось, вопросу. — Зачем же совершать такое?
— Я не страдаю наивностью. И уверен на все сто, что у такого сильного мага и важного человека есть свои способы обойти блокировку. Свои хитрости про запас. Уж наверное, ему доступны все резервы Гильдии, к которым он и прибегнет, если только будет способен на самовольство. Этой возможности я хочу лишить его раз и навсегда.
— Ну, пусть через полгода или даже год, но Храм Чародейства всё-таки изберёт себе нового главу. Уж отыщет лазейку в каноне, если пожелает! Что изменит всего один год?
— Если всё пойдёт так, как я запланировал, через полгода-год Гильдия уже будет мне не страшна. И ничто не будет мне страшно. В моей власти будет оставить Храм Чародейства без энергии, и я сделаю это, если хоть в чём-то они поступят не так, как мне захочется. Вот уж с ними я точно церемониться не стану. Да ещё, глядишь, с помощью своего фактотума узнаю полезные секреты Гильдии и смогу наложить руку на их тайны… Ну же, Кербал, зачем придумывать обходные манёвры, если прямой путь куда проще и быстрее приведёт к успеху.
— Мне не по душе сама эта идея — создавать из мага безвольную марионетку. К тому же это не такое простое дело. Вероятность того, что объект не выдержит процедуры, гораздо выше, чем надежда на успех.
— Неужели ты думаешь, я получу удовольствие, уничтожая личность пусть даже и врага, но человека, такого же, как я? Неужели ты, в самом деле, считаешь меня бездушным чудовищем? К сожалению, мне не чужды сострадание и муки совести. Боюсь только, что в нашем положении то и другое — непозволительная роскошь. Я рад быть белым и пушистым. Но как? Я разве просился в это болото? Нет, не просился. Я хотел другого. И разве виноват теперь, что и в новых обстоятельствах продолжаю хотеть жить? Пусть это звучит странно, но есть, есть оно, это наименьшее зло.
— Превращать человека в фактотума — нечестный приём.
— Свою честь каждый поддерживает, как может, и так, как считает правильным. Ради своей чести я готов рискнуть. В конце концов, у Сына чародея есть шансы меня заломать в процессе обработки. Поединок-то будет честный. Пусть пытается…
— Ты всерьёз, что ли? — ахнула айн. — Ну, дура-ак!
— Отчасти серьёзно, отчасти нет. От преимуществ отказываться не собираюсь, но и шанс-то у жертвы остаётся. Разве нет?
— Вообще да, — рассуждала демоница. — Но я даже не знаю… Сперва даже, честно говоря, подумала, что зря я тебе помогала от него отбиваться. Вроде того, что надо было тебя сдать с потрохами и переходить в его распоряжение. Ведь там у меня были бы перспективы. Правда, это я лишь сейчас понимаю. Тогда я его переоценила. И побоялась. И к тебе уже как-то привыкла, а ведь всегда есть надежда, что с тобой удастся столковаться…
— И ты мне сейчас это говоришь без опасений?
— А за что ты станешь меня наказывать? Разве есть за что? Я ведь честно всё рассказываю. И ничего плохого тебе не сделала. Мало ли о чём думала? Думать может всякий!
— Ты лишь напоминаешь, что тебе никогда нельзя будет доверять.
— Но почему же? — искренне изумилась она. — Разве я не доказываю свою лояльность?
— Ох, балаболка…
— Тебе решать, — ответил расстроенный Кербал. Мне показалось, он уже упорствует по инерции. — Конечно, тебе. Но мне кажется, что этот поступок может тебя дискредитировать как будущего государственного деятеля, как лидера. Ты ведь хочешь им стать. И с каким багажом, с какой репутацией придёшь к настоящей власти?
— Репутация государственного деятеля зависит не от его поступков, — ответил я, внимательно разглядывая собеседника, — а от пропаганды. Это факт, а с фактом не поспоришь. Так чего мне стараться соответствовать чужим представлениям о хорошем? Тем более разнообразие этих представлений настолько велико, что соответствовать всем сразу в принципе невозможно. А для меня — в особенности. Кто я в глазах монильцев? Я — кейтах. От меня, как от зачумлённого, до конца времён будут шарахаться. Так какой смысл перед общественным мнением польку-бабочку танцевать? Можно расслабиться и делать всё, что считаешь нужным.
— Может, ты и прав. — Монилец задумался. Лицо его разгладилось, словно кусочек фольги, по которому аккуратно прошлись ложкой. Неужели его действительно так волнует моя репутация? Ну что ж, допустим, он действительно думает, как будет выглядеть рядом с таким покровителем, как я.
— Вот с чем я категорически не согласен, так это тратить время на обсуждение подобных вопросов с политиками, — заявил один из спецназовцев. — Если решено — а решено толково, аргументы веские — так надо делать. Всё верно: потом пусть политики стараются, приукрашивают, объясняют. Сейчас важно выиграть.
Я видел в его взгляде заинтересованность. Да, конечно, судьба монильской Гильдии Тени совершенно его не трогала, разве что так, как может вызывать любопытство результат тараканьих бегов или петушиных боёв у того, кто не является фанатом этих развлечений, хоть и азартен по природе. Но тут вдобавок возникал иной подход к оценке ситуации: его бойцы участвовали в налёте, захватывали пленных, должны были продолжить операцию, и, конечно, проблема в виде Гильдии переставала быть абстрактной.
Это уже вполне конкретный противник, которого нужно переиграть хотя бы из соображений принципа, престижа. Выигрывать, в конце концов, намного приятнее, чем садиться в лужу. Кроме того, это хорошо укрепляет боевой дух подразделения, способствует его дальнейшему сколачиванию.
Разумеется, офицера спецназа мало волновала моя личная репутация или там перспективы моей политической карьеры. А вот мои действия, могущие увенчать кампанию против Гильдии несомненным успехом и заодно сэкономить время, усилия и жизни — интересовали живо. Хотя я понимал всё это, поддержка была мне приятна. Как бы я ни убеждал себя, что отношение этих ребят мне безразлично, их симпатия или хотя бы одобрение были мне дороги. Я уважал их как непревзойдённых мастеров своего дела, преуспевших в сфере, где я не то что полный ноль, а вполне себе отрицательная величина.
Признание человека, к которому испытываешь уважение, вдвойне ценно.
— Мне нужно будет побеседовать с Дьюргамом, — сказал я Кербалу. — Сможешь устроить?
— Думаю, Дьюргам и сам захочет с тобой поговорить. Причём в самом скором времени.
— Полагаешь, он тоже примет в штыки мою идею насчёт Сына чародея?
— Не знаю. Сомневаюсь. У него есть личные причины ненавидеть Гильдию Тени, — молодой монильский чиновник позволил себе иронично усмехнуться. — Иначе он вряд ли рискнул бы поднять огромный, чреватый военным конфликтом скандал, позволив тебе втихую напасть на них.
— Тем лучше. Но, надеюсь, без скандала обойдётся. Кстати, идея неплохая — вытрясти из пленных побольше информации, которая сможет дискредитировать Гильдию в глазах публики, и при необходимости обнародовать её! Лучшая защита — нападение.
— Это верно.
— Да, такой ход, наверное, будет разумным, — вынужден был одобрить Кербал. — Но всё же я б на твоём месте держал втайне то, что ты планируешь сделать с главой Гильдии. Лучше, если об этом никто не узнает.
— Ерунда. Я считаю это действие правильным и единственно возможным в сложившейся обстановке, так чего мне стыдиться? Ну ладно. Не о том речь. Если всё решили, то давайте заканчивать. Расходиться. У нас у всех ещё куча работы.
— Это-то верно. — С охотой подтвердил один из офицеров.
Спецназовцы как один потянулись к столу, и от интеллигентно накрошенных, красиво разложенных закусок живо не осталось даже украшавшей их зелени. Следом смели пироги, сладкие сыры, ломтики фруктов, выпили все вина, вынутые Йорвоэтом из моих личных погребов. И, поблагодарив, откланялись. Последним ушёл уже вполне успокоившийся Кербал, пообещав, что организует встречу с Дьюргамом самое позднее завтра с утра, а всего вернее — сегодня же вечером.
С тремя оставшимися пленными всё получилось без труда — они ещё спали, и ничто не мешало мне перекроить их энергетику так, чтоб чародейство оставалось им недоступно ближайшие месяцев шесть… Кстати, любопытно — а что будет делать Гильдия, оставшись без Претория в придачу к Сыну чародея? Наверное, то, что весь гильдейский совет разом остался без магии (один преторианец уцелел, к сожалению, может, позднее попадётся, да и на что он там способен в гордом одиночестве…), является веским основанием, чтоб его заменить. Разом весь…
Так что, значит, о методах удержания этих товарищей в плену надо молчать. Можно, кстати, извернуться, представить дело так, будто им глава Гильдии приказал сидеть и не рыпаться. Только б получилось с Сыном чародея.
— И как же сделать, чтоб с ним получилось?
— Начать без предупреждения, действовать, не давая противнику передохнуть и собраться с мыслями, — оттарабанила айн. — И дальше по списку, который ты изучал в той ишнифской книге, помнишь? Чёрная кожа с золотыми скрепами.
— Помню. Так, получается, дело не в подготовке. А в инициативе.
— Ну, в большой степени. Но если б только…
— А как бы действовала ты?
— О, у меня есть свои приёмы! Свои наработки.
— Покажешь? Расскажешь? Вот покажи — как бы ты обрабатывала меня? — предложил я.
И, потянувшись через особняк, вцепился в сознание Сына чародея, проник в него, как врывается в комнату хам, распахнув дверь ударом ноги. Он не мог помешать мне, потому что я лишил его магии меньше суток назад, а даже самому опытному и могущественному чародею нужно время, чтоб адаптироваться к сложной ситуации. Он не способен был почувствовать атаку заранее. Но, конечно, едва ощутил в себе чужую волю, немедленно отреагировал. Я был готов к этому. Отпарировал атаку, сшиб щит, ударил в ответ — не сокрушить, а лишь ошеломить, выиграть время, вот что мне было нужно.
Измученный боем и его последствиями, только что блокированный пленник дал мне эту фору. Долю мгновения спустя Тилька начала демонстрировать, как бы она взялась за меня, будь у неё такая возможность. И мне оставалось лишь воплощать в действие те готовые схемы, которые полились с её стороны со всей щедростью её отчаяния. Уже столько времени она жила, чувствуя себя невыносимо униженной, и теперь тщеславно делилась готовыми рецептами, стремясь продемонстрировать, как она искусна и могущественна.
И мой выигрыш был в том, что, бесясь, демоница вывалила на меня всё разом, а мне осталось лишь перенаправить этот импульс. Может быть, возьмись я за дело традиционно, у моего противника были бы все шансы свернуть меня в бараний рог и ещё украсить завитушками. Но эта магия была как обвал, под которым даже вздохнуть не успеваешь. И он тоже не успел. Сопротивление расползлось куском студня, стиснутого в ладони, и дальше осталось только доделывать уже начатое.
Ужас всего сотворённого дошёл до меня с большим запозданием. Пожалуй, я понял, что имел в виду Кербал, шарахаясь от меня с моей идеей. И, пожалуй, ещё сильнее возненавидел ишнифца, представив себя на месте своей теперешней жертвы. Но отступать было уже поздно, и раз уж начал, надо было доделывать.
Айн не сразу сообразила, где тут подвох, и сначала в ошеломлении собственного величия лишь выдавала и выдавала схему за схемой. Остановилась она лишь тогда, когда я полностью нейтрализовал сопротивление Сына чародея её методами и располосовал его сознание, как лягушку под микроскопом, воткнул щупы везде, где было нужно. Когда осталась только сухая техническая работа, а её можно было и отложить немножко, я выдохнул и ослабил хватку.
— Ты… Ты…
— Спасибо, — произнёс я, брезгливо кривя губы. — А то б не справился так быстро.
— Ты же меня обманул!
— Обманул? Окстись. В чём именно? Что не стал уговаривать, мол, помоги, поспособствуй? Ну, извини, дорогая. На реверансы времени нет. И охоты.
— Ты меня обманул!
— Значит, я тебя сильнее, да?
Подтолкнув коленом, открыл дверь на балкон, вышел, вдохнул ароматный арранархский вечер, впитал его в себя, как стягивает воду истомлённый жаждой человек. Здесь были вперемешку запахи цветов, зелени, свежей выпечки, приятный горьковатый дымок от жаровни, на которой доспевает мясо, и множество других оттенков, придающих прелесть бытию. Здесь было сейчас почти так же приятно, как у меня в Воздвиженском. А может, дело просто в том, что я сумел-таки выиграть этот первый раунд большой игры?
Почему-то хотелось плакать. Но вместо этого я смеялся.
notes
