8
В глубокой тишине из-за пояса Олника вывалился молоток и с грохотом приземлился на полированный паркет.
– А где все? – осведомился мой приятель, суетливо подбирая оружие.
Роскошно обставленный, ярко освещенный кабинет был пуст, на столе – никаких яств, если не считать за таковые бумажные салфетки.
– Эркешш… Мы туда попали?
Туда? Несомненно, мой друг, несомненно.
Я негромко рыкнул сквозь зубы. Кажется, эльфы удачно выписали меня на роль шута.
– Я ценю хорошую шутку, но кому-то сегодня будет очень больно.
На грохот молотка вломился метрдотель – он, весь из себя сыщик, явно подслушивал под дверью. За ним маячила пара дюжих вышибал в костюмах "вырвиглаз" (расцветка – розовая в желтую крапинку). Вид Олника с зубчатым молотком наперевес вызвал у троицы кратковременный ступор.
– Мы приглашены для приватного концерта, – быстро сказал я, демонстрируя мешок с обломком ситара. – Может, слыхали про знаменитых странствующих бардов "Два-Сапога-Пара"? Так это мы и есть. Я исполнитель романтических баллад, а мой друг – единственный в мире гном, который играет на молотке для отбивания мяса. Нельзя измерить деньгами то, что он делает, это настоящее высокое искусство!
Метрдотель задумчиво открыл рот, но я атаковал его быстрее, чем он собрался с мыслями:
– Заказ на сегодня, похоже, отменен. Да, приятель, нас, по всему, обманули. Пусть этому гному выбьют второй глаз, если я когда-нибудь еще поверю молоденькой блондинке с вот такенным носом! Не стребовал задатка, видали такого идиота?
Его лицо дрогнуло. Вот вам и ответ: номер заказала эльфийка. Ну, погоди, добрая фея! Не тебе, так твоему подельнику сегодня будет худо! Привяжу его за блондинистые патлы к дверце кареты и пущу коней вскачь. Заезд через всю Харашту с остановкой у рынка. Вот крестьяне обрадуются!
Хм, если он, конечно, мужчина.
Окатив метрдотеля презрительным взглядом, я щелкнул напарнику пальцами:
– Чешем отсюда, маэстро!
И мы почесали. Дефилируя по залу, я осмотрелся из-под шляпы: а ну как шутники-эльфы притаились за одной из массивных колонн и злорадно прыскают в кулак?
Эльфов я не засек.
– Плакала моя кахава, – тяжко вздохнул напарник, когда мы вышли на улицу.
– Рыдала, – подсказал я.
– Я не совсем понял, Фатик, нас что, обманули?
– Узнаем в конторе.
– Эркешш махандарр!
– На всякий случай – приготовь к бою колотушку.
– Но я же на ней игра…
Сила внушения – великая штука!
Мы торопливо покинули бульвар Славного Гро и углубились в кварталы вечернего города. Я знал близкий путь через подворотни – этим путем добираться до конторы примерно полчаса. Варварская часть моего "я" немного запуталась в чувствах, хотя на поверхности плескалась самая настоящая ярость. Опасайтесь дразнить варваров, друзья, серьезно вам говорю!
От тряской ходьбы ушибы разболелись, в голове застучали молоточки. Еще я заметил, что меня слегка кренит в сторону. Гритт! Эдак я отдам концы без всяких усилий Митризена. Да, варвары не железные, они сделаны из стали. Просто сталь, зараза такая, часто трескается.
Олник шел молча, сопя, как обиженный ребенок. Он, видите ли, не получил кахавы. Тьфу!
Небо очистилось, и луна ярко освещала помойку, по которой мы, хм, перемещались. Из бедных кварталов и раньше редко вывозили мусор, а ныне, с упадком экономики, перестали вывозить вовсе. Местами его скопилось столько, что он погреб под собой не только мостовую, но и стены домов. Местные протаптывали в нем тропки, как в первом снегу. Прекрасные угодья для охоты на крыс.
Тут я снова почуял тот самый взгляд. Совсем близко.
Чертовщина, в подворотне никого не было! Ну, разве что сотня другая крыс пялилась на нас отовсюду.
– Барановая ойя лечится плохо, если вообще лечится, – тут же ввернул мой напарник.
Вот только я знал, что это не паранойя.
Мы свернули на пустынную улочку, освещенную скудными огнями. Она круто задиралась вверх, благодаря чему мусор на ней не задерживался, скатываясь туда, откуда мы пришли.
Это случилось за нашими спинами.
Грохот кровельной жести слился с яростным кошачьим воплем. Концерт "Вечерняя кастрация" в одном сольном номере. Затем с высоты двух этажей плюхнулся сам кот – рыжий ободранный засранец, а рядом со звуком "пламп!" упало нечто. У него были заостренные кожистые крылья и тело обритой мартышки, которой вдобавок купировали хвост.
– Дьявольщина!
Кот изогнулся, втянув вислое брюхо, и боком-боком попятился к стеночке. Серая тварь немного превосходила его габаритами. Из острых плеч торчала тупорылая башка с выпуклыми, близко поставленными глазами, передние лапы были непомерной длины. Тварь подпрыгнула, пытаясь взлететь, но левое крыло свисало, как мятая тряпка. Тогда она выпустила когти из всех четырех лап – замечательные когти, похожие на иглы, которыми ушивают глаза покойников.
Кот притиснулся к стене и зашипел. Тварь распахнула пасть, вернее сказать – растянула, как змея, когда пытается сожрать что-то крупное. Поверьте, у меня самого челюсть отвисла. Короче говоря, это была уже не пасть, а настоящая дырища для поглощения кошек. На паре скверных клыков заиграл желтый свет фонаря.
– Цок-цок-цок! – застучали по мостовой загнутые когти.
– Дохлый зяблик! – прошептал гном. Это значило, что он не просто испуган, но и удивлен, притом, что после детства, проведенного в пещерах Зеренги, моего товарища удивить было трудно.
Я метнул нож, который держал в рукаве куртки. Он скользнул по плечу твари и упал на булыжники. Зато второй, из нагрудного кармана, воткнулся ей в горло. Отличный бросок, если учесть, что я целил в сердце.
Неплохие ножи у братьев Гхашш, неплохие. Утром я прикинул баланс, и даже всадил парочку в уцелевшую стойку газебо, пугая челядь Митризена. Как хорошо все-таки быть дальновидным!
Кот умчался дикими прыжками, не сказав и слова благодарности. Олник подбежал с молотком наперевес, но тварь была мертва – она лежала на боку, запахнувшись крылом, выпученные глаза помутнели, из раны сочилась кровь цвета дегтя. В общем, отвратное зрелище. Я побрезговал извлекать нож, не стал даже пинать тварь мыском ботинка.
Крылья смерти надо мной…
А ведь оказался прав юродивый парнишка. Зря я его избил.
– Видал когда-нибудь такую штуку?
– Эркешш… Разное видел, но такое – впервые.
– Аналогично, дорогой Гагабурк.
– Дохлый зяблик! Может, возьмем с собой, да скинем алхимикам? Я знаю парочку, они дадут хорошую цену! Это же этот, как его, раритет!
Я пожал плечами, чувствуя себя до странности легко, словно сбавил разом десять годков.
– Хочешь – бери. Только заверни в свою куртку. Если будешь волочить ее за крылья, даже в полночь соберешь толпу зевак.
Олник поскреб в затылке, рассматривая дегтярную лужу:
– Тогда пускай тут остается.
Внезапно я понял, почему мне так легко.
Взгляд пропал.
Я быстренько сложил два и два: значит, вот она, ищейка. Теперь ясно, почему взгляд упорно следил за мной сверху. В двух словах я объяснил это напарнику.
– Эркешш махандарр!
– Но я не думаю, что это Митризен.
– Эльфы!
– Не знаю. Может, те, о которых трендел свихнутый часовщик. Что-то там про след и охоту. – "И про крылья", – мог бы я добавить. – Я не думаю, что он имел в виду наших эльфов. Пошли быстрей, у меня скверные предчувствия. В этом городе заваривается какая-то каша.
– Что-что? – Гритт, я позабыл, что до гномов не всегда доходит смысл человеческих пословиц.
– Гуляш из зеленых гоблинов. В этом городе кто-то варит гуляш из зеленых гоблинов.
Олника чуть не вывернуло на мостовую.
* * *
Я все время ускорял ход, в безлюдных местах срываясь на бег. Меня распирала агрессия. Мне вдруг очень захотелось встретиться с тем кулинаром, который решил сварить из гоблинов гуляш. Может, то был один из эльфов, может – кто другой, в любом случае, контора служила точкой отсчета. Больше я не буду добрым и терпеливым, о нет. Опасайтесь злить варвара… А, я это уже говорил. Ну, тогда так: опасайтесь делать из варвара марионетку.
"Дом Элидора" таил в себе угрозу, и лелеял ее, предлагая всем заглянуть на огонек. Да, окна были освещены, и из входной двери – настежь распахнутой, между прочим – падал клин света. Вроде все открыто, никакой тебе загадочности, но я чутьем варвара ощутил опасность.
Мы остановились передохнуть на другой стороне улицы.
– У нас свет, – заметил мой приятель, перетащив повязку на другой глаз. – Видимо, мы дома.
– Угу, Джабар тоже дома. Приготовь молоток.
Пара ножей заняла нужные места. Торбу с мечами я взял наперевес, распустил завязки. Одно движение – и горловина свободна.
В прихожей Элидор – все в том же сальном балахоне – рыдал за конторкой.
Какой сюрприз. Во мне почему-то таилась надежда увидеть его с распоротым горлом. Но рыдающий тоже сойдет, побольше горя и страданий, мы, варвары, все такие кровожадные.
– За-за-за что? – Блеклые глаза старого хрыча были полны скорби и жалости.
Перед ним на крышке конторки лежал, растопырив лапки, пиратский попугай. Кто-то умело свернул ему шею, так что клюв смотрел в направлении задницы – замечу, плешивой, ибо попугай – то ли от недоедания, то ли потому, что у него не было даже плохонькой подружки – любил щипать оттуда перья.
Умилительная картина. Неизвестный сделал то, на что у меня три года не хватало решимости.
– Дозвезделся, – оценил ситуацию мой товарищ и выудил из-под одежды молоток. – А я всегда говорил – нельзя верить эльфам! Двуличные любители птичек и природы! – Страховидные ножницы Олник положил на конторку. – Вот, дарю: можешь отчекрыжить ему голову и лапы, а потом сварить супешник.
– Они наверху? – Я не стал уточнять, кто это – они, и сколько их. В таких ситуациях предпочитаю действовать экспромтом, чтобы никакие сомнения не остановили… э-э, раздачу. То есть – выяснение обстоятельств. От нерешительности всегда страдаешь больше, чем от спонтанных действий, эту премудрость я давно усвоил.
Элидор кивнул:
– О-очень плох… плохие люди. Злые.
Да в мире вообще мало добрых людей, Элидор, вот прямо сейчас поднимемся и немного изменим баланс в лучшую сторону.
Ступеньки пронзительно захрустели под ногами. Отвратительно громкие звуки! Сам дом, казалось, вымер: все обитатели, зачуяв опасность, попрятались как мыши. Бедные кварталы – они такие: до стражи далеко, жители сами решают свои проблемы. Я нес мешок в левой руке, пальцы правой сжимали рукоятку ножа. Настоятельная потребность дать выход кровожадным инстинктам варвара распирала мою грудь. Не амок, нет, тут все было осознанно. Пять лет жизни в городе канули в небытие, в глубине души я себя ненавидел.
Они таки выставили часового – на счастье, он, скучая, отирался у дальнего торца коридора. Все двери захлопнуты, на стене тускло тлеет одинокий светильник. Мирная картина.
Из-за нашей двери раздался приглушенный звук, похожий на болезненный стон женщины. И звук плача. И звук пощечины.
Гритт!
Я устремился вперед, нещадно скрипя трухлявыми половицами. Часовой обернулся, и я его узнал – Пан Кралик из Свободных Охотников, одетый, будто скучающий франт с бульвара Славного Гро. М-да, настоящий день говеных сюрпризов.
Свободные Охотники – сущие отморозки, которые берутся за любую грязную работу, попирая неписаные законы преступного мира. Лишь бы заказчик платил. Организация у них маленькая, но спаянная железной дисциплиной, и абы кого туда не берут. Чтобы туда попасть, нужно… Короче, обозвать их подонками общества – значит выписать им индульгенцию.
Я бросил в Кралика нож, пытаясь упредить его возглас. Попал в плечо, хотя целил в глаз. К Охотникам – никакого снисхождения. Он упал на колено и заорал:
– Сорок! Сорок! Сорок!
На тайном языке Охотников это означало примерно следующее: "Дорогие соратники, при первой же возможности соблаговолите выйти в коридор, ибо непредвиденная опасность может помешать осуществлению наших злодейских планов".
Ну, не получилось внезапно, ну что теперь поделаешь.
Я стряхнул торбу с клинков, пинком отправив обломок ситара в лицо Кралику, после чего развернулся и с грохотом вышиб дверь в нашу контору. Она косо повисла на петлях, но происходящее внутри ускользнуло от моего внимания: в коридор упал новый прямоугольник света. Кто-то открыл дверь из конторы Джабара, огрев Пана Кралика по лбу – звук был гулкий, словно ударили в бубен.
Завывая, в наше заведение юркнул Олник. Ну, на его счет я спокоен: гномы – настоящие доки в смысле потасовок в замкнутых пространствах, их маленький рост здесь только на пользу. На какое-то время я обезопасил свой тыл.
– Дзынь-драм-бам-ба-бам! – Олник начал круто, расколотив наш трельяж. Тьфу ты, уже не наш – эльфийки.
Из конторы Джабара выскользнул коренастый человек с молочно-белой короткой шевелюрой. В руках тонкая шпага, оружие аристократов и… не аристократов. Ну, в общем, с этой штуковиной надо уметь обращаться, если не хочешь сломать ее в первом же бою. Камзол, штаны и короткий плащ – все сдержанных тонов. Глаза у него были красные, как у летучей мыши. Альбинос. Лет тридцати пяти, с резкими складками у носа и рта.
Я не сразу понял, что с ним не так.
А потом…
В моем горле застыло рычание.
Глупая шутка. Чья-то неумная шутка…
Имперский смертоносец. Ах ты ж гребаный ты нахрен!
"Ай-ай-ай", – как сказал бы мой приятель, вор Джабар, перед тем, как развернуться и дать деру.
Увы, бежать мне было не с руки.
Смертоносец – один из псов личной гвардии Вортигена, человек, измененный колдовством раз и навсегда. Нет, уже не человек – тварь, демон. Умелый боец и мощный маг, способный плести чары быстрее обычного чародея, и уставать от применения магии – куда меньше, чем обычно полагается в нашем мире. Чары изменили его плоть и искорежили душу.
Внешний круг, Фатик, тебе повезло!
Смертоносцы Внутренного Круга в Адварисе – личные телохранители и приближенные Вортигена – были искажены настолько, что носили на лице маски. Один из них гнал меня до самых подножий Джарси, черт, я об этом уже говорил… Твари Внутреннего Круга – нелюди в полном смысле этого слова. Сильные мрази… Как воины, и как маги. А вот смертоносца Внешнего Круга я однажды прибил…
Получилось однажды, получится снова, э, Фатик? Эх, топор бы мне в руки!
Я сжал рукояти мечей.
Смертоносец Внешнего Круга.
Всего один противник.
Один ли?
Молись, Фатик, молись всем пятидесяти богам, чтоб смертоносец был один!
Он смотрел на меня целую вечность, будто узнал старого знакомого. Затем кивнул, словно и правда узнал, и пошел в атаку.
Шпага рассекла воздух, мы скрестили клинки. О да, он орудовал этой хреновиной умело даже в тесноте коридора. Вдобавок его шпага была длиннее моих мечей, зато у меня было на один клинок больше. Некоторое время мы фехтовали, как заправские дуэлянты, топая так, что с потолка сыпалась штукатурка. Из нашей конторы раздавались крики, рев, вопли, ругательства на гномьем и громовые "Апчхи!": Олник, хвала Небесам, крепко держал оборону.
Альбинос рубился молча, стиснув узкий рот. Я вышивал перед ним крестиком, жалея, что не могу закрутить клинки мельницей.
Наконец я понял, что его способности в фехтовании – вровень с моими, и весело осклабился.
– Утрись, сопливец, – бросил я.
Его перекосило. Щеки окрасились малярийной желтизной. Он оскорбился, чувствительный. Я скорчил особо отвратную рожу, отпрыгнул назад и отсалютовал ему правым клинком. Но он уже взял эмоции под контроль. Дуэль продолжилась с переменным успехом, однако время было на его стороне – из нашей конторы в любой миг мог выскочить его подельник и присоединиться к атаке, кроме того, смертоносец почти не устал. Нашей уютной камерной атмосфере начало остро недоставать порции свежей крови. Желательно – из горла альбиноса.
Внезапно я заметил, что губы смертоносца шевелятся, а пыльцы левой, свободной руки описывают в воздухе замысловатые кривые.
Что в магии хорошо (на мой, исключительно на мой взгляд), так это то, что заклятия и прочие дрючки нельзя применить сходу, если у тебя нет настроенного на нужный эффект артефакта. Чтобы связать и бросить даже простенькое заклятие, нужно пыхтеть и готовиться, пыжиться, приседать, камлать, короче, выполнить чертову кучу манипуляций, может, даже испачкать от напряжения подштанники, а после – вырубиться от усталости, ибо любое заклятие пожирает бездну сил. Уж таков закон магии нашего мира.
Однако смертоносцы плетут заклятия много быстрее простых смертных, а устают – куда меньше обычных людей.
У меня было всего несколько мгновений. Увы, я просто не успевал выбрать удачный момент для контратаки. Даже отвлеченный плетением магии, альбинос оставался опасным бойцом, и переть на него безрассудно было смерти подобно.
Гритт, нужны решительные действия, хотя бы вот даже – драпануть назад по коридору и спрятаться за углом. Не будь рядом напарника, я бы так и поступил, позорно, но лишних свидетелей нет, а своя жизнь дороже гордости. Бросить в него меч? Прицельно не выйдет – клинки Гхашш кривые. Эх, где ты, мой топор? Уж я бы…
Я сдвинулся к стене и левым клинком сбил светильник.
Повезло! Хо, должно же было мне сегодня повезти хотя бы раз? Светильник кувыркнулся в сторону альбиноса, расколовшись на две половинки; масло горящей плетью хлестнуло смертоносца поперек лица и груди. Он закричал на высокой ноте, отбросил шпагу, развернулся и метнулся в контору Джабара, прежде чем мой правый клинок нанес фатальный удар.
Масла в светильнике было немного, и почти все оно досталось моему противнику.
Я задержался на миг, топча ботинками горящие капли. Когда я, кашляя, вбежал в комнату, альбинос, размахивая руками и вопя, бился о закрытое окно. От смертоносца валили клубы удушливого смрада, но пламя ему почти удалось погасить.
Оконные переплеты у моего приятеля сделаны на совесть, из прочного дуба. Но от мощных ударов они трещали. Стекла давно осыпались наружу.
Сильна, тварь!
Я прыгнул вперед, сквозь пляшущий дым, занося правый меч для удара. Бить в спину подло, да? Он смертоносец, плевать.
Я почти достал его ударом в шею, меч даже колыхнул его волосы, но за миг до ранения альбиносу удалось проломить переплеты и выброситься в проем.
Он упал, перекатился через голову, затем вскочил – неимоверно выносливая тварь! – и, прихрамывая, дымя, побежал вверх по улице, по блестящему булыжнику мостовой, стаскивая камзол на ходу.
– Ай-ай-ай, – пробормотал я, скопировав интонации Джабара. – Мы его потеряли.
Как бишь говорил юродивый, которого я избил?
"Сожжешь белую смерть и сбросишь ее в пропасть"? Гритт! Так и вышло.
Я пожалел, что не дослушал предсказание до конца…
– Фатик! – Голос Олника не обещал райских кущей. Ситуация в нашей конторе требовала присутствия варвара, как сказал бы какой-нибудь крючкотворец, то были "обстоятельства неодолимой силы".
Гритт, быстрей бы закончился этот день!
