31
Биваки моих знакомцев кипели, как облитые водой муравейники. Я наблюдал за ними минут десять, но ни Убийцы, ни Ночные, ни Охотники не рискнули рыпнуться с места. Хлесткие пощечины Фрея сработали как надо. Посланники гильдий уныло забрали трупы и разошлись; для покойников начали рыть могилы.
Фрей не показывался. Очень хорошо. Просто – замечательно.
Полудемон допустил три ошибки. Он не прикончил Зузанку, и теперь Воры и Охотники были исключительно злы на Убийц, сохранивших своего главаря. Кроме того, им требовалось время, чтобы выбрать новых лидеров. Охотники должны избрать нового главаря, а Ночные – кандидата в члены Коллегии. В вопросах передачи верховной власти хараштийские злодеи крайне щепетильны. Я подозревал, что дебаты затянутся надолго, может быть, до утра, и даже смертоносец не сможет им помешать. Занятно было бы взглянуть, как он попытается гнать стада, лишенные вожаков, вперед. Думаю, он доигрался бы до генерального бунта. Это была его вторая ошибка. Ну а третья заключалась в том, что для укрощения строптивцев он использовал магию, выжав себя и подельников до капли. После заклятий такой силы обычный маг должен отлеживаться пять-шесть часов в забытьи, напичкавшись целебными эликсирами. Полудемон, наверняка, восстановится быстрее, скажем, часа за три. Но Правдивые Маги – простые людишки. Значит, Фрей пока лишен своего самого главного оружия, чтобы запугать и двинуть вперед хараштийских висельников.
Таким образом, мы получили около пяти часов форы. Слишком мало для того, чтобы успеть подняться на перевал, но достаточно, чтобы провернуть одно дело.
Я задумал исключительную подлость.
Пустить им всем кровь – их же руками.
Настроение у меня было злобно-веселое. Это был настоящий свирепый кураж, я уже и забыл, когда на меня в последний раз так накатывало.
Гшаан не изменил своего положения на фоне красно-оранжевого заката. Жирная черная моль, которую не прихлопнуть. Я погрозил ему кулаком и спустился с горки.
Джонас Скареди продолжал молиться, скорчившись в три погибели. Я потрепал его по литому плечу:
– Все, уже все!
Он вздрогнул, будто я выдернул его из сна:
– Все? – Паладин неверно истолковал мои слова и побледнел: – Растудыть!
– В хорошем смысле. Можно сказать, что небо услышало нас. – Не пускаясь в пояснения, я отдал ему подзорную трубу и велел занять свое место.
Уже пали сумерки. До прихода темноты оставалось меньше часа.
Все наши, кроме Олника и Крессинды, собрались возле фургона. У Монго в глазах плескался вопрос: "Боже, зачем я сегодня проснулся?" Он не трусил, но жестокая хандра овладела им прочно. Имоен была рядом, и что-то шептала ему на ухо. Она не любезничала, нет. Похоже, она взяла на себя заботы матери-утешительнцы нашего отряда. Альбо все еще возился с гороскопом у маленького костерка: он вычерчивал хитромудрые таблицы карандашом в толстой тетради и заглядывал в толстенькую, оплетенную в кожу книгу. В звездах он не нуждался, заканчивал расчеты, начатые пять дней назад.
Имоен вздернула голову, блеснули глаза:
– Мастер Фатик?
Я знаком велел подождать.
Эльфы сидели на поваленном дереве, пристроив клинки между ног. Виджи облачилась в те самые полосатые брючки, что были на ней в первый день нашего знакомства. Штанишки-вырвиглаз, лично для меня. Я испугался, как бы они не стали моим фетишем. Затем решил, что вряд ли – они смотрелись так возбуждающе только на эльфийке. Э-э, на моей эльфийке.
Принц, случись где-нибудь конкурс на самую каменную рожу и глаза-пуговицы, оторвал бы первый приз. Я невольно позавидовал его выдержке. Впрочем, может, он тайком дунул щепоть грибной пыли, я ведь не рылся в его багаже.
Добрая фея подняла голову, изломив тонкие брови. Я ей подмигнул. Потом окинул всех взглядом и осклабился в ухмылке:
– Небо расщедрилось и даровало нам шанс. Монго, гляди веселей!
– Воистину? – тут же отмерз Квинтариминиэль.
– Воистиней не бывает. Явилась надежда на счастливый исход.
– Бог-ужасный! Изреките!
– Изреку, но только после ужина. Больше у нас не будет времени на еду до самого моста Дул-Меркарин. Сидите, я потороплю гнома.
Олник продолжал помешивать рагу ложкой на длинном черенке, а Крессинда подкладывала хворост в огонь. Издали я просто залюбовался этой парочкой: муж и жена, причем жена в плечах шире мужа, и это не говоря уже про рост и объемы груди. Они о чем-то болтали без всяких признаков антипатии. Опасность, видимо, сблизила их. Олник выглядел счастливым и заливался соловьем, и это, учтите, в килте, на самом пороге гибели!
– Да-да, три ложки "огненной смеси", не больше! – Напарник, глядя на Крессинду, сыпанул в котел что-то из кожаного мешочка. Ложек десять, не больше. – А есть еще такой анекдот… Что ответит гном, если его спросят, в чем главная ценность ученых книг? Нет, не знаешь? – Он аж раздулся от радости донести Крессинде идиотскую шутку, бродившую по Хараште лет двести или триста. – Гном ответит: главная ценность ученых книг – в их толщине и мягкой бумаге!
На месте Крессинды я хрястнул бы придурка по лбу, чтобы отбить страсть к повторению дурацких шуток, но гномша – вы не поверите – засмеялась. Ох, женщины, женщины…
– А еще… Знаешь, почему ночью в гномьих пещерах темно? Потому что ночью гномы спят!
Жрица Рассудка опять засмеялась. Заметив меня, осеклась, и даже слегка отодвинулась от напарника…
Олник, как тетерев, продолжал токовать, помешивая деревянной ложкой в котелке.
Когда я подошел ближе, в котелке что-то булькнуло, и ложка растворилась. Нет, может, она просто сломалась, но у меня сложилось впечатление, что дерево именно растворилось. Мой напарник задумчиво изучил оплывший черенок и поскреб в затылке.
– Маэстро, – буркнул я, предчувствуя недоброе, – прежде чем угощать людей, хороший повар должен отведать еду сам.
Он подхватил на черенок немножко соуса и попытался оценить вкусовую гамму. Оценивал он ее не дольше секунды, затем побледнел и опрокинул котелок в кусты. Хлюпнуло знатно, больше частью – Крессинде на сапоги. Гномша выругалась, а гном виновато попятился.
– Это все пе… пе-прец! – залепетал он. – Я положил на щепотку больше, чем нужно…
– Просто признайся, Ол, что ты решил отомстить эльфам за свою аллергию.
– Я? Ничуть не бывало! Батюшки, Фатик, да в чем ты меня обвиняешь! – Его голос сорвался.
Вмешалась Крессинда на рокочущем гномском северного континента. Олник покаянно теребил килт, испестренный подпалинами. Затем в нем очухалась гордость, и он ответил ей длинной трескучей тирадой, из которой я уловил только "эркешш махандарр".
Зря он это сделал. Лицо Крессинды побагровело. Ловким движением она сдернула с пояса молот и двинулась на гнома, как ожившая скала из подгорных легенд. Заметьте, молот она в него не швырнула, что говорило о многом. Впрочем, как и перец в фамильном рагу Олника.
У сукиного сына некстати взыграли чувства. Нап-парник! Вернее, бывший напарник. Гномские чувства сродни камню. В том смысле – что стоят прочно, и не рассыпаются от первого дуновения холодного ветра. Если Олника угораздило втюриться – пиши пропало. В смысле – для свободного общества это пропащий гном. Ну и для Фатика Мегарона Джарси – тоже. Теперь помыкать им будет жена.
Он шмыгнул в кусты, Крессинда ломанулась за ним. Я чуть не крикнул им вслед: "Если получится мальчик, назовите моим именем!"
Милые бранятся, только чешутся. Тьфу ты, тешатся. Правда, мы остались без горячего.
Ладно, перекусим всухомятку. Имоен нарезала хлеб и колбасу, купленную в деревушке, разложила на тарелках вместе с редиской и солеными огурцами. Я решил устроиться рядом с Виджи, но потерпел неудачу, ибо меж нами вклинился Квинтариминиэль. Тьфу на него. Прихватив тарелку, я перешел на другую сторону костра.
За едой я коротко рассказал о том, что случилось с нашими недругами. Потом ввел в курс дела относительно своего плана. Во мне играла кровожадность, и я слишком поздно поймал взгляд эльфийки. Гритт, снова эти огромные серые глаза, затопленные сочувствием ко всему живому, включая мышей и тараканов, снова эти опущенные углы губ!
– Это… подло! – Добрая фея обожгла меня взглядом, и вся вытянулась, напряглась как струна. – Вы… вы ударите в спину! Столько крови… Эти люди, они… Вы обрежете их жизни их же руками, не дав им последнего шанса на исправление!
Великая Торба!
Я чуть не взвыл. Некоторые реакции Виджи, прибывшей из другого мира, по-прежнему выводили меня из себя несколько больше, чем мне бы того хотелось (скажу прямо – мне вообще не хотелось, чтобы Виджи выводила меня из себя). И добро, если бы речь шла о хороших людях!
Веру в то, что закоренелый преступник способен измениться, и что ему в обязательном порядке нужно предоставлять еще один, самый распоследний шанс, могут исповедовать только дураки и эльфы. Эльфов я прощаю, дураков – никогда. Они не способны понять, что сформировавшийся человек редко меняется в лучшую сторону. А что касается бывалых преступников – то с ними все ясно изначально. Можно ли приучить тигра есть овощи? Наверное, да. Он будет трескать их до тех пор, пока ему на зуб не попадется сам дрессировщик.
Я дал себе зарок когда-нибудь навестить Витриум, чтобы понять, как эльфы с их неумеренной тягой к абстрактному милосердию и справедливости протянули так долго, сохранив суверенитет. Хотя не исключено, что я зря сужу обо всех эльфах по Виджи. Может, в утконосой эльфийке говорят идеалы молодости. Молодость, она всегда импульсивна и возвышенна, а женская молодость – она импульсивна и возвышенна вдвойне. Сколько же ей в действительности лет?
Хотя, с другой стороны, напомнил я себе, Виджи прибыла из страны, где, по слухам, вообще нет преступлений. Эльфы – они другие. Нет, не чуждые нам, людям. Просто другие. (Заметьте, я не веду здесь речь про чащобных эльфов, да покарают их Атрей, Гритт и прочие боги!)
Ну ладно. Я встал, бросил остатки пищи в костер и отчеканил, глядя эльфийке в глаза:
– Вы наняли меня, чтобы я привел вас к Оракулу, добрая фея. Привел, а не дотащил ваш труп. И вы дали клятву во всем меня слушаться. Но пусть вы даже расторгнете клятву, я все равно буду делать то, что считаю нужным для вашего блага. Потому что я, – для большей наглядности я ткнул себя пальцем в грудь, – я дал слово привести вас к Оракулу в целости и сохранности. Если я решу, что лучше вас связать и сунуть вам в рот кляп – я так и поступлю. Если я решу, что мне нужно стянуть с вас вот эти щегольские милые брючки и выпороть – я и это устрою. Для вашего блага.
Ее уши в момент налились багрянцем, она вскинулась, подхватив меч, и я понял, что сейчас в семье будет горе, и мама запросто прирежет папу – но в этот момент принц положил ей руку на плечо и так сдавил, что пальцы побелели. Он что-то быстро произнес на эльфийском. Виджи качнула головой (о, эти пышные золотистые волосы!). Потом резко встала, перешагнула бревно и забралась в фургон. Я облегченно вздохнул.
Принц холодно прищурил взгляд. И вдруг одобрительно хмыкнул.
– Бог-ужасный, это феерично, моя плешь! – загадочно изрек он. Видимо, вспышки доброй феи и его достали.
Он отвернулся и исчез за пологом фургона. В ночи зудела мошкара.
Надеюсь, он ее уймет. Э-э, просто успокоит. Гритт, мне не давал покоя вопрос, живут ли они вместе. Еще на вилле Бренка я обнаружил, что спят они в разных постелях, и до сего дня я не видел между ними явных признаков близости, но кто разберет этих эльфов? Может, супружеский акт происходит у них раз в двести лет, и обязательно на фамильном древе, скажем, головами вниз, зацепившись ногами за ветки, и вдобавок сквозь дырку в сотканной из паутинок простыне. А может, они вообще асексуальны. Эльфы, в конце концов, живут вечно, а за вечность и секс может приесться до чертиков.
От этой мысли меня едва не кинуло в холодный пот.
А Имоен уже готовила лук и стрелы. Она не видела ничего дурного в моем замысле. Умная девочка.
– Где карты? – деловито спросила она.
– Сейчас.
Я порылся в хитром поясе Мельника и выудил крапленую колоду Джабара. Пиковая масть – знак Гильдии Убийц Харашты. Вместе с Имоен мы примотали пиковую шестерку к стреле чуть ниже оперения. Шестерка – как дополнительное оскорбление. Мол, вот как низко мы вас ценим.
– Стрелять в глаз, шею или под лопатку? – Девушка была серьезна.
– Куда угодишь.
Она усмехнулась:
– Я угожу куда скажете.
Я ей поверил.
– Главное, чтобы стрела с картой нанесла смертельную рану. Прихлопни его сразу, чтобы он не успел позвать на помощь. Но давай-ка приготовим еще одну стрелу с картой, на всякий случай.
– Не нужно. Я не промахиваюсь.
Имоен сверкнула белоснежными зубками. Она была рада показать себя в деле. Я не заметил в ней страха – сплошная деловитая собранность. И жесткость умелого бойца, готового убивать.
– Хорошо.
Я извлек два метательных ножа, что остались у меня от братцев Гхашш. Закрутил восьмерку и девятку пик вокруг плоских, с широким овальным вырезом рукояток. Лист вощеной бумаги вряд ли нарушит баланс. Но, опасения ради, я швырнул один из ножей в бревно, и попал точнехонько туда, куда целился.
Монго озадаченно воззрился на меня:
– Не понимаю. А гшаан? Разве он не полетит докладывать Фрею?
Я осклабился в скверной улыбке (я редко позволяю себе такие примочки, но на сей раз ситуация оправдывала) и поскреб между лопаток:
– Этот гшаан – просто безмозглая тварь. Ее дело – беглецов выслеживать. А мы помчимся в сторону Фрея на всех парусах. Берусь утверждать – демон останется там же, где и был; с его точки зрения, мы никуда не убегаем. – Я показал на звездное небо с ярким диском луны, которую отчасти заслоняла неподвижная тень. – У него там пост, с которого он видит всю долину как на ладони. Но даже если я ошибся и он полетит к Фрею, то найдет его в забытьи. – Я рывком извлек нож. – Наш демоновод пал жертвой собственной злобы, а мы получили маленький шанс на спасение. Надеюсь, у тебя-то нет возражений против нравственной стороны нашего дела?
Монго не возражал.
– Очень хорошо. Тогда смени на посту сэра Скареди. И обрадуй, что сегодня мы без горячего.
Он ушел. Я хотел задать тот же вопрос Скареди, но со стороны ручья затрещали кусты, и к нам, пошатываясь, выбрел Олник. Волосы взъерошены, на щеке темнеет царапина, будто след от ногтя, рубаха нараспашку, за ухом пристроен стебелек травы. В руках мой напарник задумчиво нес молот Крессинды.
– Убил? – спросил я участливо. – Экий ты безобразник.
Гном бросил на меня совершенно пустой взгляд и, вздыхая, присел возле опрокинутого котелка. Чуть сбоку от того места, где он вышел, из-под веток черемухи показалась Крессинда. Она была преисполнена меланхоличной задумчивости. Пройдя мимо нас, она неуклюже забралась в фургон. Мы с Имоен переглянулись. Надо же, и молот не отобрала!
– Олник, – позвал я, – запахнись, а то продует!
Он не ответил, поглаживая свое безбородое лицо. Кажется, в углу его глаза блеснула тоскливая слезинка. Так, похоже, ребенок, названный в мою честь, отменяется. Гритт, мне только сентиментального страдальца в отряде не хватало!
Ладно, разберусь с этим позже. Если оно, это позже, мне удастся сегодня отвоевать.
Пока Скареди помогал мне пристраивать на спине сбрую с клинками, я посвящал его в свой план.
– Угу, – кивнул старый рыцарь, запустив огромную пятерню в песочные волосы. – Угу, угу, как есть скумекал ровно.
Я решил, что это комплимент. Спросив, умеет ли он счислять время по звездам, получил утвердительный ответ. Все-таки рыцарей кое-чему обучают. Тогда я сказал, чтобы он дал нам три часа, а после драпал, возглавив отряд. Он не стал ломать комедию, а просто и сухо кивнул, мол, да, приказы начальства не обсуждаются. В этот миг Альбо сдавленно ойкнул, словно гадюка забралась ему под штаны.
– Айе! Святой Марафлимей!
Клирик неуклюже поднялся с колен, держа в трясущихся руках свою тетрадь.
Он был красен, щеки оплыли, и я подумал, что долгое стояние в наклонной позе не пошло на пользу его голове.
– Фатик, я закончил наш гороскоп согласно методе вещественного приближения образов Марафлимея Загорского!
– Альбо, потом. Мы уходим. Как насчет нравственной стороны…
Он отмахнулся, будто я вел речь о морении клопов.
– Благословляю на военную хитрость!.. Фатик, минуту внимания, я закончил гороскоп нашего отряда.
– Гритт…
– Чудовищно и невероятно! Нас ждут впереди ужасные вещи! О Атрей, дай мне сил!
– Только ужасные?
– Знаки размыты и ужасающи. Уже скоро… завтра умрет один из нас!
– Всего один? – Я тут же подумал об Олнике. – Кто?
– Образ размыт! – Он всплеснул руками. – Но у него будет возможность обмануть смерть с помощью любящей женщины…
Крессинда любит Олника? Гм, я полагал, что она просто настроена на интрижку.
– Ну, что там дальше?
Он прибил комара на лбу астрологической тетрадью.
– Дальше хуже! Я не понимаю… Завтра мы все соберемся в тесный круг, за которым будет бродить наша погибель в образе существа, кое невозможно убить!
Я вздрогнул.
– Точнее?
– О, Атрей. Это все, что я сумел расшифровать! А вы, мастер Фатик, раздвоитесь, причем один из вас не будет иметь мозгов!
Фатик, да без мозгов? Эка новость. То, что я увязался в поход, уже говорило о моей безмозглости. Значит, второй Фатик будет с мозгами.
– Потом… Вы станете красным и начнете чесаться!
– Э? А рога у меня, случаем, не вырастут?
Он скосился в тетрадь, покачал головой.
– И еще… Атрей, я не понимаю, как такое возможно! Но… на нас нападут эльфы!
– Свои, что ли? – Я посмотрел в сторону молчаливой (как будто она иногда разговаривала!) повозки.
Он уставился на меня как на безумца. А я представил, как Виджи протыкает меня эльфийским клинком. Ох, зря я ее разозлил! Кто там знает, что на уме эльфиек, может, их кодекс чести требует смывать оскорбления кровью? Оплеуху от нее я уже получил, теперь дело за окончательным решением моего вопроса.
– Ладно, будем решать дела по мере поступления. Что еще?
– Сломанная нога, осиное гнездо, стаи гоблинов… Кто-то из нас повстречает саму смерть в облике древней богини… Исход неясен… Вы узрите женщину, Фатик, с которой у вас была давняя связь. Она будет зла и захочет вас убить.
Я вздрогнул. Брошенные женщины – они куда опаснее монстров. И правда, какая-то полоса неудач.
Имоен хмыкнула.
– Мы окажемся на пути страшных волосатых слонов… О неизреченная мудрость Небес, разве бывают волосатые слоны?
– Спаси нас Атрей! – вскричал Скареди.
– Косматые элефанты из северных степей Мармары, – нетерпеливо пояснил я. – Мышей они не боятся, огня и рева труб – тоже; Фрайтор использует их в военных целях. Что там дальше, только по верхам, мы торопимся.
Он уткнулся в тетрадь.
– Море… Корабли… Донные монстры… Великая катастрофа и смерть целого города!.. Потом Оракул. Много крови. Там нам откроется правда! Смерть и рождение Избранного! – Альбо утер потный лоб трясущейся ладонью. – Но это будет лишь начало пути! А в конце его я вижу трех королей, существо с ожогом снаружи и внутри, полог ночи и конец света, после которого состоятся три свадьбы!
Гм, интересный набор. Только ошибочный, потому что конец света обычно наступает после свадьбы, а не до.
Альбо продолжал водить пальцем по строчкам.
– И вот он финал! Мир будет спасен топором!
Я содрогнулся. Топором? Э-э, повторите, не расслышал. Топором?
Яханный фонарь! Сколько правды в его гороскопе? Виджи говорила, что будущее имеет несколько вариантов. Все зависит от действий человека здесь и сейчас, в настоящем. Но, Гритт, я вовсе не горел желанием спасать мир посредством своего давно потерянного топора.
Скажу прямо, я вообще не хотел его спасать!
– Хватит, Альбо.
Он посмотрел на меня. Глаза у него были выпуклые, бычьи.
– Фатик… Мастер Фатик… После слонов… я не вижу в гороскопе себя!
– Гибель?
– Нет. Не гибель, не смерть… Не понимаю… Я просто… исчезну… Растворюсь… Не стану.
Я пожал плечами: чего он хочет от меня?
– Я варвар, я не разбираюсь в гороскопах.
Угу, я не придал значения его словам.
Зря.
Мне уже тогда стоило его убить.
