ЗРАДА

… Ночь мы встретили на своём неприхотливом биваке у шалаша, как Ленин в Разливе. Порешив отправиться поутру в обратный путь, упаковали почти всё имущество нашей "экспедиции", начиная от алюминиевой фляги и найденных сокровищ и заканчивая успевшей затупиться мотыгой. Хозяйство это было тщательнейшим образом упаковано и увязано в тюки, заранее оставленные возле дерева, к которому привязывали нашего бельмастого маштачка. Лишь оружие и доспехи, доставшиеся по наследству от погибшего воина, а также "кухонные принадлежности" паковать не стали: на обратном пути оружие лучше иметь под рукой "на всякий пожарный" — всё-таки не мешок орехов везти придётся — а котелок и иже с ним ещё потребуются и для ужина, и к завтраку. Полюбившийся своей прикладистостью и прекрасным балансом боевой молот я частично отчистил песочком от ржавчины, с грустью вспоминая былые, то бишь будущие времена, когда поднятый хабар "купался" в щавелевой или лимонной кислоте, а порой и вовсе в керосинчике. Теперь оружие лежало на расстоянии протянутой руки буквально под боком, настраивая на приятные мысли: какой же нормальный мужчина не радуется, ощущая в руках приятную тяжесть металла и любуясь совершенными изгибами?

Вымотавшись за день, я не стал ломать голову с "праздничным меню", протушив в котелке на ужин капусту с салом и диким чесноком, а Ясь — вот же ж хомячина запасливый! — вынул из торбы замотанные в домотканый холст пару запечатанных пузатых кувшинчиков стакана на полтора каждый.

— За-ради нынешней удачи, пан Макс! Слава Господу богу и всем его святым сподручникам, что дозволили нам, грешным, добро сие добыть! С самих Чешских Будейовиц с собою ношу: ещё дедовых бортей, с глотка сердце взвеселит, со второго — с ног валит. Дед покойный у меня лесовиком был, ведал, что да где в чаще схитить можно, где какие травки произрастают, где зверь живёт… Наздрав, мастер Макс!

— Ну, за удачу выпить можно, заслужили сегодня! Открывай!

Откупоренный кувшинчик сладко пах мёдом: проявляя уважение, улыбающийся Ясь выжидающе держал в руке второй, предоставляя мне первому сделать глоток.

— Твоё здоровье, Ясек! — сладкая ароматная жидкость с лёгкой горчинкой наполнила рот. Отвыкшую от крепких напитков голову, что называется, "слегка повело"… Даже не слегка.

Через пару минут — невероятно быстро — ко мне пришло состояние мультяшного Волка: "Щас спою!". И спел. Точнее — попытался затянуть "Там вдали, за рекой…", но мысли смешались, слова забылись, а мелодия плавно перетекла в сон… По степным ковылям плавной рысью шли будёновские лошади с коротко обрезанными хвостами, качались в сёдлах всадники в островерхих богатырских шлемах с синими, как летнее небо, звёздами и в кафтанах с клапанами-"разговорами" и отворотами обшлагов в виде стилизованных "ласточкиных хвостов" и я ехал меж ними… Беззвучно пульсировал вдали бело-оранжевый цветок вспышек, пляшущих у дульного среза пулемёта… Вздыбливались и рушились в конвульсиях в ковыль кони, иные же выносились сумасшедшим аллюром в стремительную атаку, норовя пересечь простреливаемую степь, острия клинков и наконечники пик лунно взблёскивали, неся неизбежную гибель врагу… Напряглись мои вставшие в стременах ноги, неумолимо пошла вниз, на матово блестящую сталь чьей-то каски занесённая в замахе шашка — и вдруг тяжёлое нечто ударило в лоб и скользнуло вдоль черепа по виску.

Ёк! Больно же, еретическая дивизия!

Мгновенно открылись глаза. В предрассветной мглистости над моим лежащим телом возвышалась коленопреклонённая фигура человека, обдавая непередаваемо мерзким запахом утреннего перегара. Придавливая меня левой рукой к земле, правой Ясь уже наносил новый удар ржавым молотком в мою многострадальную голову.

Конечно, я не Брюс Ли и не Анатолий Харлампиев, однако и меня не из теста мама вылепила. Какие-никакие, а рефлексы присутствуют. Отдёрнув голову от летящей железины, попытался поставить блок левой рукой, а правым кулаком ткнул в щетинистый подбородок напавшего. Эта пьяная сволочь явно не ожидала, что я окажусь в состоянии сопротивляться и слегка опешила, не прекратив, правда, придавливать меня к земле, на сей раз навалившись сверху и вцепившись пальцами мне в горло. Это он зря так… Правой рукой Ясь попытался вновь нанести удар молотком, но для этого хороший замах нужен, а так — только кожу оцарапало, не проломив нежную кость. Но ведь больно же, собака!

Первый неосознанный рефлекс, когда тебя душат, — освободить горло. Разумеется, я тоже цапнул коварного напарника за запястье, но тут же бросил: отцепить пальцы мирошника, накачавшегося на мельнице в Будейовицах не хуже гиревика-разрядника, было всё одно мало реально. Поэтому я по силе возможности прижал голову, руками же ухватил паразита за уши, с силой их выкручивая. Согнул ноги, упирая ступни в землю, и резко оттолкнулся правой, одновременно перекатом выворачивая туловище из-под убийцы, которого сам же и привёл.

Пару секунд мы лежали, ощерившись лицом к лицу, грея землю своими боками, а руками вцепившись друг в друга. Убийца явно был сильнее и умел терпеть боль. Жёсткие пальцы всё туже сдавливали шею, лёгкие просто криком кричали, требуя хоть глоток воздуха. До чего же идиотское положение! Пропутешествовать во времени, приноровиться к новым, а вернее сказать — к старинным порядкам, с нереальным фартом отыскать кучу "ништяков", за любой из которых в нашем времени любители старины отвалили бы сумасшедшие деньжищи — и сдохнуть, задушенным собственным вчерашним напарником? Блин же ж горелый! Так нет же!

Бью ногой по голени, одновременно с этим оставляю в покое вражье ухо и тычу большим пальцем прямо в глаз. Никогда не представлял, что смогу так поступить, однако тут идёт дело о собственной жизни…

Резко потеряв интерес к моему горлу, противник с криком отпрянул назад, схватившись за лицо и перекатываясь на спину. Одновременно с этим я услышал негромкий чавкающий звук, сопровождаемый тихим треском.

Хватая ртом воздух, я поднялся на колени, одновременно прикрываясь одной рукой, а второй шаря в поисках ножа на поясе. Увы, там болталась только полость-"жаба" с пустыми ножнами: не иначе, как коварный напарник "позаботился", пока я лежал в отключке. "Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого его не окажется в нужное время" — помнится, именно так говаривал незабвенный Чёрный Абдулла… Непонятно только: отчего убийца не воспользовался для совершения преступления моим же ножом?

Да и сейчас его поведение совершенно непонятно: лежит, не шевелится и даже не кричит… Не понял, что за?..

Подобрав оброненный врагом ржавый молоток и отдышавшись, я склонился над бывшим подмастерьем.

— Ты что, сука охреневшая, творишь?

Никакой реакции.

— Что молчишь, сволота?

Крепко ухватив за плечо, дёрнул его к себе. Тело тяжело подалось, прикрывавшие лицо руки упали.

— Э, ты что?

Молчание.

— Живой, нет? Чего молчишь?

В голове как духовой оркестр гудит. Замутило, неудержимо подкатила тошнота — и тут же остатки ужина пошли из меня обратно.

"Вот же гад Яська! Точно сотрясение устроил! Добро, хоть черепуху не пробил — а ведь мог, сука!..

Ишь, развалился, лежит — пузо греет. Ничего, я тебя приведу в божеский вид, узнаешь, как надо Родину любить — вот только очухайся…"

Однако "очухался" я сам гораздо быстрее — часам к семи утра. Кое-как поднялся, чтобы смыть кровь и грязь и напиться и пошатываясь от головокружения и тошноты добрёл до тюков, куда вечером засунул флягу с водой. Умывшись и ополоснув рот, я смог детальнее обдумать предрассветное событие.

Явно "напарничек", более привычный к семейным напиткам своего деда проснулся раньше и, пока я рассматривал сны в разных ракурсах, решил "попятить" практически всю мою добычу. Ну, а чтобы обезопасить себя в дальнейшем, решил попросту пристукнуть лоха-нанимателя, имевшего глупость выделить своему работнику аж половину сокровищ. А ведь прежде казался славным парнем, настолько неудачливым, несмотря на свою силу, что тогда, у городского рва мне чисто по-человечески стало жалко его. Оттого и позвал с собой, рассчитывая, что если и не удастся найти ничего путного (нельзя на копе наперёд загадывать, ни в коем разе нельзя! Примета верная!), то хоть дам хлопцу возможность честным трудом деньжат заработать. Кто ж знал, что жадность до такого непотребства его доведёт?!

Нет, с этим умником надобно серьёзно поговорить…

Впрочем, поговорить с Ясем серьёзно не удалось. На спине полотняная туника мирошника пропиталась кровью, что и не удивительно: немного выше поясницы торчал давешний клевец, воткнувшийся шипом аккурат в район левой почки. Видимо, когда я вынужден был выдавить убийце глаз, тот, отпрянув, напоролся спиной на шип лежащего рядом оружия… Одно мне не ясно: отчего, имея в своём распоряжении несколько ножей и клевец, предатель предпочёл использовать в качестве орудия убийства найденный молоток? Единственная версия — жаба задавила выбрасывать что-то более ценное — не выдерживает критики: ведь зачем, спрашивается, выкидывать оружие, если его можно попросту почистить? Пожалуй, ответ на этот вопрос узнать так и не удастся: беседы с покойниками — это прерогатива любителей всякого рода столоверчений…

Пришлось слегка распотрошить любовно уложенные баулы, чтобы отыскать пузырёк с перекисью водорода и обезболивающие таблетки, количество которых сократилось до сакрального числа "три". А что вы хотели: пока давешнего пана Чернина до его знакомого ксендза довезли, приходилось периодически "угощать" его этим "чудодейственным иноземным средством". Как-никак ожог у пана был нешуточный, и боли донимали…

А вот теперь, когда уже мне потребовалось лечение — чай, в наличии сотрясение, да и ссадина на голове грязная (заражения мне только не хватало!) — выяснилось, что скудные медицинские средства, попавшие в этот век, растрачены с поразительной щедростью. А ведь здесь не то, что дома, в аптеку за углом за таблетками не сгоняешь и прививку добрая медсестричка не сделает. А ведь если верить некогда прочитанным книжкам того же Пушкина и Эко, а также просмотренным фильмам, в Средние века максимальная смертность была не от войн, а от всяких эпидемий и болезней. Так что зря я так транжирю… Впрочем, может и не зря: кто знает, вдруг придётся ещё пересечься с этим непонятным Черниным или его камерадами…

Ладно уж, что сделано — того не воротишь. Пора отправляться в обратный путь: неделя, отпущенная мне для добывания средств к открытию "предприятия общепита" уже приближается к окончанию. А ведь надо ещё как-то превратить найденное имущество в ходовую монету, а также сделать некоторый "стратегический резерв" на случай дефолтов, войн и подобного рода неприятностей, могущих негативно повлиять на производство. В конце концов, даже вероятность обвинения в колдовстве со всеми вытекающими нельзя отбрасывать: на бытовом уровне я намерен ввести столько привычных в моё время новинок, сколько позволят обстоятельства. Кроме того, необходимо продумать правдоподобную легенду на случай, если возникнут вопросы о происхождении богатства и о том, куда, собственно, подевался мой подёнщик. Кстати, надо бы его тоже похоронить: хоть и сволочь, а без крайней необходимости бросать тело невдалеке от проезжей дороги — верный путь к тому, что кто-то из путников может законно поинтересоваться: "А что это сюда падальщики слетелись в немалом количестве? И чьи это косточки зверьё на шлях выволокло?" А это совершенно нежелательно.

Потратив ещё пару часов на похороны "жертвы жабной болезни", то есть пошедшего на подлость из-за находок покойного подмастерья и на повторную переукладку имущества и навьючивание престарелого коняшки, я, наконец, отправился в обратный путь. На сей раз удалось двигаться несколько быстрее, поскольку продовольствие было практически полностью подъедено во время "экспедиции", да и отдохнувший маштачок поддерживал мой маршевый темп шесть кэмэ в час. Хорошо, что у меня не было телеги: по дороге несколько раз обгонялись плетущиеся обозы из двух-пяти крестьянских повозок.

Миновав, наконец, памятную таверну "У моста", я свернул в придорожный лесок. Найдя приметное дерево, я сделал привязку к ориентирам, после чего заховал в дупле небольшой свёрток с трофейными браслетами, шлемом, и розетками-украшениями с сапог, а также связанные вместе клевец, арбалет и все трофейные ножи: демонстрировать излишне любознательным стражам этот арсенал было бы глупо, а выбросить недешёвое оружие не поднималась рука. Себе из найденного оставил лишь монеты со слитками, прорванную кольчугу, замотанную в тряпьё и изумительное костяное распятие, на которое уже имел свои планы. Обеспечив таким образом некоторый "стратегический запас" на случай возможных будущих проблем, я вновь вывел Гомера — как прозвал этого почтенного пенсионера отряда непарнокопытных — на проезжую дорогу. Спустя час с небольшим я уже входил в жатецкие ворота, уплатив входную пошлину в размере двух хеллеров за себя и трёх — за маштака, а также по полхеллера за каждый из вьюков. Что интересно: когда наша "экспедиция" покидала город, с нас не взяли ни гроша, лишь отметив выезд в привратной книге.