Глава тридцать вторая
Диковинный корабль приблизился к бухте, где предпочтительнее двигаться под водой и сохранять секретность. В часе лета от берега Алекс не утерпел и нацепил крыло, оставив Горана с ранеными.
— Синьор! — сублейтенант, принявший командование подлодкой, замялся, пытаясь деликатно сформулировать просьбу. — О нашем капитане…
— Упал за борт, случайно. Бывает. Вы несли службу без замечаний.
— Спасибо, синьор. Мне иногда трудно говорить с теями.
— Ничего сложного. Мы не имеем права говорить неправду. Если благородный врет — он теряет честь. Но мы не обязаны вываливать все наружу, умеем хранить секреты. В том варианте рассказа я погрешил против истины? Нет. Обещаю — если выживу, буду хлопотать о присвоении вам имперского звания прим-офицера флота.
Без бомбовой подвески, в высохшем у котла зимнем форменном камзоле и летном плаще, Алекс без усилий слетел с мостика в предрассветный туман. Через час с небольшим уже пил грог с Тероном.
— Марка сильно…
— Нет. Царапина. Охладился сильно, да у тех котлов и мертвый отогреется. Горан — человечище. Нам до него, боюсь, не ближе чем в первый день в легионе.
— Многих вы упокоили?
— Четыре судна — точно. Но не поручусь, что много там утонуло. Десятки шлюпок спустили. А если в трюмах пушки и кони, им наверняка не доплыть. Два корыта горели, могли и погаснуть. Формально — успех, но ценой жизни шестерых очень опытных, двое ранены.
Алекс рассказал и про попытку неповиновения, не вызвав особого удивления у товарища.
— Пока нет своего флота, нет и нормальных собственных моряков. Князь, что ты надумал по отражению высадки?
— Сомневаюсь, что сегодня успеют. Зимний день короток. Им, если бы не наша атака, нужно было сразу двигать, затемно. А тут — пока помощь оказали, с тонущего судна на другое перегрузили, разобрались: не нападет ли кто-то, пользуясь мраком. Время потеряно.
— Я отправлю разведчика.
Алекс кивнул, опрокидывая в себя остатки горячей жидкости.
— Правильно. Если они снова ночуют на банке, нужно атаковать.
Терон не поверил своим ушам.
— Снова на субмарине? Когда из десяти выживает четверо, из них двое раненых?
— Хочешь сам попробовать? — Алекс рассмеялся. — Ладно, не трусь. Так больше рисковать не нужно. Ламбрийцы осторожно разводили свет, не желая привлечь нас. Теперь знают, что их обнаруживают и топят, будут бояться подкравшихся незаметно и освещаться. В общем, я отправляюсь к героическим генералам Ванджелиса с предложением собрать в кулак всех, способных нести бомбы. Пять-шесть судов с теями пустим вперед, скорее всего — принося экипажи в жертву, наши лоханки не удерут от ламбрийских корветов и фрегатов. У каждого летуна задача — сбросить бомбу и вернуться на берег. Если хорошо нащупаем цели в темноте, потопим добрую половину негодяев.
Генералитет, взращенный императором из бывших фалько-офицеров адельфийской гвардии, в большинстве своем не участвовавших в предыдущей войне, решил придерживаться оборонительной тактики и позволить начать высадку десанта под береговым артиллерийским огнем. Когда слова попросил возмутитель спокойствия с нашивками всего лишь элит-офицера, паркетные вояки набычились. Столь же предвзято настроился Ванджелис: ему была памятна первая встреча с Алайном, когда в этом самом кабинете северный варвар заявлял о желании заколоть синего герцога.
— Позвольте высказаться, синьоры, офицеру, который убивал ламбрийцев и на прошлой, и на этой войне, а не ограничивался рассуждениями, — с первой фразы князь окончательно настроил большую часть слушателей против себя. Но он рассчитывал на внимание не трех напыщенных индюков с генеральскими эполетами, а на командиров герцогских гвардий. — Насколько возможно, нужно топить суда с десантом. Я видел их вблизи этой ночью. Горят ярко, тонут быстро. Как и в прошлый раз, внезапные потери до высадки сбивают врага с толку. Их командующий ошибся, не начав операцию сегодня.
— Вы собираетесь положить Две трети тейской элиты в атаках на корабли? — буркнул один из эполетчиков.
— Отнюдь. Налет на транспорты да под покровом темноты даст не больше пятнадцати-двадцати убитых на сотню. Гвардия Винзора выставляет восемь дюжин. Мне нужно не менее четырехсот теев. Тогда до половины десанта отправится на дно.
— Поддерживаю коллегу! — заявил элит-офицер фиолетовой гвардии. — Под Злотисом наши основные потери последовали во время бомбардировок десантирующихся, а не над кораблями в море. Шесть дюжин я приведу.
Поддержала и Южная Сканда.
— Синьоры! — продолжил Алекс. — Это лишь половина нужной численности. Мы готовы сражаться и умирать за Аделфию с местными теями, но не вместо них. Прошу по десять дюжин от Кетрика и Аделфии. Северяне — сколько сможете.
Понятно, что западные земли обескровлены — император утащил за собой в центр большинство способных офицеров синей гвардии. Монарх наморщил лоб в тяжкой думе… и отказался выделить даже малый отряд.
Слова попросил Амарантос, герцог Западной Сканды, вздумавший лично вести в бой свою гвардию. Привыкший следовать в кильватере за политикой императора, он вдруг заявил, что его честь не позволит отсиживаться за спинами других. Шесть дюжин лучших теев с северо-запада примут участие в налете. Четыре дюжины пообещала родина Алекса.
Наблюдая за мышиной возней вокруг предстоящей операции, князь подумал в тысячный раз, что механизм государственного и военного устройства империи нелеп до безумия. Нет военачальника, имеющего полномочия сжать армию в кулак и повести в бой оптимальным образом. Военный совет больше напоминает собрание паевых дольщиков торговой компании, которые судорожно соображают — сколько вложить активов в предстоящую сделку, каковы возможные доходы и убытки, сколько средств оставлено дома, чтобы не ослаблять собственные территории, удаленные от поля битвы на десятки дней пути по воздуху. Не генералы, а счетоводы, им ротой командовать не по плечу. Зато масса рассуждений о чести, о доблести! Сколько потом будет примазавшихся к победе! Она будет вырвана не кабинетными высокомудрыми рассуждениями, а ценой жизни десятков и сотен истинно благородных, навсегда сгинувших в Нирайнском заливе.
— Почти три сотни есть. Летим, — объявил Алекс, не дожидаясь формального одобрения главного акционера. — Но это лишь часть дела. Пока не построены железнодорожные пути вдоль побережья, а золото продолжает вливаться в роскошь, противник имеет лучшую возможность передвижения сил. Как в прошлый раз, ожидается обстрел наших селений и малых фортов. Мне нужны добровольцы на следующий вылет — по боевым кораблям ламбрийцев. Да, потери там будут больше, двое из трех не вернутся. Но, синьоры, пора приучить наших западных торговых партнеров, что война — убыточный способ изменения условий контракта, иного языка они не приемлют.
Опустилась тишина. Князь умудрился и монарха оскорбить, обвинив в транжирстве, и пригласил теев к массовому самоубийству ради спасения черни, населяющей рыбацкие деревушки. Следующая война… когда она будет? Когда молчание затянулось, Алекс продолжил:
— Я понял вас. Тогда после первого вылета сам обращусь к теям и приглашу добровольцев топить фрегаты. Истинно благородные меня поддержат. Ваше величество! Разрешите идти? Время дорого, не могу тратить его на болтовню.
Ни у кого не осталось иллюзий. Тей Алексайон добьется успеха — полного или частичного. Но, если и не погибнет, никогда не уживется с императором на одном материке.
Остаток дня заполнился приготовлениями. В море отправился паровой кораблик со станцией искрового беспроволочного телеграфа — сообщить, когда эскадра тронется с банки. Три больших ламбрийских торговых судна, реквизированных на время военной кампании, приняли отряды теев.
Князь выделил час времени и сбежал из порта, совершив проступок, за который содрал бы шкуру с любого подчиненного. Он отправился к жене.
В забитом войсками Нирайне не нашлось свободного места. Иана и Ева заняли комнату на постоялом дворе в пригороде.
— Мне можно с тобой? В Злотисе я доказала, что умею носить бомбы не хуже мужчин!
— Милая… Твои подвиги и в Злотисе, и в Нирайне нам обошлись слишком дорого. Умоляю, мне и без того тяжело. Не осложняй.
— Обещай, что непременно вернешься!
— Обещаю очень постараться.
— Если… я тогда даже и не знаю…
— Никаких «если». Поцелуй за меня Айну. А теперь поцелуй меня. Крепче.
Пользуясь, что Ева предупредительно покинула комнату, супруги вцепились друг в друга с отчаянием от понимания, что впереди — бой…
И — как знать. Быть может, сегодня последняя встреча.
Близость придала Алексу сил. Внутреннюю Силу в том числе. Он чувствовал, что в ближайшую ночь справится и с двумя, и тремя, а понадобится — с четырьмя вылетами!
Разведчик передал, что ламбрийская армада начала сниматься с якорей с вечерними сумерками. Последняя каблограмма оповестила: кораблик обнаружен и подвергся обстрелу. На этом связь оборвалась.
А потом началась феерия.
Глубокая ночь. Коварный залив со множеством рифов и отмелей. Три больших судна, их опытные шкиперы осторожно продвигаются на запад. Сотня теев на каждом, марсовые площадки, облепленные телами, по вантам взбираются новые смельчаки.
Сильный ветер. По меркам мирного времени, в такую погоду не одевают крылья. У войны свои мерила.
Групповой ночной вылет не практиковался никем и никогда. Не видно ориентиров, кораблей, других теев. Но уж если делать все с точностью до наоборот, Алекс решил быть последовательным. Он приказал каждому нацепить фонарь, подав пример.
И в угольно-черное небо потянулась цепочка огней. С соседних судов — тоже.
Огни внизу, точнее — частые вспышки выстрелов, обозначившие корпуса боевых кораблей.
Несколько небесных огоньков сорвалось с небосвода, будто невидимые ножницы обрезали нити, удерживавшие их на высоте. Остальные продолжили путь. Главная цель — транспорты.
Горан и Алекс не брали бомб, ограничившись зажигательными шашками. Когда глаза, нацеленные на поиск слабо освещенных парусно-паровых судов, уловили их следы на фоне волн, теи спикировали.
Строй небесных огоньков нарушился. Икарийские синьоры, наследники того самого легендарного Икара, бросились вниз.
Чем ближе к судну, тем точнее прицел.
Чем ближе к нему, тем выше вероятность получить пулю.
Ночь, никто не видит тебя, кроме Всевышнего. Никто не знает, как ты поступил — сбросил заряд с высоты гюйса, подставляя живот винтовочным стволам. Или с безопасного расстояния, а то и вообще в воду, подальше от ружейных вспышек, потом рассказывая небылицы о героическом мужестве да отчаянной собственной смелости.
Вопрос только совести. И чести.
Бомбы посыпались на палубы.
Сражаясь с особо свирепыми порывами ветра, Алекс принял к берегу. Он насчитал тридцать два костра из корабельного дерева и человеческого мяса.
На сушу вернулось не более половины отплывших теев.
Никто из выживших не отказался лететь на бомбежку боевых кораблей, где, как ни странно, потери были не столь трагичны.
Дюжина осилила и третий вылет — на оставшиеся транспорты, вошедшие в залив. Алексу казалось, что он ссыпает боеголовки прямо в гущу пехотинцев, переполнивших палубы. Спасенные с затонувших судов снова оказывались под бомбежкой и в ледяной воде…
Князь дотащился до казармы и выпал из реальности на половину суток, истощенный досуха. За время вынужденного отдыха произошло важное событие: ламбрийские корабли прекратили обстрел побережья, у Нирайна появился паровой бот под белым флагом и с парламентером на борту.
Ламбрийский капитан-адмирал предложил перемирие с принятием империей поправок к генеральному торговому соглашению. Ванджелису хватило твердости послать его подальше — убираться на запад безо всяких условий. Через зимние шторма на потрепанных переполненных лоханках, без пополнения водой, углем и продовольствием? Через сутки мир был подписан, ламбрийцы лишь выторговали возможность высадить пехоту в Аделфии и перезимовать.
А в комнате на постоялом дворе распахнулась дверь.
— Я вернулся, родная!
