Глава 5

Мой компаньон снова улетел в Европу на своем любимом "Конкорде", а я остался решать текущие дела.

Мне все больше не нравилась скорость, с которой текло время, и я все чаще ощущал, что если все продолжиться так же и дальше, нам не успеть ни к девяносто первому, ни к девяносто пятому. Нам требовалось создать эффективный механизм циркуляции денег между двумя экономиками. С доходной частью еще более — менее было понятно — деньги текли полноводной рекой отовсюду: от наших банков, фондов, от тех трех сотен фирм и фирмочек, что весь прошлый год учреждал и перекупал Захар по всему миру. Они работали на всех биржах, чей дневной оборот превышал миллиард долларов, и с настойчивостью пылесоса собирали излишки капиталов. Американской их частью занимался теперь Снайл и здесь успехи были более всего заметны. Впрочем, это было совсем неудивительно — возможности фондового рынка в США и в любой другой стране мира отличались кардинально. Только в Токио, где непрерывный рост капитализации эмитентов продолжится еще три года, выведя ее по этому показателю едва ли не на первое место в мире, Торонто и Лондоне оперировали сравнимыми объемами. Причем японцы, несмотря на лидерство в области электроники — и бытовой и промышленной, очень не спешили компьютеризировать свою биржу и к электронным торгам на ней придут только в 1999 году — одной из последних. В будущем к этим площадкам присоединятся Гонконг, Шанхай и Мумбай, а все остальное так и останется региональной мелочью, чей годовой оборот едва превышал объемы торгов в Нью — Йорке за пару недель. Впрочем, все как обычно — относительно. Американские компании, которые в большинстве и торговались на местных площадках, имели огромную капитализацию при очень невысоких в сравнении с японцами или европейцами прибылях и товарообороте. Легко могло оказаться, что компания с годовым оборотом в двадцать миллиардов долларов имеет капитализацию в сто миллиардов долларов, в то время как в Европе все было наоборот — компания стоимостью в десять миллиардов легко могла выпустить продукции на сто. Поэтому основная прибыль европейцев и японцев — от прямой деятельности: сколько SONY выпустит Walkman" ов, такую прибыль и получит, сколько Siemens сделает электродвигателей и сможет пристроить — на такую сумму перед акционерами и отчитается. В то же время в США прибыль компании в большей степени определялась ее успехами на фондовом рынке. Этим мы и пользовались — оторванностью биржевых спекуляций от промышленных реалий.

А вот что делать с расходами — ясности так и не возникло. Я очень надеялся на приезд Майцева — старшего, и ему уже было отправлено приглашение от местного университета, в рядах спонсоров которого с недавнего времени значилась и "Первая торговая компания Смита", но вместе с тем прекрасно понимал, что организовать что-то масштабное за столь короткое время уже практически невозможно. Даже будь ты четырежды гением — в одиночку это сделать не получится. К тому же я очень боялся нарваться на каких-нибудь Петриков и упустить тех, кто действительно мог совершить прорыв в науке.

На той волне обожания и любви к Горбачеву, что одолела практически все западные круги, можно было попытаться это сделать, но уже чуть позже — года с девяностого это с каждым днем станет делать труднее, потому что вакантные места "советников" займут не наши люди. Следовало начинать превращение капитала во что-то более весомое, вроде опытных предприятий и исследовательских центров, но страшно было отдавать в чужие руки даже незначительную мелочь — как сказал один из инвестбанкиров: "если бы я давал деньги кому попало — я никогда не стал бы миллионером".

Но стоящая перед нами задача все чаще виделась мне в образе здоровенного валуна, который вроде бы и подъемный — по весу, размерам, однако как за него ухватиться? Я не знал и это меня бесило! Все мысли ежедневно крутились только вокруг этой простой мысли: с чего и как начать? И ответов не было — за что бы я не схватился, я обязательно выпускал из виду другую важную часть решаемой задачи, которая сводила мои усилия по подъему валуна к нулю. И сколько бы я не думал — задача казалась неразрешимой.

В общем, когда в конце февраля офисе торговой компании Смита появился некий Дэннис Блэк, я уже находился в предистеричном состоянии: почем зря срывался на девчонок, звонил Снайлу, Уилкоксу и Бригли и требовал — требовал — требовал, не очень соображая — чего хочу от них добиться.

Мистер Блэк вошел в офис около полудня, очаровал своей непосредственностью Марту и напросился ко мне на беседу, сославшись на неотложное дело.

Я успел подумать о многом: и о всемогущей SEC, надзирающей за фондовым рынком и о ФБР, учуявших что-то незаконное в нашей деятельности; мелькнула мысль о возможном ко мне интересе со стороны АНБ, созданном американцами разведывательном монстре в мире коммуникаций — трафик международных переговоров скромной "Первой торговой компании Смита" уже давно превысил все разумные пределы, и мы всерьез задумывались о переходе на круглосуточный график работы.

Но все оказалось куда проще — вместо рукопожатия он протянул мне визитную карточку, на которой значилось: "Кооператив "Павлов, Воронов, Изотов", торговый представитель на территории Северной Америки". Мне стало смешно, и я не знал как на это реагировать.

— И еще вам велела передавать большой привет Юля Сомова, — добавил мистер Блэк. — Мне и моим коллегам необходимо встретиться с вами в приватной обстановке, где нам никто не помешает. Знаете, все эти звонки, уши в стенах… Береженого бог бережет.

И камень с моей души свалился. Теперь я знал, что и как буду делать.

В тот же вечер, когда дежурно позвонил Майцев, я сообщил ему свою отличную новость. Но он воспринял ее без особого энтузиазма — весь был погружен в свои хитромудрые операции.

Мы встретились с "коллегами Блэка" через два дня на ферме, купленной одним из них. Их оказалось восемь человек примерно одного возраста — около сорока пяти. Два майора, четыре подполковника и два полковника. Немного единиц, но достаточно опыта, мозгов, знаний и умений. Разведчики, контрразведчики, два специалиста по охране, один по информационной борьбе.

Подполковник Борис Киричев — Уильям Донован и майор Игорь Лапин — Алекс Вязовски представляли Девятое управление — охрану советских вождей. Уильям был высок, блондинист и внешне немного нескладен, Алекс — крепко сбитый мордатый живчик, обладавший цепким взглядом, который выдержать было почти невозможно. Майор Евгений Жуков — Гарри Зельц, кучерявый очкарик, отдаленно похожий на любимого всем Союзом "Шурика", последние годы подвизался на ниве информационного обеспечения в Отделе Правительственной связи. Полковник Николай Старый — он и был самым старшим по возрасту во всей группе — немного за пятьдесят, невысокий, невзрачный, как актер Филозов, носил псевдоним Теодор Берри и всю жизнь прослужил в Первом Главном Управлении — во внешней разведке. В группе нашелся его коллега — Андрей Рахманов, улыбчивый, хитроватый татарин в чине подполковника с канадским паспортом на имя Эндрю Циммермана. Еще два подполковника — Семен Будаев — Саймон Белл и Александр Козлов — Алан Пике, внешне сильно похожие, но с разными темпераментами, представляли "Шестерку" — экономическую безопасность. Дэни Блэк — так он просил себя называть — оказался полковником Черновым из той же Шестерки. Он был старшим в этой группе и поэтому говорил со мной в основном он:

— Сергей, — начал он, — нас отправили сюда вам в помощь, но четкие инструкции получили только Борис и Игорь. Они займутся твоей охраной. И Захара — как секретоносителя. Но что делать остальным?

Наивные, они ждали от меня каких-то распоряжений, а я приготовил для них самый большой геморрой, какой только мог придумать: они сами должны были найти себе занятие. И я не зря плохо спал целый месяц — я уже решился идти до конца.

— Да, сейчас я вам все расскажу, — ухмыльнулся я. — Наверное, долго можно ходить кругами и придумывать черт знает что, можно вас какое-то время обманывать, можно найти тысячу объяснений и условностей, но все это будет работать до поры, до времени. Кто-нибудь слышал о Гарри Берзыньше?

— Это тот малохольный физик из Университета Макгилла, что собирается путешествовать во времени? Вроде бы заглохло у него все, — показал свою осведомленность Эндрю Циммерман. И я вспомнил, что он — Андрей Рахманов — обладатель канадского паспорта.

— Точно, тот самый Берзыньш. У него все получилось, немного не так, как виделось изначально, но результат есть. Я и есть его результат. Все дело в том, что я вижу будущее.

— Хорошая шутка, — мгновенно нашелся похожий на Шурика связист Евгений. — Когда Горбачева скинут?

Остальные засмеялись.

— Это не шутка, — я прошелся по комнате.

Было очень странно видеть перед собой восьмерых битых жизнью мужиков, сидевших вокруг меня с самым унылым видом. И я должен им что-то рассказать, во что они обязательно должны поверить. Где найти такие слова, если во всякой информации они привыкли видеть игры противника, если привыкли анализировать все встречающиеся детали, если… Я долго мысленно готовился к этой встрече и все равно оказался не готов.

— Ему действительно кое-что удалось. Не знаю, один ли я такой или есть еще, но вот он факт, которым нужно пользоваться. Почти всех из вас я сегодня вижу впервые. И, тем, не менее: у товарища Лапина под правой лопаткой два шрама от пулевых ранений. И он никому никогда не признается в настоящих причинах их появления. У вас, товарищ Жуков, есть дочь, о которой вы не любите вспоминать, потому что родилась она, когда вам было пятнадцать лет, да и отцовство ваше сомнительно. Не сомневайтесь — через двадцать лет вы сделаете тест ДНК — она ваша дочь. У вас, товарищ Рахманов в следующем году умрет отец, а вы не сможете быть на похоронах, потому что будете лежать в провинциальной больнице в Колумбии с пневмотораксом после скоротечной стычки с людьми Даниэля Барреры. Вы, Денис Чернов, — я обратился к Дэни Блэку, — в восьмилетнем возрасте послужили причиной гибели вашего двоюродного брата, случайно обрушив на него оползень в горах где-то в Киргизии. Апшир называется место, если я правильно помню? Вы расскажете мне об этом в две тысячи первом году, когда отправитесь в Киргизию вытаскивать тамошнего президента Акаева из его резиденции, окруженной тамошними исламистами.

— Арслан — Боб, — поправил меня Блэк. — Его засыпало камнями в Арслан — Бобе.

— Вам лучше знать. Так пойдет? Или требуется еще что-то?

В полной тишине Дэни Блэк постучал по столу пачкой Lucky Strike, вытряхивая из нее сигарету. Еще одну сигарету он вложил в протянутую руку Уильяма Донована, остальные достали свои сигареты.

— Что дальше? — спросил Дэни, прикурив от протянутой Донованом зажигалки.

— А дальше вот что…

Мой рассказ занял три часа. Первый час я рассказывал о том, что будет в ближайшие десять лет с Союзом и его осколками, второй — что придумали мои старперы — коммунисты и что мы уже сделали. Третий час был отдан вопросам по частностям.

Сигаретный дым сделал комнату похожей на коптильню. Резало глаза и даже частое питье не очень спасало ситуацию. На втором часу беседы Блэк попросил своих коллег курить по очереди, потому что я начал часто кашлять.

По мере рассказа лица светлели, и я заметил, что мне начинают верить. По крайней мере, некоторые из них.

Возникший было спор о том, что в моих словах правда, что на нее похоже, а что я полностью придумал, Дэннис погасил в зародыше, объявив, что ничто из мною сказанного не противоречит складывающейся действительности, а только нуждается в проверке и дополнительной информации, которую найти вовсе не трудно, если, конечно, знать, что и где искать.

— О — кей, — заключил Блэк, когда я закончил. — Все это просто замечательно, но в чем состоит наша задача?

— Кажется, я понял, — второй полковник, Теодор Берри, поднялся из плетеного кресла. — Наш юный начальник не имеет понятия как ему подступиться к России, так, чтобы никто его не вычислил. Как разместить в ней заказы, как заставить людей заниматься делом, а не болтовней и дележом государственного пирога, как и где подготовить кадры для преобразований, как отсечь конкурентов от страны, как наладить институт собственников. Не знает и желает нагрузить разработкой оперативного плана нас — тех, кто на подобных вещах собаку съел, по его мнению.

С каждым его утверждением я согласно кивал, потому что это были именно те вопросы, которые я многократно задавал себе и не находил на них исчерпывающих ответов.

— Все верно, мистер Берри, это именно те вопросы, что не дают мне спокойно спать.

— Мне теперь тоже. — Он достал из стоявшего в углу шкафчика бутылку виски и плеснул в чашку. — Только ты должен понимать, Сергей, что мы не боги. Подобными глобальными задачами никто из нас не занимался. Да о чем я говорю! Такими задачами даже Чебриков с Андроповым не занимались, а уж у них-то аппарат был — будь здоров!

— Есть хорошее подспорье, — сказал я. — У нас нет никаких ограничений в деньгах, в фантазии, идеологии, мы не связаны надзирателями и законами, мы видим большую часть того за что беремся в действительной перспективе и…

— Это все верно, — Берри бесцеремонно прервал меня. — Но, во — первых, я пока еще не поверил в твое предвиденье. Скорее, я склонен считать, что ты оперируешь выводами приличных аналитиков и сведениями отличной агентуры. А во — вторых, мы не сможем обещать тебе обязательного успеха. Квалификация не та. А нам нужен только успех. Не так ли? "Я не шмогла" — не вариант?

— За неимением гербовой пишут на чем попало, — нашелся я. — Не обижайтесь, про "что попало" — это не в ваш адрес, но у меня на самом деле невелик выбор. Мы все в жутком цейтноте. И если мы не приступим к делу в ближайшие пару месяцев, потом станет просто поздно. А довериться кому попало я тоже не могу. Если в вопросах зарабатывания денег я еще могу положиться на американцев, то в вопросах их трат — пока не очень, потому что это вызовет массу вопросов, на которые пока нет ответов. Конечно, англосаксы позже полезут в Россию, но со своими целями. Одно дело быть одним из многих и другое — оказаться первым. Поэтому я был в тупике, пока не появились вы. Теперь нам всем нужно из него выбираться.

Я нагло ухмыльнулся, потому что знал, что эти люди не откажут. Не стал бы Павлов присылать ко мне непроверенных товарищей.

Все дисциплинированно молчали, ожидая решения полковников.

— Сделаем вот как, — после недолгого размышления сказал Блэк. — Задача в целом понятна? Сформулирую еще раз: каким образом начать инвестиции в Россию и республики, чтобы не привлечь внимания тех, кто стоит за Перестройкой? Основные направления деятельности: кадры, их подготовка, воспитание. Второе — субъекты инвестиций. Третье — противодействие уходу государственной собственности и активов в руки всякой шушеры вроде того товарища, который вроде как в будущем будет платить партийных взносов по миллиону рублей. Четвертое — вывод активов из тех республик, что обязательно захотят отделения: Прибалтика, Закавказье. Пятое: информационные вбросы. Здесь цели — дискредитация Горбачева и его окружения, освещение его антинародных действий, информирование общественности о деталях его переговоров с Рейганом и Тэтчер. Мне совсем не понравилась история с разбазариванием имущества ЗГВ в Германии. Если Коль может и хочет за него заплатить — он должен заплатить! И никакое мнение Горбачева этому помешать не должно! Значит уже сейчас нужно начать информационный вброс на эту тему: мы из ГДР уйдем, но не просто так. Коля, есть чем дополнить?

— Да, конечно, — Берри почмокал губами и пригубил из своей чашки виски. — Думается, нужно обратить внимание на преобразование законодательства, но здесь Сергею карты в руки, освещение в мировой прессе событий под нужным нам углом, формирование общественного мнения в США и Англии. Остальные с радостью им подпоют, потому что других таких голосистых как англосаксы — во всем мире нет. Работа с иностранными советниками — они обязательно появятся и это должны быть наши люди. Хотя бы наполовину. Еще, думаю, стоит обратить внимание на Афганистан. Крупнейший производитель героина под боком России совсем не нужен. Понятно, куда будет направлен весь наркотрафик.

— Сергей, есть, что сказать? — Блэк обратился ко мне.

— Годятся любые меры. Если что-то кажется вам слишком дорогим — позвольте сначала оценить затраты мне. Если что-то выглядит бесчестным, — они все дружно улыбнулись, и я понял, что пытаюсь учить не тех людей, но закончил, — оно таким не является. В общем — побольше креатива и неожиданных ходов. Важен результат. Здесь не Олимпийские Игры и нам противостоят такие сволочи, воюя с которыми нельзя остаться в белых перчатках. И помните, против нас практически весь мир. Частью купленный, частью обманутый, частью — отказывающийся думать. Пока все. Если что-то упустил — потом дополним.

— Хорошо, — кивнул Блэк. — Тогда послезавтра собираемся здесь же в шестнадцать часов, и хочу видеть от вас, коллеги, планы оперативных мероприятий, которые мы обсудим и назначим исполнителей. Андрей, обязательно придумай, как вытащить этого Берзыньша из Канады. От тебя, Сергей, потребуется экспертная оценка и коррективы, поэтому присутствие обязательно.

— Вот еще что, — со стула поднялся Киричев — Донован, — с этого дня твоей личной безопасностью будет заниматься Алекс, — он показал подбородком на коллегу. — Я займусь внешним кольцом угроз, а он будет непосредственно с тобой работать. Нам совсем не нужно, чтобы ты попал в случайную аварию или подавился рыбной костью. Так что привыкай.

— А с Захаром?

— А для Захара мы найдем местного специалиста, — ответил Блэк, — из аборигенов. Здесь тоже полно профессионалов. Не хуже наших. Просто с нашими мне за тебя спокойнее будет.

— Я так не согласен, — мне не казалось такое решение правильным. — Пусть лучше Борис с Игорем со мной и Захаром будут, а местные займутся внешним… чем там? Кольцом? Вот.

— Сегодня первый и последний раз, Сергей, когда мы спорим с тобой о твоей безопасности. — Жестко осадил меня Блэк. — Если профессионал говорит тебе "стой", значит — стой! Скажет "прыгай" — будешь прыгать. Не лезь в область, где ничего не смыслишь, и будешь жить долго. Твой Захар — всего лишь секретоноситель. В случае его потери ничего непоправимого не случится. Но если мы потеряем тебя, потому что не контролировали дальние подступы — можно будет закрывать лавочку. Это не только мое мнение. Георгий Сергеевич Павлов думает так же.

— Но Майцев знает ничуть не меньше меня! За то время, что он со мной, он знает о будущем всё! Если он погибнет — да, ничего страшного не произойдет, хотя придется долго все восстанавливать, ну а если его похитят? Тогда вам придется иметь дело с новой силой, знающей будущее!

— Ерунда, — подумав минуту, вынес вердикт Дэни. — Он знает только о том варианте будущего, что вероятен сегодня. О том, что более вероятно станет завтра — он не знает ничего. И как пророк будет бесполезен, если не сказать — вреден. На этом и закончим. Игорь едет с тобой!

На том мы и расстались и нужно ли говорить, что впервые за долгое время я почувствовал, что та гора, что висела на моих плечах, уменьшилась практически вдвое? Или впятеро? Неважно — я возвращался в свой офис воодушевленный как никогда: эти суровые и знающие мужики не дадут скатиться моей мечте в тупое обогащение! Слово папочка пришел и сказал: все будет хорошо, сынок, я знаю, что делать! И это было важнее всего!

Машину вел Вязовски. И делал это так уверенно, красиво и умело, что я почувствовал себя неполноценным. Я смотрел на его маневры, и мне становилось ясно, что такого уровня мастерства мне не достичь еще очень долго. Он видел сразу все и контролировал одновременно дорогу, подступы к дороге, участников движения, машину, меня и еще бог знает что. С ним попасть в аварию было практически нереально. И, конечно, я позавидовал такому умению, ведь я считал себя уже опытным водителем, однако по сравнению с Алексом был как ученик в автошколе перед бывалым таксистом.

Добравшись до офиса — было уже близко к десяти вечера, я застал в нем девчонок, за время работы на нас привыкших сидеть допоздна: Марта вроде бы где-то училась, а Мария доделывала очередной недельный отчет. Майцев просто двинулся на этих отчетах, требуя от девчонок отчитываться по поводу и без… Наверное, это было правильно и дисциплинировало не только наших девчонок, но и нас самих, но выглядело так, словно никакого доверия между работодателем и работником нет в принципе. Видимо, этот прием он подхватил в МВА.

Бесцеремонно перевернув учебник Марты, я прочитал название: "Вестминстерский статут 1931 года. Комментарии" и, разумеется, спросил:

— Марта, ты на самом деле хочешь это знать?

Она стушевалась и потянула книгу к себе, но бюст четвертого номера, лежавший на столе, сильно ей мешал:

— Нет, сэр, — ответила Марта и потянула книгу еще настойчивей. — Просто задание.

Я хмыкнул и отпустил книгу. Какое мнение может составить двадцатидвухлетняя девица о трудах лорда Бальфура? Да еще с комментариями? Только самое восторженное.

— Сделайте мне чай, Марта, и не нужно здесь ночевать, ступайте потом домой. Это Алекс Вязовски, — кивнул я головой на остановившегося чуть правее входной двери Игоря. — Он будет заниматься нашей безопасностью. Если о чем-то попросит, постарайтесь выполнить без непременного обращения ко мне или Заку. Еще ему нужно организовать рабочее место. Завтра он сам расскажет, чего ему понадобится. Алекс, это Марта, а вот эта красавица — Мария. Располагайтесь.

Вязовски кивнул сначала одной девушке, потом другой, Мария подняла голову над столом и улыбнулась ему в ответ.

Войдя в кабинет, я не стал включать свет, а подошел к окну — большому, чистому и необыкновенно близкому. Я стоял перед окном в Луисвилл, окном, полюбившимся мне с первого дня нашего здесь пребывания. Оно стало мне даже ближе, чем тот заброшенный пустырь на улице Дундича, на который я любовался первые двадцать лет своей жизни.

Мы уже давно не платили арендную плату — здание принадлежало "Луисвилл табакко инкорпорейтед" — одной из тех "контор", что открыл Захар. Аренду платили теперь нам, и последний год этими вопросами занималась Линда. Впрочем, это была такая мелочь, которую, наверное, даже не стоило упоминать.

В темной ночи сверкали огни большого города, куда-то спешили машины, люди занимались своими ежедневными делами, и все было так знакомо, привычно и понятно, что на минуту я почувствовал себя дома, а, может быть, этот город уже и стал моим домом. Я успел пожалеть, что рядом нет Захара, которому я мог бы сказать об этом, когда дверь отворилась и вошла Марта:

— Ваш чай, сэр, — она поставила серебряный поднос на мой стол и застыла рядом, ожидая указаний.

— Марта, что вы думаете о нас? — спросил я.

— Простите, сэр?

— Вы работаете здесь уже почти полгода, у вас должно было сложиться какое-то мнение. Так что вы думаете?

Она открыла и закрыла рот. Похоже, первоначальное мнение ей раскрывать не хотелось, а другого еще не придумала.

Я терпеливо ждал у окна.

— Сэр, мы все вам очень благодарны…

— Спасибо, Марта. Это понятно. Но что думаете вы? Ведь те ежедневные распоряжения на перемещение достаточно больших сумм не должны оставить вас равнодушной?

Она закрутила головой по сторонам, словно надеясь отыскать какую-то поддержку, но ничего, кроме голых стен с портретом Мэрилин Монро от Энди Уорхола не нашла.

— Эта достойная женщина вам не поможет, Марта. Говорите.

Она склонила голову, сцепила пальцы.

— Я думаю, что вы, Сардж, гений. И мистер Майнце тоже. Но он веселый, а вы — как… как будто ждете, что каждый вечер вас будут бить.

Мне стало смешно — второй раз за один день, а такого не случалось уже очень давно!

Я смеялся в полный голос и лупил ладонями по подоконнику, словно это была коленка Захара или… Впрочем, ничьих других коленок уже долгое время рядом не было и быть не могло! И я подумал — почему? Теперь-то я не один! Теперь есть кому поручить свою головную боль!

— Спасибо, Марта, — сказал я вслух, — ваша характеристика трогательна и правдива, но на самом деле я очень веселый человек.

— Ага, — согласилась Марта, — как Друпи. I" m happy, — голосом, очень похожим на мультяшного пса, изобразила она.

Я отвернулся к Луисвиллу: там никто надо мной не издевался.

— Идите домой, Марта, и Марию заберите — нечего столь юным красавицам делать в этот поздний час на работе. Когда свадьба у Эми?

— Вы обиделись, Сардж? — ее ладони легли на подоконник рядом с моими.

Я оглянулся:

— Вовсе нет. Каждому свое — кто-то радуется малому, а другому недостаточно и Вселенной.

— У Эми свадьба будет в следующую пятницу, она просила ее отпустить с четверга. И… если вы с сэром Майнце не сможете… Она как-нибудь обойдется. Не грустите, что бы ни было причиной — оно того не стоит!

— Сможем, Марта. Конечно, сможем. Идите. Ваш подарок для Эми нам понравился. Красивое колье, если бы у меня была подружка, я бы непременно подарил ей такое же.

Она процокала каблуками к выходу, а я, порывисто развернувшись, смотрел ее вслед и думал:

— Что ты, маленькая, глупая американка, можешь знать о причинах моей тоски? И о её цене?

Домой меня тоже отвез Алекс.

А еще через день мы собрались на ферме, принадлежавшей, как выяснилось, Киричеву — Доновану, и Блэк сунул мне в руки толстую папку с исписанной бумагой:

— Читай. Здесь наши соображения на заданную тему.

И я погрузился в изучение планов оперативных мероприятий, набросанных моими умельцами.

Пока я читал, они вполголоса разговаривали между собой, выходили курить на улицу по очереди, Донован и Вязовски совещались о чем-то у школьной доски, поставленной у стенки — Борис изображал на ней какие-то рисунки и блок — схемы, а Игорь, часто соглашаясь, иногда вносил в них исправления.

Первым планом, с которым мне довелось ознакомиться, был труд "Шурика", Жукова — Зельца, посвященный в первой части необходимым связям между частями нашей организации, во второй — мерам по их сокрытию, в третьей — способам противодействия их обнаружению. Сказать, что я не понял ничего — наверное было бы самым верным определением сложившегося впечатления. И я сделал пометку на последней странице: "Свести с Бойдом", подразумевая, что один Жуков со всем задуманным не справится, а в помощниках у него Эндрю будет на своем месте.

Второй в стопке оказалась совместная работа Белла — Будаева и Козлова — Пике. И вот она оказалась именно тем, что я больше всего ожидал увидеть. Практически полностью их опус был посвящен работе внутри СССР и предусматривал многое: устройство совместных предприятий, размещение во всех областных центрах обществ "Содействие перестройки" из числа отставников КГБ и МВД и МО, не запятнавших себя мздоимством, имеющих в числе действующих членов этих обществ трех поручителей — они должны были взять под опеку нарождающийся бизнес, избавив страну от "фальшивых авизо", национальных мафий и прочего блудняка, что всплывет на просторах Родины; раздачу грантов по институтам и отраслям — от животноводства до среднего машиностроения и космоса с разбивкой по годам и размерам; учреждение негосударственных пенсионных и медицинских фондов и беспроцентных касс взаимопомощи; программы обмена студентами и восстановление брежневской нормы оплаты расходов на образование в случае переезда за границу, при этом рыночную стоимость этой платы они планировали поднять практически до уровня Гарварда; подкуп действующего чиновничества и персональную работу с каждым из тех "прорабов Перестройки" из прежней реальности, кого мне удастся вспомнить — от Яковлева до Собчака и Росселя; поэтапную приватизацию Легпрома, Агропрома и Росконцертов и Союзпечатей; освещение в печати тайных помыслов руководящей верхушки КПСС — каждого их шага; особое внимание предполагалось уделить договорам СНВ, Афганистану, Восточной Европе, новым договорам о границах с Японией, США и всякими Литвами — Латвиями — до распада СССР России должны были отойти российские земли, щедро розданные прежними правителями своим сателлитам — Крым, Нарву, Семипалатинск и Целиноград… Всего было так много, что уже к пятой странице этого плана мне стало понятно, что сам я до подобного комплекса мер не додумался бы вовеки — последним значился пункт под номером 92 с шестью подпунктами. А без многого из перечисленного Будаевым и Козловым все мои потуги оказались бы половинчатыми и бестолковыми. Все в голове сразу не укладывалось и, хотя в целом возражений сразу не родилось, я все же решил позже рассмотреть все предложения тщательнее.

Дальше лежало два конверта, в каждом из которых обнаружилась пара листков, скрепленных булавками: размышления Николая Старого — Берри и Андрея Рахманова — Циммермана. Мистер Берри решил заняться легальной деятельностью — пиаром обновленного Советского Союза, а Эндрю Циммерман брался за скрытую от внешнего наблюдателя деятельность: работу с рейтинговыми агентствами, подкуп чиновников в политических кругах "вероятных противников" и в разведывательных ведомствах, дискредитация действующей валютной системы и несколько "оранжевых" революций, о которых я рассказал мимоходом. Хитрый татарин прекрасно понял центральную мысль их идеолога Джина Шарпа — "настойчивость, массовость, законность" и решил немного потрясти страны второго эшелона капиталистического мира — Испанию, Португалию, Данию, Бразилию и им подобные. Смешнее всего мне показалось то, что подобная рецептура "народного гнева" годилась в применение только там, где с мнением народа считались, и была совершенно бесполезна в настоящих тоталитарных обществах вроде Китая или Кореи — хоть Южной, хоть Северной. Что Китай и докажет уже через год на площади Тяньаньмэнь, составив для поверивших в рецептуру философа из Института Альберта Эйнштейна около тысячи смертных приговоров. Это предложение показалось мне спорным — я вовсе не хотел начинать благоустройство своей страны с рубки сука, на котором сидел: чем пушистее овца, тем больше с нее можно состричь шерсти! С другой стороны, этих зажравшихся политиканов стоило на время отвлечь от России.

Последние бумаги, лежавшие на самом дне, были написаны Денисом Черновым и содержали не очень много пунктов, часть из которых поразили меня своей кровожадностью. Он предлагал ввести одну форму наказания для государственных чиновников, начиная с уровня главы района — за коррупцию, нецелевое расходование средств, пренебрежение обязанностями и превышение полномочий — смертную казнь. И пояснение было простым: высокий уровень прав диктует необходимость высочайшей степени ответственности. Ответственность — это не отстранение от исполнения обязанностей, ответственность — это не пять лет тюрьмы условно, ответственность — это не досрочный уход на пенсию. На их уровне принятия решений ответственность может быть только одна — смерть! Не может быть равной ответственности за кражу мешка сахара и закупку ненужных станков на пару миллионов долларов, и любой, желающий сделать карьеру, должен понимать: либо честная работа, либо смерть. Кроме того, он собирался протащить закон об ОБЯЗАТЕЛЬНОМ судебном преследовании любого выборного лица после окончания его полномочий. Презумпция невиновности в их отношении отменялась. Если выбрали тебя депутатом — будь добр, работай — ты сам этого хотел: быть полезным стране и решать ее проблемы! И знай, что через пять лет обязательно и неотвратимо будет суд присяжных, случайно набранных на твоем избирательном участке, и избиратели будут решать — был ли ты полезен, бестолков или прямо вредил их интересам. И здесь предлагалось три варианта вердикта: полезному разрешалось принять участие в следующих выборах, бестолковому давалось пять лет тюрьмы — ровно столько, сколько провел он в высоких креслах, а признанному вредным — вышка. Добрейшей души человек Денис Игоревич! Для осужденного к расстрелу оставалась одна возможность остаться живым — обратиться с прошением к "Президентской комиссии по делам чиновников" и просить снисхождения, которое могло быть вынесено после расследования только с конфискацией имущества и выдворением фигуранта из страны. Впрочем, действенные усилия на поприще служения обществу Чернов предлагал награждать необыкновенно высокими доходами, обширными правами при выходе на пенсию и всемерным содействием продвижению близких заслуженного человека — в бизнесе, искусстве, спорте — по умениям. Лучшие места в учебных заведениях, лучшие тренеры в лучших спортзалах, галереи и театры — заслуги крупного чиновника, занятого улучшением жизни избирателей, легко покроют эти расходы. Что-то подобное я знал из истории Южной Кореи, где несколько президентов — два или три — последовательно, один за другим, были осуждены на приличные сроки. Первый из них — Ро Дэ У, демократический президент, сменивший "гадкого диктатора" Чон Ду Хвана, получит в 1996 году от своего преемника 22 года тюрьмы — за коррупцию, разумеется. Кстати, вместе с самим диктатором, прятавшимся в буддийском монастыре. Впрочем, каждый корейский президент начинал свое правление с борьбы с коррупцией, которая ничуть не мешала почему-то развиваться главной витрине корейского бизнеса — чеболям. Samsung, Lotte, Gold Star, Hyundai — прекрасно себя чувствовали при любом уровне коррупции и при любой форме государственного устройства.

Этот опус заставил меня надолго задуматься — я даже представить себе не мог, к чему приведет столь жесткая система естественного отбора чиновничества. И если принятие этих норм в России Черновым предполагалось не завтра, то начинать их популяризацию следовало незамедлительно — чтобы приучить сознание людей к тому, что справедливость бывает не только потакающей властьимущим.

Этот документ я тоже отложил в сторону, потому что требовалось сотню раз подумать, прежде чем вынести по нему оправданное и взвешенное решение.

Увидев, как я закрыл папку, Дэни Блэк призвал коллег к тишине и спросил:

— Ну что, командир? Доволен работниками?

— Мы сможем все это сделать? — вопросом на вопрос ответил я.

— Не могли, не писали бы. Здесь же нигде нет призыва улететь завтра на Марс? Значит, все остальное — достижимо.

— Я вот про революции в Испании и Дании сомневаюсь.

— Не нужно сомневаться, это не из пальца высосано. Андрей же не предлагает поддерживать ИРА, потому что прекрасно понимает, что британцы будут искать тщательно, а вот если баски и каталонцы начнут активную бодягу, то для остального мира это будет только повод отвлечься от СССР. Общий экономический урон от тамошних бунтов будет невелик, но развяжет нам руки во многом другом. Если ты беспокоишься о Дании, то делаешь это зря. Говоря — Дания, мы подразумеваем — Гренландия, где живут эскимосы, еще не знающие, что такое священное право быть независимыми и самим продавать свою рыбу.

— Да, наверное так, — мне оставалось только согласиться, потому что просчитать наперед эффект этих предложений я не мог, да и не "видел" пока ничего. — Я возьму это на пару дней для подробного ознакомления? Нужно чтобы в голове все улеглось.

— Бери, читай, — разрешил Блэк. — Только первые страницы оторви и здесь оставь. Не нужно имен и целей. Пусть это будет просто стопка бумаг сумасшедшего идиота — если вдруг они попадут не в те руки.

Я попрощался с "коллективом реформаторов" и в сопровождении Алекса поехал домой.

Весь вечер и полночи листал бумаги, пытаясь увидеть отдаленные перспективы, но ничего конкретного не обнаружил. Россия в складывающихся реалиях мнилась мне теперь не испытывающей кошмаров приватизации, "бандитских" 90–х и окраинных бунтов вроде Чеченского, но чем это было вызвано — я пока еще не видел. Вернее, всего там было понемногу: не так плохо с работой, немного получше с продовольствием, чуточку успешнее на внешнем рынке, поменьше стрельбы в городах и побольше людей в тюрьмах, но ничего конкретного не ухватывалось.

А в четыре часа утра, когда я собрался уже ложиться спать, раздался звонок на мой новенький мобильный телефон и возбужденный голос Захара буквально сотряс трубку:

— Ты где?!

— Спать собирался, а что случилось? И тебе, кстати, доброй ночи… вернее, доброе утро.

— Сардж, ты же помнишь тех людей, — проигнорировал мое приветствие Захар, — с которыми я должен был встретиться?

— Это из списка?

— Да! Я в Италии! Короче, тут такое обнаружилось! Я просто в шоке! Если все это правда, то нам осталось очень недолго!

— Да толком скажи, — я начал раздражаться, — что там у тебя стряслось? И как оказался в Италии?

— Долго рассказывать. Очень долго. Лучше бы тебе все услышать самому. Звони, покупай ближайший рейс до Рима, я тебя там встречу. Лучше до Милана или Турина, если есть такой рейс. Дело срочное. Очень! Срочнее всего, что было раньше!

Захар, конечно, тот еще баламут, но даже он не был никогда настолько беспокойным. В его интонациях точно угадывался страх, черт, да он был на грани срыва! И как он меня встретит, если не знает, куда я прилечу?

— Ты где остановился? Я тебе перезвоню, когда возьму билеты.

— В Ройяле в Сан — Ремо. Номер триста четыре. Запиши телефон, — он продиктовал мне цифры. — Не затягивай, Сардж, дело действительно не терпит отлагательств. Вот что еще, обязательно захвати с собой Дэни и Уильяма — им тоже будет полезно послушать то, что узнал я.

В трубке раздались гудки отбоя.

Минут двадцать я будил Алекса, устроившегося на старой кровати Зака, дозванивался до авиакасс и собирал самое основное, что нужно было взять с собой. В это время Вязовски созванивался с Блэком и объяснял причины наших поспешных сборов. Потом передал трубку мне:

— Ничего я не понял, Сардж, — сказал мне Дэни. — Небо в Европе упало или Рейн назад потек?

— Не знаю, Зак сказал, что разговор нетелефонный, необыкновенно важный, и я сам должен все слышать. В общем, я вылетаю в Милан через три с половиной часа.

— Алекс летит с тобой!

— Конечно. Я уже заказал на него билет.

— Где вы там остановитесь? Я с Тэдди тоже хотел бы присутствовать.

Его назойливость начинала меня бесить, но, видимо, он был прав — мне нельзя все брать на себя.

— Отель Ройал. У Зака триста четвертый номер, я не успел сейчас ничего заказать — на месте разберемся. И Зак сам просил, чтобы вы с Донованом нас сопровождали. Почему-то именно с Уильямом.

— Интересно. Ты говорил ему о нас?

— Да, в первый же день.

— Понятно. Я возьму с собой Уильяма. А номер лучше закажи отсюда и сообщи мне, время еще есть, — надавил на меня Блэк. — Мне совсем не хочется метаться по всей Италии, разыскивая вас с Вязовски.

— Хорошо, Алекс перезвонит через час.

Я положил трубку, нашел записку с номером отеля, связался с портье и заказал два соседних одиночных номера. Было бы дело в апреле — никаких номеров мне бы не досталось, еще неделю назад, когда проходил песенный фестиваль, тоже все было занято, но в самом начале марта я даже попал на существенные скидки.

Потом я попросил соединить меня с триста четвертым номером и продиктовал Захару время прилета и номер рейса.

— Черт! — выругался Захар. — Долго. Через три часа самолет, лететь десять, потом из Милана добираться по горам здесь километров четыреста — это верных часов пять — шесть. Знаешь что, в Милане…

— Рейс непрямой, — поправил я его подсчеты. — Стыковка в Нью — Йорке, добавь еще четыре часа.

— Да что же ты за человек-то такой! А прямой?

— Да не летает ничего в твою Италию! Максимум — из Чикаго в Рим. Или из Филадельфии. Взял что было, ближайшее.

— Хорошо, значит, еще плюс четыре часа. Получается — сутки. Ладно, я жду. В Мальпенсу я успею.

— В какую Мальпенсу? Я в Милан лечу!

— Значит, в Мальпенсу, — хмыкнул Захар. — Ладно, там встретимся.

Разговор прервался и Алекс подхватил у меня трубку — стал докладывать Блэку о сделанном заказе.

В Нью — Йорк — аэропорт JFK — мы прилетели на новеньком бразильском "Эмбрайере-120" — самолете "Чатоква Эйрлайнс" — региональной компании, одной из последних небольших "могикан", едва находящих силы сопротивляться поступи крупного бизнеса.

Отсюда я позвонил в офис Линде, продиктовал свои координаты в Сан — Ремо и попросил, чтобы не теряли меня. Линда и слышная на заднем плане Эми распереживались, заквохтали, наказали мне беречь себя и мистера Майнце и пообещали, что все будет хорошо. Эми еще что-то пыталась пропищать о скорой свадьбе, но Линда безжалостно дала отбой.

Потом был длинный, как полярная ночь, трансатлантический перелет на Боинге Alitalia и мы с Алексом выгрузились в Мальпенсе — международном аэропорту Милана — как и обещал Майцев.

Если бы не близкие снежные верхушки Альп, слегка окрашенные в розовое начинающимся рассветом, и какое-то запредельное количество осветительных полосатых, красно — белых, мачт, я бы решил, что из Луисвилла мы никуда не улетали — такое же теплое межсезонье, когда в пальто ходить жарко, а без него — прохладно, чистое безоблачное небо необыкновенной синевы… Все то же самое, только вот здесь присутствовали итальянцы в несчетных количествах, тараторящие свои "белиссимо — бонджорно" со скоростью хорошего пулемета. И от этого стрекота, хлещущих через край эмоций и громкоголосья в глазах рябило, а в ушах шумело — я не привык к подобной скорости жизни.

Мы стояли посреди зала прибытия полчаса и ждали Майцева, отбиваясь от назойливых итальянцев, но его не было. Не появился он и через час. Через два часа мы решили добираться до Сан — Ремо самостоятельно.

В справочной нам сказали, что путей может быть два — на машине и Hertz c Europcar и Sixt готовы предоставить нам богатый выбор машин в прокат — от местной непрезентабельной малолитражки "Лянча — Дельта" до роскошного "Мерседеса С126". Имелся и второй вариант: можно было добраться на такси до регионального аэропорта — Линате, что располагался в шестидесяти километрах от Мальпенсе. Можно, конечно, поехать в ближайший гражданский аэропорт — Верджиато, но там нет никакого проката автомобилей, да и с сервисом не все гладко, лучше все-таки Линате. Правда, ехать предстояло через весь Милан. А там — сорок минут полета на арендованном "Falcon" до аэропорта в соседнем с Сан — Ремо Вилланове. Откуда опять-таки на такси еще семьдесят пять километров вдоль средиземноморской Ривьеры до нужного отеля.

— Три часа, не больше, — на хорошем английском пообещала нам очень миловидная марроканка. — Но если синьоры желают посмотреть настоящую Италию, то лучше обратиться в Europcar. Ничто не делает дороги нашей страны такими красивыми, как удобная машина. Особенно итальянская — "Мазератти" или "Альфа — Ромео", — она закатила под лоб свои огромные черные глаза, показывая, что знает о самой высшей форме наслаждения не понаслышке.

Вязовски посмотрел на меня, а я пожал плечами:

— Я беспокоюсь за Зака. Он, конечно, тот еще… паникер, но еще никогда он не опаздывал так сильно, если обещал быть вовремя.

— Вы можете заказать нам самолет в этом… — я обратился к служащей аэропорта, — как его?

— Линате, сеньор.

— Да, вот в нем. Чтобы, когда мы приедем, нам не пришлось ждать заправки или пока проснется пилот…

— Нет, сеньор, я помочь вам не смогу, — она загадочно улыбнулась. — Но, если вы пройдете в терминал 1–А, на европейские направления, то увидите там вывеску "Aeroporto_di_Milano-Linate", — она показала нам рекламный проспект с надписью. — Там вам с радостью помогут, сеньоры. И с трансфертом до аэропорта и с дорогой до Сан — Ремо.

Уже через полтора часа мы сидели в салоне арендованного бизнес — джета, прогревшего двигатели еще до нашего появления. Короткий получасовой перелет и самолет плюхнулся на узкую посадочную полосу, зажатую в ущелье, образованном спустившимися к самому морю отрогами Альп.

На взлетной полосе нас ждал сотрудник Hertz, передавший Алексу карту побережья и ключи на черный Gelendwagen.

Заведя двигатель, Алекс сказал, ни к кому не обращаясь:

— Вот умеют, суки, работать! Не отнимешь.

Он вырулил на дорогу и мимо ипподрома — маленького, не сравнимого с Луисвиллским, проехал к кольцу.

Я ожидал, что вот — вот мы увидим море, но дорога сначала шла между поросшими лесом холмами, а потом и вовсе превратилась в тоннель — длинный, сначала показавшийся мне темным, но на самом деле хорошо освещенный. Мы еще несколько раз выскакивали из горы наружу и снова въезжали в темный зев подземной дороги, и, в конце концов, увидели море. Оно выскочило внезапно, из-за невысокого холма с древним замком, едва мы въехали на мост, повисший над долиной возле городка Гумбассо — он стал первым, сквозь который мы проехали. Дальше потянулись населенные места — Марина ди Андора, Черво (или Керво — не знаю, как читают эту надпись — Cervo — итальянцы), Сан Бартоломео, Диано Марина, Империа, и после еще нескольких табличек я увидел давно ожидаемое название — Сан — Ремо!

Алекс немного поплутал по извилистым улочкам приморского городка:

— Черти бы задрали этих макаронников, понастроили как бог на душу положит!

И, проскочив мимо православного — я едва поверил своим глазами! — храма, вывез нас на набережную:

— Вот он, Ройяль Санремо!

Отель, скорее английский, чем итальянский, светлый и чопорный, невысокий — всего-то три этажа — стоял в сотне метров от моря. На крыше вяло трепыхался флаг неясной принадлежности, а напротив въезда расположилась автостоянка.

— Алекс, давай-ка ко входу, — скомандовал я.

Мы объехали по круговому серпантину вокруг возвышенности, на которой стояло здание Royal Hotel Sanremo.

У стоявшего за стойкой седого итальянца я сразу спросил о постояльце из триста четвертого номера.

— Сеньор не появлялся в отеле уже… — он сверился с книгой, — со вчерашнего полудня. Ключ здесь, и никаких распоряжений относительно гостей он не оставлял.

— Понятно, — пробормотал я и повернулся к Алексу: — Что делать будем?

Вязовски покрутил ключи от машины на пальце и ответил:

— Пока заселяться, звонить Дэни, ждать.

И я не мог не согласиться со столь трезвой оценкой ситуации.

Балкон моего номера, имевший кованное витое ограждение, выходил как раз на набережную, но между ней и отелем еще виднелся бассейн, естественно безлюдный в это время дня и года. Все здесь выглядело каким-то игрушечным — маленькие домики, маленькие церкви, маленькие набережные с двухполосным движением, маленькие пляжи, отгороженные друг от друга искусственными насыпями… Только названия у всего большие и громкие: Residence Emperiale, Royal Hotel, Palazzo Liberty.

К полудню мы успели позавтракать в ресторане Буэна Виста, прогуляться вдоль пустых пляжей, полюбоваться на стоящую в клумбе каменную девушку — Statua della Primavera и поругаться с каким-то заблудившимся французом, который вместо того, чтобы слушать, что-то орал и размахивал руками. Алекс послал его в Париж в не очень цензурных выражениях, а я посоветовал при этом нигде не задерживаться.

Захар так и не появился. И теперь я разволновался не на шутку.

Еще через час Алекс позвонил в Луисвилл — там как раз начинался рабочий день. Но Линда, а вслед за ней и Марта сказали, что никаких новостей о Захаре не знают. Они спросили о каких-то текущих делах, а я, озадаченный исчезновением Майцева, пропустил их вопросы мимо ушей и посоветовал взрослеть и начинать разбираться самим.

К вечеру приехали Донован и Блэк.

Они сняли номер попроще в соседнем Hotel Paradiso и все вместе мы обсудили странный звонок Захара. Предположений о его пропаже возникла масса — от случайного знакомства с местной сеньорой до инопланетян, и любой из вариантов подходил Захару. А то и несколько сразу. Донован сказал, что если сегодня ничего не выяснится, то завтра стоит обратиться в полицию. И навестить тех людей, о которых упомянул Майцев. Но все дело в том, что ни один из них не жил в Италии!

— Значит, будем звонить в Германию и Францию, — спокойно ответил мне Уильям. — Других зацепок я не вижу.

Ночь прошла тревожно: я вскакивал на любой шорох, на свет автомобильных фар, ползущий по стенам, на лай далеких собак. А Захар не появился и утром. И когда я смотрел в будущее, мне совсем не нравилось то, что я там видел: Майцев не должен был пережить начавшуюся весну.

Мы уже совсем собрались навестить местную полицию, когда вдруг раздался звонок.

Звонила Линда.

— Здравствуйте, сэр, — сказала она. — Только что звонил мистер Маккой, у него все документы оформлены и через неделю нужно будет ваше присутствие на Совете Директоров в каком-то банке в Кливленде.

Я понятия не имел, сколько времени у нас займут поиски Захара и поэтому ответил:

— Линда, сделайте для Ронни доверенность от нашего фонда, но пару дней придержите ее у себя. Я не уверен, что мы до того времени сможем появиться. От Зака ничего не было?

— Нет, Сардж, — она часто путалась в обращении, — мы впятером сидели всю ночь в офисе, но по — прежнему ничего.

— Понятно, еще что-то?

— Да, Сардж. Мистер Уилкокс прислал счета для каких-то фондов, на общую сумму в шесть миллионов. Я не знаю что делать!

— Заплатите, Линда. Заплатите. С ним и Фрэнком мы потом разберемся. Кстати, что там Фрэнк?

— Он был вчера, расстроился, что не застал вас. У него был с собой список журналистов, которых он хотел собрать в гольф — клубе. Хотел знать ваше мнение.

— Потерпит. Что-то еще?

— У мистера Бойда День Рождения завтра, он прислал пригласительные…

— Перезвони, извинись и отправьте ему какой-нибудь подарок. Ну, ты знаешь, что он любит… Какой-нибудь шлем джедайский или маску ситха, не знаю, придумай сама.

— Хорошо, сэр. И еще был звонок от старшей дочери Джоша Келлера…

— Как там старина Джош?

— Он потихоньку спивается и Мэгги просила наругаться на него.

— Наругайтесь, Линда. А лучше пусть это сделает Марта — у нее строже получится. Пусть пообещает его выпороть. Все?

— Да, — она на секунду замолчала, и я отчетливо почувствовал, как она глазами спрашивает девчонок о чем-то еще. — Вроде бы да…

— Нет, сэр, — я услышал эти слова из уже почти положенной на рычаг телефона трубки.

— Что еще?

— Вот только что нам пришел факс из Италии. Из Веронского банка пополлари, вот здесь написано, что они располагают данными о мистере Майнце!

— Номер, Линда, дайте мне номер! — После двух суток неопределенности хоть какая-то надежда.

— Винченцо Сеферелли отправил сообщение, а номер, — она продиктовала мне несколько цифр, — просит связаться с ним как можно быстрее.

Трясущимися руками я набирал номер неведомого сеньора Сеферелли. Мои телохранители и Дэни стояли вокруг меня, а Уильям попросил:

— Не прижимай трубку к уху.

— Банко пополларе ди Верона. Бронто, — раздался бодрый женский голос в динамике.

— Мне нужен сеньор Сеферелли, — попросил я.

— Кто его спрашивать? Сеньор Сеферелли просил беспокоить его не.

— Управляющий директор Gyperbore trust, Серхио Саура. Быстренько дайте мне его.

— О, сеньор Саура, я вас один минутка соединю!

В трубке раздалась громкая легкая музыка и спустя десять секунд я снова услышал:

— Бронто! — Я узнал этот голос и теперь точно знал, что произошло. Поэтому слова, которыми сыпал Винченцо, директор банка, стали достоянием тройки моих помощников — я отвернул трубку в их сторону.

— Сеньор Серхио, — громко говорил Сеферелли, — Сегодня утром в банк пришло письмо, в котором "Красные бригады" сообщают, что похитили нашего хозяина и требуют выкуп двести пятьдесят миллионов лир!

— Сардж, — глаза Блэка увеличились вдвое. — Это на самом деле так? Что ты видишь?

Мне пришлось задуматься на пару секунд:

— Я теперь понял, почему ни черта не знаю о том, что произошло с Захаром — его держат на наркоте, и он совершенно не запомнит эти события! И потому никогда мне о них в будущем не рассказывал.

А в Вероне надрывался Винченцо:

— Они требуют дать им ответ. Что мне делать, сеньор Серхио? Здесь написано, что если я свяжусь с полицией, ему отрежут голову!

— Я сейчас перезвоню, — сказал я в трубку. — Сидите на месте. И не дай вам бог уйти на обед или в туалет, это будет ваш последний визит в любое из этих заведений!

Едва я нажал на рычаг, как заговорил Алекс:

— Какие в задницу Красные бригады? Они едва — едва дышат! После истории с Дозиером (американский генерал, взятый заложником 1981 г. и освобожденный итальянским антитеррористическим спецназом NOCS) и убийства Джиорджери (на этот раз итальянский генерал, убитый в марте 1987 г.) им совсем кисло — только ленивый не пинает. Да и денег больше нет для них у братских партий. Нужно уточнить…

— Не учи бабушку облизывать яйца, — оборвал его Дэни. — Сардж, перезвони, представь меня, передай трубку мне, нужно поговорить с этим Сеферелли, — скомандовал Блэк.

Я снова набрал номер и после первого же гудка в трубке раздалось:

— Бронто! Винченцо Сеферелли у аппарата!

— Сеньор Венченцо, это снова Саура. Сейчас я передам трубку моему заместителю по вопросам безопасности, постарайтесь ответить на все его вопросы. Предельно точно. Его зовут Дэннис Блэк. Хорошо?

— Си, сеньор.

Чернов начал разговор без ненужных любезностей:

— Винченцо, как подписано письмо? Точно — Brigate Rosse? Или все же BR? Brigate… Хорошо. Вы не могли бы переслать его нам по факсу? Да, номер я сейчас подскажу, — он щелкнул пальцами и Уильям подал ему рекламный проспект отеля, а Алекс кивнул и пошел вниз — к портье. — Да, вы все верно записали, Винченцо. Не нужно так нервничать, сеньор Саура просто беспокоится за судьбу своего компаньона. Никто не будет вас увольнять. Мы ждем факс. И не уходите далеко от телефона.

Минут через десять в номер вошел Алекс и протянул нам распечатку:

— Кто-нибудь силен в итальянском?

На факсе была фотография — Захар, сидящий на стуле на фоне растянутой кем-то простыни, его голова склонена к правому плечу — словно сидит он в бессознательном состоянии. А в руках у него зажата картонка с надписью на языке Петрарки и Джанни Родари.

Донован покрутил бумагу в руках и передал ее Блэку. Тот разгладил о край стола лист, постоянно норовящий свернуться в рулон, и положил факсимильное сообщение на ворох газет.

— Странно, посмотрите на подпись.

— Что в ней не так? — я втиснулся между гб — шниками.

— Если я ничего не путаю, то должно быть BR-PCC или BR-UCC. Первые — "Коммунистическая сражающаяся партия", вторые — "Союз сражающихся коммунистов". А мы видим простое Brigate Rosse. Так они подписывались лет пять назад. До разделения на "старых" и "молодых".

— И что это значит?

— Сложно сказать. Либо вылез кто-то из глубокого подполья и решил поправить дела. Либо что-то в мире террора поменялось. Либо это чья-то самодеятельность, не имеющая к Красным бригадам никакого отношения. Не очень умелая мимикрия. Эти молодцы занимаются террором, а не собиранием денег. Да и сумма при текущем курсе, — он взял со стола газету "Corriere della Sera", — доллар с четвертью за тысячу лир составит… около двухсот тысяч долларов. Маловато для серьезных борцов с капиталом. Как бы прочитать дословный перевод, не привлекая к делу лишних людей?

Донован поднял телефон и нажал клавишу повторного набора последнего номера. Даже я услышал:

— Бронто! Винченцо…

— Бонджорно, сеньор Сеферелли, — поздоровался Уильям. — Я помощник мистера Блэка. Скажите, письмо перед вами лежит? Да, переведите его, пожалуйста. Вслух. Нет, не нужно копию по факсу. Я вас слушаю.

Алекс подал ему авторучку и перевернутый лист факса.

На термобумаге побежали строчки:

"Да здравствует победа коммунистов во всем мире! Закария Майнце захвачен нами и будет удерживаться до внесения вами средств в размере 250 млн. лир наличными в старых купюрах по 10 или 50 тысяч лир. При попытке связаться с полицией или переписать номера банкнот вы получите голову сеньора Майнце. В ваших интересах не допустить огласки. О времени и месте передачи вашего взноса на борьбу с капитализмом США и империализмом СССР будет сообщено дополнительно. Свободу Марио Моретти! Brigate Rosse."

— Дела! — почесал в затылке Вязовски.

— Самодеятельность, — заключил Донован.

— Сейчас проверим, — Блэк опять поставил телефон на колени и быстро набрал номер. — Привет, Тэдди. Не разбудил? Отлично. Как у вас там? Идут дела? По — другому и быть не должно. Я чего звоню-то? Мы здесь задержимся на неделю — другую, так вы там сами пока как-нибудь, о — кей? Ну и хорошо, что справляетесь! И еще, Тэдди, не мог бы ты узнать у чехов, что за структура подписывается нынче "Красными бригадами"? Нет, без партийной принадлежности — просто "Красные бригады". Что, нет таких? Это точно? Сам названия придумывал? Понятно. Хорошо, будут новости, я перезвоню.

Он отставил аппарат в сторону.

— Все слышали? Наш Тэдди подтверждает мою догадку. Есть мысли?

— Ехать нужно в Верону, — предложил Уильям.

— Без этого никак, — согласился Дэни. — Сардж, что ты видишь впереди?

Я опустился в кресло за столом, прикрыл глаза и начал "вещать":

— Он появится сам и скажет, что он ничего не помнит после того как сел в арендованную машину. Будет настаивать, что все эти дни был в совершенном беспамятстве и пришел в сознание от холода, замерзая на утреннем пляже отеля Villa Rita, и если бы не бирка в кармане от Royal Hotel Sanremo — он бы не нашелся еще долго. Наш рассказ о "Красных бригадах", подброшенное письмо из веронского банка, банковский чек об обналичке запрошенных террористами денег и календарь с отмеченной неделей его отсутствия он сильно его удивят. А потом он будет вспоминать этот эпизод редко и с неохотой. В общем, в Верону нужно ехать и платить. Тогда дня через четыре мы его увидим. Но появится он здесь. Не в Вероне. Когда Захара вытащим, нужно искать этих похитителей и выдергивать из них ноги и руки.

— Хорошо, — подытожил Блэк. — Ты верно рассудил: сначала Зак, потом возмездие. Мы с Уильямом едем в Верону для обмена. Пусть твои девчонки подготовят всякие доверенности и прочую документацию, что может нам понадобиться для подтверждения своих полномочий перед Сеферелли. Вы с Алексом остаетесь здесь и ждете возвращения Зака. Есть вопросы, возражения, предложения? — Он внимательно посмотрел на каждого из нас, — нет?! Ну и хорошо. Здесь до Вероны на машине ехать часов семь, а спешить особенно незачем — информации о времени и месте передачи денег пока нет. Значит, приедем под вечер. Алекс, к тому времени у Винченцо должны быть все наши документы, еще нам нужен отель и позаботьтесь, чтобы с деньгами не было проблем. Уильям, пошли к себе, соберемся, да и пора уже ехать.

Собирались они быстро — минут через десять мы с Алексом уже стояли на набережной и смотрели вслед FIAT'у, увозящему Дэни и Уильяма.

А я в который раз "вспоминал" еще одну подробность, о которой не стал говорить Блэку — я их больше никогда в своей жизни не увижу — ни Дэни, ни Уильяма. И я знал, что так и должно быть. Или они или Захар и я.

Мы все успели: веронский банк получил необходимое подтверждение полномочий Блэка и Донована, забронировали номер в Hotel Porta Palio — почти в самом историческом центре, на берегу обводного канала своенравной реки Адидже.

Мы сидели перед открытым балконом в моем номере, смотрели на море. Алекс курил, а я посасывал какой-то коктейль — "Веселая вдова" — на основе мартини. Несколько пустых стаканов уже стояли на полу перед моим креслом. Раз в полчаса Алекс звонил портье и меланхолично требовал принести в номер "ун альтро биччере Merry Widow". Требуемое появлялось еще спустя три минуты. И я снова вливал в себя это еловое горько — сладкое пойло.

Как я не пытался быть спокойным, но от одолевавшего меня бешенства отделаться не удавалось. Хотелось все вокруг бить и крушить — вместо того, чтобы заниматься большими делами, которые я уже привык считать свой жизнью, мне приходилось сидеть в этой итальянской дыре и тупо пока события сами сложатся в нужную мне комбинацию. Я уже раз тридцать себе поклялся, что более никогда не допущу подобных ситуаций.

— Этих мерзких итальянских коммунистов — террористов я выжгу с этой земли каленым железом, потому что еще никто так не мешал мне работать! — Моя ярость нашла выход в разбитом стакане, вызвав удивление на обычно бесстрастном лице Вязовски. — Никто не отнимал у меня попусту столько времени!

Два раза я разговаривал с Луисвиллом. В первый раз позвонил сам, пытался успокоить распереживавшуюся Линду и не стал говорить девчонкам о произошедшем. Отделался неопределенными "делами", по которым Зак отлучился на несколько дней в глухой район Швейцарии, где нет никаких телефонов. Во второй раз позвонила Марта и передала просьбу Фрэнка Бригли завтра связаться с ним обязательно.

Солнце уже село, когда раздался долгожданный звонок из Вероны и Алекс включил громкую связь:

— Бонанотте, сеньоры, — судя по голосу, Дэни пребывал в хорошем настроении. — Мы на месте. Винченцо молодец, все подготовил. Осталось дождаться следующего письма. Что у вас?

— Море плещет волнами, солнце утонуло, я курю, — ответил Вязовски, — Сардж тихо напивается и злится. Все хорошо.

— Отлично, Алекс, ты прямо поэт несостоявшийся! Позвони Тэдди, узнай, кто здесь сидит из его приятелей в веронском консульстве. Может понадобиться. Сделай, пожалуйста, я утром перезвоню. Ну все, до завтра. И передай Сарджу — пусть не бесится, все сделаем как нужно.

— Он слышит, — ответил Алекс и раздались гудки отбоя.

Он хотел поставить телефон на место, но посмотрев на меня, спросил:

— Еще одну "вдову"?

— Да, — ответил я, опустошая стакан. — Скажи мне, почему ты не останавливаешь меня? Ты же охранник?

Он кивнул:

— Охранник, не врач. Я сохраняю не здоровье, а тело. Хочется пить — пей. Только не ходи никуда в таком состоянии и тогда мне будет даже легче охранять бесчувственную тушку, чем пасти перевозбужденного неврастеника.

— Две "вдовы", — сказал я.

— Окей, — согласился Вязовски, и скомандовал в трубку: — Дуэ тацце, сеньор.

— Алекс, а у тебя есть пистолет? — Я еще ни разу не видел у него оружия — даже в аэропортах, проходя досмотр, он нигде его не показал.

— А нужен?

— А если вдруг что-то случится?

— Не каркай, Сардж.

— И все-таки?

— Для "все-таки" я найду, чем тебя защитить.

— Пистолетом?

Он усмехнулся и прикурил новую сигарету.

— И пистолетом.

— Так он у тебя есть? Покажи!

— Пей "вдову", Сардж.

— Алекс, она пока кончилась. Покажи, чем ты станешь меня защищать!

Он вытянул перед собой пустые ладони и сморщился от попавшего в глаза дыма:

— Вот, левой и правой. Этого достаточно.

— Дай мне свой пистолет!

— Ты напился, Сардж. Ты опасен для окружающих.

— Вынь обойму и дай мне свой пистолет, — я протянул руку.

Раздался стук в дверь и молодой служка внес поднос с двумя стаканами изрядно надоевшей мне "веселой вдовы".

— Грация, джованното, — поблагодарил его Вязовски и сунул в кармашек на форменном кителе купюру в две тысячи лир. — Либеро!

Итальянец показал глазами на стаканы вокруг моего кресла, но, наткнувшись на мою неодобрительную гримасу, молча прикрыл за собою дверь.

Услышав, как щелкнул замок, я спросил:

— Алекс, разве ты говоришь по — итальянски?

— Мой итальянский так же хорош, как… — Алекс задумался на секунду, — как и французский. Пардон, месье, коммон са ва, гарсон, амур, оревуар, коммон сё рендро а Пари, вузаве ун арме, о — ле сьеж де ля девизьон, ду се кво режимо… пожалуй, все. Нет, еще — же не ма па сис жур, но это все знают.

— Что это значит?

— Разное, — покрутил сигаретой в воздухе Алекс. — Глупости всякие военные.

— Пистолет покажешь? Или я сам его возьму?

— Какой ты нудный дурак, Сардж. Зачем он тебе?

— Ты, Алекс, такой же нудный дурак, — я отхлебнул из стакана, встал и, слегка покачиваясь, направился к шкафу.

— Стой! — окликнул Алекс. — Ты о нем откуда знаешь?

— Вязовски, кончай тупить. Я ВСЕ знаю. Так дашь или что? — я открыл шкаф.

— Отойди, — он уже стоял у меня за спиной. — Я тебе покажу пистолет.

Ни скрипа кресла, ни шороха шагов… Хотя, я был пьян и мог не услышать.

Я вернулся на свое место и, довольный, отхлебнул еще.

Раздался металлический щелчок, чуть сзади, и над ухом, я обернулся и увидел, как Алекс крутит в руке пустую обойму, выпавшую ему на ладонь.

— Что за…, — он посмотрел на меня: — Твои проделки?

Я пьяно улыбнулся и подбородком показал ему на балкон — если посмотреть с него в клумбу, то даже в тусклом свете ночных огней наверняка можно было заметить металлический блеск патронов.

— Что за шутки, Сардж?

— Ну, я подумал, что у меня за телохранитель такой без оружия? Когда ты пошел в туалет, я нашел пистолет, и в голову мне пришла мысль провести тренировку! Как быстро ты сможешь сгонять за патронами и вернуться?

— Ты совсем опупел, сопляк? — Вязовски был на удивление спокоен.

— Ты такой спокойный, потому что у тебя есть еще один пистолет с патронами?

— Нет больше ничего.

— А если вдруг сейчас в номер ворвутся эти Красные партизаны?

— Бригады, — поправил меня Алекс.

— Точно, они самые! Так что делать будем, если вдруг…

— Мы умрем, — так же спокойно оборвал меня Вязовски. — Зачем ты это сделал, Сардж?

— Значит, больше оружия нет?

— Нет!

Я посмотрел на часы:

— Хорошо, будем считать, что ты говоришь правду. Да я и вижу это. Включи телевизор. Найди какой-нибудь новостной канал. Самое время.

Из "Панасоника", стоявшего в углу, сначала раздалось шипение, потом обычная итальянская скороговорка, разобрать которую могли только сами итальянцы, потом были песни, пара сериалов с тяжелой трагической музыкой, мелькнуло лицо всесоюзного любимца Каттани из La Piovra — Вязовски переключал каналы… Остановился Алекс только услышав безупречный английский ведущего CNN. Минут пять мы слушали самую значимую новость дня — итоги 30–й церемонии "Грэмми": комментаторы восторгались Полом Саймоном и U-2, и только под занавес передачи мимоходом упомянули о взрыве отеля в Милане.

— Вот и все, — сказал я. — Пусть земля вам будет пухом.

Складывать два и два Алекса научили еще в детском саду:

— Ты убил Дэни и Уильяма?

— Да, — просто ответил я. — Вернее, я убил Бориса Киричева и Дениса Чернова. Подполковника и полковника соответственно.

В дверь осторожно постучали, и Алекс посмотрел на практически бесполезный пистолет в своей руке. Он спрятал его за спину и крикнул:

— Открыто, войдите, — при этом он переместился так, чтобы закрыть меня от входящего.

В комнату ввалились три небритых итальянца в светлых плащах, зыркнули по сторонам своими черными глазами, один прошел во вторую комнату, другой остановился напротив Вязовски:

— У вас есть оружие? Сдайте его мне!

— А вы кто? — Алекс не спешил выполнять распоряжения незнакомцев. Но и не видя очевидной угрозы, не торопился выходить из ситуации силовым методом.

— Служба безопасности народного банка Вероны, — вместо итальянца произнес знакомый голос за его спиной.

— Привет, Сардж, здравствуйте, Алекс, — на пороге стоял улыбающийся Захар. — Вот и я. Алекс, вы же не станете стрелять здесь направо и налево?

— У него нет патронов, — открыл я захватчикам военную тайну.

— Ну и славно, — Захар скинул плащ в шкаф, размещенный в стене у входа. — Тогда можно даже выпить за то, что хорошо кончается.

— Что за балаган? Сардж? Что происходит? — Алекс не понимал, что происходит.

— Можно я отвечу? — Захар поднял руку вверх, словно выучил урок и теперь желал сверкнуть знаниями.

Я кивнул и поднял с пола последний стакан с "Веселой вдовой":

— Расскажи, ему можно знать.

— Тогда, пожалуй, я отпущу ребят. Луиджи, вы с Пьетро и Лукой можете занять соседний номер, снятый для сеньора Вязовски, — обратился он к одному из небритых спутников. — Только, закажите нам еще несколько "Веселых…"

— Нет! — я остановил его. — Только не вдов. Пусть это будет хоть "Кровавая Мэри", но выносить запах елок я больше не могу!

— Луиджи, спросите у них бурбон. Старый, добрый бурбон! Бутылки нам хватит. И вы, Алекс, расслабьтесь, — Захар подмигнул, — Сарджу ничего не угрожает, а мои ребята обеспечат надежную охрану. Абы кого в безопасность нашего банка я бы брать не стал. Подождите, пожалуйста, десять минут, мне нужно привести себя в порядок, о — кей?

Алекс положил свой пистолет на стол и уселся на диван, тройка итальянцев ретировалась, а Захар заскочил в ванну "умыться с дороги". Я в это время переключал каналы телевизора и пьяно улыбался симпатичным милашкам, что в изобилии водились на программах итальянского телевидения — от вездесущего RAI до местечкового "Tele Liguria".

Наконец тот самый служка, что весь вечер таскал нам коктейли, принес заказанный бурбон, и удостоился похвалы от Майцева:

— Ты молодец, Джованни, просто молодец. "Винокурни Келлера — Коллинза" — это наш выбор! Ступай, больше мы тебя звать не станем.

Любовно потирая стеклянный бок, он пронес бутылку через весь номер, немножко налил в три стакана:

— За знакомство!

— Пока мне не объяснят, что здесь происходит, пить я не стану. — Вязовски демонстративно сложил руки на груди.

— На нет и суда нет, — согласился Захар, и чокнулся со мной.

— В общем, не буду ходить вокруг да около, друзья мои! Да простят меня революционеры из "Красных бригад", на которых я свалил сразу несколько преступлений, но к моему похищению они не имеют никакого отношения. Я сам себя похитил!

— Это я уже понял, — Алекс был хмур. — Какого черта вы убили Дэни и Уильяма?

— Это не я! Это "Красные бригады"! — рассмеялся Захар. — Ничего вы не докажете!

— Или вы прекращаете морочить мне голову, или…

— Или что? — невинно осведомился Захар. — Ты нас поколотишь? Сдашь в полицию? Вернешь на родину? Что? Что будет, если "или"?

Майцев выждал секунд пять и закончил мысль:

— Ни — че — го! Поэтому заткнись и слушай.

Он налил нам еще по стакану:

— Пей, Алекс, за коллег. Помянем. Хоть и были они не те, за кого стоило бы выпить, но все ж люди. Пей. А я тебе расскажу, как все было на самом деле. В тот день, когда Блэк пришел к Сарджу и сообщил о прибытии группы, Сардж позвонил мне в Вену. Вернее, я ему позвонил, но это неважно. А важно то, что со стороны тех людей, что вас к нам послали "на усиление" — так это называется? — так вот, с их стороны было настоящей наивностью полагать, что мы, не первый год ворочающие приличными деньгами, не имеем никаких способов защиты своих капиталов. Нет, старики, конечно молодцы, но, кажется, уже не понаслышке знакомы с маразмом. Мне за два года учебы в МВА барабанные перепонки истерли увещеваниями о необходимости такого подразделения! Здесь тебе и борьба с конкурентами, и выживание в правовом государственном поле, и защита рынков. Что ты!

Захар перевел дух, отхлебнул бурбона и, усевшись на стол, продолжил:

— Сардж-то, конечно, пытался на себя одеяло перетянуть: "я все предвижу, смогу предупредить!" Конечно, сможет, — так я тогда рассудил, но береженого бог бережет, и в прошлом году, когда мотало меня по миру, я купил за совершенно смешные деньги три компании: два детективных агентства и охранное бюро. А в этом году к ним добавились отделы безопасности четырех банков. Получается очень приличных размеров организация. С большой филиальной сетью, с приличным финансированием. Да кому я объясняю, ты же уже все понял! Мы, конечно, звезд с неба не хватаем, куда нам до настоящих игроков на этом поле! Звезд не хватаем, но кое-что могём. Особенно в некоторых местах — в Луисвилле, Сан — Ремо, Фрайбурге, еще кое — где… Конечно, вас всех сфотографировали, и уже на следующий день на моем столе лежали подробные справки на каждого из вас — хорошо, что на Родине за хорошие деньги сейчас можно купить все что угодно. И даже личные дела пенсионеров КГБ. И я переслал их Сарджу. В то утро, когда состоялась его встреча со всем вашим коллективом и после которой ты был с ним уже неотлучно. И Сардж тоже "вспомнил". Но показал я эти дела не только Сережке.

Я хмыкнул, вспомнив, как из факса полез длинный рулон бумаги с текстом на русском языке, так напугавший Марту.

— Ну вот, значит, показал я ваши дела одному своему знакомцу из списка тех товарищей, что передал нам для контакта Геор… — продолжал Майцев. — Кстати, Сардж, я все еще настаиваю, чтобы ты с этими людьми встретился, нам их деды не зря передали. Впрочем, неважно, кто передал, а важно, что этот человек в свое время работал на МИ-6. Вместе с Колином Фигерсом, а до того — с Чарльзом Грэем, — названные Захаром имена мне ни о чем не говорили, но для Алекса что-то значили и это было заметно, — помогал свершиться подвигам Дафны Парк. Но был нашим агентом. Нашим — в смысле советским, как Ким Филби. И вот его пристрастной проверки товарищи Киричев и Чернов не прошли. Потому что еще в восемьдесят втором году господин Чернов дал добровольное согласие на сотрудничество с заокеанскими друзьями. А Киричев слился и того раньше. Он состоял одно время в охране Горби. И часто помогал нашему нынешнему Генсеку "пропадать" из поля зрения его сопровождения. В основном, когда тот находился в заграничных командировках. Выйдет поздним вечером Михаил Сергеевич прогуляться по Лондону и… пропадает! Часа на три — четыре! Понимаешь? А прикрывает его Боря Киричев. Так что мы знали о вас даже больше, чем вы о нас. Игра шла в обе стороны. Вы прослушивали телефоны Сарджа и мои, но и мы тоже слушали разговоры Дни и Уильяма.

Захар прямо-таки любовался собою. Не перед Алексом — передо мною он блистал. Оправдались его ожидания двухлетней давности о том, что нас непременно попытаются вывести на чистую воду и использовать в своих интересах — и свои и чужие. Оправдались его настойчивые просьбы не жмотиться на безопасность, словом, он кругом вышел прав и теперь наслаждался своим триумфом.

— А потом все было просто — мы не могли надолго оттягивать устранение этих людей. Если бы речь шла о чем-то обыденном вроде местоположения ракетных шахт, нам стоило бы с ними поиграть, поводить за нос, а то и перевербовать, но секрет нашей деятельности несколько выбивается за рамки обычного, да еще длинный язык Сарджа подстегнул нас к действию. Следовало поторопиться, пока они не сдали информацию о нас своим хозяевам.

Он на секунду задумался, потом тряхнул головой и сказал:

— Знаете, а это даже к лучшему, что Сардж все разболтал. Пришлось импровизировать, но Луиджи в этих делах знает толк — он и на мафию поработал и на правительство и с теми же "Brigate Rosse" знаком не понаслышке. Так и родился срочный вызов в Италию, мое внезапное исчезновение… Я видел вас в Мальпенса. Но вы меня не видели. А немного позже я встретил Блэка с Донованом. Для окончательного опознания и ликвидации их следовало увезти подальше от вас и они оказались в Вероне. Где были опознаны и размещены в заминированных номерах отеля. Завтра полиция Вероны получит конверт с письмом от "Сражающихся коммунистов" с принятием на себя ответственности за террористический акт. Им слава, а нам лишний шум ни к чему.

— Веронский банк это след для полиции, — впервые за время рассказа открыл рот Вязовски.

— А почему ты, Алекс, думаешь, что тебе звонили из веронского банка? Вовсе нет. Тебе звонили из Акконы. И представлялись веронским банком. Сеферелли очень удаются такие роли. Ничто не связывает нас с Вероной.

— А телефонный код?

Я протянул ему факс с портретом Захара на фоне простыни и телефонный справочник. Вязовски сверил номер телефона с отправленного сообщения с действительным кодом Акконы и Вероны.

— Мы даже не проверили. Теряем хватку. Что дальше? Что будет с остальными? — спросил он.

— А для остальных ничего не изменилось, — улыбнулся Захар. — Остальные займутся тем же самым, чем предполагалось. Они чисты, открыты и готовы работать. Ты, я думаю, тоже?

Алекс кивнул.

— Ну вот и чудно! — обрадовался Майцев. — Прими, Господи, души твоих заблудившихся рабов, Бориса и Дениса, — он влил в себя содержимое стакана.

Не замечал я за ним раньше подобной набожности.

Вытерев рот рукавом, он недолго помолчал, потом хлопнул себя по коленкам и заявил:

— Но притащил я вас сюда — в Сан — Ремо — вовсе не просто так, а по делу! По очень важному.

— Излагай, — я икнул, потому что выпил уже больше положенного.

— Мы с тобой два самонадеянных идиота, — "открыл" мне тайну Майцев.

— Это так. Даже спорить не стану. Но что позволило тебе сделать такие выводы?

— Год назад здесь, в Сан — Ремо, состоялось заседание так называемого "Бильдербергского клуба".

— Да, — согласился я. — Вполне возможно. А в Штатах, в прошлом июле, недалеко от Сан — Франциско — в Богемской роще, педерасты, миллиардеры и политики принесли каменной сове очередную жертву. И в этом июле будет тоже самое. Но нас же это не пугает?

— Дурак, — беззлобно сказал Захар. — Ты не понимаешь, насколько это все серьезно. Насколько это будет нам мешать, когда мы от слов наконец-то перейдем к делу.

— Но ты же мне расскажешь? — Что-то часто меня в последнее время стали называть дураком. К чему бы это? И я пьяно икнул.

— Сардж, — вдруг заговорил Вязовски, — а зачем ты разоружил меня? Неужели ты думаешь, что я мог бы начать стрельбу без явной угрозы? И зачем напился?

— Нервы, Алекс, нервы ни к черту! Перестраховался с оружием. Глупо как. И напился потому что устал. Как тот Атлант, что небо на себе тащит. Трудно было взрывать Блэка. Да и Донована тоже. Толковые были дядьки, жаль, что враги. После истории с Расселом, — я тяжело вздохнул и поднявшись из кресла, побрел в спальню, — все, парни, я спать!