Глава девятая
Топот доносился все отчетливее, а там и огни замелькали.
— Обошлось, — облегченно вздохнул Круглей. — С факелами скачут.
Я не понял, почему разбойники не могут подсвечивать себе дорогу, но расспрашивать не стал. Как для варвара, я сегодня уже и так слишком много информации получил.
— Кто такие?! — Первый всадник придержал коня в двадцати шагах от нашей полянки.
— Сам-то кем будешь, чтоб спрашивать? — отозвался Круглей.
— Десятник Раж! Знаменосец князя Мстислава Белозерского! — надменно ответил тот.
Но я уже и сам признал вездесущего сына Малка. По осиной расцветке плащей и конских попон. А главным образом по манере общения.
— А что, десятник, князь Мстислав теперь на дороге промышляет, что ты ночью на купеческий обоз наскакиваешь, как тать?
— Но-но! — привычно взъярился ратник. — Да за такие речи…
Круглей бросил в костер охапку хвороста, и пока пламя прорывалось наверх, выступил вперед.
— Гость Круглей?! — Когда огонь полыхнул с новой силой, осветив купца с ног до головы, в голосе нахрапистого знаменосца поубавилось спесивости. — Эй, парни! Тут свои!.. Привал! Не расседлывать. Подпруги ослабить.
Отдав распоряжения, Раж спрыгнул с коня и подошел к купцу.
— Здрав будь, гость! У костра погреться дозволишь?
— И тебе не хворать, воин, — кивнул в ответ Круглей. — Присаживайтесь. Места не жалко. Что случилось? Чего ночью по лесу носитесь?
— А ты когда из Белозерья вышел? — не торопясь с ответом, в свою очередь спросил десятник, неторопливо обходя возы и приглядываясь к лежащим на них обозникам. Ночью в лесу сырой воздух понизу стелится, что для ран опасно. Поэтому раненых оставляли спать на возах, поверх клади.
— Ну, считай, пятый день в пути… — пожал плечами Круглей.
— И ничего странного с вами не случалось?
— Я что-то не пойму тебя, десятник? — Теперь пришла очередь купца характер показывать. — Ты же не ослеп еще? Сам все видишь. Так зачем спрашиваешь с подвохом?
— Извини, гость, — повинился десятник. — Беда в Белозерье случилась, вот я и сам не свой.
— Ну так подсаживайся к огню, да и поговорим по-свойски, — махнул купец рукой в сторону костра.
— Можно, — кивнул тот. — А и правда, не чужие мы.
И только после этого жеста все ожили. И охранники обоза, и белозерские ратники. Видимо, все же не до конца доверяли друг другу люди вот так, как бы случайно, встретившиеся в лесу ночью.
Десятник церемонно подождал, пока усядется хозяин, и только потом занял место у костра. Не забыв при этом сдвинуть меч так, чтоб его было удобно схватить в любой миг. Но по тому, как Раж вольготно распустил пояс, я понял, что вряд ли это с его стороны дополнительная предосторожность. Скорее одна из привычек бывалого воина, которые приобретаются, если удается пожить достаточно долго.
Сопровождающие княжеского знаменосца воины разошлись по поляне, некоторые подошли к обозу, вполголоса переговариваясь со знакомцами из охраны каравана.
— Так что там у вас случилось-то? — напомнил купец. Достаточно бесцеремонно, как можно было догадаться по недовольно скривившемуся лицу десятника.
— Чудище невиданное в наших краях объявилось. Вот что…
— Иди ты, — недоверчиво покрутил головой Круглей.
— Ей-богу, не вру! — перекрестился Раж. — Ростом повыше городовой сажени будет. В плечах самого себя шире.
— Почудилось, поди, кому-то… с перепития?
— Не надо, купец, — построжел десятник. — Зачем напраслину возводишь? Я своими глазами видел, как оно княжича Витойта будто муху прихлопнуло. Выскочил из лесу, сделал вот так, — воин хлопнул в ладоши, — и сплющило рыцаря в блин вместе с доспехом! Понял?! А со мною эту жуть еще два десятка воев зрели.
— Чего ж не отбили княжича?
— Тут оплошали, — опустил голову Раж. — Опешили… Всего на мгновение растерялись. А оно сунуло Витойта под мышку, как полено, и скрылось в дебрях.
— А по следам?
— Пошли, а как же… — кивнул знаменосец. — Долго лесом плутало. Видимо, со следа сбить старалось. Но ты ведь знаешь нашего Третьяка. Он рыбу в воде по следу найдет. Так что и чудовищу скрыться не удалось. Не хотело, а все равно вывело оно нас к избушке Мары…
— Лесной ведьмы? — оживился Круглей. — Неужто ее рук дело?
— Теперь уже не узнаем… — пожал плечами Раж. — Нашли мы на подворье только два растерзанных трупа. Княжича и старухи!.. Оба тела обезглавлены. Но головы им не отрезали, а — оторвали.
«Вот же гад, врет и не покраснеет. Это надо такую страшилку придумать, чтоб собственную трусость оправдать. Неужели весь расчет на то, что пока купец из дальних краев возвернется, всякое случиться может? Или — когда я ушел, они вернулись и убили Мару? Узнав правду по следам? С этих станется…»
— Странно она жила, не по христианским заветам, странную и смерть приняла, — перекрестился купец. — Хотя, должен признать, полезными умениями владела. Помню, как-то чирей у меня вскочил на самом… — тут Круглей вспомнил, что не гоже к разговорам о смерти подобную историю приплетать, а потому перекрестился еще раз и прибавил уважительно: — Пусть земля им обоим пухом будет.
— Аминь, — подтвердил десятник. — Ну так вот. Мы опять на след чудища встали. Кстати… — неожиданно сменил разговор он. — У тебя на возах раненые, а ни у кого нет рубленых ран.
— Да, это ты верно подметил, десятник. Правды от твоего острого глаза и проницательности не утаить, — каким-то странным голосом произнес Круглей, при этом поглядывая в мою сторону. Не знаю, чего он хотел, но счел лучшим пока не высовываться и притвориться спящим. — На нас тоже напало нечто странное, но первым об этом я не хотел говорить. Чтобы не прослыть вруном. В торговле купеческое слово крепче булата, а в рассказах о путешествиях, сам знаешь, чего только не наплетут, особенно обозники. Просто для интереса, ну или чтоб на дармовую выпивку заслужить. Вот и нет после таких россказней веры…
— Хитрый ты… — вроде с одобрением закивал Раж. — Ну, теперь, когда мы оба знаем, что чудище существует, — не томи и рассказывай все, как на самом деле было. Без утайки. А я потом еще кое-чего в общую кучу прибавлю. Моя история, знаешь ли, тоже не закончена.
— Отчего же. Можно и рассказать, — купец опять поглядел в мою сторону. — Если поверишь.
* * *
Поймав на себе взгляд Круглея во второй раз, я понял, что пора рвать когти. Очень уж многозначительным он был. Но, помня, что вся глупая беготня, суета и прочие непонятки в бесконечных мыльных операх начинаются после того, как главный герой сделает выводы преждевременно, не дослушав до конца, что говорят другие персонажи — я решил дождаться завершения разговора.
Собрался, готовый в любой момент вскочить и задать стрекача, и замер. Чихни кто-нибудь рядом, сорвусь с места, как на олимпийском спринте.
— А как оно выглядело, чудище-то? — вместо обещанного рассказа опять спросил купец.
— Я же говорил. Огромное! Не слушал ты меня, что ли? — обидчиво произнес Раж.
— Это размер. Что собой представляет? На что похоже?
— А-а, — понял десятник. — Больше всего на здоровенного медведя, когда тот на задние лапы встанет. Но то ли белого окраса, то ли — седое…
— Точно! Все сходится! — купец воскликнул эти слова таким тоном, что я едва сумел заставить себя сохранять неподвижность. — Белая у чудища шкура. Чтоб мне с этого места не сойти! Я ее хорошенько разглядел. Можешь не сомневаться — белая!..
— Где?!
— Да здесь же… — тут купец поубавил громкость и продолжил спокойнее: — Вернее, в одном переходе отсюда. Вчера… Оно как выскочит из кустов! Наверно, вола хотело утащить. Мои парни бросились на него. Да куда там кутятам супротив такого матерого зверя. Как махнуло дубиной, так пятерых и уложило на месте. А пока остальные соображали, что так с ним не совладать, чудище еще двоих убило и многих покалечило…
«Вот зараза! Какую байку с ходу сочинил. Это же он специально от меня подозрение отводит! Сам-то сто пудов догадался, о ком разговор. А не выдал! Добро помнит. Или иные какие виды заимел? Так на меня где сядешь, там и слезешь…»
— Как же вы от него отбились.
— За луки схватились… А оно, когда стрелы на себя нацеленные узрело, так сразу стрекача и задало.
— Сходится! — вскочил на ноги Раж. — Все точь-в-точь!.. От нас оно тоже убежало, как лучников увидело. Умная зверюга. Понимает, что от стрел ему не уклониться. Повезло вам!.. А у тех, видно, луков не было…
— Это у кого? — заинтересовался Круглей.
— Да мы тут по пути наткнулись… Жуткое место. Видимо, на наше чудище разбойники сдуру напали. Или оно само проголодалось?.. В общем, там зверье лесное уже хорошенько потрудилось, толком и не понять ничего по останкам. Но дюжины три, не меньше людоед этот уложил.
— Почему людоед?
— А зачем ему еще нападать? И головы отрывать? Наверняка мозг выедает…
— Тьфу, — сплюнул купец. — У разбойников что — тоже голов не было?
— Все пооткручивал, вражина… до единой… — весомо кивнул десятник, но божиться не стал.
— М-да. И откуда такая напасть взялась?
— Кабы то знать… — вздохнул Раж.
— Слушай, десятник… — тронул его за рукав купец, будто только что сообразил. — А поехали завтра вместе. До Гати уже рукой подать. А я тебя и твоих парней в тамошней харчевне славно угощу.
«Молодец! Я, может, и не сообразил бы. А десятник точно заподозрил бы что-то, не попроси купец охраны. Зато теперь все путем, все толково».
— Нет, гость Круглей, извини. У меня другая служба. Покуда мы с твоими волами до Гати доплетемся, я уже в Белозерск возвращаться стану. Если людоеда проклятого не найду раньше. Тут он где-то! — скрежетнул зубами княжеский знаменосец. — Я его нутром чую!
«Вот так и обзаводятся кровными врагами. А спрашивается, что лично ему я сделал плохого?»
Десятник в сердцах даже ногой топнул.
— Эй! Парни! Хватить прохлаждаться! По коням!
Дисциплина в княжеской дружине оказалась на уровне. Почти как в комедии «Иван Васильевич меняет профессию». Не успел десятник приказ отдать, как ратники уже в седла попрыгали, ноги в стремена вставили и готовы походную песню запевать.
Зеленою весной, под старою сосной,
Ванюша с любимой прощается.
Кольчугою звенит и нежно говорит…
— А может… — продолжил Круглей. Не очень убедительно, но и не выпадая из образа.
— Да не боись, купец! — на коне к десятнику вернулось прежнее высокомерие. — Позади тебя чисто. А впереди, если и есть какая засада — так мы всех распугаем. Доберешься до Гати как по Императорскому тракту. Ну а встретимся там, тогда и обсудим твое предложение о совместной трапезе… Га-га-га…
Отряд «людоедоловов» поскакал дальше, а Круглей, проводив их взглядом, поманил к себе Озара и Кузьму. Что-то шепнул охранникам так, что я не расслышал. А потом все трое двинулись в мою сторону.
«Угу. Судя по всему, намечается разговор по душам. Ох, не ко времени. И что прикажете делать? Тупить и от всего отрекаться? Мол, я — не я и шкура не моя. Или — положиться на судьбу и попытаться найти с этими людьми общий язык. Ведь не чужие мы теперь, в одном бою были. А жизнь, сообща отнятая у врага, объединяет не хуже родной крови. Всю правду, конечно, не расскажешь — но кое-что можно и приоткрыть.
Соображай, голова, думай. Картуз куплю…
Хотя, если не говорить всего, то чем нынешняя версия о варваре из далекой страны хуже? Я ж, если понадобится, так подробно и непротиворечиво родные места опишу, что ни один детектор лжи не подкопается. Решено! Пока остаемся Степаном-Варваром из далекой и снежной Украины. Той самой, где в лесах и долинах проживает много диких донов Педров…»
— Степан! — купец окликнул меня шагов с пяти. — Разговор есть. Не уснул еще?
— Нет… — я сел, опираясь спиной о ствол дуба. — Зачем ты спрашиваешь, сплю я или нет?
Вопрос не ахти какой умный, но настрой надо было сбить с излишней серьезности. Очень уж решительно глядели на меня попутчики.
— Странный обычай. Разве спящий может ответить?
— А ты не так глуп, каким хочешь казаться, — проворчал Круглей. — Даже я поверил.
— Не понимаю тебя… — я говорил спокойно, не меняя тона. — Зачем казаться? Здесь глупым быть хорошо? — я прибавил в голос немного удивления и огорчения. — Жаль. Степан умный. Чужой — да. Много видит впервые — да. Не считать деньги — да. Глупый — нет. Степан воин! Глупый воин — мертвый падаль. Долго не жить. Глупый — плохо.
— Да. Ты прав, Степан, — купец, видимо, что-то окончательно для себя решил, потому что подошел ближе и сел на свое прежнее место, напротив меня.
Свободно сел, раскованно.
— Дурной голове везде убыток. И как я уже говорил раньше, я добро помню и зла тебе не желаю. Давай уже расскажи нам о себе. Одна голова хорошо, а четыре — лучше. Подумаем сообща, как быть… Негоже с такой тенью путешествовать. Раньше или позже — она тебя настигнет. А поскольку от чудища, о котором так горячо рассказывал Раж, на тебе только шкура, да и та — явно с чужого плеча, отбиться от ратников ты вряд ли сумеешь. Ну а на дыбе княжеские дознаватели вложат в твои уста любое признание. Ты уж поверь.
* * *
— Не понимаю…
Я принял самый тупой вид, какой только смог на себя напустить.
— Я нарушить закон?
— Этого я пока не знаю, — пожал плечами Круглей. — Но если ты хоть как-то причастен к смерти княжича Витойта — боюсь, о законе можешь забыть. Даже если бы у тебя нашлось, чем заплатить виру. Князья за свою кровь золото не берут, только жизнями. Или — городами… — последние слова купец пробормотал едва слышно, словно напоминая о чем-то самому себе.
Черт, черт и черт! Ну что мне делать? Продолжать изображать недалекого здоровяка, впервые в жизни с Карпатских кряжей спустившегося к людям обменять трембиту на соль и спички и узнавшего, что советской власти больше нет. Как, впрочем, и никакой другой тоже. Помог тот же Круглей.
Купец не мог изучать психологию, но разбирался в ней не хуже иных дипломированных специалистов.
Не дождавшись от меня ответа в отведенный срок, он улыбнулся, непринужденно покинул зону противостояния, подсел ко мне сбоку и положил руку на колено. Глядя при этом прямо в глаза.
— Да, ты прав, Степан. Пока мы не выпили с тобой братины, полного доверия нет. Но я готов это сделать хоть сейчас. Примешь ли ты мою кровь и мою дружбу?
Вот тебе бабка и Юрьев день! Купец предлагает мне ни больше ни меньше — стать его побратимом! Что на Руси, да и не только в ней, всегда считалось высшим проявлением родства и доверия. Брат или друг могут предать, побратим — никогда. И отказаться от такого предложения — значит нанести смертельное оскорбление. Хуже, чем в лицо плюнуть!..
Так что раздумывать некогда. Да и незачем, если честно. Побратим гостя — это не дикий варвар из неведомых стран. Это уже чин. И немалый!
— Приму. Считаешь, я достоин?
— Эй, парни! Несите сюда братину! — вместо ответа обернулся Круглей к Озару и Кузьме.
— А ты не слишком торопишься, Круглей?
Похоже, старшой не спорил с купцом, но и не одобрял такого решения.
— Скажи, Озар, сколько мы с тобою вместе по дорогам ходим?
— Считать по твоей части, — проворчал тот. — Много…
— Это ты в самое яблочко подметил, — кивнул Круглей. — Именно: считать и думать — по моей части. И потому что я это умею, мы еще ни разу без прибытка не возвращались.
— А как же тот случай…
— То был мой третий самостоятельный поход, — перебил Озара купец. — Тогда я был молод и глуп. Вон, как Кузьма в сравнении с тобой. С тех пор много воды утекло. Я научился кое-чему и теперь, не бахвалясь, могу утверждать, что немного понимаю и разбираюсь в купеческом деле. А главное — в людях.
— Может, ты и прав, — пошел на попятную старшой. — Есть в этом парне что-то. Необычное…
— Ну да, — встрял в разговор и Кузьма. — Конечно, есть. Он же варвар?
Мужчины переглянулись и рассмеялись. Наверно, поняли, что и сами не слишком отличаются суждениями от юноши. Просто он еще не умеет так хорошо скрывать свои мысли. А по сути…
— Ладно, будь по-твоему. — Озар развернулся и зашагал к возам.
— Дай-то Бог, — перекрестился купец, посматривая на меня. А потом прибавил чуть тише и в сторону: — Дай-то Бог… Но, чувствую — не ошибаюсь…
Мне бы его уверенность. А ведь побратимство, как братина — с двумя ручками. Он во мне что-то разглядел пытливым купеческим взором, а что я о торговце, то бишь госте Круглее из Белозерья знаю? И брать на себя такие обязательства?! А вдруг он… Хотя, если по совокупности.
— Я вижу, Степан, что ты в смятении пребываешь?
— Нет… Но…
Красноречиво. Ничего не скажешь. Зато точно отражает мои мысли.
— Наверное, традиции наших народов схожи, но не до конца, — кивнул Круглей, видимо, все-таки сумевший что-то понять из моего мычания. — Позволь объяснить, а то ты побледнел, прямо как шкура людоеда… Ха-ха-ха…
Он дружески ткнул меня кулаком в бок.
— Я предлагаю тебе распить с нами «малую братину», походную. Не с молоком, а — вином. Что сделает нас побратимами на время этого похода. А принять «большую» братину или покинуть товарищество — будем решать, когда домой вернемся.
— Вот как?..
Ну, это значительно упрощает ситуацию. Такой «союзнический» договор я могу подписать. Сам в попутчики набивался.
— А у вас иначе? — поинтересовался купец.
— Да. Иначе, — кивнул я. — Один раз. Навсегда…
— Сурово, — оценил Круглей. — То-то, я гляжу, ты как просватанная девица смутился, — хохотнул добродушно. — Вроде и отказать людям неудобно, того гляди до старости в девках засидишься, но и другой сердцу мил. Не робей, Степан… — вслед за первым последовал второй тычок под ребра. — Будет у тебя время к «невесте» приглядеться да ближе познакомиться.
Тем временем Озар вернулся, неся в одной руке посудину, больше всего похожую на супницу, а в другой — полуведерную бутыль, оплетенную лозой. Поставил все это перед нами и сам присел напротив. Чуть помешкав, рядом примостился и Кузьма.
Круглей проворно вышиб чоп и наполнил братину темным и густым вином.
Запах был такой, что мне сразу представились бесконечные виноградники Одессчины. Длинные, уходящие за горизонт ряды виноградных лоз, дрожащие в дымке перегретого воздуха и наполняющие его пряно-сладким духом созревающих гроздьев. А еще такой же запах стоял в моем номере, из-за того что мы с подругой умудрились опрокинуть початую бутылку «Изабеллы» на кровать раньше, чем сами в ней оказались. И хоть простыни сменили уже на следующий день — аромат винограда и страсти не выветрился до конца сезона.
Что-то я отвлекся. А купец уже надрезал кожу на предплечье и выставил руку над посудиной, позволяя каплям крови упасть в вино. Подождал немного и протянул кинжал мне. Что означало: время раздумий и дебатов прошло, пора голосовать. Ну, надо — значит, надо.
Я несильно полоснул себя клинком на ладонь ниже локтя, удивившись мимоходом, как легко средневековое оружие вспороло кожу, не хуже скальпеля. Потом тоже протянул руку над братиной. Крупные капли крови срывались, будто нехотя, ударялись о темную поверхность вина и пропадали там, разбегаясь во все стороны мельчайшим бисером. Выждав примерно такое же время, как и Круглей, я отодвинулся. Освободившееся место тут же заняла рука Озара.
Угу, значит, у нас теперь будет круговая порука. Интересно, а на остальных членов каравана — тех, что уцелели, но еще не могут ходить — клятва верности распространяется или нет?
После старшого обозника и Кузьма добавил в братину немного крови. Стало быть, круг замкнулся, пора пить.
Но, как оказалось, ритуал еще не закончился. Купец полоснул себя по руке второй раз.
— Эту кровь я даю за тех, кто верен мне, но сам участвовать в братании не может.
«Вот и ответ. Клятву, оказывается, можно дать не только за себя, но и за того парня. Типа боги услышали, и если чего — подтвердят».
Вот теперь, похоже, точно все, пора пить.
Что Круглей и сделал.
Купец перекрестился, удобно взялся за обе ручки посудины, громко выдохнул и поднес братину ко рту…
Успел он сделать хоть глоток или нет, я так и не понял, но в этот миг что-то сердито просвистело рядом с моим ухом, обдав холодным ветерком. Потом стрела ударила в дно братины, раскалывая посудину, и — продолжая движение, тюкнула купца в лоб. Отчего Круглей вытаращил глаза и повалился на спину, обливаясь… вином.
