Глава 22
Когда я проснулась и открыла глаза, надо мной нависали лица. Незнакомые мальчишеские лица. Я растерянно хлопала глазами.
Я была в помещении… в чьем-то доме. Лежала на кушетке или диване – не могла сразу разобрать.
Веснушчатый паренек лет двенадцати улыбался мне. Улыбка у него растянулась до самых ушей. Вдруг он неожиданно заорал звонким детским голосом:
– Цап!!! Гасконец проснулся! Беги скорей сюда!
Второй мальчишка смотрел на меня хмуро. Он выглядел постарше первого – на вид ему было лет четырнадцать. Узкое лицо, крупные лошадиные зубы.
В комнату вошел третий. Я сразу узнала его.
Рома. Рома Цаплин. Мой одноклассник. Сосед по шкафу и брат по несчастьям.
– Привет, гасконец, – он подошел ко мне.
– Привет, – ответила я и села. Сразу же сморщилась от резкой боли в голове. – А почему гасконец?
– Песня такая есть. Про мушкетеров. Их трое. А потом появляется гасконец д’Артаньян. Вот, нас всегда было трое. А теперь мы нашли гасконца. Водички? – Рома протянул мне стакан воды, я схватила его, жадно прижалась губами и осушила его в несколько глотков.
Мальчишки засмеялись.
– Где я? – спросила я. Голос вышел каким-то хриплым.
– У Антона на даче, – ответил Рома. Кстати, Антон – вот. Он указал на хмурого парня с лошадиными зубами.
– А он – Серега.
Гордым прозвищем «Серега» Рома обозвал того маленького веснушчатого паренька. Серега мне понравился. Он смотрел на меня такими чистыми и прозрачными глазами ангелочка. Светло-русые волосы дополняли сходство.
– Мы подобрали тебя на реке, – сказал Серега. – Ты валялась там, мы уж подумали, что мертвяк.
Я осмотрелась – сижу в какой-то огороженной нише. Слева от меня было окно, справа скошенной стеной надо мной нависала обратная сторона лестницы. Впереди стоял стол. За лестницей, в глубине узкой комнаты: второй стол, умывальник и холодильник. Мебель вся старая, потертая, стандартная дачная обстановка.
Я почувствовала странный запах. Как будто псиной пахнет. Я взяла рукой прядь волос – так и есть, псиной пахли волосы. Они были все в перьях и какой-то липкой гадости.
– Псарней пахнет, да? – полюбопытствовал Серега. – На этой кушетке обычно Кокс спит. Это Тохин пес.
Я хмыкнула. Ну, спасибо, мальчики! Выделили мне просто королевскую постель!
Я потрогала липкие волосы.
– Липко, да? – с сочувствием произнес Серега. – Это мы тебя когда несли, что-то задели со стола. Ну и вылилось на тебя. Так что извини!
Я тяжело вздохнула.
– Меня зовут Тома, – вспомнила я, что еще не представилась.
– Знаем, – пискнул Серега. – Цапа, то есть Рома, уже нам рассказал. Ну, что вы из одного класса. А еще что вы вместе прятались в шкафу.
– Я смотрю, с вами он более разговорчивый, чем со мной в школе, – усмехнулась я. Серега засмеялся.
– Ну, мы же на войне. А на войне нужно поменьше говорить, – Серега заговорщицки прошептал: – Везде враги.
– На какой войне? – удивленно спросила я, думая, что мысли о войне приходили в голову только мне.
– Так, мы есть будем сегодня или нет? – перебил беседу голос Рома. – Антон, у нас осталась какая-нибудь еда?
Антон с Цапой ушли за лестницу и занялись поисками под столом. Я заметила, что Антон хромал на левую ногу.
– Умывальник – вон там, только ты его поддерживай одной рукой, а то, когда вода льется, он с гвоздя сваливается, – Серега стал объяснять мне здешние порядки, – а в туалет приходится на улицу чапать. Вот только там досочка одна сгнила, третья по счету от рулона с бумагой, ты смотри, не наступай на нее, а то отправишься в путешествие в запредельную бесконечность…
Я кивнула. Третья досочка от рулона. Я запомнила. Подошла к умывальнику и, придерживая его одной рукой, кое-как умылась и прополоскала рот зубной пастой. Затем присоединилась к мальчишкам и стала лазать под столом и по шкафам в поисках еды. В шкафу мы нашли пару банок тушенки, а под столом – мешок с картошкой.
– Вот и еда! – обрадованно воскликнул Серега. – Сейчас наварим картохи да с тушенкой! М-м-м…
– Голодно, что аж селезенка бьется! – бодро выкрикнул Рома. – Это мой батька любит повторять!
Рома перелил воду из канистры в красную кастрюлю, которую мальчишки почему-то звали дамой.
«Подайте сюда даму!»
«Поставьте даму на огонь!»
«А дама не выкипит, если поставить ее на самую большую конфорку?»
Потом мы быстренько почистили картошку и кинули ее в кастрюлю. Простите, в даму. Когда она сварилась, Рома слил воду, Антон открыл банку тушенки и вывалил ее в картошку.
– Теперь это как-то надо потолочь, – задумчиво произнес Антон.
– А мой батька рассказывал, что в молодости мог сырую картошку раздавить руками! И она у него схлопывалась и становилась как вареная! Сейчас покажу, только я на сырой не умею… – Рома запустил руки в кастрюлю.
– Эй-эй! – запротестовал Антон. – Убери свои грязные руки от нашей дамы! Вон, дама вся покраснела!
Рома обиженно надул губы и убрал руки.
Мы облазили всю кухню сначала в поисках толкушки, а потом перерыли все еще раз, уже ища что-нибудь, что могло ее заменить. Но ничего не нашли. В конце концов для этой цели мы приспособили бутылку из-под пива. Как следует промыв, пустили ее в дело. И вскоре блюдо было готово. Мы с сомнением смотрели на буро-серую массу в кастрюле.
– Выглядит как-то не очень, – сморщилась я.
– Ну, как говорит мой батька, обед брюха не ищет, хлеб за брюхом не ходит! – сказал Рома и стал придвигать кастрюлю ближе к себе.
Мы сели за стол, навалив каждому в тарелку по кучке серой жижи. Все сначала подозрительно смотрели в тарелки, нюхали бесцветную массу и тыкали в нее вилкой. Но на вкус было очень даже ничего.
За едой я возобновила наш разговор, который мы прервали из-за готовки.
– О какой войне вы говорили? – спросила я. Серега серьезно посмотрел на меня.
– Рома рассказал нам про тебя. Что тебе тоже приходится… Убегать. От них. Как и нам. Так что мы все здесь в одной лодке. Война… Несладко нам приходится, запредельно несладко!
– Убегать… От кого? Какая война? – Мне нужно было услышать это от них. Я хотела убедиться. Неужели все здесь – как и я – стали жертвами садистских проделок Стаса?
Наступила неловкая пауза. А потом Серега громко воскликнул:
– Война с падальщиками!
– Койоты, – прошептала я. Стас и его стая. – Неужели их до сих пор так называют?
– Откуда знаешь, что до сих пор? – подозрительно покосился на меня Серега. – Цапа сказал, ты же вроде новенькая в этой школе?
– Я уезжала на три года. А с первого по пятый класс училась в ней.
– Но падальщики появились позже, – Серега стал загибать пальцы, считая года.
– Не имеет значения, – быстро сказала я. – Не хочу даже слышать о Стасе. На время каникул я хочу забыть его имя.
– Ха! Ты что, думаешь, они нападают только в школе? – усмехнулся Рома. – Улица – вот инструмент для воплощения их основных садистских фантазий. Школа ограничивает во многом. А на улице можно спокойно бить, резать, вешать, топить – и никто тебе и слова не скажет. Наш городок маленький, от них негде спрятаться. Они везде достанут.
– Меня пока никто не вешал, – покачала я головой. – Пока что только достают… На стороне. Расклеивают фотографии, распространяют грязные слухи, сплетни… Видео пересылают.
– Еще повесят! – успокоил меня Серега. – Они всегда начинают с этого. С Интернета и телефона. Знаешь зачем?
– Отделить овечку от стада, – вздохнула я.
– Ну, типа того. А нападут они позже. Так что жди.
– Ну, спасибо, успокоил, – усмехнулась я.
– Не переживай, – с жалостью посмотрел на меня Рома. – Сейчас – поздняя осень. Хищники впадают в спячку. На улице они тебя не тронут до самой весны. Пока не стает снег. Могут тронуть только в школе, но то, что они делают в школе, – это цветочки. Ты еще не представляешь, на что способен Стас Шутов.
Я сглотнула. От его слов по телу пробежали мурашки. Серега, услышав последние слова, комично затрясся всем телом, засунул руку за ворот футболки и зачесался.
– У-у-ух, у меня от этого имени и фамилии мурашки бегают и все тело чешется. Скажи это еще раз!
Рома выкрикнул:
– Стас! Стас Шутов!
– У-у-у-ух!! – Серега задрожал и зачесался с удвоенной силой. – Еще!!
– Стас Шутов! Стас Шутов! Стас Шутов!
– У-у-ух! У-у-ур-р-р!!!! – Серега с ожесточением чесал себя всего.
– А ну прекратите фигней страдать, долбокряки! – грубо прикрикнул на них Антон.
– А мой батька говорит, что чесаться полезно, – обиженно пробормотал Рома, – батька говорит, что, если много чесаться, можно не мыться!
Он зашипел Сереге на ухо:
– Стас-с-с Ш-шутоф-ф!!!
Серега запустил обе пятерни в волосы и стал яростно чесать голову. Антон хлопнул по столу. Мальчишки перестали дурачиться и занялись едой.
– Что же он может сделать такого кошмарного? Что может быть хуже того, что он уже настроил против меня всю школу?
Мальчишки задумались. Антон сказал:
– Ну, пока что не всю… Мы, например, даже не в курсе, что с тобой там происходит. А насчет того, что может быть хуже… Хм. Стас однажды так вывернул мне пальцы рогатиной, что они теперь не складываются. Смотри!
Он показал мне указательный и средний пальцы. Они и правда были странно вывернуты и не соприкасались.
– А мой зад, – пискнул Серега, – уже столько раз испытывал горечь столкновения с его тяжелыми ботинками, что уже стал тверже чугунной сковородки! Хочешь потрогать?
– Нет, спасибо, – быстро сказала я.
– А еще он мне бок поджег, – Серега задрал футболку и продемонстрировал здоровенный шрам на ребрах.
– А меня он однажды башкой в костер сунул, – сказал Рома. – У меня до сих пор брови не могут отрасти, видишь?
Он пошевелил своими половинчатыми бровями, на которых я разглядела маленькие шрамы.
– А с Антоном они знаешь что сделали однажды? – спросил Серега, давясь от смеха. – Затащили в туалет, нарисовали ручкой на лбу член и заставили на камеру говорить… Э-э-э… Тох, чего ты говорил? Меня зовут Антон Чернышев, и я хромой член. Так вроде?
Серега с Ромой засмеялись. Антон сидел чернее тучи.
– Это видео потом всем разослали.
– А что если бы он не согласился говорить? – спросила я. Антон криво усмехнулся.
– Они обещали сложить мне рогатиной еще два пальца. А мне и имеющихся двух хватило!
– А Ромку, – Серега продолжал давиться от смеха, – поймали как-то, сунули в руки табличку со словами: «Я дрочу на Нину Григорьевну» – и сказали улыбаться. Чем-то тоже пригрозили. Его пофоткали, а фотки потом расклеили по учительской. Вот такие дела.
– А Сереге, – подал голос Ромка, – Сереге на камеру труселя на башку натянули. А у него они такие смешные, с человеком-пауком. Красненькие. Было очень смешно.
– Больно, между прочим, – обиделся Серега. – Да, вот сейчас если рассуждать, дык все таким смешным кажется. Но в тот момент не до смеха, запредельно не до смеха. А иногда они вообще зверствуют, когда у них плохое настроение и им нужно на ком-нибудь оторваться.
Наступила неловкая пауза.
– А тебя-то он за что? – Серега с жалостью посмотрел на меня. – Он, конечно, с девчонками не церемонится, но так жестоко с ними не обращается.
Я пожала плечами и засунула в рот полную ложку картофельно-тушеночной массы.
– Цап, ну-ка улыбнись, – вдруг сказал Антон, посмотрев на своего друга.
Рома улыбнулся. А все засмеялись. Между зубов у него застряла картофельная кожура.
– Что? – обиженно оглядел он нас.
– У тебя в зубах застряла картошка, вот здесь, – Серега постучал пальцем по зубам.
Рома запустил пальцы в рот и стал ковыряться в зубах.
– Фу, противно! – сморщился Антон. – Иди зубы почисти!
– Я уже чистил сегодня, – пробормотал Рома, не выпуская пальца изо рта. – Мой батька говорит, если часто чистить зубы, они расшатаются и выпадут.
– Видно, твой батька очень любил чистить зубы, судя по его дырявому рту.
– Это ему в драке зубы выбили! – оскорбился Рома. – Он, между прочим, честь женщины защищал!
– Да? Не твоей ли мамашки?
– Именно моей!
– И где ж мамашка сейчас?
Рома замолчал. Серега посмотрел на меня и сказал:
– Укатила в Сочи жить с другим, бросив сынка и муженька! Эту историю мы выслушиваем каждый день по пять раз. Вот так и защищай честь женщин! Запредельная несправедливость!
Они засмеялись, даже Рома заулыбался.
Компания была мне непривычной. Я никогда не общалась с таким количеством странных мальчишек сразу.
– А знаете, что еще мой батька говорит?
– Слыхали уже про твоего батьку! – грубо отмахнулся Антон. Обиженно запыхтев, Рома замолчал.
Мы быстро опустошили целую кастрюлю и, довольные, откинулись на спинку дивана.
– Ну что, Тамар… – растерянно протянул Рома. – Тамара, Тома, Том… Томас. Тебе вроде как тоже сильно достается от падальщиков… Ты теперь вроде как парень вроде нас… – голос Ромы стал торжественным. – Добро пожаловать в нашу семью ущербных и убогих, но чертовски дружных ребят!
Я смотрела на мальчишек, они улыбались мне, и только Антон смотрел на меня хмуро – видно, не доверял девчонкам. С ними я чувствовала себя удивительно легко. Простые, как дедушкины галоши, веселые, добрые. Их объединяло одно горе. Одна война. Я считала раньше, что это только моя война. Но нет. Это наша война.
После обеда (или завтрака?) мы тщательно убрались, собрались и покинули дачу. Все это время я наблюдала за походкой Антона. Он то хромал, то шел нормально. Мне стало любопытно, но спросить я постеснялась. Обратно мы поехали на автобусе, хотя пешком дойти было недолго. Но с неба снова шел этот непонятный снежный дождь (или дождевой снег?), и нам не хотелось идти по мерзкой снежной каше. Мы все не выспались, были вялыми и сонными, поэтому разговаривать не хотелось. Так мы и ехали в автобусе, положив головы друг на друга, и молчали всю дорогу. Мы были похожи на кучу котят, спящих в коробке. Проехав одну остановку, мы распихали друг друга и вышли.
Мы обменялись телефонами и разошлись. Мы с Ромой пошли в одну сторону, Серега с Антоном – в другую.
– Почему Антон то хромает, то нет? – задала я Роме мучивший меня вопрос.
– Ах, это… – весело сказал Рома. – Стас ударил ему по колену железной трубой. Вообще-то у него уже все зажило. Просто мозги переклинило, и теперь, когда он вспоминает Стаса, то начинает хромать. А знаешь, что самое смешное? Труба была от пылесоса. Довольно стыдно быть избитым трубой от пылесоса. Меня, например, били велосипедной цепью. Это не так унизительно, как трубой от пылесоса. Вот, видишь шрам? – он повернулся ко мне лицом. – Не тот, который между бровями, а выше. Прям в лобешник заехали. Это прошлым летом. А Антону трубой досталось позже, осенью, по-моему. Мне стало жутко.
– Почему Антон не сказал своим родителям? – спросила я.
– Хех. Он рассказал… За пару дней до этого. Рассказал предкам о том, как Стас сжег его куртку. Ты бы знала, какая у Тохи мамашка! Сразу пошла разносить школу. И дом Шутовых. Ну, собственно говоря, это ни к чему не привело. Хотя нет. Привело. Стас рассердился на Тоху, потому что из-за нападения его мамашки родители его наказали и отобрали скутер. У него тогда еще вместо квадрика скутер был. И за это Стасик Тошку подловил и двинул ему трубой. Так что, если б не рассказывал предкам, сейчас бы не хромал. Но после того случая Тоха стал умнее. Мы все стали умнее.
Наступила пауза.
– Ты прости, что я в школе не шел с тобой на контакт, – сказал Рома.
Я кивнула.
– Я все понимаю. И не обижаюсь.
– Просто такие, как мы, могут выжить там только поодиночке.
– Такие, как мы? – переспросила я.
– Да, такие, как мы. Парни вроде нас. Ты знаешь, это все похоже на какую-то дьявольскую лотерею, где в цилиндре крутятся шарики с нашими именами. Нам просто не повезло… выпали наши шарики. И ты знаешь, не нужна никакая причина для того, чтобы тебя изгнали из стада. Тебе необязательно быть хлюпиком, носить очки или быть гиком. Выпадает твое имя – тебя изгоняют.
Я не очень понимала Рому. Он это почувствовал.
– Я смотрел на тебя. Смотрел на Стаса. И что-то стал понимать. Он относится к тебе не так, как к остальным. Хуже. И в то же время лучше. Ты для него особенная. Но, к сожалению, могу сказать, что это плохо. Тебе придется гораздо хуже, чем нам. Когда он стал тебя травить, честно признаюсь, мне жить стало гораздо легче. Он все свои силы и всю свою энергию вкладывал в тебя. А про остальных забыл. Все боятся падальщиков. И никто не хочет общаться с теми, на кого они охотятся. Все боятся. Боятся, что, если они будут общаться с нами, подцепят эту болезнь и на них тоже объявят охоту. Понимаешь? Поэтому теперь стадо всеми силами будет тебя выдавливать из своего загона. А когда они тебя выдавят, то ты перестанешь для них существовать.
– Они уже выдавили меня, – только и смогла сказать я. Слова Ромы казались мне дикими. Мне хотелось убежать от него – он пугал меня своими мрачными размышлениями. Под конец я совсем загрузилась и ушла в тяжелые мысли.
– Не переживай, – Рома ободряюще похлопал меня по плечу. – Все будет перпендикулярно, как говорит наш друг Серега.
Я пришла домой и прямиком ринулась в ванную смывать с волос перья, липкую дрянь и избавляться от запаха мокрой псины.
Бабушка была дома. И мама с дядей Костей тоже. Они не волновались по поводу моего отсутствия – вчера я отправила бабушке эсэмэску, что буду ночевать у Даши.
Целый день мне было плохо. Вечером недолго посидела со всеми у костра, отметили мой день рождения. Бабушка подарила мне новый кошелек. И духи. Я взяла розовый стеклянный флакон и пшикнула на руку. Улыбнулась – бабушка угадала. Клубничный запах был моим любимым. Мама ничего не подарила, сказала, что завтра мы едем в торговый центр и накупим мне всего, что я захочу.
Наутро я проснулась бодрой как огурчик, пошла будить маму – она обещала мне шопинг. И мы поехали в торговый центр. Мама купила себе шубу. Я купила пару грубых прямых рубашек и теплую куртку – болотного цвета с рыжими вставками. А то та, в которой я ходила вчера, вообще-то принадлежала дедушке. А старая совсем износилась, и из нее полезли перья. И еще я купила себе очередную симку. Звонки от незнакомцев меня достали.
Погода окончательно испортилась, и мама с дядей Костей решили уехать пораньше. Я поехала с ними. Раз уж начались каникулы, то хоть поживу вместе с ними несколько дней. Отправила сообщение с нового номера мальчишкам, что уезжаю.
Всю дорогу, пока ехали в машине, я думала о своей новой компании. Компания потерянных мальчишек. Я вдруг почувствовала, что теперь… не одна. Что нас таких много – несчастных, объединенных общей бедой. И общим врагом.
Мы с мамой каждый день после ее работы сидели на кухне, пили чай, а мама иногда и вино, и болтали. Днем я ходила гулять вокруг пруда.
Рома звонил мне каждый день. Весело рассказывал, какие крутые войлочные подкладки ему на штаны пришил батька на зиму, чтобы попа не мерзла. Я смеялась. А Рома стал выливать на меня очередной поток чудобатькиных знаний. Серега постоянно выхватывал у него трубку и тоже изливал на меня словесный поток своих запредельно перпендикулярных глупостей.
Я вернулась в последний день каникул, в воскресенье. Серега позвонил мне сразу же, как я ступила на крыльцо бабушкиного дома.
– Пойдем взрывать холодильник! – радостно закричал он в трубку.
– Прости… Что?
– Ну, холодильник! Ты что, не знаешь, что такое холодильник? Взрывать!
Понятней не стало.
– Ну пойдем…
– О, ну перпендикулярненько! В три часа встречаемся на нашем перекрестке!
И он отключился. Я тяжело вздохнула. Конечно же, по мнению Сереги все должны знать, что такое наш перекресток и как туда добраться! И даже не спросил, а удобно ли мне это время? Мне пришлось перезванивать ему. И вот к трем часам я подошла к перекрестку, который находился недалеко от моего дома.
Перед этим я зашла в магазин, купила кое-что из продуктов по просьбе бабушки. Продуктов было немного, так что я решила купить их сразу, а то потом забуду.
Первым пришел Серега. Он был одет в огромную телогрейку и похож на комод.
– Смотри, чего у меня есть, – он загадочно посмотрел на меня и с видом фокусника, достающего кролика из шляпы, вытащил из бездонного кармана огромную петарду. – Я ее слегка усовершенствовал, – он указал на небрежно запаянный краешек петарды. – Ух, бабахнуть должно…
Вскоре пришли Рома и Антон.
– Куда мы идем? – спросила я.
– До полей. Там свалка, и я, когда мимо проходил, такой крутой холодильник там увидел.
Свалка находилась в получасе ходьбы от моего дома в сторону окраины и представляла собой кладбище старой техники. Здесь покоились ржавые сломанные тракторы и самосвалы, железные баки и бочки. Белый холодильник смотрелся среди всего этого довольно странно.
Серега подошел к холодильнику, подергал дверцу.
– Примерзла, – разочарованно протянул он. – Помогите мне! Мальчишки взялись за дверцу и резко дернули ее. С третьей попытки дверца поддалась.
– Тоха, будешь оператором, – скомандовал Серега, достав из кармана петарду и зажигалку. – Остальные, прячьтесь!
Мы с Ромой спрятались за ковш от трактора. Антон спрятался за огромную шину – оттуда было удобно снимать. Серега поджег петарду, засунул ее внутрь, закрыл дверцу и с криком: «В окопы! Сейчас рванет!» – побежал к нам.
Раздался взрыв, поднявший в воздух кучу мерзлой грязи. Он был очень мощным, и я вздрогнула. Дверца полетела в сторону Антона, перелетела через свалку и врезалась в дерево. Боковые стенки разметало в разные стороны. Мимо нас пронеслась железная решетка.
– Ты снял? – закричал Серега Антону. – Это было круто! Ну просто запредельно круто! Весь корпус разлетелся! Никогда раньше корпус не разлетался, все время только стенка отлетала! Ух, вот это было круто!
Я улыбалась. Никогда не думала, что взорвавшийся холодильник способен принести кому-то столько счастья. Мальчишки были в восторге и еще долго эмоционально рассказывали друг другу о своих впечатлениях. Эх… я девчонка. И мне никогда их не понять.
После тщательного осмотра останков бедного холодильника мы оставили поле боя и вышли к реке. Речка совсем замерзла. Прозрачная корка льда покрывала ее почти всю, оставляя только тонкую полоску воды в середине.
Здесь валялось упавшее дерево. Мы сели на него и стали смотреть, как потоки реки несут льдинки. Безумно хотелось есть. Мои мысли передались всем, потому что Рома вдруг сказал:
– Как есть хочется. Его тут же поддержали.
– И правда, – огорчился Серега, – мы это не предусмотрели.
– Эй, Томас, – обратился он ко мне, – ты же в магазин ходила. Может, у тебя что съедобное есть в рюкзачке?
Я подумала немного и сняла рюкзак. Достала из рюкзака купленные недавно продукты. Упаковка панировочных сухарей, пакет молока, батон, майонез и кочан зеленого салата. Не особо впечатляет.
Я вытащила продукты и положила их на бревно.
Мы буравили взглядом наши скудные запасы провизии.
– Эх, колбаски бы сейчас… Докторской, – заныл Антон.
– Ну, ничего. Батон и майонез – два лучших друга, которые никогда не бросят в беде, – Серега оторвал от хлеба горбушку и потянулся за майонезом. Все последовали его примеру.
Мы сидели на бревне, с аппетитом уминая хрустящий хлеб, обильно смазанный майонезом, запивая его молоком из пакета.
– Сэр, будьте любезны, передайте соус! – Серега обратился к Антону, который заныкал майонез. Антон протянул ему пачку и в ответ сказал:
– Держите, мой добрый друг! Вас не затруднит передать мне графин?
Я хихикнула. Серега передал Антону молоко.
– Мой друг! – Серега обратился к Роме. – Почему ваша прекрасная дама сидит с пустой тарелкой? Положите ей салат! – Серега кивнул на меня и кинул в Рому кочаном.
Рома поймал кочан и повернулся ко мне:
– Прекрасная дама! Не угодно ли вам отведать еще салату? И он кинул кочаном в меня.
– Большое спасибо, мой заботливый спутник, – хихикнула я. – Салат просто бесподобный. Советую всем отведать его, – и я запустила салатом в Серегу.
– Хм, дорогие гости, у нас большая беда, – печально изрек Серега, – кончился хлеб.
Все тоскливо вздохнули и посмотрели на пустой пакет из-под хлеба.
– Но стол все еще ломится от изысканных блюд, – Серега развернул салат, оторвал лист. Взял пачку панировочных сухарей, насыпал их в лист, добавил майонез и завернул. Получился рулет. Аппетитно хрустнул, пожевал.
– Ну как? – с опаской спросил Антон. Серега запил молоком, прожевал и ответил:
– А ничего так!
И мы потянулись за салатом. Мы смеялись и шутили, грызли салат с сухарями. Мы пели нашу песню:
– По улице шагают в ногу мушкетеры короля…
– Атос! – крикнул Антон.
– Портос! – крикнул Рома.
– И Арамис! – подал голос Серега.
– А где гасконец? – все посмотрели на меня.
– Вот он я… – улыбнулась я.
Все делали рулеты, хрустели и передавали друг другу пакет молока.
Это был тот момент, когда тебе кажется, что ты в жизни никогда не пробовал ничего вкуснее панировочных сухарей, завернутых в салатный лист.
Мы вдыхали холодный ноябрьский воздух. Смотрели на быстрые потоки реки. Рома рассказывал смешную историю о том, как его батька однажды потерял штаны.
Наши ноги и зады промокли насквозь, но мы не чувствовали этого. Нам было хорошо.
Холодное ноябрьское солнце освещало мерзлую землю. Я смотрела на сухую траву. На иней, покрывавший ее. Нас было четверо. Четверо мушкетеров. И я вдруг неожиданно поняла, что нашла то, что давно искала.
