Глава седьмая

Виляющий серпантин перевала, горная дорога — самое опасное место северного торгового тракта. Уже второй день моросит ледяной осенний дождь, ручьи с гор быстрыми потоками пересекают дорогу, и срываются в низ, в глубокое ущелье, где словно могильные памятники валяются остовы повозок, и рядом белые кости их пассажиров, объеденные диким зверьем и горными птицами–падальщиками, огромных, размером с человека. Сейчас пара таких птиц, несмотря на дождь, кружат в небе над едущими по горной дороге жандармами.

— Вот же твари, и дождь им нипочем, — закашлявшись сказал звеньевой и посмотрел вверх подставив под дождь лицо, заросшее бородой скрывающей глубокие шрамы.

— Сильные птицы, я их даже уважаю, — сказал всадник едущий рядом, совсем молодой парень, который даже еще бриться не начал, но крепкого сложения и с цепким, умным взглядом.

— Да, они везде выживут, — сплюнул на землю звеньевой.

— Как и ты? — молодой покосился на звеньевого, — про тебя много рассказывают…

— Глупости и небылицы, — отмахнулся звеньевой и снова закашлялся, — эта осень меня в могилу сведет!

— Болтают все же, вот и хочу спросить, пока никто уши «не подставил». Прости, конечно за любопытство…

— И что говорят? — звеньевой чуть придержал коня, снял капюшон плаща, отжал его сильными руками и снова одел.

— Разное, к примеру что ты жандармов столичных пострелял и сам чудом выжил…

— Это не жандармы были.

— А хоть и жандармы! — сказал молодой, а потом оглянулся на плетущихся позади, — ты же за друга мстил?

— Нет, я в той роще просто спасал свою шкуру, не совсем удачно к слову… а друг… друзья, к великому моему сожалению еще не отомщены.

Впереди показалась выдолбленная в скале большая ниша, справа от дороги.

— Патруль! Занять пост! Тогэ, на тебе ужин, Минт и Панэ, в охранение! — громко крикнул звеньевой, привстав в стременах и повернувшись назад, а потом обратился к молодому рядом, — меньше болтовню всякую слушай.

Уже третий год ранение в грудь беспокоило при малейшей простуде, а здесь в горах, простудиться — дело не хитрое. После ужина Кинт присел у костра с кружкой горячего травяного чая, его звено, которым он командует уже год занято делом, кто–то обихаживает коней, кто–то в ручье спадающем с каменного выступа над нишей моет посуду после ужина, а двое завернувшись в уже просохшие плащи спят на бревенчатых лавках, им предстоит первым заступить на ночное дежурство. Порывы ветра заставили подернуться алым угли костра, Кинт подбросил пару поленьев и хмыкнув сказал вслух:

— Лишь бы поболтать…

Действительно, про Кинта на новом месте службы ходили всякие слухи. Как Кинт попал на службу в самый северный корпус дорожной стражи? Это отдельная история…

Усиленный патруль жандармов во главе с капитаном Агисом выехал сразу, как только в форту получили телеграмму из школы сирот. В дорожной страже своих не бросают, да и вот так взять, и арестовать жандарма корпуса не может даже тайная жандармерия, так как в корпусах свой трибунал, да и не подчиняются корпуса охраны дорог парламенту, лишь канцелярии монарха. Кинт все же потеряв сознание свалился с коня, но ему повезло, мимо ехал фермер и обнаружив на дороге истекающего кровью дорожного жандарма, как смог перевязал его и погнал в сторону корпуса, а спустя час повстречался с патрулем. В лазарете корпуса Кинт провел полгода, но сначала в чулане, который спешно очистили и отмыли. Его прятали, так как из столицы прибыли несколько инспекторов тайной жандармерии с письмом заверенным канцелярией монарха, они приехали арестовать Кинта. Но Агис со скорбным лицом передал им жетон гражданина на имя Кинта Акана, и продемонстрировал пепелище кремационного костра.

— Скончался от ран, — тяжело вздохнул Агис, отдавая жетон.

— Но вы же получили телеграмму! Его тело было нужно для опознания, — брызгал слюной один из инспекторов.

— Ты не ори тут, — смачно сплюнул на землю Агис и поправил кобуру, — когда мы получили телеграмму, костер уже догорал… У нас в лазарете в тот день еще один скончался. А жара стоит глянь какая… нечего мне тут в расположении заразу разводить! Я и приказал их кремировать сразу.

— Мы должны забрать вещи Кинта Акана и допросить его друзей.

Агис приподняв бровь и отодвинув письмо из монаршей канцелярии на расстояние вытянутой руки, прочитал еще раз текст, беззвучно шевеля губами…

— Нет, тут про это ничего не написало, только про арест, а так как арестовывать некого, покинете расположение форта.

Так, ни с чем, а точнее лишь с жетоном гражданина, инспекторы и уехали. А когда Кинт пришел в себя, после того как над ним три часа «колдовал» хирург корпуса, Агис громыхая сапогами, прошел к кровати и шумно выдохнув сел на табурет.

— Я не знаю парень, зачем я это вообще делаю, — Агис был суров лицом, а глазами он словно сверлил Кинта насквозь, — я буду спрашивать, а ты отвечай… эм… точнее кивай или мотай своей бестолковкой, понял?

В ответ Кинт кивнул.

— На дороге в роще, трупы… твоя работа? Угу… твоя значит. Знаешь, кто послал их?

Кинт снова кивнул.

— Те бандиты, из Актура? Ясно… Значит так, Кинт Акан скончался от ран и его кремировали. Все, тебя больше нет.

Кинт удивленно посмотрел на Агиса.

— Теперь ты сирота из деревушки, что неподалеку, поступил три года назад на службу в корпус, но ты, как и все деревенщины, немного того, а мне такие безголовые не нужны в форту, поэтому, как только поправишься, я напишу грамоту о переводе, в третий северный форт… поганое место, но и там надо служить. Да, тебя теперь зовут Твиз, второго имени нет… сирота ведь. Понял?

Кинт кивнул и посмотрел с благодарностью на капитана.

— Надеюсь, к концу контракта о тебе забудут… к тому же, он сократился на два года. Рекомендации напишу, все, выздоравливай и набирайся сил, они тебе понадобятся, там, в горах на севере.

А затем, через полгода, Кинт покинул форт, ночью, попрощавшись лишь с капитаном Агисом и Креем, который дежурил по форту в ту ночь. Все вещи были увязаны на повозке, запряженной двумя старыми кобылками, ночи были уже относительно теплыми, наступала весна. Кинта снабдили провизией, патронами ко всему его уже достаточно большому арсеналу.

— Ну что ж, телеграмму в третий северный форт я уже отправил, и если капитан Брэтэ там еще из ума не выжил, то тебя встретят на перевале… если не забудут, — сказал Агис, пожал руку Кинту, а потом улыбнулся, что было большой редкостью, и добавил, — проблем у тебя много парень, думаю вы с Брэтэ найдете общий язык, он сам одна большая проблема.

А Крей ничего не сказал, они с Кинтом лишь обнялись, потом скрипнули ворота форта и повозка выехала, давя большими колесами грязь весенней распутицы. А потом была долгая и скучная дорога, ехал Кинт почти месяц. Одна из кобыл спустя две недели пути пала, и пришлось в ближайшем маленьком городке покупать лошадь, в том же городке Кинт отоспался сутки и выехал дальше. Бывало, что он ехал в колонне с торговцами, а бывало что и один, по несколько дней. Чем севернее, тем меньше было встречных повозок, перевалы Северного хребта еще затруднены для проезда. Но скоро наступит лето, и пойдет нескончаемый поток грузов, а с ними и неприятности от кочевников и банд самых наглых и отчаянных контрабандистов. За хребтом границы терратоса распространялись лишь на пару дней пути, а дальше начинались земли другого терратоса.

Граница была формальной, а таможенные сборы высокие, и что в одну сторону, что в другую, частенько пытались провозить грузы мимо таможенных постов, да и людьми, в соседнем терратосе приторговывали. Земли за хребтом были богаты рудами, но не плодородны, караваны с рудой шли за перевал, на юг, а возвращались со съестными припасами. Железная дорога заканчивалась перед хребтом большой товарной станцией рядом самым крупным городом на севере — Теком. Город жил торговлей и чего уж, контрабандой, с которой совет города получал неплохой «налог», и столице перепадало. Контрабандистов приучили его платить выборочными облавами, и те поняли, что лучше немного поделиться незаконными заработками и продолжать свое дело. Надо отдать должное городскому совету, не все деньги расползались по карманам, часть уходила и на развитие города… весьма специфическое. Нет, бедным не раздавали бесплатную еду и не привозили со скидкой уголь или дрова для обогрева жилища в период шести холодных месяцев, три из которых были настолько люты, что после некоторых зим бедные кварталы почти пустели. А весной их заселяли другие… было кому, это и сезонные рабочие, бедняки из других городов и каторжане, чаще беглые, но их редко возвращали на каторгу. Городу требовалась рабочая сила, и на очередной десяток беглых каторжан, которые вели себя почти прилично, жандармерия смотрела сквозь пальцы. Но и в случае нарушения закона никто с ними не церемонился, и частенько даже не отвлекали городского судью от важных дел — он рисовал. Да, у судьи в Теке было такое любимое занятие. И «налоги» от контрабанды шли на прекрасное — в городе был художественный университет, к слову очень не плохой, а городской судья был председателем попечительского совета, а так же приемной комиссии. Странным образом, вступительные экзамены больше всего заваливали юноши. Такая вот тяга к прекрасному была у городского судьи.

На перевале Кинта никто не встретил, и он, переночевал на посту дорожной стражи в компании трех, как они представились сезонных рабочих, шедших на юг пешком. Правда после ночи на юг ушел лишь один, точнее уполз… Кинту эта троица сразу не понравилась, хотя вели себя миролюбиво и даже пригласили в свою компанию поужинать, но под утро они совершили большую ошибку, решив напасть на одинокого жандарма, с приличным скарбом на повозке… мало ли что случается в горах. Кинт их раскусил и был готов… двое были застрелены сразу, при попытке кинуться на вроде как спящего Кинта а третий испугавшись стрельбы, наподдал в низ с перевала так, что не разобрав в предрассветной темноте тропы сорвался вниз. Кинт столкнул трупы несостоявшихся грабителей в ущелье, подкрепился остатками вяленого мяса и отправился дальше.

Форт дорожной стражи Кинта поразил — мощная и высокая каменная стена с пятью башнями по углам, вписанная в рельеф седловины хребта над перевалом, вниз пологие склоны, которые летом были покрыты сочной зеленью и на них паслись стада из горной деревеньки неподалеку от форта. На самом деле форт располагался в одной из трех неразрушенных частей северной цитадели, построенной по приказу Таргала Объединителя.

Кинта встретил дежурный по форту, и проводил в казарму, где Кинт прожил две недели, отсыпаясь с дороги и отлеживая бока, пока капитан Брэтэ не вышел из запоя, в который как потом выяснилось он уходит раз в полгода, недели так на три…

— Дьявол! Почему на построении не все? И почему в строю до тошноты чисто и опрятно одетый жандарм? Ты кто такой, дьявол тебя возьми? — распалялся перед строем, капитан Брэтэ.

Низкого роста, похожий на шар стареющий мужчина, лысый, гладко выбритый и при этом с большим количеством свежих мелких порезов от бритвы, заклеенных кусочками газеты. Что придавало его грозной внешности комичный вид. Форма мятая, но чистая и застегнута на все пуговицы, на поясе пустые ножны и пустая кобура.

— Или небеса услышали мои молитвы и мне прислали наконец кого–то у кого есть хоть немного мозгов кроме дерьма в голове?

Брэтэ встал перед Кинтом и уставился на него, не моргая в ожидании доклада.

— Мастер жандарм Твиз, прибыл из Степного Форта переводом, с рекомендациями от капитана Агиса! А так же с личным письмом от него к вам, еще доставил новые формуляры и гербовые бумаги!

— А это что, портовая потаскуха была не так сговорчива? — Брэтэ указал пальцем на шрамы на лице Кинта.

— Так есть, была не сговорчива стерва, мало того, пришлось уносить ноги!

По строю раздался сдержанный гогот, все видели шрамы Кинта, никто о них не спрашивал, но все понимали, что эти шрамы у Кинта не от бритья с похмелья.

— А ну, заткнулись, оборванцы! Ты, как тебя?

— Твиз.

— Да, ты с письмом и прочей макулатурой за мной, дежурный по форту, через полчаса ко мне с докладом и с завтраком!

В кабинете капитана, который располагался в одной из башен, был порядок, светло от нескольких окон и натоплено. Тяжелая старая мебель — несколько шкафов с полками набитыми книгами и толстыми, перетянутыми веревками пачками бумаг. На полу и стенах шкуры горных рысей и волков. Два стола, один большой прямоугольный вокруг которого часто стояли стулья с высокими спинками, и маленький круглый столик, с трех сторон его окружали три плетеных из лозы кресла, а на столике лежали начищенный до ослепительного блеска палаш и кавалерийский револьвер.

— Садись и давай, что там у тебя… Да нет, не нужны мне эти вензеля, туда вон брось, — кивнул Бреэтэ на полку у стены, — ты говорил письмо есть от Агиса и рекомендация?

— Да есть, вот, — Кинт протянул бумаги.

— Сядь ты и не мельтеши, и так голова болит, — уже сорвав сургуч Брэтэ показал рукой на кресло и подойдя к окну начал читать письмо.

Внимательно читая, Брэтэе несколько раз хмыкнул, пару раз бросал оценивающий взгляд на Кинта.

— Ладно, рекомендацию читать не буду, это формальная бумажка, по сравнению с письмом и тем, что в нем о тебе написал мой старый друг Агис. Наш с ним первый десятилетний контракт прошел именно здесь, в этих горах. Значит вот что я тебе скажу. Да не вставай, сиди! Все что с тобой произошло, и все неприятности остались там, за перевалом. Тут Твиз, или как там тебя на самом деле?

— Кинт.

— Так вот, тут начинается у тебя совсем другая жизнь. Кстати, как к тебе лучше обращаться–то при всех?

— Да мало ли Кинтов в терратосе.

— Тоже верно… Значит так, походишь пока помощником звеньевого, а там посмотрим, хоть Агис и пишет, что службу ты знаешь, но все же…

— Понимаю.

— Ни черта ты не понимаешь! Да сиди ты! Тут условия и обстоятельства похлеще столичных заговоров, тут у нас сынок дипломатия в перемешу с резней… это просто пока межсезонье — затишье. Кстати, Агис еще написал, ты в механике смыслишь и к оружию новому тягу имеешь?

— Так есть.

— Вот, тогда займись–ка переучетом оружия по личному составу, проверь арсенал, а к концу недели доложишь и соображения свои по этому поводу.

— Так есть.

— И не удивляйся сильно состоянию вооружения, с монарших складов уже два года ничего не получаем, про нас вроде как забыли… хорошо что хоть телеграф действует и жалование исправно платят…

Вот так и прошло первое знакомство Кинта с капитаном Брэтэ. За первые две недели Кинт освоился, познакомился с основным личным составом форта, которого, смешно сказать, было всего–то тридцать человек, да наемных работников десяток, таких как истопники, конюхи, прачки да кухарки. Все без исключения жандармы были отличными парнями, единственное… почти все были так называемой деревенщиной. Но зато, все были первоклассными наездниками, хорошими стрелками, и очень исполнительными. По большому счету жандармы патрулировали в основном перевал и пару участков серпантина, к которым выходили тропы контрабандистов.

Втянулся в службу Кинт довольно быстро, правда, первой же осенью ранение в грудь дало о себе знать. Сначала простуда, потом этот изматывающий кашель… по совету конюха форта, который был из местных горцев, Кинт посетил в деревне странного старика. Тот надавал кучу всяких трав и рассказал, как заваривать и пить, а еще посоветовал больше ходить пешком. Кинт к советам прислушался, и дождливой и ветреной весной рана почти не беспокоила. Этой же весной произошла история, которая стала некой вехой в понимании Кинтом «службы»… Было уже тепло, дожди прекратились и тропы контрабандистов наконец стали проходными. Кинт уже второй раз возглавлял патруль в качестве звеньевого. Все как всегда, заступили на дежурство на пост на перевале, а вечером заметили на одном из склонов костер. Кинт приказал устроить секрет у одной из троп, и на утро несколько местных низкорослых лошадок навьюченных мешками с самоцветными камнями и сопровождаемых пятью представителями сопредельного терратоса были задержаны. Главарь банды очень удивился новому звеньевому, контрабандисты нет, сопротивления не оказывали, даже наоборот, сразу предложили увесистый кошель с серебром и посетовали на то, что весна и так запоздала, а в Теке их ждут очень «уважаемые люди». Кинт отпустил банду, и денег не взял, но, велел передать этим «уважаемым людям», что они должны приехать в форт на беседу. Шестеро бойцов патруля конечно расстроились, что «прибавка» к жалованию им не светит с таким звеньевым и начали роптать, смело высказывая свое недовольство. Пришлось проводить разъяснительную беседу…

— Некоторые из вас сами напросились ко мне в звено, — Кинт заставил бойцов построиться на краю дороги, спиной к ущелью, — запомните раз и навсегда! Мздоимства не потерплю! Согласен, что здесь, в этом богом забытом месте сложились определенные устои жизни и ведения коммерческих отношений, менять я их не собираюсь. Но! Не собираюсь менять и себя!

— Все же зря денег не взяли…

— Минт, вот скажи мне, — Кинт в плотную подошел к возразившему мужику вдвое старше себя, — вот смотри, сейчас мы допустим, взяли, через неделю взяли… а потом они повезут в обратную сторону пару невольников… тоже предложишь их пропустить? А если среди них будет твой брат, у которого выгон для скота в предгорьях… как его зовут, напомни…

— Ваки…

— Вот, представляешь, беру я у них кошель, пропускаю, а тебе из мешка вьючного твой брат Ваки ручкой машет… Как тебе?

— Ну…

— Так вот! Я буду сам решать, что и кому провозить мимо нашего поста.

— Не проживешь ты так долго.

— Посмотрим… Надеюсь, есть кому прикрыть мне спину, — Кинт пристально посмотрел в глаза Минту.

— Прикроем чего уж… А о чем ты собрался тогда с этими торгашами из Тека говорить?

— Ты обратил внимание на оружие у них?

— Угу… карабины короткие, нового образца, магазинные…

— А твоему карабину сколько лет?

— Второй контракт с ним уже, только я не пойму к чему это ты.

— А к тому, что когда последний раз канцелярия проявляла заботу о нашем форте, по части нового оружия?

— Не помню.

— И думаю не случиться этого в обозримом будущем, поэтому возложим эту обязанность на контрабандистов… или ты хочешь половину жалования тратить в оружейной лавке в Теке?

— А… вот ты как все придумал, — почесал бороду Минт, — хм… а что, мне нравится. Что на это скажет капитан, если узнает?

— А что он скажет, если узнает что, мы себе тут карманы набиваем? Он ведь все равно узнает, сами контрабандисты и пожалуются через торгашей…

— Ничего не скажет, пристрелит… если не пьяный будет.

— Если я за недолгий срок службы здесь знаю тех, кто пропускает контрабанду за деньги, то лишь вопрос времени, когда об этом узнает капитан.

— Я тоже их знаю… да что там, мне и самому перепадало. А что, у меня же трое детей, — вроде как оправдался Минт.

— Вот только не начинай, что–что, а жалование в горных фортах удвоенное, придержать удила своего азарта не пробовал, когда в кости играешь?

— И это знаешь? — стыдливо отвел глаза в сторону Минт.

— Знаю… И так, в моем звене служить будут по другому, кто не хочет, не держу, подберу других ребят.

В строю загомонили, пошептались…

— Ребята не против, — пробубнил Минт, — послужим под твоим началом…

Вот таким способом за короткое северное лето Кинту удалось полностью перевооружить всех жандармов в форту, при этом и спуску контрабандистам не давали, но и с некоторыми главарями банд сложились почти приятельские отношения. С одним из грузов оружия из Майнга, Кинту передали ответ на его письмо, что он писал Бару, вложив во внутрь еще один конверт, для Маани… Бар писал, что Маани больше не появлялась, так же поблагодарил за хороших клиентов, которые заказывают крупные партии оружия и боеприпасов, ну и звал в гости.

В отпуск вырваться у Кинта не получилось, во–первых из–за активности крупной банды кочевников, которые похоже решили облюбовать пещеры высоко в горах, во–вторых, если процитировать Брэтэ — «опять влезешь в историю, а дальше чем этот форт прятать тебя негде». Вот такая почти отцовская забота. Так все лето, вместо патрулей, Кинт с группой из десяти бойцов ходили в рейды к пещерам, где устраивали засады и ловушки для кочевников, почти перебив всю банду. За это Кинт и особо отличившиеся бойцы получили от капитана дополнительное вознаграждение, которое было благополучно пропито бойцами и спущено на женщин в Теке. Кинт распорядился вознаграждением несколько по–другому, нет, во всеобщей пьянке он конечно учувствовал и компании доступных женщин избежать не удалось, но с деньгами с некоторого времени Кинт распоряжается, как ему кажется правильно — он, скажем так, одалживает ежемесячно часть своего жалования одной ссудной конторе, что недавно открылась в Теке. Пригласил его в это дело сам капитан Брэтэ, у него был какой–то приятель в городе, подозрительный тип правда… а Кинт и отказываться не стал, неплохая прибыль пока идет с этого мероприятия. И кстати, после рейда к пещерам, авторитет Кинта как командира вырос очень сильно, а он вспоминал добрым словом а иногда стаканом крепкой настойки мастера–наставника Чагала, впрок пошли его уроки военного дела.

— Почти два года, — тихо сказал Кинт, поставил остывшую кружку на камень и достал трубку.

— Что два года? — присел рядом молодой боец, Санд — шустрый малый, тоже из местных горцев.

— Два года я уже тут, — вздохнул Кинт, раскатал одеяло у костра, положил рядом карабин и лег, глядя на тесанный каменный свод поста.

— Ты же южанин?

— Да.

— И как там, на юге?

— Море, тепло, сочные и спелые фрукты…

— А женщины?

— Женщины тоже, сочные и спелые.

— Брэтэ обещал меня отпустить на юг, когда две трети контракта отслужу… В какой форт лучше просить перевода?

— Я служил в степном форте, недалеко от столицы кстати.

— Да я знаю…

— Вот откуда? — приподнялся на локте Кинт, — кто эту болтовню разводит.

— Брэте… ты не сердись на него, это он в прошлый свой запой, когда вы в горах задержались, сболтнул лишнего ребятам, а они уж там чего–то себе сами додумали… Он же думал вы все, сгинули там в горах, и в двух словах рассказал твою историю, ну то что знал, а ребята уж приукрасили конечно…

— Болтуны!

— Ну это же мы меж собой.

— Вот это и успокаивает. Ладно, я посплю, а ты согрей еще кипятка, ребята сменятся скоро, продрогли поди.

Конца первого летнего месяца Кинт ждал с нетерпеньем, точнее он ждал когда Брэтэ выйдет из очередного запоя, оклемается и, наконец сдержит свое слово — подпишет отпускную грамоту. Кроме Кинта и собственно Брэтэ все остальные жандармы были или местными, или из городков и деревень предгорий, Кинта же крайние полгода созерцания суровых пейзажей и промозглой погоды уже сводили с ума, а топить эту тоску в стакане как это делает Брэтэ, он не собирался. Наконец удалось уличить момент между перепадами настроения капитана, и Кинт получил разрешение покинуть форт на пятнадцать дней…

— Смотри, если после твоего отпуска сюда нагрянет тайная жандармерия, то я за себя не ручаюсь.

— Так они же без разрешения канцелярии монарха сюда не нагрянут.

— И что? — не понимая, поднял бровь Брэтэ.

— Это же хорошо, — улыбнулся Кинт, — у канцелярии будет повод вспомнить про наш форт.

— Проваливай! Пока я не передумал… ишь, повод ему… я тебе покажу повод, — погрозил кулаком Брэтэ а потом, чуть улыбнувшись, сказал, — удачи там тебе, прошу, будь осторожен.

Выехал Кинт ранним утром вместе с патрулем. На перевале пересел в проходящую повозку к торговцам, и добрался до городской площади Тека, где нанял повозку до железнодорожной станции, с которой состав с пятью товарными и одним пассажирским вагоном повез Кинта к западному побережью. Портовый город — Илкан, не похож на другие города, где бывал Кинт. Илкан располагался у русла реки, по которой вверх по течению ходили пароходы и баржи до Майнга, много верфей, и мало жилых кварталов. Почти неделя ушла у Кинта на дорогу, к слову это был самый короткий и быстрый маршрут, и вот, спустя шесть дней пути, в солнечный полдень, Кинт ступил на набережную речного порта Майнга.

Мало что изменилось в Майнге, тот же смог над городом, тот же промышленный шум, разве что почти не видно конных экипажей, сплошь паровые повозки и другие, чуть меньше, одно и двух местные, быстрые, и с маленьким двигательным отсеком. Подивившись в очередной раз прогрессу, Кинт бросил взгляд на ряды бедных торговцев… они все там же, у небольших палаток со скромным товаром, и чистильщик обуви на месте, только другой… а предыдущий, что очень сильно напоминал Вакта, похоже со своим другом добился чего хотел. Кинт хорошо его запомнил, смышленый парень. Купив в киоске пару свежих газет и ароматного табака, Кинт, не желая опять нюхать копоть и слушать грохот, с трудом, но все же поймал конную повозку.

— К мастерской Бара.

Ничего не отвечая, возница кивнул, и повозка покатила по мостовой… Очень, очень много людей, как же отвык Кинт от этого.

— Так и одичать можно, — словно подтверждая свои мысли, вслух сказал Кинт.

— Что? — повернулся возница.

— Много людей говорю…

— Так ярмарочная неделя, много людей понаехало. Гостиницы, даже плохонькие и те забиты.

Мастерская Бара оказалась закрыта, Кинт громко постучал, в надежде, что хозяин наверху, но никто не открыл. Поставив ранец на низкую лавочку у входной двери, Кинт сел рядом, набил трубку и развернул газету…

— Ну и что пишут? — Бар стоял перед Кинтом в дорогом костюме, белоснежной кепи и опираясь на трость.

— Ого! Да вас и не узнать! — сложил газету Кинт и сунул ее под клапан ранца, — какой–то праздник у вас?

— Выставка! Подержи–ка, — Бар протянул Кинту большую и толстую папку, набитую чертежами и достав ключ открыл дверь, — ну проходи, очень рад что ты приехал… и тебя тоже не узнать.

— Дело в гору идёт? — кивнул Кинт на прилавки, на которых по сравнению с прошлым посещением было много новых образцов оружия, стеллажи с боеприпасами, а в той половине где была мастерская, появилась пара новых станков.

— Да, благодаря покупателям, которые приезжали от тебя, ну и оружейный дом Ренэ… с некоторых пор я с ним… эм… как это? А! Партнеры, вот. Даже участвую в разработке нового оружия, рассказал бы, но это секрет, сам понимаешь.

— Понимаю, конкуренция.

— Верно. Ну, поднимайся, располагайся, диван свободен, — Бар указал жестом на лестницу, — ты насколько останешься?

— Думаю пару дней, не больше, дорога много времени отнимает.

— Да уж, занесло тебя…

Бар уже почти поднялся наверх и повернулся, Кинт стоял внизу и смотрел на него…

— Поднимайся, — вдохнул Бар, — сейчас расскажу.

Кинт уселся на диван, а Бар подошел к шкафу и начал переодеваться…

— Приезжала… полгода назад, прочитала оба письма вот здесь, — Бар показал на стол у окна, — забрала письма, попрощалась и ушла… Расстроенная она была очень.

— Из–за писем?

— Нет, она уже пришла, что говориться «слезы на колесах».

— Даже ничего не велела передать?

— Нет, просто допила сок и ушла.

Кинт отвернулся к окну… странное и незнакомое чувство охватило его. С одной стороны ему было по–детски обидно, он так ждал, когда возьмет в руки бумагу, пусть даже с тремя… пусть даже с одной строчкой написанной рукой Маани… с другой, он просто закипал от злости, до хруста сжимая кулаки.

— Женщины… — вздохнул Бар, — и ты прости конечно, но видно же, что она из аристократии, вам все равно вместе не быть, а терзать себя всю жизнь иллюзией… Не знаю, это по меньшей мере глупо. И не смотри на меня так! Ты, между прочим, тоже хорош… на что надеялся? Что она пойдет наперекор сложившимся традициям и укладу? Может быть и так, но не забывай, что она сразу вылетит как пробка из пилотов, от неё отвернется вся ее семья, и она не будет иметь прав на наследство. Все не так просто Кинт.

— Не просто, — уставившись в пол, согласился Кинт.

— Слушай, тут в двух кварталах отличный ресторанчик есть, я без обеда сегодня, пойдем, поедим, пропустим по стаканчику… а?

— Пошли.

— Ты форму–то снял бы, есть во что переодеться?

— Есть.

Вечер, что называется удался… В небольшом и уютном ресторане Бар и Кинт задержались до самого его закрытия. Горячее заказывали два раза, и выпили огромное количество алкоголя. За соседним столом расположилась веселая компания каких–то торговцев, они распевали срамные, жизненные, веселые песни фермеров южных долин, мотив которых Кинт помнил с детства. Узнав, что Кинт тоже с юга, их с Баром пригласили за стол, и гуляние продолжилось, с размахом.

За окном прогрохотала грузовая повозка, и Кинт с трудом разлепил глаза. Глова гудела словно колокол от малейшего шума, Бара не было, лишь на столе лежал ключ и записка. Кинт снова опустился на диван, пытаясь вспомнить вчерашний вечер, но только обрывки, не четкие картинки… Так Кинт еще никогда не напивался, это состояние его напугало, он почти ничего не помнил… опасно, очень опасно. Тем более с его характером, не то чтобы вспыльчивым, нет, скорее из–за обостренного чувства справедливости, за которую он душу отдаст.

Наконец, найдя в себе силы, Кинт поднялся, привел себя в порядок и залпом выпил заботливо оставленную Баром большую кружку с соком. Теперь можно идти завтракать и прогуляться, лучше по набережной, у реки все же воздух чище, да и ресторанчик там есть в парке. Кинт зацепил за пуговицу цепочку, посмотрел на часы, закрыл крышку, положил их в карман жилетки. Время обеда прошло, и свободные места за столиками должны быть. В записке Бар предупреждал, что ночевать не придет, так как уехал на испытание «первого прототипа». Кинт положил записку обратно, сгреб со стола ключ и вышел.

После тарелки бульона и острых овощей, похмелье стало проходить, уже не отдавался головной болью грохот повозок проезжающих вдоль набережной, а монотонное бренчание оркестра неподалеку стало походить на музыку.

— Что–нибудь еще? — худенькая девочка лет тринадцати подошла к столику и начала составлять пустые тарелки на поднос.

— А есть у вас какао?

— Есть конечно, принести?

— Да и если есть, то какую–нибудь свежую сдобу.

— К сожалению, свежей не осталось.

— Тогда просто какао… и сколько с меня?

— Два кеста…

После обеда, хоть и позднего, в организм Кинта вернулась жизнь, и он с удовольствием сначала погулял по набережной, а потом отправился на площадь, поглазеть на яркие витрины магазинчиков и посетить торговые ряды на рынке, надо было кое–что купить для ребят из звена… как дети, заказали себе сувениров из большого города.

Возвращаясь с рынка спустя пару часов, с несколькими свертками в руках, Кинт заметил, как чистильщик обуви грустно бредет по тротуару и тащит тяжелый ящик.

— Эй, малый! — крикнул ему Кинт, — да, ты, подожди.

— Вам чего? — мальчишка остановился и поставил ящик на булыжник тротуара.

— А вот до тебя там другой парень сидел, два года назад, не знаешь, как его найти?

— Знаю… на кладбище для бедных, с той стороны реки.

— Подожди, как на кладбище?

— Умер он…

— Как?

— Дядь, а он вам что, денег должен был?

— Причем тут деньги… да, жалко парня, на завод собирался пойти…

— А вы откуда знаете?

— Он сказал, чистил обувь у него пару лет назад, да вот что–то разболтались.

— И один кест серебром заплатили? — прищурится парень.

— Да, точно.

— А потом этот кест парни Макта забрали?

— Верно… А кто такой этот Макт.

— Вон, — кивнул парень на рынок, — это все его. Мы с другом задолжали немного денег Макту… а прошлой осенью Макт прислал своих парней… ну и крепко нам досталось, а мой друг умер через два дня…

— Да что же такое! — взбесился Кинт, — что же это за нелюди!

— Угу… а с заводом так и не получилось, я не знаю того дядьку, что обещал нас пристроить, — сказал парень, повесил себе на плече ремень от ящика и собрался уходить.

— Подожди… Далеко живешь?

— Под мостом, а что?

— Мастерскую Бара знаешь?

— Да.

— Приходи завтра утром, наверняка не обещаю, но устроить тебя на завод можно попробовать.

— А вам–то это зачем?

— Не знаю, помочь хочу.

— Дядь я пойду, ладно? — парнишка с некоторым недоверием посмотрел на Кинта и побрел себе верх по тротуару вдоль домов.

Вернувшись в мастерскую, Кинт швырнул свертки с покупками на диван и проходя мимо шкафа с небольшим зеркалом на двери замер…

— Что, так вот и оставишь все, уедешь? — спросил он у своего отражения, а потом ответил, — Нет, сначала накажу!

Расстегнув пиджак он достал пистолет, вынул магазин и прижав верхний патрон большим пальцем убедился что магазин полон, затем достал из ранца два пустых магазина и присев на диван, начал что–то там себе думая набивать их патронами, медленно, по долгу вертя в пальцах каждый патрон и не моргая смотря в пол.

— Свободен? — поинтересовался Кинт у скучающего пожилого возницы, чья повозка стояла у небольшого ресторанчика.

— Это смотря куда ехать и сколько заплатишь… я вообще уже домой собирался, думаю вот может какой клиент будет попутный, скоро стемнеет.

— Я на ярмарку приехал, в первый раз в городе… может прокатишь, покажешь основные достопримечательности? Три кеста серебром, хватит?

— Пять! — сразу ответил возница, — и деньги вперед! А то действительно, понаехало… сегодня утром один так и не рассчитался, прыг с повозки и бежать, а с виду вроде инженер или ученый какой, тьху, не стыдно же!

— Договорились, — ответил Кинт.

Монеты звякнули, довольный возница ссыпал их в карман, и улыбаясь спросил:

— Куда поедем–то?

— А на что тут у вас можно вечером посмотреть?

— Тогда в старый город, далековато правда, пока доедем, совсем стемнеет, но там свет от этих… как их… ммм… а! от разрядных ламп. Слыхал про такие?

— Да, читал.

— В старом городе много всего, рестораны, где за ужин пару золотых оставишь, везде свет, красиво… а по сути, порочнее места не найдешь, да. В бедных районах рабочие с заводов к сорока годам все нутро с кашлем выплевывают да помирают… а эти… едят, пьют из золота… скоро и гадить наверное золотом начнут, тьху! — ты уж извини парень, что я так вот прямо.

— Ничего, я понимаю.

— Понимаешь ли? — возница повернулся, чтобы разглядеть глаза Кинта, но полы шляпы не позволяли это сделать.

— А ты… на выставку говоришь, приехал?

— Инженер?

— Нет, механик.

— Ммм… понятно.

— Я на рынок заходил сегодня, что на набережной, очень дорого все… из–за гостей выставки?

— А причем тут выставка? Это все Макт, ох и жадный он… отца позорит.

— В смысле?

— Я знал его отца, добрый был человек, и рынок при нем был другой… А Макт, как наследство получил, так все по своему, а еще банду себе собрал, и не назовешь по другому. Он же что, бедных торговцев на рынок не пускает, на окраину площади выгнал, а деньги с них берет… правильнее сказать вышибает, боятся этих его душегубов. Я у рынка и не стою никогда, с тех пор как там Макт со своими парнями заправляет.

— Что так?

— Денег требуют, стоишь у рынка, говорят — плати.

— Да уж… теперь понятно, почему такие цены, это же платить надо парням своим.

— Да им сколько не плати, пропьют! Вон кстати, видишь, внизу у реки веселятся, там ресторан есть, приличного человека в нем и не встретишь отребье одно!

— И Макт с ними?

— Что ты, он в старом городе время проводит, вроде как в приличном обществе… он и живет там, будем проезжать к стати его дом, я покажу…

Кинт даже выдохнул и расселся вальяжно на сиденье, все что хотел узнать, он узнал… Да возница и сам хотел все это рассказать.

Публика в ресторане у реки была действительно, пестрая — портовые грузчики, торговцы, игроки, дешевые проститутки и продавцы дурманящих трав. На улице рядом с рестораном громко играло трио музыкантов и пред ними обнявшись, приплясывали несколько человек, размахивая кружками с выплескивающимся пивом.

— Ты меня ищешь? — рыжеволосая девица повисла на шее у Кинта, не успел он войти в ресторан.

— Может и тебя, — ответил Кинт и прихватив ее за задницу добавил, — как вести себя будешь.

— Ого! Очень хорошо буду себя вести, — засмеялась та, — три кеста за вечер или десять до утра и любое твое желание… только одно условие, не бить.

— И что, часто бьют? — спросил Кинт, когда он в компании рыжеволосой обольстительницы, уже сидел за одним из столиков в ресторане. Нэн, так она представилась Кинту, вполне симпатичнаячто, часто бьют? — спросил Кинт, когда он в компании рыжеволосой обольстительницы, уже сидел за одним из столиков в ресторане. Нэн, так она представилась Кинту, вполне симпатичная, лет восемнадцать, надушена так, что глаза режет. Она уже получила свои три кеста, поэтому сидя рядом с Кинтом, закинув ногу на ногу, задрала юбку, оголив стройные ноги, и ослабила шнуровку верхней части корсета.

— Бывает что и бьют, обидно когда по лицу…

— Да неприятно, есть–то, будешь?

— Спрашиваешь, красавчик, конечно! Тут очень вкусная баранина на ребре, а вот пить кроме пива не советую ничего.

— Что ж, как скажешь, — ответил Кинт и присвистнул пробегающему мимо официанту.

Тот остановился, и выслушав заказ быстрым шагом удалился на кухню.

— Ты ведь не из Майнга? — Нэн приобняла Кинта, провела рукой по затылку и попыталась снять с него шляпу.

— Не нужно, — остановил ее Кинт.

— Ну и правильно, а то еще другие девочки разглядят твои глаза и налетят как сороки. Так откуда ты?

— Издалека… с юга.

— Хм, что–то ты не слишком загорелый, я бы даже сказала что слишком бледный.

— А ты слишком разумная для…

— Потаскухи? Да… я даже школу закончила, а потом… потом закрутилось все, завертелось… о, вот и ужин несут.

Баранина действительно оказалась очень даже неплохой, впрочем, и пиво было свежим. Заказав еще по кружке темного, Кинт откинулся на мягкую спинку стула и достал трубку. У одного из соседних столиков завязалась потасовка, но ее быстро пресекли двое громил, вышвырнув участников драки на улицу, где собственно драка и продолжилась.

— Зря вы… теперь придется на улицу идти, чтобы посмотреть, как эти олухи дерутся, мы же с парнями на деньги забиться успели! — прокричал один из четверых, что сидели недалеко от стойки.

— Вот и иди на улицу, — огрызнулся один из громил, но как–то не смело, — нам хозяин за порядок в заведении платит.

— Мне показалось, или тот здоровяк боится тех ребят?

— Еще бы, это же мальчики Макта!

— И что это значит? Я же не местный, помнишь?

— Долго объяснять, но просто запомни их, и не связывайся с ними… Сейчас вот какой–нибудь торгаш напьется, и они его «проводят».

— Так обобрать пьяного много ума и смелости не надо.

— Могут и не пьяного… и не смотри ты так на них! — Нэн толкнула в бок Кинта, но было поздно…

— Эй, ты! Да ты, чего уставился? — сказал один из парней Макта, изобразив гримасу, от которой Кинт должен был «испугаться и намочить штаны».

— Вы слишком много привлекаете к себе внимания, вот и решил посмотреть.

Загромыхала мебель и все четверо, не сговариваясь, встали из–за стола.

— Не здесь, — двое громил перегородили дорогу.

— Зачем? — Нэн схватила Кинта за руку, — бежим!

— Ты беги, — ответил Кинт, освободившись от цепкой руки Нэн, тут сейчас будет жарко.

— Ты что? — Нэн выпучила глаза.

— Беги я сказал!

Четверка разразилась хохотом, глядя как Нэн грохоча каблуками и придерживая платье, выскочила из ресторана.

— А ты чего? Беги! — повернулся к Кинту один из здоровяков.

— Зачем? — спросил Кинт, и заметил, что и другие посетители потянулись к выходу.

— Ты идиот? Смерти ищешь?

— Ребят, вы бы расступились, дайте нам поговорить, — обратился Кинт к здоровякам.

— Да Грэ, отойди, — сказал самый длинный из четверки, — парень не из наших мест, и жаждет с нами познакомиться. И сходи, позови хромую Сани, тут скоро нужно будет прибрать.

Здоровяки насупившись подчинились и отошли в сторону.

— Вам мебель мешать не будет? — спросил Кинт, а потом резко и сильно пнул в торец столешницы одного из столов перед собой, тот проскользив по полу сильно ударил одного из четверых в пах и он со стоном повалился на пол. Длинный потянулся к кобуре, но в тот же миг грохнул выстрел, и оставшись без задней части черепа рухнул на пол.

— Оружие! Медленно, на пол! — заорал Кинт, переводя пистолет то на одного, то на другого.

Но один не послушался и тоже кинул руку к кобуре. Опять грохнуло словно из пушки и парней Макта осталось всего двое, тот что получил столом в пах оказался самым умным и продолжая кряхтеть просто поднял обе руки вверх, а тот что остался стоять, расстегнул пряжку и пояс свалился на пол.

— Ты кто? Тебя кто–то нанял?

— Я принес вам повестку… вас уже заждались в аду, — сказал Кинт и еще два раза нажал на спуск.

В справа что–то звякнуло и Кинт увидел здоровяка, который сунул руки под стойку.

— К тебе у меня нет вопросов, но знай, я все равно выстрелю быстрей.

Здоровяк выставил вперед раскрытые ладони.

— У меня тогда тоже… нет никаких вопросов.

— И хорошо, — ответил Кинт и бросив на стол несколько монет быстро вышел.

Пробежав несколько кварталов Кинт отдышался, немного постоял в арке, прислонившись к стене, а потом вышел на свет широкой улицы, по которой еще прохаживались припозднившиеся горожане и проезжали повозки, поймал одну из них, и усевшись сказал:

— В старый город…

Глубокая ночь, в мастерской Бара, на втором этаже тускло светится окно, а из печной трубы струится серый дымок, устремляясь в летнее звёздное небо. Стоя у умывальника, Кинт старательно добривал свою бороду, оставив лишь усы. Когда все было закончено, он с удовлетворением посмотрел в зеркало.

— Вот, сам себя не узнаю, совсем другой человек, — сказал он, подошел к очагу и поправил кочергой нетронутые пламенем остатки одежды, на которой кое–где запеклась кровь… Все должно сгореть. Допив из фляги остатки крепкой настойки, Кинт задул лампу, лег на диван, укрывшись одеялом и тяжело вдохнув, уснул.

— Кинт? Кинт ты дома? — Бар громыхая по ступенькам, поднялся наверх, — вот даешь! Дрыхнешь… Просыпайся, будем завтракать, я отличную грудинку купил у фермеров, когда с полигона возвращались… Да, и что там за парень внизу стоит?

— Пришел значит?

— О! А что это ты?

— Местным шлюхам не нравятся бородатые мужчины.

— Да? — Бар задумчиво поскрёб свою бороду, — что–то не замечал… Так что за парень–то?

— Слушай, я тебя очень прошу, пристрой его на завод, или где ты там подрабатываешь?

— Хм… Нет, сейчас не получится. Ренэ перестраховывается, и никого чужого не возьмут, пока не закончим проект.

— Жаль…

— Он тебе кто?

— Какая разница?

— Ну… в принципе я уже давно задумываюсь себе взять помощника… не успеваю же ничего.

— Тогда что, я его позову?

— Да я сам позову, — Бар поставил на стол плетеную корзину, от которой очень вкусно пахло копченостями и спустится.

Завтракали втроем, Парэ уже перестав стесняться и пройдя своего рода собеседование у Бара, уплетал за обе щеки завтрак.

— Здесь поблизости, есть, где комнату снять? — спросил Кинт

— Кому?

— Ему, — Кинт кивнул на Парэ.

— У мемя нет денеф, — жуя, ответил Парэ.

— Тут через дом, где кожевенная мастерская, мой приятель вроде сдавал комнату, — сказал Бар, не обратив внимания на ответ парня.

— Вот, это тебе на первое время, — Кинт выложил на стол стопку серебряных, и одну золотую монеты, — а там уж, если не будешь лениться и работать головой то думаю, заработаешь.

— Присмотрюсь к нему месяц, другой, а потом, может, позволю в мастерской жить.

Парэ, слушая как решается его дальнейшая судьба молча жевал, и переводил взгляд то на Кинта, то на Бара.

— Цепляйся за шанс парень, — подмигнул ему Бар.

— Уже, — все еще не веря происходящему, ответил Парэ, — Уже зацепился.

— У тебя… эм… там, под мостом есть что забирать?

— Нет, у меня все в ящике.

— Ну вот и хорошо, ладно, я пойду на пристань, узнаю на счет парохода до Илкана, надо рассчитать путь так, чтобы на поезд попасть… Да в оружейный зайти хотел, глянулся мне в прошлый раз карабин один.

Побывав на пристани, Кинт выяснил, что через три часа отходит самоходная баржа и до завтра, больше в ту сторону рейсов не будет. Прикинув время в пути Кинт решил сегодня же ехать. Иначе, был риск не вернуться в форт к указанному в отпускной грамоте сроку. Оставив капитану баржи несколько монет, и оплатив одно из четырех мест в единственной каюте, Кинт поймал паровую повозку и попросил отвезти его к магазину оружейного дома Ренэ. Уже усевшись в повозку, Кинт обратил внимание, что количество жандармов на площади и на пристани увеличилось. Они останавливали каждого, кто казался им подозрительным.

— А что это, — Кинт наклонился к машинисту и сквозь грохотание и шипение повозки прокричал ему, указав на трех жандармов остановивших очередного прохожего.

— Не слышали?

— О чем?

— Кто–то расправился с Мактом и его парнями, — прокричал в ответ машинист.

— А кто это?

— Хозяин рынка, и еще пары заведений… отъявленный подлец, а парни его так вообще… Ходят слухи, будто Макта искалечили очень сильно, в общем, если выживет, то всю оставшуюся жизнь будет под себя ходить… если жевать сможет. Да и поделом! А парней его будто казнили.

— Казнили?

— Да, говорят, что один был, тот кто их убил. Там проститутка какая–то с ним успела поболтать, говорит с юга этот парень был.

— Почему был?

— А он как сквозь землю провалился. Жандармы с утра уже с ног сбились, всех отъезжающих и на пристани и на воздухоплавательной станции проверяют. Похоже, парень этот наемник, а Макт кому–то с юга очень насолил.

— Подождете некоторое время, я не долго, — сказал Кинт когда повозка остановилась у дверей магазина.

— Платишь — жду.

— Конечно, — ответил Кинт, и вручив пару монет машинисту направился к двери магазина.

Внутри было немного покупателей, и Кинт сразу же направился к витрине, где на окислившихся от времени медных крюках, от пола и почти до потолка висели новенькие карабины и винтовки.

— А, я вас помню! — подошел длинный парень, в интересной кепи с козырьком, — доброе утро!

— Доброе утро, — повернулся к нему Кинт, — вот этот карабин хочу приобрести.

— Хороший выбор, и главное они упали в цене, наш оружейный дом сейчас их много производит, нужно снабжать пограничные корпуса.

— Попробуем отстрелять в подвале?

— Зачем, — удивился продавец, — эти модели все уже отстреляны, вот, видите бирку? Только от смазки надо будет очистить.

— А можно этот, с витрины?

— Эм… ну хорошо, — ответил продавец и перебрав на увесистой связке ключи, отомкнул один из медных крючков, которые, как оказалось, были еще и замками, — вот, держите и пройдемте, отдам вам приспособления для чистки.

Кинт торопился, поэтому, не тратя времени на разговоры, приобрел еще по сотне патронов к карабину и пистолету, и спустя час был уже в мастерской. Где застал Бара у верстака с задумчивым видом.

— Что, получилось парню комнату снять? — спросил Кинт, поднимаясь по лестнице.

— Угу…

— У меня пароход через полтора часа, буду собираться.

— Угу…

Упаковав все вещи, и привязав чехол с карабином к ранцу Кинт уже был готов идти прощаться с Баром, но тот уже сам поднялся наверх, прошел к камину и поддев кочергой кусок недогоревшей окровавленной ткани бросил ее под ноги Кинту…

— Это что?

— Похоже, тряпка не догоревшая, — Кинт присел на корточки и приподнял ее, — да тряпка.

— Ты дурака–то из меня не делай. Жандармерия ищет молодого, высокого и бородатого мужчину.

— Да я заметил, — Кинт бросил кусок в печь, — и что, нашли?

— Похоже, не найдут! Это твоих рук дело?

— Что именно?

Бар вдохнул и сел на стул.

— На набережной, в ресторане ты был? Макта в его доме, до полусмерти ты избил?

Кинт тоже присел на диван и поставил ранец на колени.

— Да…

— Зачем?

— Я наказал их… за то, что они делали, за то что …

— Что ты о себе возомнил! — вскочил со стула Бар, — ты что, судья? У Макта, какой бы он ни был мерзавец, и гадкий человек, у него осталась семья и двое детей.

— Именно поэтому я не стал его убивать.

— Да уж лучше убил бы! Мало того, что ты принес несчастье в его семью, так еще и обрек их на мучение!

— Ты… ты себя вообще слышишь? Обрек на мучения? — Кинт отшвырнул ранец и вскочил, — а скольких он, пусть и не своими руками обрек на мучение и на смерть… ты вот потом как–нибудь у Парэ поинтересуйся.

— Так нельзя Кинт, — спокойно сказал Бар и покачал головой, — в скором времени хозяином рынка станет кто–то другой, и наберет себе таких же ублюдков из подворотен для поддержания порядка. Этим поступком, ты ничего не изменил, лишь добавил крови и греха в свою жизнь, и когда наступит момент, ты будешь стоять на пороге преисподней…

— Вот тогда я и вспомню каждого, и предъявлю дьяволу счет на патроны!

— Ты очень самонадеян Кинт… Жаль… не понял я тебя… Ступай, опоздаешь на пароход, и вот еще что… Если в следующий раз приедешь, прошу, не навещай меня.

— Хорошо Бар, спасибо за все и прощай…

Кинт накинул лямку ранца на одно плечо и пошел вниз по лестнице. Дверь хлопнула и Бар подойдя к окну и посмотрел как Кинт сел в повозку, и тихо сказал:

— Не понял я тебя парень, не понял…

Бар больше никогда не увидит Кинта. Спустя два года, он тяжело заболеет и умрет, и единственным, кто несколько месяцев проведет у его покрытого глубокими язвами тела, будет Парэ, который полюбил старика как отца, а Бар, на своем последнем вздохе, позовет Кинта…