Глава восьмая

Квартира массажистки Инны Глебовны Бовт, превращенная в подобие антикварной лавки, поразила Мельникова обилием хрупких, бьющихся предметов. Он почувствовал себя комфортно, устроившись в глубоком кресле перед низким столиком, где красовались китайские кофейные чашечки, вазочки с конфетами и печеньем, а посередине стола большой ярко раскрашенный кофейник. Чашечки казались прозрачными и настолько хрупкими, что Мельников дотрагивался до них с осторожностью.

– Лена, её судьба, вообще характерны для современной актрисы, – Инна Глебовна долгим взглядом посмотрела в потолок. – Она не из тех, кто ложится под любого осветителя, администратора или помрежа, лишь бы роль получить. Долгое время она жила с той старомодной иллюзией, что талант сам пробьет себе дорогу, рано или поздно пробьет. Она много работала. Но её талант оказался никому не нужен. Пришло время разочарований, эти разочарования оказались слишком горькими. Сломать женщину просто. И Лена стала ломаться.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мельников и тут же пожалел о своем вопросе. Все, что хотела сказать Бовт, понятно и без наводящих вопросов.

– Насколько я знаю, вы давно знакомы с семьей Ледневых, – Бовт пожала худыми узкими плечами. – Эта драма разыгрывалась у всех на глазах. Правда, за развитием событий никто внимательно не следил, потому что таких трагедий сотни, наша жизнь переполнена ими. Конечно, Иван Сергеевич мог в свое время помочь Лене, дать ей шанс самоутвердиться. Он пытался что-то сделать. Просил у знакомых режиссеров роли для Лены, хлопотал в театре, где она играла. Иван Сергеевич оказался не очень настойчив в своих попытках. Я осталась на Лениной стороне. Сложись жизнь по-другому с самого начала – и Лена осталась бы жива.

– Скажите, а в последнее время, за два-три месяца до кончины, поведение, привычки Елены Викторовны как-то не изменились? Возможно, что-то вам показалось странным, необычным?

– Мы в последние месяцы виделись не часто, поэтому мне трудно ответить, – Бовт задумалась и по своему обыкновению посмотрела в потолок. – И потом, Лена не из тех людей, которые любят обсуждать свои проблемы с подругами. Проблем слишком много, обсуждать их, значит жаловаться. А жаловаться она не любила. Считала, что у других людей своей головной боли хватает. Одно время, где-то полгода назад, она говорила, ей обещают роль в какой-то чеховской постановке. Режиссер, – Бовт назвала известное имя, – утверждал, что Лена рождена для этой роли. Он обещал вывезти труппу на европейские гастроли, позднее на какой-то американский фестиваль. На всех углах он орал: мы с этой постановкой так прогремим, что весь театральный мир перевернется. Но получился из этой затеи пшик.

– А почему затея со спектаклем сорвалась?

– Как всегда, финансовые затруднения, – Бовт вздохнула. – Хорошо заниматься творчеством, когда материальные проблемы решены.

– Какие-то новые люди в окружении Елены Викторовны появились?

– Видимо, вы плохо представляете, какую жизнь вела Елена перед своей кончиной. Неудачи не прибавляют нам друзей. Если в прошлые годы, годы жизни с Ледневым, вокруг неё толкались разные люди, в основном товарищи Леднева, собутыльники, случайные лица, то после их развода вся эта пена улеглась. Рядом с Леной не осталось никого, почти никого. Много времени она проводила на даче, за городом, которая до развода была, так сказать, семейным домом. Один раз застала на даче Лены некого Саню Почивалова, это известный в богемных кругах собиратель сплетен. Он пописывает в какую-то желтую газетенку. Про меня, порядочную пожилую женщину, он своим дружкам рассказал такую гадость… Даже не знаю, как вам это передать. Словом, говорил, будто я живу со своим кобелем. Но у меня никогда не было кобеля. Сука была, она от старости умерла ещё в прошлом году. Этот Саня, когда меня на даче увидел, тут же испарился.

– А что этого Саню привело к Елене Викторовне?

– Все его дела – собирать сплетни. Тогда он сказал, что заехал на минутку, гостил у знакомых, завернул выразить почтение. Наверняка, позже Почивалов рассказывал всем встречным поперечным, что Лена окончательно спилась, а он, добрая душа, привозил ей харчей, чтобы на своей даче с голоду не померла. Возможно, он ждал, чтобы Лена рассказала ему какую-нибудь гадость про бывшего мужа. Леднев фигура заметная, сплетни о нем – товар ходовой.

– Я знаю, Леднева поддерживала отношения с неким Лучниковым Кириллом, менеджером салона по продаже автомобилей?

– Припоминаю. Лучников старый приятель Лены, конечно, по нынешним меркам старый приятель. Их знакомство началось, когда Лена ещё была замужем. Женщине нужны увлечения. Только не подумайте, что этот романчик стал причиной их развода с Иваном Сергеевичем. Ни в коем случае. После развода с Ледневым Лучников с Леной продолжали встречаться, хотя, говоря старомодным языком, угрюмая тень Леднева ещё долго нависала над ними. Но этот романчик не перерос во что-то более серьезное. Они слишком разные люди. Сперва Лена немного увлеклась Лучниковым. Молодой, он моложе Лены лет на семь, высокий, очень привлекательный. Но какое, скажите, будущее у торговца автомобилями и актрисой, чьи лучшие дни в прошлом?

– Два дня назад на похоронах Елены Викторовны, точнее на самом кладбище вы встретили Лучникова? – на всякий случай спросил Мельников.

– Нет, его там не было, – не задумываясь, ответила Бовт. – Определенно не было. Лучников не пришел и правильно сделал. Вообще на этих похоронах я чувствовала себя совершенно больной разбитой клячей. Вчера целый день не вставала с кровати.

– Елена Викторовна покинула тот театр, потому что возникли какие-то принципиальные разногласия с режиссером, так? Из другого театра ушла по той же причине? Так говорил Иван Сергеевич.

– Слушайте его больше, Ивана Сергеевича, – Бовт махнула сухонькой ладошкой. – Актер – это зависимое, совершенно бесправное существо, пластилин, из которого режиссер лепит все, что ему вздумается. Какие уж там принципиальные разногласия. Актеру говорят: в следующей постановке ты будешь изображать кучу дерьма. Он отвечает: спасибо за доверие и за такой интересный образ, постараюсь в него вжиться. Однажды Лена не явилась на спектакль, её пришлось заменить другой актрисой. Несколькими месяцами позже история повторилась. Обычное дело. Мало ли из-за чего актер не может участвовать в спектакле. Но Лене режиссер простить не захотел, напротив, он все сделал, чтобы рядовой эпизод превратился в громкий скандал. Жаловался директору театра, распространял всякие сплетни, орал, что с Леной невозможно работать. Директор театра отказался уволить Лену только из-за того, что пару раз она пропустила спектакли. Тогда режиссер зашел с другого конца. Роль в следующей постановке Лена не получила. Позже ей дали крошечную, самую невыигрышную роль. Лену стали затирать, и она осталась не у дел. А ведь Леднев мог помочь Лене.

– Каким образом?

– Режиссер того театра, где играла Лена, просил Леднева, чтобы тот в своем фильме одну из ролей второго плана отдал режиссерской свояченице или племяннице, не помню. Иван Сергеевич пригласил эту особу и остался ею недоволен. Отказал, встал в позу. Чего ему стоило дать роль этой родственнице? Все так только и делают. Нет, ему надо принципиальность проявить. А роль-то слова доброго не стоила. Да и фильм в целом отнюдь не шедевр всех времен и народов, серая, проходная лента. Сейчас, думаю, Леднева одолел комплекс собственной вины… Да, вот что я вспомнила. Вы спрашивали, не заметила ли я чего странного в поведении Лены. Начинаю припоминать: откуда-то у Лены появились деньги.

– Прежде у неё денег не водилось? – Мельников немного оживился.

– И в благополучную пору жизни Лена не откладывала на черный день, не копила. Накопительство вообще не в её натуре. Поэтому ни о каких сбережениях прошлых лет и речи нет. И вдруг эти деньги…

– А как вы узнали про деньги?

– Просто видела у неё в свой последний визит пачку крупных купюр в банковской упаковке. Мне неудобно было спрашивать, откуда такая сумма, я и не спросила. А пачка лежала в верхнем ящике трюмо. Она полезла туда, кажется, что-то из косметики достать. И вдруг вижу: лежит эта пачка. Я ей и говорю: Лена, кто же так оставляет деньги, спрячь их куда-нибудь подальше. А она отвечает, мол, тут не от кого прятать, воров тут нет. И весь разговор.

Мельников оказался на бульваре раньше назначенного времени, присел на лавку и вытащил из кармана свернутую трубочкой газету. В колонке происшествий он прочитал заметку о том, как зять по пьянке откусил теще указательный палец. Когда за зятем явился наряд милиции, он пытался бежать, спрыгнул с балкона третьего этажа и с переломами обеих ног был доставлен в больницу. «Задержанный сознался в том, что откушенный палец тещи спрятал в своем старом ботинке», – прочитал Мельников.

«Теперь этот паразит далеко не убежит», – сказала теща корреспонденту газеты, сопровождавшему её в Институт травматологии и ортопедии, где бедной женщине пришили откушенный палец. Сложив газету вчетверо, Мельников сунул её во внутренний карман пиджака. Он хотел закурить, но раздумал, дождь застучал по листве настойчивее, быстро прибил к земле пыль. Поднявшись на ноги, Мельников отошел к стволу тополя за лавочку. Стоя под деревом, он наблюдал, как от Петровки к нему приближается Юрий Шатров в сером тесноватом костюме и светлой сорочке без галстука.

– Вот черт, дождь не вовремя собрался, – вместо приветствия сказал Шатров, пожимая руку Мельникова.

– Побежали к машине вон на ту сторону бульвара.

Мельников зажал в кулаке ключи и, первым выскочив под дождь, побежал через бульвар, чувствуя за собой топот ног Шатрова. Мельников пересек две гравиевые дорожки, два газона, перелез через чугунную ограду, миновав пустую в эту минуту проезжую часть, открыл дверцу «Жигулей» и юркнул на водительское место. Теперь он смотрел, как Шатров, обогнув машину спереди, распахнул дверцу и сел рядом на место для пассажиров. Дождь стучал по крыше автомобиля, заливал лобовое стекло.

– Вот разошелся, – выдохнул Шатров, запыхавшийся после пробежки.

– Тебе на работу возвращаться? – Мельников посмотрел на часы, рабочий день подходил к концу. – Может, тебя подбросить?

– Нет, по магазинам надо прошвырнуться.

– Зарплату получил?

Сейчас Мельников взглянул на тесноватый костюм Шатрова, памятный ещё по совместной работе, и острить расхотелось. Шатров один из тех немногих, кто остался в уголовном розыске после многочисленных реформаций и продолжает держаться за тяжелую и совсем не хлебную работу, хотя имел заманчивые предложения от частных охранных фирм, давно мог уйти с места, обрести спокойную жизнь и получать вдесятеро больше нынешнего. Мельников вспомнил, что на прошлый день милиции руководство МУРа наградило Шатрова именными часами.

– А теперь расскажи мне, что удалось накопать на этого Лучникова.

– Вообще-то работу ты мне задал не из легких, я все архивы перевернул, – Шатров потер лоб. – Так, Лучников… Тридцать восемь лет, продавец-консультант автосалона. Образование среднетехническое. Холост. Детей не имеет, собственности не имеет, политических убеждений не имеет. Пара историй у него была, но это все дела давно минувших дней. В двадцать один год Лучников снова уличен в квартирной краже. На суде удалось доказать только два эпизода из предъявленных двенадцати. Лучникова осудили к реальному сроку. Уже через год условно досрочно он освободился из колонии общего режима. После освобождения около двух лет не работал и жил без прописки у своих родителей в Москве. Зарабатывал мошенничеством при перепродаже бытовой техники, фотоаппаратов. Заявления на него поступали трижды, но уголовное дело так и не завели.

Пару лет назад он передал довольно крупную сумму на закупку товаров в Корее одной компании. По его утверждениям, на деньги его кинули, руководители той фирмы скрылись, а у Лучникова ничего не осталось, кроме долгов. Он ещё пытался трепыхаться, но все честолюбивые планы расстроились. А к тому времени он вел переговоры о покупке магазина в Москве. Эта затея лопнула, а коммерческие палатки большого дохода не давали. Кроме того, одну из палаток пришлось отдать за долги местным бандитам. Две другие он продал и, судя по всему, не очень удачно.

– Ты рассказываешь таким тоном, будто ему симпатизируешь.

– Мне в жизни попадались менее симпатичные личности. Насильники собственных детей, убийцы собственных родителей. Публика специфическая. А этот Лучников, он, может, и сволочь, но у меня к нему претензий нет. Если за ним и водятся грешки, то это мелочь по нынешним меркам. Нет, это не тот человек, которого ты ищешь. В то, что он готов стырить набор золотых ложечек, я готов поверить. Но человека убить, женщину… Для этого у него кишка тонка.

– Выводы делать рано. Твои любимые душители и насильники в быту, как правило, оказываются весьма приятными людьми, верными мужьями, любящими сыновьями.

– Лучников – неудачник. Он прогорал на всех своих начинаниях. В конце концов, он занялся тем, к чему имеет призвание. Можно сказать, нашел себя. Работает в автомобильном салоне старшим продавцом. Он завел знакомство со всякими известными личностями. У него была парочка романов с актрисами. Не исключено, Лучников затевает какое-то дело, он ждет свой счастливый билетик. А может подумывает о карьере альфонса, содержанта. Он присматривает себе женщин с деньгами, чтобы устроить свое будущее. Одна из бабочек, которая попалась в паутину, Леднева. На первых порах Леднева кажется ему состоятельной женщиной. Актриса, муж известный режиссер, в представлении Лучникова, деньги у неё должны водиться. Он рассчитывал сесть на хвост состоятельной женщине, а оказался втянутым в связь с бедной стареющей актрисой. К тому же алкоголичкой. И никаких перспектив на горизонте. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: делает ноги.

– Твое логическое построение можно завершить совершенно по-другому, – Мельников зевнул. – Лучников тяготится этой связью. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: укол в вену – и никакого кипеша. А заодно прихватывает с дачи крупную сумму денег. По утверждению близкой подруги Ледневой, некой Бовт, у Елены Викторовны незадолго до смерти появилась большая сумма денег. При осмотре дачи и квартиры Ледневой там и копейки не нашлось. Откуда появились и куда исчезли эти деньги – неизвестно. Может, на эти вопросы ответит Лучников.

– Пусть этими вопросами занимается прокуратура, а ты лучше не лезь, – сказал Шатров. – А Лучников пусть живет пока, влипнет, тогда посадим.

– Ладно, спасибо за информацию.

– Не за что. Возможно, концы придется искать в её прошлом. Кстати, ты когда-нибудь видел её на сцене или в кино?

– Фильмы неудачные, – сказал Мельников.

После похорон Елены Викторовны он взял у Леднева видеокассету с фильмом, так и не увидевшим широкого проката. Накануне вечером Мельников посмотрел оба фильма и решил, что только попусту потерял время. В первой картине главный герой только и делал, что курил длинные сигаретки и бродил со скучающим видом по улицам захудалого городка. Где-то ближе к концу ленты герой ворвался в местный пивной бар с пистолетом в руке, пристрелил без всякого повода хозяина заведения, потом уложил с полдюжины мирных обывателей и пустился в бега.

Он ненавидел всех людей в своем городке и в первую очередь ненавидел самого себя. Леднева играла мать этого парня, которую таскали в прокуратуру и заставляли отвечать на вопрос, почему её сын это сделал, почему совершил тяжкое и бессмысленное преступление. Она не знала почему. Только пожимала плечами и отвечала: «Я не знаю.» На экране Леднева выглядела очень уставшей и опустошенной. Но возможно, такова была режиссерская установка, в этом и состояла роль.

– Ну, пока, – Шатров протянул руку Мельникову.

Мельников вышел из машины, насухо протер лобовое стекло, насвистывая себе под нос импровизированную мелодию, поднял голову к небу, где неслись, перегоняя друг друга клочковатые серые облака. Показалось: небо готовилось обрушить на землю новые водяные потоки. Уже собравшись лезть обратно в машину, Мельников на секунду остановился на асфальтовой бровке тротуара. По пустому тротуару шел сосед по подъезду Сергей Денисов.

– Эй, – окликнул Денисова Мельников. Тот поднял глаза. На секунду Мельникову показалось, что в этих глазах блеснула искорка испуга, выражение лица сделалось напряженным. – Мир, конечно, тесен. Но не настолько же он тесен, чтобы встретить соседа в двух шагах от Петровки, 38.

Мельников улыбнулся, внутренне удивляясь, откуда на лице Денисова взялось это странное напряженное выражение.

– Приветствую вас, – Денисов тоже улыбнулся, но тяжело, с усилием. Протянул Мельникову руку. – Не вовремя стекла протираете, сейчас опять дождь пойдет.

– Пожалуй, – согласился Мельников. Он стоял перед Денисовым, держа в левой руке тряпку и глядя в лицо соседа, какое-то растерянное, слишком бледное. – Вы тут как, по делам или просто гуляете, воздухом дышите? – поинтересовался он, догадываясь, откуда возвращается Денисов.

Вместо ответа тот лишь глубоко вздохнул, широко раздул ноздри.

– Меня сейчас вызывали туда, – многозначительно сказал Денисов и большим пальцем показал себе за спину. – На допрос вызывали.

– Надеюсь, ничего серьезного? И садитесь в машину. Подвезу.

На лице Денисова отразилось секундное колебание.

– Спасибо, а то я сегодня весь день на своих двоих бегаю.

Он залез в машину и, не спрашивая разрешения, закурил. Дождавшись, когда Мельников сядет за руль, Денисов заявил, что у него, кажется, отклеивается подметка у ботинка.

– Мать их, покупаешь дорогую обувь, а подметка отклеивается в первый же дождь, – Денисов сплюнул за окно, наклонился и поковырял пальцем дефектную подметку.

– Отнесите ботинки обратно в магазин, их должны поменять, – посоветовал Мельников, делая правый поворот на Тверскую. – А по какому поводу вас вызывали на Петровку?

– Да, Господи, каждый день что-то случается, просто сумасшедший дом, – Денисов чуть не заскрипел зубами. – Сам скоро с ума сойду. А тут ещё эти долбанные ботинки. Моего коллегу убили, начальника моего. Громкое дело. Даже в сегодняшних газетах, спустя пять дней после убийства, о нем писали.

– В газете ничего такого не нашел. Прочитал только о том, как зять теще палец откусил. Наверное, я читаю не те газеты.

– Начальник мой справлял день рождения, наверное, хорошо гульнул, – сказал Денисов. – На следующий день он не вышел на работу, хотя назначил несколько деловых встреч. Забеспокоились: звонят ему на квартиру, никто не отвечает. На следующий день тоже не вышел, телефон опять обрывали – ни ответа, ни привета. Еще через день связались с его бывшей женой, у той ключи были от его квартиры. Она одна, дура, к нему поехала. Открывает дверь, заходите комнату – и сразу в обморок. Такое там увидела. Убили человека, потом над ним надругались. А может, наоборот все происходило, черт его знает. Глаза выкололи, это дело, – Денисов ткнул указательным пальцем себе между ног, – отрезали, зачем-то вырезали бритвой нижнюю челюсть… И кому понадобилось его трогать? Теперь вот нас вызывают, сослуживцев, допрашивают. Обыск в нашем офисе проводили. А фамилия следователя Назаров, вам не знакома? Это он вызывал меня сегодня.

– Знаю такого, – кивнул Мельников. – Хороший следователь. Если вас интересует это.

– Странные он вопросы задает, – Денисов снова плюнул на дорогу. – Мы ведь с убитым работали вместе, не более того. Никаких там товарищеских отношений, никаких пьянок. Откуда мне могут быть известны подробности о личной жизни начальника? Знаю только, что он недавно с женой разошелся. Но ведь это не государственная тайна, это все знают. Громкий развод с битьем горшков и недорогой посуды. Были, конечно, кое-какие интриги с женщинами на работе. Это тоже всем известно. Но посчитал, что не вправе сообщать об этих интригах следствию.

– Все правильно, – одобрил Мельников. – Пусть предположения строит следователь. А квартиру убитого обворовали, не знаете?

– Не знаю, – Денисов помотал головой. – Я не могу задавать вопросы следователю. А у нас на работе говорят разное. Одни говорят, деньги, вроде, пропали. Другие говорят, все цело. Мне кажется, кавказцы действовали. Только они способны убивать с такой жестокостью.

– Женщины тоже способны на такую жестокость.

– За такие преступления, будь моя воля, я бы расстреливал на месте, без суда и следствия, – Денисов чмокнул губами. – Разрезать человека на куски в собственной квартире. Варварство.

– Точно, варварство, – согласился Мельников.

Рассуждения Денисова он слушал вполуха. Мельников прислушивался к своему сердцу и ругал себя за то, что в гостях у Бовт выпил слишком много кофе.