Глава девятая

Денисов второй час подряд делал вид, что занят служебными делами. Сидя перед включенным компьютером, он пустыми глазами смотрел в бледно-голубой монитор на прошлогоднюю таблицу сделок купли-продажи квартир, совершенных фирмой «Русь-Люкс». Денисов смотрел на экран, занятый своими мыслями, иногда передвигал с места на место курсор, нажимал кнопки клавиатуры и громко вздыхал, вслух выражая этими вздохами свое умственное напряжение.

Собственно, ломать этот спектакль было не перед кем. Иногда за спиной Денисова возникал Игорь Михайлов, сорокалетний дядька, числившийся агентом, но исполнявший в агентстве «Русь-Люкс» обязанности мальчика на побегушках, поди-принеси, нисколько не тяготившийся своим унизительным положением. Михайлов брал с соседнего стола очередную сигарету, бесцельно топтался на месте, пускал клубы зловонного дыма и пытался завязать разговор с Денисовым.

Но тот отвечал односложно, беседы не получалось, и Михайлов исчезал в коридоре или уходил в курилку на лестнице. Тему трагической гибели генерального директора «Русь-Люкс» Кудрявцева Михайлов был готов обсуждать бесконечно долго, выстраивая и тут же ломая собственные версии происшествия, обогащая собственные скудные сведения столь же скудными сообщениями сослуживцев. Михайлову очень хотелось знать, что думает по поводу происшедшего Денисов, не последний человек в агентстве, по слухам, земляк покойного. Но Денисов, к разочарованию Михайлова, был неприступен. Михайлов топтался за его спиной и вопрошал: «Боже, что же станет теперь с конторой, со всеми нами?» И этот вопрос остался без ответа. Тогда Михайлов, воняя дешевой сигаретой, предпринял новую попытку разговорить Денисова.

– Это просто безумие какое-то – убивать ни в чем не повинного человека, такого классного специалиста, – воскликнул он. – Вы не находите, Сергей Сергеевич, что это безумие?

Денисов, внутренне посмеиваясь над Михайловым и его безграмотными тупыми вопросами, неопределенно пожал плечами:

– Конечно, безумие, Игорь.

Получив столь исчерпывающий ответ, Михайлов уходил, тяжело, по-стариковски передвигая ноги в плохо чищеных ботинках. Но стоило ему исчезнуть за дверью, как разговор пыталась начать заместитель главного бухгалтера Ольга Васильевна Модестова. Вот уже два дня как оперативники МУРа опечатали помещение бухгалтерии, со дня на день сотрудники «Русь-Люкс» ожидали проверки специалистов с Петровки и группы независимых экспертов, согласившихся дать свое заключение о деятельности «Русь-Люкс» милиции.

Модестова, исполнительная и обязательная по натуре, продолжала ходить на работу, высиживая полные восемь часов на чужом месте, волновалась, но в отличие от Михайлова старалась держать эмоции при себе. Стоило Михайлову выйти за дверь, Ольга Васильевна, сидевшая за соседним к Денисову столом, трогала его ладонью за плечо.

– Сергей Сергеевич, ну что вы все работаете, работаете? – Модестова говорила громко, будто обращалась не к одному Денисову, а к большой аудитории слушателей. – Ну, какой смысл в вашей работе? Останется наше агентство или всех разгонят – неизвестно.

– Вы думаете? Неужели вы думаете, вся наша работа пойдет прахом из-за гибели Кудрявцева? – Денисов оторвался от монитора и на вращающемся кресле повернулся к Ольге Васильевне.

– Говорят, и это совершенно достоверные сведения, а не те сплетни, что распространяет по коридорам Михайлов, – Модестова на своем стуле придвинулась ближе к Денисову, заговорила ещё тише, – так вот, рассказывают, Кудрявцева убили с дикой, звериной жестокостью. Никому не говорю об этом, только вам. Его привязали к деревянному креслу ремнями или веревками. А потом надругались над ним. Это даже сказать, выговорить трудно. Ему перерезали горло ножом, выкололи глаза, наконец, его оскопили, кастрировали. Настоящая мясная лавка, а не квартира. Вы представляете?

Денисов брезгливо поморщился, чмокнул губами и покачал головой. «Складно рассказываешь, – подумал он. – Правда, горло Кудрявцеву перерезали не ножом, а бритвой. И все остальное тоже бритвой… Ну, да это не важно». За последние дни Денисов выслушал от сослуживцев добрый десяток версий происшедшего. Одни говорили: Кудрявцев кончил жизнь самоубийством, снес себе полчерепа, засунул в рот ствол помпового ружья, нажал пальцем ноги на спусковой крючок.

Другие болтали, будто бывшего шефа зарезали с целью ограбления в собственном парадном, когда тот, проводив гостей до автобусной остановки, возвращался домой. Третьи говорили, умер внезапно от сердечного приступа, двое суток пролежал в ванной под струей кипятка, льющегося на тело из открытого крана, сварился настолько, что мясо отошло от костей.

– Надо же, оказывается, его зарезали, – Денисов вытащил из пачки сигарету и, прикурив её, глубоко затянулся. – От Михайлова я слышал совсем другую версию. Он говорит, будто Кудрявцева застрелили.

– Ой, слушайте вы их больше, особенно этого Михайлова, – Модестова махнула рукой. – Квартира Кудрявцева находится на территории РЭУ, где работает моя хорошая приятельница. При ней увозили в морг труп, проводили обыск. Говорит, ужас, такого насмотрелась. Убийцы поставили под кресло, к которому привязали Кудрявцева, огромную кастрюлю. Эта кастрюля оказалась полной крови. Скорее всего, убийцы боялись, что у соседей снизу появится кровавое пятно на потолке, и они слишком быстро вызовут милицию. Видно, хотели, чтобы труп обнаружили не сразу, а спустя какое-то время после преступления. Моя подруга спать не может. Вся эта картина: этот таз с кровью, этот труп, весь изрезанный, оскопленный – перед глазами. И выпала же Кудрявцеву такая ужасная нечеловеческая смерть.

– Поразительная жестокость, – сказал Денисов. – Это дело рук кавказцев. Скорее всего, наемные убийцы.

Он посмотрел, как Модестова протерла лоб платочком. С минуты на минуту Денисову должен был позвонить председатель общества реабилитации инвалидов «Восход» Сычев, а серьезный разговор в присутствии Модестовой вести не хотелось.

Конечно, ничего интересного Ольга Васильевна не услышит, несколько ничего не значащих реплик, и только, но лишние уши есть лишние уши. Возможно, телефоны «Русь-Люкс» поставлены на прослушивание, проводят, как это называется в милиции, оперативно-розыскные мероприятия. Пусть проводят, ежедневно в контору звонят сотни клиентов, каждый со своим делом, всех не проверишь, все концы не зацепишь, так что, пусть слушают на здоровье. Да и Сычев не вчера на свет появился, ему известно об убийстве Кудрявцева, известно, что сотрудники «Русь-Люкс» стоят на ушах, их ежедневно таскают в милицию.

Два дня назад встретившись с Сычевым, они вместе долго осматривали особняк, переходя из комнаты в комнату и возвращаясь обратно, а затем плотно пообедали в ресторане. Денисов чувствовал: Сычев явно волнуется, слишком говорлив, слишком старается казаться остроумным, его просто-таки распирает от желания поскорее прибрать особняк к рукам. «Поселит там свою инвалидную контору или удумал что-то другое?» – спрашивал себя Денисов. Скорее всего, Сычев оставит особняк за собой, повесит на парадном входе вывеску своего общества и даже отведет одну из комнат на первом этаже под приемную для посетителей, которые к нему сроду дороги не знали. Обставит эту приемную, чем попало, создаст интерьер богадельни, посадит за письменные столы парочку понурых инвалидов, готовых целыми днями считать за окном ворон. Придет время, Сычев вытряхнет инвалидов и перепродаст особняк втридорога.

В ресторане Денисов показал Сычеву документы на особняк, тому осталось только облизываться, поглядывая на бумажки. «Как видишь, дом чистый, – сказал Денисов со скромным достоинством, щелкнув замками, спрятал документы в свой кейс. – Не в моих правилах что-то рекламировать, но могу сказать, что сделка фантастически выгодная». «Меня можешь не уговаривать, – Сычев улыбнулся. – Единственная проблема – наличность. Я только что рассчитался за товар, сроки подошли. И ещё дал денег одному типу, приятелю. Чтобы найти деньги, мне понадобится ещё хотя бы дня два-три. Если подождешь, считай, договорились».

Вообще– то лишний день роли не играет, но в любом деле важна точность. Когда официант принес свинину на ребрышках с тушеной капустой, Сычев забыл обо всех делах, а о гибели Кудрявцева вспомнил только за десертом. «Нормальный мужик твой бывший шеф, -сказал он и погрустнел лицом. – Даже не верится, что его того, на бифштекс порезали… Поищут убийц и закроют дело. Такие преступления или раскрывают по горячим следам или вообще не раскрывают. Как в вашем офисе обстановка?» «Как обычно, – Денисов равнодушно пожал плечами. – Примерно недели на две деятельность конторы приостановят. Проверят документы и все такое. Кудрявцева убили, но контора-то осталась». Сычев пребывал в прекрасном расположении духа. «Три дня, больше ждать не могу, – сказал Денисов, проводив Сычева до его машины. – Находишь наличность – дом твой».

«Слишком уж сегодня он вежливый, – размышлял Денисов, шагая по улице к офису „Русь-Люкс“. Расплатился за мою жрачку в ресторане, улыбался без конца. Такое впечатление, будто это он хочет продать мне товар, а не наоборот. С чего бы это? Может, хочет меня кинуть на деньги? Вряд ли, не рискнет. Если я потеряю деньги, он потеряет особняк. С моей подачи сделка тут же будет признана незаконной. В пиковом случае меня могут обвинить в мошенничестве. Но все это бездоказательно. Я действовал в интересах „Русь-Люкс“ с согласия покойного Кудрявцева. И поди, докажи обратное. Если Сычев вздумает меня кинуть, накажет самого себя. Все это он понимает, не окончательно же мозги жиром заплыли. Нет, не должен он меня кинуть».

Денисов пробовал ободрить себя, подбирал в свою пользу все новые аргументы. Но мелкий червячок сомнения грыз и грыз изнутри, делая в душе все новые дырочки. «К неожиданностям я готов, – сказал себе Денисов. – Тут дело такое, неожиданности могут возникнуть. Но к ним я готов. Если я потеряю деньги, я потеряю только деньги. Сычев потеряет все». Другой голос, трезвый и ясный, сказал Денисову, что потеря денег для него – это потеря всей будущности, другой такой сказочный шанс уже вряд ли представится. «Тебе надо выходить из игры сейчас, пока ещё есть сила в руках и в голове, – сказал этот трезвый и ясный голос. – Пока ты сам не превратился в жалкого инвалида. Пока не началась умственная деградация. Закончи все сейчас».

Денисов, ненавидевший внутренние сомнения, до боли сжал кулак правой руки, он сказал себе, что все получится, все закончится благополучно.

Ольга Васильевна придвинула кресло ближе к Денисову, хотела добавить ещё что-то, но её остановил телефонный звонок. Модестова снова уткнулась в зеркальце и взяла в руку помаду. Узнав в трубке голос Романа Ткаченко, пьяницы с Ленинского проспекта, предлагавшего купить у него ордена и медали неизвестного происхождения. Денисов назвал себя, спросил звонившего, как, мол, дела. Операция по приобретению комнаты Ткаченко благополучно завершалась, оставались, правда, некоторые формальности, которые Денисов планировал уладить в течение недели попутно с другими куда более важными делами.

– А я вот только что о тебе вспоминал, думаю, как там старый знакомый поживает, – сказал Денисов. Работа в риэлтерской фирме приучила Денисова разговаривать с людьми, даже опустившимися алкашами, вежливо и дружелюбно.

– Так себе дела, – прогудел в трубку Ткаченко. – Приболел я малость, прихворнул. А вы прошлый раз сказали, что только на следующей неделе увидимся, чтобы это, как говорится, рассчитаться. А я вот приболел, пластом лежу…

– Попроси сестру, у тебя же есть сестра, попроси, пусть приедет, в аптеку сходит, кашу сварит молочную, – Денисов старался говорить бодрым голосом. «Вот же ублюдок, вымогатель, – думал он. – Ясно ведь куда клонит: нет сил ждать, нельзя ли с деньгами поторопиться? На такого гада пулю жалко, а ему денег давай». – Пусть сестра приедет, позаботится о брате.

– У неё своих забот полон рот.

– Хорошо, а я-то тебе, чем могу помочь? – Денисов наперед знал ответ.

– Ясно чем, – Ткаченко задышал в трубку неровно. – Может, подкинете сколько-нибудь. А то я копыта отброшу, пока денег дождусь. Может, подкинете в счет моих будущих доходов? Я ведь много не прошу. Только, как говориться, на лекарство.

Вибрирующий в трубке голос Ткаченко приводил Денисова в тихую ярость: «В рот тебе дышло, как говорится. И откуда берется такая срань: лекарство ему подавай, копыта он отбросит».

– Хорошо, – сказал Денисов. – На лекарство тебе выделю, но только на лекарство, – он решил, что крюк будет не велик, визит к Ткаченко много времени не займет. – Сегодня вечером ты дома? Ну конечно, ведь пластом лежишь. Вечером я на минутку заеду, – он опустил трубку, пояснил Модестовой. – Приятель вот заболел, а навестить некому, бедолагу. Придется мне после работы к нему на другой конец города тащиться.

– Вы такой безотказный, – Ольга Васильевна захлопала накрашенными ресницами. – Надо и себя немного пожалеть. Известно, сам себя не пожалеешь…

Денисов, взглянул на часы. Сычев должен был позвонить ещё час назад. Странно, человек он пунктуальный. Денисов уже подумывал, не набрать ли самому номер Сычева, когда нужный звонок, наконец, раздался и добродушный, излучающий теплоту голос Михаила Александровича поприветствовал собеседника:

– Да, что я тебе хотел сказать, – Сычев выдержал короткую паузу, – собрал я тут, что надо. По крохам, но собрал.

– И хорошо, – Денисов старался говорить ровным голосом, не показывая легкого волнения. – А то уж я устал отвечать на звонки. Всем говорю «нет», говорю, что уже ушла игрушка.

Денисов подумал, что по телефону, который наверняка прослушивают, лучше не произносить слово «игрушка», а то ещё подумают, что речь об оружии. Назначив место и время встречи, он опустил трубку и посмотрел на Модестову веселыми глазами. Захотелось сказать Ольге Васильевне что-нибудь приятное, какие-нибудь простые душевные слова. Денисов задумался, интересно, какие слова хотела бы услышать от него Модестова?

– Кстати, сегодня вы прекрасно выглядите, – сказал он и тут же выругал себя за эту пошлость.

Он попрощался с Ольгой Васильевной, зажав в ладони ручку кейса, вышел из комнаты. Решив не дожидаться лифта, а спуститься по лестнице, прошел полутемным коридором мимо закрытых дверей, мимо приемной покойного Кудрявцева, свернул налево, в маленький тамбур и, потянув на себя дверь, вышел на лестничную клетку. Здесь он нос к носу столкнулся с Михайловым, сплевывавшим в напольную пепельницу длинную тягучую слюну. Он вытер рот тыльной стороной ладони, сделал шаг вперед, глаза его возбужденно блестели.

– Вы там, в кабинете с Ольгой Васильевной самое интересное пропустили, – сказал Михайлов и вытер рот другой рукой.

Денисов остановился, решая, завязывать разговор или следовать дальше своей дорогой. «Для Михайлова все в жизни интересно, – раздраженно подумал он. – Собака ногу у дерева поднимает – и это интересно. Все интересно». Глаза Михайловна продолжали сверкать неестественным лунным блеском. Глядя в эти светящиеся глаза, Денисов понял, что произошло что-то важное. Пристроив у стены кейс, он достал из кармана сигареты, протянул пачку Михайлову и щелкнул зажигалкой.

– Любу Гусеву, референта, только что арестовали, – Михайлов присосался к сигарете, будто не курил целую вечность. – Я сам видел. Как раз покурил и поболтал с Горбылевым, их контора на верхнем этаже помещение арендует. Горбылев как раз спрашивал, ну, да это не важно, спрашивал про лекарство от запоров. Возвращаюсь к себе на рабочее место, заглядываю в приемную, машинально заглядываю, и тут же останавливаюсь. Перед Любиным столом двое мужиков в штатском, а у двери ещё двое. Женщина и мужчина незнакомые. Один мужик, что стоит перед Любой, показывает ей какую-то бумажку и что-то тихо говорит, я не разобрал.

Люба бледная, поднимается с кресла, начинает собирать сумочку, а у самой руки так трясутся, что в эту сумочку она и положить-то ничего не может. Водит глазами по сторонам, как сумасшедшая. Этот в штатском ей что-то говорит, а она, видно, вообще не понимает, чего от неё хотят. Тогда он обошел стол, взял Любу за локоть и потащил к себе. И смотрю, она плачет и тоже что-то отвечает. И тут второй мужик в штатском видит, что я стою под дверью, подошел, сука, и говорит: «Вы куда-то шли? Идите дальше». И дверь прямо у меня под носом захлопнул. Я так понимаю, бумажка – это ордер на арест. А те двое, что у дверей стояли, понятые. Из нашего коллектива понятых не стали приглашать, чтобы шуму лишнего не делать. Взяли людей со стороны.

– Значит, Любу арестовали? – Денисов, подыгрывая Михайлову, присвистнул. – Ни фига себе. Ее-то за что? Она референт – и только.

– А вы думали одно начальство арестовывать будут? – задал Михайлов один из своих бессмысленных вопросов, на который ответа не придумать. – Тогда я встал в конце коридора, смотрю, что дальше произойдет. А уж её повели через пять минут к лифту.

– Вот же дела творятся, – Денисов, изображая удивление, округлил глаза.

Вытащив из пачки сигарету, он закурил сам. Документы из кабинета Кудрявцева, а также все бумаги из стола и сейфа Гусевой оперативники изъяли ещё несколько дней назад, составив их опись и протокол изъятия. Эта макулатура вряд ли что даст следствию. Серьезные бумаги Кудрявцев в офисе не держал. Но среди всех этих бумаг оперативникам, без сомнения, попалась и та бумажка, которую Денисов подкладывал под оригинал письма с угрозами в адрес Кудрявцева. Одного этого доказательства хватит, чтобы предъявить Гусевой обвинение в убийстве. Такая улика дорого стоит. С арестом Гусевой тянули несколько дней, возможно, это время ушло на экспертизу подложного листка.

Возможно, на первой стадии следствия на роль подозреваемых нашлись другие более серьезные кандидаты. Возможно, все возможно. Главное, рыбка клюнула. Со временем, с Гусевой снимут обвинение, отпустят. Если следователь окажется твердолобым, если соблазн раскрутить преступление быстро окажется слишком велик, и убийство все-таки пришьют Гусевой – тем лучше. В выигрыше останется только сам Денисов, получивший большую фору во времени. Это все, что ему нужно, месяц-полтора спокойной жизни, в этот срок он успеет завершить все дела.

– Я говорю, она же с ним жила, с Кудрявцевым, – Михайлов дыхнул на Денисова табачным дымом и несвежим запахом изо рта. Инстинктивно Денисов отступил назад на полшага. – Сколько раз бывало, они засиживались на работе допоздна. А потом запрутся в кабинете Кудрявцева, будто по домам разошлись. На работе этим заниматься – последнее дело.

– Секс в рабочее время не уголовное преступление.

– Значит, не за это Гусеву арестовали, – глубокомысленно заметил Михайлов. – Значит, есть за что. Меня или вас, к примеру, почему-то не арестовали. Нет, здесь не все так просто. Я не удивлюсь, если выяснится, что Гусева замешана в этом убийстве. Нет, я не говорю, что она это сделала. Но Гусева может быть соучастником убийства.

– Следствие разберется.

Прощаясь, он пожал большую влажную ладонь Михайлова, после этого пожатия Денисову захотелось пройти в туалет и вымыть руки. Вместо этого он спустился по лестнице на первый этаж, перебросился несколькими словами с охранником, читавшим газету в своем отгороженном закутке под лестницей, вышел на улицу, наполнив грудь влажным прохладным воздухом. Небо хмурилось, собирался дождь.

Территория платной стоянки, где находился гараж Денисова, в этот послеобеденный час оказалась полупустой. В металлической, застекленной с двух сторон будке слушал радио молодой охранник Володя, облаченный в солдатский камуфляж. Володя, сидящий спиной к воротам, вращающий ручку настройки приемника, не заметил подъехавшей машины, Денисову пришлось посигналить. Черно-белый шлагбаум пополз вверх. Денисов помахал Володе ладонью и надавил педаль газа. Он подогнал машину к гаражам, доехал до своего крайнего ряда, остановился и вышел из машины. Он отпер замок, снял его с колец и распахнул ворота гаража. Загнал машину внутрь.

Хороший гараж и место удачное, оборудовано все неплохо: смотровая яма, свет, металлические стеллажи с инструментом и всякой всячиной, верстак. Жаль, что придется расстаться с этим удобным гаражом. Он запер ворота изнутри на толстый засов, сделанный на заказ местным сварщиком. Денисов, позевывая, зажег над верстаком лампочку-переноску в стальном наморднике, достал с полки старый радиоприемник на батарейках и включил музыку. Он поставил приемник на полку, поразмыслив несколько секунд, отодвинул верстак от стены.

Денисов нагнулся, снял крайнюю от стены доску и вытащил из образовавшейся ниши пластиковый пакет с несколькими коробками патронов, а затем завернутое в мешковину гладкоствольное охотничье ружье «Ремингтон» шестнадцатого калибра с горизонтальным расположением стволов, купленное год назад по случаю. – Ну-ка, иди ко мне, – сказал Денисов ружью, развернул мешковину.

Зажав ствол ружья в тисках верстака, он снял с себя пиджак, галстук и рубаху, облачился в рабочую куртку неопределенного цвета, поверх нее, чтобы металлическая пыль не летела на брюки, повязал длинный фартук. Достав с полки ножовку по металлу, два запасных полотна и масленку, он сделал насечку на ружейном стволе у самого ложа. Включив музыку громче, Денисов отложил ножовку в сторону и развязал пакет с коробками патронов.

Раскрыв одну из коробок, немаркированную, он вытащил из неё гильзу, а из этой папковой гильзы извлек пыж, высыпал на ладонь снаряд. Им оказалась самодельная «сечка», кусочки крупно и неровно нарубленного свинцового провода. Заделав пыжом гильзу и положив её на прежнее место, Денисов отодвинул коробку с самодельным зарядом в сторону. Не пойдет, решил он, пыж из газеты, заряд и прокладка не фабричные, с этой самодеятельностью лучше не связываться. Он отобрал по одной коробке самой крупной дроби, четыре ноля и три ноля. И добавил к двум отобранным коробкам две коробки с картечью диаметров шесть с половиной миллиметров. Распечатав по очереди все четыре коробки, проверил каждый патрон, извлекая из папковых гильз пыжи и, высыпая на ладонь фабричные заряды, потом заново снаряжал патроны. Прокладки и порох он решил не проверять, в герметичный пакет, где хранились патроны, влага проникнуть не могла.

«Отлично, все хорошо», – сказал Денисов, закончив эту работу, сгреб ненужные коробки с патронами обратно в пакет, засек по ручным часам время и взялся за ножовку. Он работал сосредоточенно, стараясь не перекосить полотно, но, несмотря на все старания и аккуратность, полотно лопнуло уже через десять минут. Выругавшись вслух, он натянул новое полотно, смазав его машинным маслом, капнул несколько капель в зазор, образовавшийся после начала распиловки на стволе ружья.

Поплевав на ладони, он снова взялся за дело и уже не останавливался больше ни на минуту, пока все не закончил. Отложив ножовку, он прошелся напильником по мелким шероховатостям обрезанного ствола и приклада, взглянул на часы, вся работа заняла пятьдесят минут. Денисов измерил длину обреза рулеткой, сорок два сантиметра, подходяще. Сунул отпиленный ствол и приклад в пакет с ненужными патронами, убрав целлофановый пакет обратно в тайник, придвинул верстак к стене.

После смерти Кудрявцева Денисов больше не чувствовал себя в безопасности, он знал, что часы пущены, его время пошло. Конечно, и обрез «Ремингтона» и ТТ под водительским сиденьем «Жигулей» – слабая защита, говоря честно, и вовсе никакая это не защита, а только дополнительная опасность, готовые пять лет срока, если какой-нибудь наряд милиции вдруг вздумает остановить и обыскать машину. Оружие вряд ли защитит, если бандиты, чьей протекцией пользовался Кудрявцев, начнут наступать на пятки. С ментами ещё можно расстаться полюбовно, ничто человеческое не чуждо милиции, бандиты же короткую разборку с ним закончат на Хованке.

Размышляя, Денисов вытер со лба пот носовым платком. Теперь он чувствовал, какая в гараже духота, чувствовал, как прилипает к спине рабочая куртка. Он сдул на пол с верстака маленький холмик металлической пыли, зарядил в оба ствола обреза дробь четыре ноля и, обернув «Ремингтон» мешковиной, сунул его в багажник «Жигулей», в задний угол, за запаску и инструменты, туда же бросил отобранные коробки с патронами, прикрыл все это ветошью. Открыв засов на воротах, Денисов сходил к торчавшему из асфальта крану, разделся до пояса, вымылся холодной водой, не замечая мелкого дождика, обтерся полотенцем.

День клонился к вечеру, а впереди оставались ещё кое-какие дела, не очень важные, но на потом их не отложишь. Надев пиджак, Денисов сладко потянулся и сел за руль. Странное дело, большое беспокойство вызывал сейчас этот бывший мент Мельников. Эта странная встреча на бульваре два дня назад. Когда-то в школе Денисов изучал теорию вероятности. Эта теория почти не оставляет места в жизни случайностям. Нет, эта встреча не была случайностью. Оставайся Мельников ментом, все встало бы на свои места: пасет его, Денисова, взял, так сказать, шефство. Но Мельников давно ушел из милиции. А может, только говорит, что ушел? Но если действительно ушел, ситуация запутывалась. Что ему тогда надо? Что он хочет от Денисова? Мельников что-то знает о прошлом Денисова? Или о настоящем? Попытается его шантажировать или стукнет своим друзьям с Петровки? По старой памяти стукнет.

Денисов уже несколько раз воспроизводил тот самый разговор в салоне «Жигулей», когда Мельников вдруг предложил подвезти его до дома и ему, Денисову, не оставалось ничего другого, как с благодарностью согласиться. А ведь в тот вечер у него были совсем иные планы, и домой он ехать не собирался, но сел и поехал вместе с Мельниковым, Разговор как разговор, вроде ничего особенного, обычная трепотня двух соседей, у одного из которых возникли неприятности. Кем бы Мельников сейчас ни работал, чьи бы интересы ни представлял, свою пулю он заслужил, выпросил. «Только не надо торопиться, только не заводись – сказал себе Денисов. – Этот бывший мент никуда не денется, его всегда можно достать».

Поставив машину перед окнами своей квартиры, Денисов наскоро пообедал в обществе тетки, молча созерцавшей его скромную трапезу. Проглотив плохо разогретые котлеты, он заварил в чашке растворимый кофе, достал сигарету и, скомкав в кулаке пустую пачку, бросил её в мусорное ведро. «Что там сказал профессор Синенко насчет питания?» – подумал он, уставившись глазами в теткину спину, полусогнутую над кухонной мойкой. Пустив из крана воду, она сосредоточенно мыла оставшиеся после обеда грязные тарелки.

– Тетя, обождите с посудой, позже домоете, когда я уйду.

Тетка обернулась на него через плечо, выключила воду и поставила чистые тарелки в сушку. Вытерев руки посудным полотенцем, села на табурет через стол от племянника, посмотрела на него бесцветными водянистыми глазами. Это был странный взгляд, полный то ли сожаления, то ли грусти. Денисову на секунду показалось: все слова, что он теперь собирается сказать тетке, она уже знает наперед, ею раскрыты все его самые дальние планы.

– Хотел с вами, тетя, поговорить о важном деле.

– У тебя, Сережа, какие-то неприятности? – под взглядом этих водянистых теткиных глаз Денисову сделалось неуютно.

Начиная разговор, он хотел говорить с теткой напрямик, поставить её перед фактом – и точка. Пусть себе бесится, стонет или рыдает. Шуметь не в теткиных привычках, но если все-таки она заведется, то быстро остынет. Но сейчас что-то мешало Денисову сказать все приготовленные слова, внутренний голос подсказывал: это горькое сообщение лучше чем-то сдобрить, каким-то соусом, жалостью к себе, к своей болезни, например.

– Не хотел я затевать все это, – так и не пояснив, чего именно он не хотел затевать, Денисов свернул на другое. – На днях я побывал у Синенко, у психиатра. Известный профессор, светило мирового масштаба. Профессор следит за развитием моей болезни довольно давно, вот так, – Денисов выдержал паузу, подумав, что говорить полуправду легче, чем резать правду-матку.

– Этот Синенко действительно выдающийся специалист, с его мнением считаются все психиатры мира. Он сказал, дела мои плохи. Так и сказал, без обиняков, по-мужски. За последние месяцы болезнь прогрессировала.

– Да, но ведь приступы у тебя вроде бы чаще не стали происходить, – тетка хотела добавить ещё что-то, но Денисов поспешил её оборвать.

– Число приступов – это лишь игра цифр. Важно, как далеко зашли изменения в мозге. Мое состояние за последние полгода ухудшилось. Если так пойдет дальше, мне грозит слабоумие, возможно, через год, возможно, через два. Но итог один – слабоумие. Я превращусь в животное. Избежать, вернее, отсрочить его наступление можно, только если я решусь начать серьезное лечение, – сейчас, когда Денисов говорил правду, ему не было жалко самого себя. Он верил – худшего с ним не случится. – Нужно ложиться в клинику, хорошую клинику. Не в ту бесплатную забегаловку, где лечат, вернее, отправляют на тот свет дебилов. Пичкают их всякой психотропной дрянью, пока те остатки разума не потеряют, а потом… Словом, нужно лечиться, а не умирать.

– Конечно, Сережа, если профессор сказал…

– Но тут есть небольшая загвоздка. У нас в России эпилепсию, и судорожную и бессудорожную формы, не лечат. А чтобы лечиться за границей, нужны деньги, – тут Денисов сообразил, что тетка при всей ограниченности её кругозора, возможно, знает, что и за рубежом эпилепсию не вылечивают. – Да, за границей эту болезнь лечат, – повторил он с внутренней убежденностью в голосе. – Вопрос только в деньгах. Знаете, тетя, сколько я зарабатываю? На хлеб хватает, но ничего лишнего себе позволить не могу. Я принял трудное решение. Словом, деньги мне взять негде, поэтому я решил продать нашу квартиру.

Предвидя возражения тетки, он помахал перед собой растопыренной ладонью, как бы отметая все эти ещё не сказанные слова. Но тетка не издала ни звука. Денисов подумал даже, что она не поняла его слов, и вслух повторил, что их квартира продана, точнее, будет продана буквально на днях. Тетка кивнула головой, значит, поняла.

– Вы знаете, тетя, как я люблю нашу квартиру, знаете, с каким трудом она мне досталась, – он кашлянул в кулак. – Но здоровье дороже четырех стен. Ваши интересы не будут ущемлены. Вы переедете в прекрасную комнату на Ленинском проспекте.

Денисов подробно в восторженных выражениях описал тетке комнату алкоголика Ткаченко, особо напирая на то, что в квартире только одна соседка, и та одинокая старуха. Если старушка скончается, её освободившуюся комнату можно будет купить на законных основаниях. К тому времени он, Денисов, уже полностью излечившийся, вернется обратно в Москву, и деньги у него наверняка заведутся. И тогда они снова заживут по-семейному, как сейчас.

– А эта соседка – совершенно очаровательная бабка, очень интеллигентная, порядочная, – сказал Денисов, единственный раз мельком видевший в конце коридора коммуналки какую-то согбенную старуху в замызганном халате. – Я уверен, вы с ней подружитесь крепко. Станете помогать друг другу и все такое. Правда, там, в комнате, требуется ремонтик небольшой, косметический. На ремонт я дам денег. Как видите, прежде всего, я о вас думаю.

– Я должна написать какую-то бумажку? – спросила тетка бесстрастным голосом.

– Да, надо одну бумаженцию составить, – Денисов радовался, что все прошло так гладко, без слез и взаимных обвинений, тетка против всех ожиданий, оказалась такой покладистой, что захотелось её поцеловать, а весь разговор потребовал минимума времени и слов. Вот что значит найти верный ход. – Я дам вам типовой образец или лучше напишете вечером под мою диктовку.

– Почему же ты мне раньше ничего не сказал о своих планах? О том, что собираешься на лечение за границу? – тетка наклонила голову набок и посмотрела в глаза Денисова.

– Я колебался до последнего, – Денисов с горечью вздохнул. – И что толку разговоры разговаривать, если я ещё не нашел для вас подходящего жилья? Теперь вот эти проблемы решил, поэтому и говорю.

– А в какой же стране тебя лечить станут? – поинтересовалась тетка.

– В Швеции, – наобум назвал страну Денисов. – Там есть одно закрытое заведение, частная клиника. Персонал, обслуживание все на высшем уровне. Лечат по специальной методике, разработанной тамошним профессором, как его там, – Денисов несколько раз щелкнул пальцами, – Андерсеном.

– И долго это лечение продолжится? – глаза тетки по-прежнему не выражали ни радости, ни огорчения.

– Это как пойдет.

– Значит, те люди, которых ты приводил на прошлой неделе, муж с женой, и есть покупатели нашей квартиры? – спросила тетка.

Денисов почувствовал, что устал от вопросов.

– Точно, это и есть покупатели.

Тогда, неделю назад, тетка застала их, осматривающих квартиру, врасплох, вернувшись из химчистки раньше времени. Денисову пришлось отбрехиваться, сочинять для тетки очередную сказку, а покупателям объяснять, что его родственница пока не в курсе их дел, но возражать против сделки не станет.