Глава двадцать первая
Банкир Некрасов ждал Леднева на улице перед входной дверью в свой офис. Накрывшись от дождя черным зонтом, Некрасов стоял почему-то не под козырьком подъезда, а на тротуаре, повернув неподвижное лицо к чахлым деревцам на другой стороне улицы.
– Что-то вы опаздываете, – сказал он Ледневу вместо приветствия, руки не подал.
– Разве? – спросил Леднев и посмотрел на наручные часы. – Если они не опаздывают, я появился вовремя.
– Конечно, они опаздывают, впрочем, это неважно.
Сопротивляясь порыву ветра, Некрасов крепче сжал рукоятку зонта.
– Вы на машине? Тогда оставьте вашу машину здесь. Обратно я вас подброшу. Есть прекрасная идея, – не дожидаясь вопросов, Некрасов объяснил. – Хочу купить у знакомого японский внедорожник, совершенно новый. Но пока окончательно ещё не решил. Так вот, знакомый дал мне эту тачку, чтобы я поездил пару дней и влюбился в неё окончательно. Приглашаю совершить пробную поездку. Может, что посоветуете, вы же автомобилист со стажем. А в дороге обсудим дела.
– Поехали, – пожал плечами Леднев. Он оставил зонт в своей машине, но возвращаться из-за такой мелочи не хотелось. – Поехали, а то я здесь совсем промокну.
Некрасов повернул голову и кивнул высокому плотному мужчине, прятавшемуся от дождя возле подъезда.
– Мой телохранитель Николай, – пояснил он Ледневу и направился к серебристому внедорожнику.
Некрасов сложил зонт, достал из кармана ключи и распахнул перед Ледневым переднюю дверцу, сам обошел машину и сел за руль. Николай, смахивая с лица дождевые капли, устроился на заднем сиденье, за спиной Леднева, буркнув себе под нос нечто похожее на «здрась». Леднев обернулся и поздоровался. Некрасов тронул машину с места и в течение нескольких минут не сказал ни слова, упрямо сжав губы, смотрел вперед. Леднев расстегнул обе пуговицы пиджака и скрестил руки на груди.
– Ну, как? – спросил Некрасов.
– Добрая машина, – ответил Леднев, уже успевший оценить преимущества высокой посадки автомобиля.
– Да я не о машине, – Некрасов произносил слова почти не разжимая губ. – Я говорю, вообще как? Как дела? Как творческие успехи? В этом смысле…
– В этом смысле я, по-моему, все рассказал вам по телефону, – Леднев пригладил ладонью чуть влажные волосы. – Сценарий будет скоро переделан, это совершенно новый оригинальный сценарий. Вы мне сказали, что ничего не имеете против этого.
– Значит, все начинаем по новой? – Некрасов бросил на Леднева быстрый взгляд. – Все по новой – это слишком долго.
– Я думал, лучше потратить лишнее время, но сделать хороший фильм, чем быстро снимать проходной.
– Лишнего времени, как и лишних денег, в природе не существует, – Некрасов чуть наклонил голову вперед. – У вас был сказочный шанс сделать фильм, были большие деньги под ваш проект. По существу, вы могли снимать все, что заблагорассудится. Могли реализовать любую затею, любую прихоть. Такой шанс выпадает режиссеру раз в жизни. И то далеко не всякому режиссеру, нет, не всякому. И вы сами искренне считали себя баловнем судьбы. Это не вопрос, а утверждение. И вам действительно везло. До поры до времени. Все в жизни до поры до времени, до какого-то предела, до какой-то границы. Тем более человеческое везенье.
– По-моему, вы заблуждаетесь насчет меня, – Леднев покачал головой. – Мое везенье кончилось не сейчас. Уже давно кончилось.
– Ну, это общий разговор, – Некрасов поморщился. – Я считал вас практическим человеком. Способным поймать на лету пулю, не упустить шанс, тем более, когда с неба сыплются деньги, а вам остается только запастись мешками и подставить пустую тару под этот поток. А вы вместо этого…
Некрасов резко затормозил, когда на светофоре вспыхнул красный свет. На мокром асфальте машина встала, как вкопанная. Он не стал продолжать оборванную на середине фразу.
– Я решил, если фильм получится, это будет нашим общим успехом, – сказал Леднев. – Успех стоит некоторого времени. Лучше сейчас начать сначала, чем потом делать отчаянные усилия и пытаться спасти заведомо провальный фильм. Понимаю, что в чем-то не оправдал ваших ожиданий.
– М-да, в чем-то не оправдали, – Некрасов резко взял с места. – Вы больше занимались собой, своими личными проблемами, чем нашим общим проектом. Еще недавно вы убеждали меня в том, что сценарий хорош, а теперь вдруг изменили о нем мнение, – Некрасов вырулил в левый ряд и прибавил газу. – Где же логика? Или это ваша обычная манера общения: сегодня вы называете белое черным, а завтра черное белым?
– Кое-что изменилось во мне самом, – Леднев коснулся ладонью груди.
– Завтра снова что-то изменится в вас самом, – передразнивая жест Леднева, он прижал ладонь к груди. – Нет, уважаемый, так дела не делаются.
Этот разговор показался Ледневу бесконечно долгим, он повернул голову в сторону и стал разглядывать новостройки. Но вот и они закончились. Некрасов, не сбавляя скорости, проскочил пост ДПС и какое-то время молча ехал по окружной дороге. Леднев начинал испытывать беспокойство. Молчание Некрасова, плотоядное похрюкивание этого верзилы телохранителя на заднем сиденье, неизвестно ради чего начатая и явно затянувшаяся автомобильная прогулка.
Ясно одно: Некрасов заманил его в машину не ради того, чтобы продемонстрировать ходовые качества джипа, якобы предложенного знакомым. Тогда ради чего? Чтобы выяснить отношения? Расплеваться до конца? Дорога мало подходящее место для выяснения отношений. Не нужно было садиться в машину. Некрасов позвонил утром, попросил прийти к нему в кабинет. «А дальше?» – спросил себя Леднев, успевший выбросить из головы подробности короткого телефонного разговора. А дальше он здесь, в этой машине, мчащейся куда-то за город.
– Значит, вы хотите откровенности? – переспросил Некрасов в тот момент, когда Леднев, сосредоточившись на других, мелькавших в голове невеселых, уже забыл о своих последних словах. – Откровенно говоря, когда мы повстречались в первый раз, я принял режиссера Леднева за другого человека. Переоценил вас. Подумал, вы деловой человек, не способный на всякие сомнительные выкрутасы. Вам дали денег, вы сделали фильм. И все. Еще я подумал: у вас не то положение, чтобы капризничать. Думал, вы будете стараться. Я думал, вы умный, опытный человек.
Некрасов не поворачивался к Ледневу, а смотрел вперед на дорогу, оттого его слова звучали странно, будто речь шла о третьем лице.
– Думал, вы набили много шишек на лбу. И хорошо, научились, значит, понимать, кто есть кто в этой жизни. Например, кто есть вы и кто есть я. Но вы или действительно не понимаете разницы или делаете вид, что ничего не понимаете.
– Что конкретно я должен был понять?
Леднев начинал злиться. Он не мог вспомнить, чтобы кто-то в давние и недавние времена, даже люди, от которых он зависел почти абсолютно, позволяли себе так с ним разговаривать, цедить через губу унизительные слова. Леднев почувствовал, что у него вспотела спина. Он попросил себя остаться спокойным.
– Бросьте притворяться, – Некрасов скривил губы. – Это вы простакам, что собираются в Доме кино, можете рассказывать чушь о творческом поиске, режиссерских находках и всякой такой хреноте. А у нас разговор деловой, утилитарный. Вы отдаете себе отчет, для чего я давал денег на фильм? Ну, конечно, не для того, чтобы вы на эти деньги самовыражались. Мне плевать на ваши амбиции. Я смотрю несколько, пять-шесть, отечественных фильмов в год. Лучшие образцы. Этого достаточно, чтобы понять: наше кино находится в такой глубокой заднице, из которой ещё очень долго придется выбираться. Поэтому творческие амбиции стоящих на коленях кинематографистов, – Некрасов быстро посмотрел на Леднева и снова уставился на дорогу, – меня не интересуют.
– Я хотел…
– Мне тошно слушать весь этот треп про творчество. Я согласился дать денег только потому, что такова странная прихоть моей любовницы. Только поэтому. Попросила бы она меня купить ей, например, лошадь. Я бы купил лошадь. Но она попросила роль в кино. Это её желание. А вы что, возомнили, что я питаю какие-то теплые чувства к нашему беспомощному кино? Или к тем лентам, что снимали вы лично?
– Я хотел сделать хороший фильм.
– И делали бы свой хороший фильм, – Некрасов достал сигарету и прикурил. – Вы сами виноваты во всех своих неприятностях. Только сами, никто другой.
– У меня дела, мне нужно возвращаться обратно.
– Успеется, – отрезал Некрасов. – Все главные дела здесь, в салоне этой чертовой машины. Главные дела у вас со мной, все остальное – пустяки. Дерьмо собачье. Есть возражения?
– Возражения есть.
Ледневу хотелось курить, он пошарил в карманах и вспомнил, что оставил сигареты в своей машине. Просить сигареты у Некрасова казалось слишком унизительным. Некрасов тоже злился и вымещал свое зло на машине, гнал и гнал её вперед, забыв о правилах и дорожных знаках.
– Я не люблю, когда у меня воруют, – сказал Некрасов. – Какая разница, что именно воруют. Какую-нибудь безделицу с моего письменного стола или человека, которого я люблю. Все едино, кража есть кража.
– А, вот вы о чем…
– Наконец-то до вас дошло, – Некрасов с шумом и свистом выпустил из себя воздух, казалось, в его груди бурлит и клокочет готовый взорваться паровой котел. – В вашем испорченном киношном мире, может, так принято, чтобы артистки обязательно облазали постели всей съемочной группы. Первая ночь, конечно же, за режиссером. А потом уж все остальные, по старшинству. И так вплоть до последнего ханыги, какого-нибудь помощника осветителя. Но в моем мире другие законы. И первый из них: мое воровать никто не смеет. Руки к моему добру многие протягивали. А потом плакали, потому что оставались без рук, – Некрасов выпустил из себя воздух.
– Я ничего у вас не воровал, – сказал Леднев, хотелось курить. – Я действовал открыто, ни от кого не прятался. И от вас не прятался.
– Не прятался, – передразнил Некрасов. – Лучше бы прятался. Закон любовного союза: ты не знаешь, я не знаю – и всем хорошо. Но вы очень хотели, чтобы я все узнал. Вы даже не захотели создать какую-то видимость приличия. Одной рукой гребли мои деньги, другой рукой лапали мою любовницу. Скажу честно: редко мне встречались такие хамы.
* * *
Некрасов сделал правый поворот, такой крутой, что завизжали покрышки. Леднев меланхолично наблюдал, как «дворники» смахивают с лобового стекла дождевые брызги. Некрасов молча гнал машину вперед и вперед, продолжая дышать тяжело и неровно. Он справился со своим дыханием минуты через три.
– Надеюсь, вы понимаете, что наше, так сказать, творческое сотрудничество закончилось. Я поговорил с Надей, поставил её в известность о своем решении, – Некрасов прикурил следующую сигарету и тут посмотрел на Леднева, ожидая какой-то реакции на последние слова. – Я-то думал, вы станете у меня в ногах валяться, прощения просить и давать обещания. Но вы и сейчас не хотите ничего изменить, не желаете воспользоваться последней возможностью что-то исправить.
Леднев молчал, смотрел вперед на дорогу и гадал, на какой край света их занесло. Голос Некрасова теперь звучал спокойнее.
– Тем лучше. И для меня и для вас самих. Наде, если это вам интересно, я найму другого режиссера. Без претензий. На этом кончим эти дебаты. Но под свой будущий фильм вы получили с меня деньги. Как вы думаете возвращать долг? Сумма для вас, конечно, ничтожная, – Некрасов сладко улыбнулся. – Если я не ошибаюсь, вы получили с меня двадцать тысяч долларов на первичные расходы. Понимаю, траты у вас были. Личные траты. Но тратили вы мои деньги. Итак, двадцать штучек. За три с лишним месяца на эту сумму набежало сто процентов. Такова моя ставка. Кроме того, вы пользовались Надей, так сказать, брали её в аренду. И мне полагается плата, – Некрасов расхохотался фальшивым смехом. – Но я не сутенер. Этот должок я прощу. Но учту моральные издержки. Их я оцениваю не слишком высоко. Вы ведь больше навредили себе, чем мне. Еще двадцать тысяч для ровного счета. Итого шестьдесят тысяч.
– Не много ли? – спросил Леднев.
– В самый раз, – Некрасов недобро покосился на него. – Думаю, десять дней вам хватит, чтобы собрать требуемую сумму. Лучше для вас, если не станете тянуть с этим долгом. Будут капать проценты и проценты на проценты. А если не вернете деньги через месяц, я продам ваш долг другим людям. И они получат с вас все. Сам я деньги выбивать не умею. Так что, вам выгодно уладить эти проблемы лично со мной.
– У меня нет и быть не может таких денег, – сказал Леднев. – И вы это знаете.
– У вас есть имущество, недвижимость, – Некрасов кашлянул. – Квартира есть. Значит, вы платежеспособны. Всегда можно договориться.
– Вы очень добры, но юридически безграмотны. Сумму морального ущерба определяет суд, а не потерпевший. А шантажисты, они часто заканчивают свои операции в СИЗО.
– А умные режиссеры часто заканчивают на кладбище, – Некрасов съехал на обочину и остановил машину. – Или в дорожной канаве. До сих пор вы находитесь в добром здравии только потому, что я не люблю крови.
– Не разыгрывайте из себя Бога, эта роль не для вас, – Леднев достал из кармана платок и тщательно высморкался. – Я верну вам деньги через десять дней. Не знаю, где их возьму, но верну. Ровно двадцать тысяч. Столько я у вас брал под будущий фильм. И никаких процентов и никаких компенсаций. Моральные издержки есть и у меня.
– Убирайтесь.
Некрасов уставился на Леднева тяжелым взглядом. Левое веко Некрасова подергивалось.
– Вы обещали отвезти меня в Москву.
Леднев понимал, что нужно уходить, но упрямо не двигался с места. Он наблюдал, как левое верхнее веко Некрасова поднималось и снова падало. Всю дорогу не напоминавший о себе телохранитель завозился на заднем сиденье. Телохранитель поднес свои губы ближе к уху Леднева.
– Ты сам выйдешь, сука, или тебе помочь? – спросил он в полголоса.
– Сам выйду, сука, – ответил Леднев.
Распахнув дверцу, он тут же утопил замшевый ботинок в грязной луже. Чертыхнувшись, выбрался на дорогу и зашагал по кромке асфальта в обратном направлении. Машина развернулась, обогнала Леднева и через несколько секунд исчезла за дальним поворотом.
Леднев шел по обочине, хлюпая промокшими ботинками и то и дело вытирая с лица дождевые капли. И слева и справа уходили от пустой дороги к дальнему лесу поля, засаженные свеклой. Неподвижное в серых тучах небо нависло над землей. Леднев остановился, снял ботинки, отжал и сунул в них носки, засучил брюки. Асфальт оказался неожиданно теплым. Через километр Леднева обогнал бесшумный велосипедист в прорезиненном черном плаще с капюшоном, похожий на персонаж черно-белого фильма, нечаянно съехавший с экрана. Запоздало Леднев что-то крикнул ему вдогонку, но велосипедист не остановился, продолжил свое немое путешествие.
Навстречу из-за поворота показался трактор с пустым громыхающим прицепом, и Леднев, выйдя на середину дороги, помахал водителю рукой, чтобы остановился. Трактор съехал на обочину, открылась дверца кабинки и показалась чумазая стариковская физиономия. Старик поправил глубоко сидящую на голове кепку и подозрительно уставился на босые ноги Леднева.
– Слышь, дед, тут до станции далеко? – спросил Леднев, подняв голову кверху.
– Смотря до какой станции, – дед не отрывал взгляда от босых ног Леднева.
– До той, откуда поезда до Москвы идут, – пояснил Леднев и подумал, что дед вовсе не дед, а мужчина примерно одного с ним возраста. Просто его старит трехдневная седая щетина и эта дурацкая кепка, натянутая на самые уши.
– А то я думал до сельхозстанции. А до железки километров пять. Только идти вам в другую сторону.
– Довези. На бутылку заработаешь.
В Москву Леднев добрался вечером и решил не забирать машину от офиса Некрасова, а отложить это дело до завтра, а пока отправиться домой, напиться горячего чая с коньяком и залезть в ванную. Но придя домой, он только переоделся в махровый халат и почувствовал такие властные позывы ко сну, что не нашел сил им сопротивляться. Выключив телефон, Леднев повалился на кровать и проспал до глубокого вечера.
* * *
Перед тем как начать стряпать яичницу, Леднев посмотрел на часы и чертыхнулся. Начало двенадцатого, а Мельников обещал позвонить в одиннадцать. Телефон все ещё оставался отключенным. Леднев прошел в большую комнату, включил телефон и хотел было возвращаться обратно на кухню, но тут раздался звонок. Голос Мельникова казался слишком возбужденным.
– Ты что, выпил? – спросил Леднев.
– Точно, я выпил, – подтвердил Мельников. – Но у меня есть уважительный повод.
– Хорошие новости? – Леднев, давно не получавший хороших новостей, разучился им радоваться. – Ты съездил на дачу?
– Конечно, съездил, иначе, зачем я приезжал к тебе среди ночи за ключами от дачи? – Мельников хихикнул.
– Так что у тебя за новость? – Леднев взял со столика сигареты и зажигалку.
– Сногсшибательная новость, но это не для телефона, – ответил Мельников. – Я звоню из людного места, нас смогут услышать полгорода. Поэтому завтра в это же время оставайся дома, никуда не выходи. Пока у меня только одна хорошая новость, возможно, завтра будет две новости. Это много для человека, сразу две хороших новости.
– Ничего, я выдержу.
– Тогда до завтра. Моя банкирша отпустит меня ради такого случая, – Мельников повесил трубку.
Леднев подумал, что в такое время Надя, пожалуй, ещё не спит. Он набрал её номер и попросил о встрече завтра днем.
– А где мы встретимся? – голос Нади звучал сонно. Леднев назвал адрес открытого кафе на берегу Москвы-реки.
– А почему так далеко? – спросила Надя.
– Это совсем не далеко, – ответил Леднев. – И тебе там понравится, если погода будет хорошая.