Глава 24

Капитан полиции Плющ ни на минуту не забывал, что сегодня день особенный. Не потому, что в поселке играют свадьбу, а потому, что выпал случай зашибить большие деньги. Его новые знакомые, которые разъезжали по степи на американской машине, – люди не только богатые, но и щедрые. Во время первого знакомства Плющ получил приличный аванс. А сегодня, когда он передаст Чибису тетрадку, состоится окончательный расчет.

Утром в отделении полиции начальник решал вопрос: кому дежурить во время свадьбы. Обычно в праздничные дни работают младшие по званию: сержант Соколик или ефрейтор Ахметов. Но Плющ сказал, что всех отпустит. У него болит желудок и тошнота не отпускает. Если он пойдет на свадьбу, поест и выпьет – а без этого нельзя, – только себе хуже сделает. Его вывернет наизнанку прямо за столом. И, кроме того, в такой день нужно, чтобы в поселке оставался хотя бы один трезвый полицейский.

Сослуживцы сделали вид, что сочувствуют Плющу. Начальник, майор Косов, даже принес из дома банку с настоем травы, которая мертвого на ноги поставит. Плющ вылил эту дрянь на землю, а начальнику сказал, что выпил все до капли и теперь ему лучше.

В полдень в отделении не осталось никого, кроме Плюща. Он хорошенько поел, позволил себе пару стопок самогонки, чистой, как материнская слеза. Самогонку конфисковали на той неделе у местного жителя. Теперь две десятилитровые бутыли хмельного напитка хранили в кладовке, и к ним, по поводу или просто с устатку, прикладывались все сотрудники отделения. Плющ запер входную дверь и до вечера дремал на диване. Разбудили его звуки духового оркестра, игравшего то ли музыку Мендельсона, то ли похоронный марш.

Плющ проверил пистолет, взял фонарь и молоток. Вышел во двор, запер за собой дверь, обитую листами железа, сел в полицейский «уазик» и покружил по улицам. Весь поселок гулял на свадьбе. Навстречу попалась только женщина с ребенком и пьяный пастух.

Он оставил машину метров за двести от дома Нурбековых, прошел вдоль темной улицы, и, убедившись, что света в окнах нет, вздохнул с облегчением. Поднялся на крыльцо и осмотрелся – никого не видно. Навалился плечом на дверь, но она не поддалась; тогда он достал из-под ремня молоток и двумя ударами сбил навесной замок, после чего зашел в дом, светя фонариком, и поднялся по лестнице на второй этаж. Плющ бывал в этом богатом доме и хорошо помнил расположение комнат.

Он толкнул дверь и оказался в спальне. Кровать была не застелена, на полу валялся женский лифчик и прозрачные трусики, рядом – скомканная мужская рубашка и пара галстуков. Видно, Фазиль Нурбеков, собираясь на свадьбу племянника, очень спешил. Плющ выдвинул ящики комода, затем обшарил шкаф и письменный стол, стоявший у окна. Тетради не было.

Тогда он опустился на колени и заглянул под кровать. Свет фонарика выхватил из темноты портфель с блестящими замками. Плющ лег на живот, дотянулся до портфеля рукой, вытащил его и присел в кресло. Запустил руку в портфель и нащупал на дне что-то вроде книги в твердом переплете. Он положил находку на стол, снял фуражку, вытер выступившие на лбу мелкие капли пота и прошептал:

– Есть! Есть, мать вашу… Господи, ты услышал мои молитвы!

Придвинув фонарь ближе, он внимательно осмотрел переплет и перевернул несколько страниц, исписанных неразборчивым подчерком. Сомнений нет – это та самая тетрадь. Серо-зеленый переплет, кожа вытертая, блестит, как вощеная бумага; на обратной стороне, в правом нижнем углу, переплет испорчен, будто кто-то ткнул в него горящей сигаретой. Тетрадь точно соответствует описанию. И рисунки, и поврежденный сигаретой переплет – все тут…

Плющ захлопнул тетрадь, засунул ее под мундир, застегнул пуговицы. Он не увидел, как фонарь, лежавший на столе, покатился к краю и с шумом грохнулся на пол. Стекло раскололось, лампочка погасла. Очутившись в темноте, он чертыхнулся, но так и не нашел фонарь, который наверняка закатился далеко под кровать. И черт с ним! Плющ кое-как выбрался из комнаты. Касаясь пальцами стены, прошел вдоль коридора и, держась за перила, стал медленно спускаться с лестницы. Когда он очутился внизу, в прихожей возле входной двери вдруг вспыхнула стосвечовая лампочка. Плющ прикрыл глаза ладонью.

Посередине прихожей стояла Айзия, его бывшая любовница. В голове Плюща пронесся ураган беспорядочных мыслей. Он подумал, что там, наверху, наверняка валялись трусы Айзии и ее лифчик. Еще он спросил себя, как она попала в дом, если дверь была закрыта на навесной замок. И ответил: Айзия вошла через заднюю дверь или, уставшая после работы, спала в своей комнатенке под лестницей.

– Ты теперь тут все время живешь? – спросил Плющ и снова вспомнил женские трусы и лифчик на полу спальни. – Теперь с Фазилем трахаешься?

– Какая тебе разница? – На женских щеках выступил румянец, который раньше так нравился Плющу. – А ты что тут делаешь? Что искал наверху?

– Ничего не искал. – Плющ отступил к стене. – Не ори, дура… Чего разоралась?

– Скажу хозяевам, что ты в дом залез, – пообещала Айзия, – что рылся наверху, что замок сломал.

Плющ расстегнул две нижние пуговицы кителя, завел руку за спину, где из-под ремня торчала рукоятка молотка. Секунда – и его рука, вырвавшись из-за спины, описала в воздухе полукруг. Айзия схватилась руками за голову, села на пол и застонала.

Удар пришелся чуть ниже левого виска. Из-под пальцев сочился темный ручеек крови. Плющ снова поднял молоток и ударил на этот раз в верхнюю часть головы, расчетливо и точно. Слово гвоздь вбил. Когда Айзия боком повалилась на пол, широко распахнув рот, он саданул со всего маху, целясь в висок, но промахнулся, попал в шею. Снова прицелился… Когда все было кончено, схватил женщину за ноги, оттащил в кухню. Открыл тяжелый люк погреба, столкнул тело вниз и захлопнул люк. Какое-то время Плющ провозился в прихожей и коридоре, затирая мокрой тряпкой следы крови. Со свадьбы вернутся не скоро; если стереть все пятна, Айзии и завтра не хватятся. Подумают, уехала девка в свою деревню к родственникам. А в погреб никто не заглядывает, там пусто.

Он погасил свет. Какое-то время постоял в темноте прихожей, затем толкнул входную дверь, вспоминая, где бросил сломанный замок.

На другом краю деревни оркестр закончил играть, стало слышно, как заливаются цикады. Радченко подумал, что стоять под окном нет смысла. Он пришел, чтобы обыскать комнату Фазиля Нурбекова и найти дневник.

На ступенях крыльца валялся навесной замок, но дверь почему-то заперта изнутри на задвижку или крючок. Дверь хлипкая, фанерная, надо посильнее нажать, задвижка выскочит. Радченко хотел навалиться на дверь плечом, но услышал совсем близко какую-то возню, тяжелое дыхание.

Он успел отступить в сторону, когда дверь распахнулась, и на пороге появился Плющ. Он отряхнулся, стал поправлять мундир и замер на месте, увидев Радченко. Замешательство продолжалось лишь короткое мгновение. Противников разделяла всего пара шагов, не больше. Правая рука Плюща легла на расстегнутую кобуру, пальцы обхватили рукоятку пистолета.

Но Дима оказался проворнее. Он вскинул ружье и не мешкая нажал на спусковой крючок. Из правого ствола вылетел сноп обжигающих искр, и ружейный выстрел громом прокатился по всей округе. Заряд картечи ударил Плюща в грудь, он спиной полетел куда-то в темноту и, ломая перила крыльца, оказался на земле.

Вдалеке раздались чьи-то крики. Ружейный выстрел трудно было не услышать. Теперь дорога каждая минута. Гости со свадьбы захотят узнать, что случилось, прибегут сюда… Радченко спустился с крыльца, сделал пару шагов к лежавшему на земле Плющу и опустился на корточки, подбирая тетрадь, выпавшую из-под милицейского кителя. Кожаная обложка в густой липкой крови. Испачкав руки, он раскрыл тетрадь, еще не веря в собственное везение, перевернул несколько страниц. Ошибки нет, это дневник Лукина. Тем временем человеческие голоса и крики сделались ближе – видимо, кто-то бежал по соседней улице…

Настоящей боли еще не было, Плющ лежал на боку и шарил ладонью по земле в поисках пистолета. В груди что-то хрипело и булькало. Точно так булькал в медном котле наваристый бульон, в котором плавали куски конины. Только запах сейчас другой, пахнет свежей кровью. Он продолжал водить рукой по земле, стараясь найти пистолет, выскользнувший из руки. К ладони прилипали песчинки, пальцы натыкались на мелкие комья земли, камушки. Но пистолета не было.

Плющ подумал, что погиб очень глупо. Сам вызвался дежурить по отделению, сам залез в чужой дом. Впотьмах натолкнулся на Адвоката – и получил заряд картечи в правую верхнюю часть груди. Наверняка задета верхушка легкого, раздроблены плечо и ключица. Кровотечение трудно будет остановить. Да и некому.

Он наконец нашел пистолет, сжал рукоятку и положил палец на спусковой крючок, выжидая удобного момента. Если Адвокат сделает шаг вперед, нужно поднять руку и выстрелить. С такого расстояния не промахнешься.

Еще мелькнула мысль, что он так и не получил место начальника. И все из-за своего характера. Он был слишком добр к людям, слишком мягок сердцем, помогал сельчанам чем только мог. Поэтому высокая должность досталась Косову, человеку беспредельно жадному и глупому, но имевшему высокие связи в районе.

От жалости к себе Плющ заплакал. Теперь он не видел ничего, только мутную пелену слез.

Тем временем Радченко вышел за калитку и уехал.

Услышав шум мотороллера, Плющ подумал, что его убийца удрал здоровым и невредимым, а он остался лежать на земле, истекая кровью. Жить ему совсем немного. Наверняка труп найдут только к утру, Адвокат к тому времени будет уже далеко. Собрав все силы, Плющ поднял вверх руку с пистолетом, дважды выстрелил в воздух и потерял сознание.

Он очнулся, почувствовав, как на лицо брызнули водой, а под спину и голову подложили что-то мягкое. На крыльце дома горел свет, кто-то светил фонариком прямо в лицо. Он явственно видел людей, обступивших его. Справа на коленях стоял майор Косов, справа – Фазиль Нурбеков. Заметив, что раненый пришел в себя, люди задвигались, стали переговариваться.

– За врачом послали, – сказал Нурбеков. – Держись… Он скоро придет.

– Это Адвокат, – прохрипел Плющ. – Он Айзию убил. Бедная… Не сумел я ее спасти. Не получилось. Тело в подвале. Я хотел… – Говорить было трудно и больно. Рот быстро наполнялся кровью. Кровь мешала дышать, приходилось сплевывать, брать паузы. – Я хотел его схватить, а он… А он и меня… И меня убил. И еще…

Фазиль Нурбеков и майор Косов наклонились ниже, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Он тетрадь украл, зеленую такую, – выдавил из себя Плющ. – Уехал с ней на мото… На мотоцикле.

– Тетрадь украл, – повторил Фазиль Нурбеков.

Плющ горько заплакал и стал впадать в забытье, подумав напоследок, что потерял много крови и сейчас лишится чувств и уже не очнется. Спустя минуту майор Косов ткнул оструганным прутиком в его шею, потом в щеку. Затем неторопливо снял фуражку и склонил голову, давая понять, что произошло непоправимое. Постоял в молчании, а потом скомандовал:

– Эй, кто-нибудь! Принесите одеяло или еще что… Накрыть труп. И проваливайте отсюда к такой-то матери! Возвращайтесь к столам. И поменьше болтайте.

Ни одеяла, ни простыни почему-то не нашлось. Принесли попону, ею в холодные ночи накрывали старого осла, на котором по дворам развозили воду. Осел недавно околел, и попона валялась в общественной конюшне вроде как бесхозная.

Три дня бывшего майора Павла Муратова продержали в изоляторе временного содержания. Это был отдельно стоящий кирпичный дом во внутреннем дворе Главного управления внутренних дел Москвы. На четвертый день объявили, что сегодня после обеда подозреваемый будет переведен в следственную тюрьму «Матросская тишина». Муратов облегченно вздохнул, не заметив, как из глаза выкатилась и скользнула по щеке слезинка. Прошедшие дни были тяжелыми, переполненными болью и унижениями. Вспоминать о них не хотелось.

Сначала все шло неплохо. На второй день в камеру принесли картонную коробку – передачу от жены. Вместе с продуктами и вещами личного пользования он нашел, что просил – стопку белой бумаги, конверты и две ручки. Не откладывая дела в долгий ящик, Муратов разложил чистые листки на столике у зарешеченного окна и написал жалобу в Московскую прокуратуру на самоуправство и злоупотребление служебным положением со стороны майора Юрия Девяткина. Не жалея красочных сравнений и эпитетов, Муратов писал, что был взят оперативниками на стадионе во время утренней пробежки. Задержание произведено без соблюдения процессуальных норм, предусмотренных законом. Мало того, он был жестоко избит прямо на беговой дорожке. Муратов сдал дежурному контролеру свою жалобу, запечатанную в конверт с почтовой маркой.

Уже через полчаса его вызвал на допрос какой-то молодой незнакомый следователь. Не представившись, не сказав ни единого слова, молодой человек взял резиновую палку и отходил закованного в наручники Муратова по спине и бокам.

До утра он пролежал на койке, гадая про себя: сломаны ребра или их сломают в следующий раз? И снова засел за писанину. Муратов писал, что к настоящему моменту с ним провели два допроса, в ходе первого предъявили незаконное и беспочвенное обвинение в убийстве пенсионерки, бывшей театральной актрисы Лидии Антоновой, и ее коллеги, некоего Бориса Свешникова. Данных преступлений Муратов не совершал, о чем и сообщил следователю. После чего был избит в следственном кабинете. В письме было отмечено, что ему отказали во встрече с адвокатом, на допросы защитника также не допускают. А Муратова, бывшего сотрудника органов правопорядка, содержат в одной камере с двумя убийцами, что является грубым нарушением закона, так как контакт с уголовным элементом должен быть ограничен или полностью исключен. Устные просьбы перевести его в одиночку сотрудники изолятора временного содержания игнорировали, подвергнув его издевательствам и насмешкам.

Свои жалобы Муратов подавал дежурному офицеру. Тот, вернувшись на пост, распечатывал письма, хмурился, внимательно читая их, но не регистрировал, а рвал на куски и выбрасывал в корзину для бумаг.

Сейчас Муратов трудился над новой жалобой. Он писал, что вчерашним утром во время уборки помещения был избит сокамерниками. Когда он пришел в себя, обнаружил, что из посылки, что принесла жена, исчезли колбаса, сыр, а также конфеты шоколадные «Мишка в сосновом лесу». Позднее двух уголовников удалили из его камеры, и теперь Муратов сидел один, дожидаясь перевода в следственную тюрьму. Он просил принять меры против жестокого произвола следователей и надзирателей. Закончил жалобу, запечатал ее в конверт, на котором указал адрес Комитета по правам человека в Москве. А через минуту щелкнул дверной замок, лязгнула задвижка, и Муратова выдернули на допрос.

Мотороллер Радченко проехал по темным улицам, обогнув поселок с востока, и остановился у ограды крайнего дома. Дима прислонил мопед к изгороди и стал отвязывать от багажника канистру с бензином. Узел был затянут слишком туго, он наклонился и попытался перекусить веревку, но не смог. Тогда поджег ее и, когда веревка готова была лопнуть, плюнул на огонек. Потом повесил на плечо сумку из искусственной кожи, снял канистру, приподнял ее, прикидывая, сколько горючего осталось. За день он четырежды заправлял мотороллер, но, судя по весу, еще литров двенадцать имеется, никак не меньше. Он переставил канистру на другую сторону ограды. Затем перемахнул невысокий забор, подхватил канистру и зашагал к дому напрямик по кочковатой земле.

На крыльце дома зажгли иллюминацию – несколько разноцветных лампочек, подключенных к одному проводу. Само крыльцо украсили гирляндами бумажных цветов, что остались с новогодних праздников. На широкие перила поставили кувшины с живыми цветами, привезенные утром из районного центра. От жары и безветрия цветы опустили головки, пожухли и теперь напоминали опаленную солнцем свекольную ботву.

У порога убивали время два друга жениха, Руслан и Николай. Эти парни посвятили себя торговле. Они неделями колесили на двух грузовиках по степи, скупали недорогой скот в Казахстане и с выгодой перепродавали его в других районах республики или в России. Если скот не удавалось взять по низкой цене, его забирали забесплатно, а с продавцами договаривались при помощи кнута и пистолета.

Бизнес шел бойко. Галим, который сегодня женился на американке, давал для таких дел свои грузовики, платил за бензин и корм скота. Из вырученных денег забирал две трети. И это справедливо. Он знал людей по обе стороны границы, мог договориться с полицией, мог все уладить, если возникали проблемы.

Сегодня вечером друзья жениха должны были выполнить простое, но важное поручение. Когда молодожены и почетные гости подъедут к дому на машинах, они выйдут к молодым с подносами в руках. На одном подносе каравай хлеба и солонка – символ долгой и счастливой супружеской жизни. Молодые съедят по кусочку хлеба с солью и возьмут ключ от нового дома, лежащий на другом подносе. Почетные гости будут бросать под ноги молодоженам цветы и осыпать их зернами пшеницы, символизирующими плодородие и семейный достаток. Затем Галим откроет ключом дверь нового дома. Поднимет невесту на руки и перенесет ее через порог.

Это действо будет сопровождать музыка. Друзья жениха врубят магнитолу на полную катушку. Как только дверь в дом захлопнется и молодожены останутся одни, гости разойдутся по домам. Те, кто держится на ногах без посторонней помощи, могут вернуться к накрытым столам и продолжить веселье. Оркестр будет играть до утра.

Галим с женой должны были подъехать часов в девять, но машины не видно. Друзья жениха, одетые в черные костюмы, светлые сорочки и ботинки с лаковым верхом, сидели на нижних ступеньках крыльца и скучали. На земле стояли два подноса – с ключом и с краюхой пшеничного хлеба. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки и косточки вареной курицы.

Руслан поглядывал на часы и зевал. Он ожидал мгновения, когда молодые запрутся в доме и можно будет слинять. Среди гостей на свадьбе его ждала одна девушка, точнее, женщина, весьма привлекательная, искушенная в любовных делах.

Николай курил сигарету за сигаретой и думал о деле. Очень важно не забыть текст короткого поздравления, с которым он должен обратиться к молодоженам. Слова записаны на бумажке, давно пора бы выучить эти несколько предложений наизусть. Да так выучить, чтобы от зубов отскакивало. Но текст почему-то не давался. Время от времени Николай отводил взгляд от темного неба и произносил бодрым голосом:

– В этот светлый и счастливый день мы все собрались здесь, чтобы приветствовать… – Он разглаживал на колене сложенную бумажку и снова бормотал себе под нос: – Чтобы приветствовать… В этот счастливый день… Все мы… Мы все… Чтобы приветствовать…

– Смотри, кто-то идет, – прервал его мучения Руслан, показывая рукой в темноту. – Мужик какой-то прется. Кажется, с чемоданом.

– Да, кого-то черт пригнал, – кивнул Николай.