Вечер был ясным и теплым, на улице еще не зажглись фонари, когда Виктор Барбер переступил порог ресторана «Серебряный аист». Он остановился перед аркой металлодетектора, снял очки с полупрозрачными затемненными стеклами, чтобы громилы, осуществляющие фейс-контроль, могли всмотреться в его лицо, увидеть глаза. Один из охранников одобрительно кивнул головой, мол, все в порядке. Барбер вытащил из кармана связку ключей, положил их на столик, рядом поставил объемистый кожаный портфель, расстегнул замок. Вышибала, досматривающий вещи гостей, наклонился к портфелю и удивленно хмыкнул.

Три двухсотграммовые банки кофе, квадрат, вырезанный из сантиметрового пластика размером сорок на сорок, тюбик крема для кожи, небольшое махровое полотенце, очки для подводного плавания, три аптечных пузырька с какой-то жидкостью и тонкая папка с деловыми бумагами. Странный набор вещей. Люди, посещающие ночные рестораны, не носят с собой банки кофе и очки для подводного плавания.

Барбер перехватил взгляд охранника, доброжелательно улыбнулся.

– Ночью уезжаю за город, – сказал он. – Пока погода хорошая, надо ловить момент.

– Милости просим. Оставьте портфель в гардеробе.

– Нет, я возьму его с собой, – Барбар поправил узел галстука.

– Еще не было случая, чтобы у нас пропадали вещи.

– Не имею права оставлять портфель, уважаемый, – сурово покачал головой Барбер. – Здесь документы государственной важности.

Охранник пожал плечами: вольному волю. Он действовал по инструкции, а там и слова нет о том, что человек, хранящий в своем портфеле банки кофе и аптечные склянки, не имеет права пройти в зал. Барбер миновал арку металлодетектора, сгреб со столика ключи, застегнул замок портфеля и, остановившись возле кассы, заплатил за вход, получив от кассира красные игральные фишки похожие на пуговицы.

Метрдотель хотел усадить посетителя, по виду одинокого прилично одетого бизнесмена, искавшего приключений, за столик возле эстрады, где, разогревая публику, бренчал на фортепьяно пианист в розовом костюме и рубашке с белыми рюшками. На этом бойком месте ненавязчиво предлагали свою компанию местные девочки, которых дважды в неделю проверял гинеколог, но Барбер выбрал дальний столик у занавешенного окна. Верхний свет в зале потушили, на столиках зажглись светильники в оранжевых матерчатых колпаках. Барбер сдал игральные фишки официанту и, сделав заказ, стал осматривать зал. Несмотря на будничный день, посетителей набилось довольно много.

У противоположной стены за длинным столом, заставленным закусками и цветами, устроилась веселая компания. Человек тридцать мужчин и женщин чествовали хозяина заведения Васю Полуйчика, отмечавшего свой юбилей. Гости собрались недавно, поэтому за столиком еще царило общее оживление и неразбериха. Коробки с подарками официанты относили в специальную комнату, запиравшуюся на ключ. Счастливая супруга именинника Галина Чинцова, не присев ни на минуту, снова между гостями, давала команды официантам. Она носилась в комнату, где лежали подарки, бежала обратно к столу, наступая на подол своего длинного, осыпанного серебряными звездочками платья, и, казалась, вот-вот должна была грохнуться на ковер. Тамада, высокий мужик восточного типа, толкнув тост, присаживался на стул, но тут же подскакивал, озаренный новой идеей, начинал что-то азартно говорить, словно поставил перед собой задачу споить всех гостей засветло, в течение первого же часа посиделок.

Сам виновник торжества казался грустным и отрешенным, он улыбался через силу, невпопад кивал головой, часто поглядывал на наручные часы, словно ждал кого-то. Вливая в пасть очередную рюмку, по рассеянности забывал закусить и все больше мрачнел. Его взгляд останавливался на лицах гостей, на пару секунд задержался на Барбере и снова стал блуждать по сторонам. Мордастый охранник, сидевший не за общим столом, а за спиной хозяина, изредка наклоняясь вперед, что-то шептал ему в ухо. Скорее всего, уговаривал много не пить. Время тянулось медленно. Теперь Барбер, изучив обстановку, лишь изредка посматривал в сторону Полуйчика. Неторопливо расправлялся с закуской, он сосредоточил внимание на эстраде, где появилась худая девица в полупрозрачном платье на бретельках. Она запела тонким, как милицейская сирена, голосом о своей чистой неразделенной любви, которую теперь некуда девать, хоть на помойку выбрасывай. Страсти кипели в девице, как варево в котелке туриста. Грудь высоко поднималась, на бледном лице проступили пятна нездорового чахоточного румянца.

Барбер думал о том, что сегодня играет ва-банк. Задуманную операцию рискованной не назовешь, она просто сумасшедшая. Именно поэтому должна кончится его победой. Впрочем, и другого случая свести счеты с Полуйчиком может не представиться. О том, чтобы замочить его подъезде, в лифте, при входе в ресторан, а затем, каким-то чудом оставшись в живых, незамеченным смыться… Об этом можно лишь помечтать на досуге. Кругом камеры слежения, мордовороты с пушками, а у Барбера нет даже помощников, поэтому шансы его ничтожны. Не годится вариант с использованием снайперской винтовки. Выстрел с большого расстояния – это сомнительно. Барбер не промахнется с двадцати метров. Но снайперский выстрел, один выстрел – одно попадание, это не для него.

Еще глупее, еще наивнее вступать в переговоры с Полуйчиком, требуя вернуть украденные миллионы, хотя бы половину этой суммы, хотя бы четверть… Во-первых Барбер не из тех людей, кому болтовня заменяет реальные действия. Во-вторых, торгуясь с Полуйчиком, нельзя надеяться ни на какие уступки. Легко представить, что произойдет дальше, когда Барбер заявит права на свои бабки. Ресторатор забьет стрелку, на которую приедут его люди, чтобы изрешетить Барбера из автоматов, затем труп бросят в придорожную канаву, обольют бензином и сожгут, как полено. Или пропустят тело через промышленную мельницу, которая превращает кости в муку. Переговоры о возврате денег кончатся только его унижением и кровью. И потом, деньги деньгами, но кто вернет друзей, расстрелянных по наводке Полуйчика в талдомском доме? Кто возвратит годы, что пропали в СИЗО, в пересыльных тюрьмах, на зоне под Иркутском? Каким аршином измерить эти потери?

Глотнув минералки, он подхватил портфель, через весь зал прошел в холл, свернул в мужской туалет. Встав перед зеркалом, дождался, когда уйдет единственный посетитель, какой-то старикан, вырядившийся, как молодой петушок. Открыл дверцу средней кабинки, залез на стульчак и, подняв руки, дотронулся до вентиляционной решетки, приоткрыл нее, дернул влево и снял с петель. Барбер спрыгнул на пол, поставил решетку к стене, установил портфель на крышке унитаза. В туалете было прохладно, но Барбер чувствовал, что стало жарко и душно. Сняв пиджак, повесил его на крючок, привинченный к перегородке. Одну за другой он доставал большие банки кофе, снимал крышки, ставил банки на пол.

В двух банках содержалась химическая смесь, которая при возгорании выделяет дым темно серого, почти черного цвета, по густоте и едкости не сравнимый с дымом, который дают стандартные армейские шашки. В богатых крестьянских хозяйствах эту штуку используют для спасения урожая при поздних заморозках. В третьей банке, пересыпанные питьевой содой и щедро политой керосином, стояли три стограммовых флакончика со сжиженным слезоточивым газом в фабричной упаковке. Барбер вытер ладонью горячую испарину, он почувствовал, как в воздухе поплыл керосинный дух. Достал из брючного кармана аптечную склянку, наполненную черным порохом, вытащил затычку, равномерно тонким слоем рассыпал порох поверх содержимого банок. Бросил пустую склянку в унитаз и спустил воду.

И неожиданно замер, прислушался.

Хлопнула дверь, по керамическим плиткам простучали каблуки. Посетитель туалета выбрал соседнюю кабинку. Барбер, замерев, стоял, слушая, как в двух шагах от него мочится незнакомец. Человеку может не понравиться запах керосина. Чего доброго, бдительный гражданин сообщит о своем открытии одному из охранников кабака. Тогда пиши пропало. А если в соседней кабинке справляет нужду не посетитель, а кто-то из мордоворотов Полуйчика? Барбер расстегнул пуговицу на левой манжете рубашки, закатал рукав. Здесь, прикрепленный к предплечью двумя резинками был спрятан нож из прозрачного плексигласа. Рукоятка обмотана лейкопластырем на матерчатой основе, на ее поверхности не остаются отпечатки пальцев. Широкий обоюдоострый клинок шириной в четыре сантиметра заточен так, что войдет в человеческую плоть, как в масло. Сняв резиночки, Барбер сжал рукоятку ножа пальцами. Если человек подергает дверцу его кабинки, жить ему останется несколько секунд.

Барбер сглотнул слюну. Посетитель медленно застегнул брюки, подошел к зеркалу. Походка нетвердая. Видимо, он уже успел основательно набраться. Из крана полилась вода. Барбер прислушивался и ждал. Человек потоптался возле рукомойника, внимательно посмотрев в зеркало, сказал своему отражению.

– Какая же она все-таки сука. Неблагодарная корыстная тварь.

Сделав это неожиданное заявление, резко повернулся и вышел в холл, хлопнув дверью. Барбер перевел дух. Опустил нож во внутренний карман пиджака, висящего на крючке. Затем достал из портфеля аптечные пузырьки по десять миллилитров каждый, прочитал слова, напечатанные на наклейках: «раствор эвкалипта спиртовой». Разумеется, в пузырьках не раствор эвкалипта, в них концентрат серной кислоты. Узкие горлышки заткнуты натуральной пробкой, которая в данном случае используется, как замедлитель. Где-то через двадцать пять минут кислота полностью съест пробку и выльется на порох, который мгновенно воспламенится. Теплоты, выделенной горящим порохом, будет достаточно, чтобы химическая смесь, заполняющая две банки, начала тлеть, выделяя едкий темный дым, которого будет так много, что к ресторану съедутся три десятка пожарных расчетов, не меньше.

Третья банка просто загорится, сода, залитая керосином, быстро нагреется, один за другим лопнут емкости со слезоточивым газом. Барбер боком положил аптечные пузырьки на порох, рассыпанный поверх содержимого банок. Затем залез на унитаз. Сейчас он больше всего боялся, что в туалет заглянет новый посетитель, тогда жди неприятностей. Осторожно одну за другой Барбер поставил банки в вентиляционную шахту. Спрыгнул на пол. Он действовал быстро, не теряя ни единой секунды, потому что продумал и отрепетировал последовательность движений. Вытащив из портфеля пластиковые квадраты, вырезанные под размер вентиляционного короба, и распорки на пружинах, снова забрался на унитаз, установил заглушку, поставил распорку. Когда лопнут баллончики с газом, заглушки не должны сдвинуться с места. Он установил вторую страховочную заглушку, закрепил ее распоркой. Затем поставил на место вентиляционную решетку.

Все, дело сделано.

Барбер вышел из кабинки, встал возле рукомойника вымыл руки и лицо. Оторвал клок бумажного полотенца, протер им портфель. Затем выдавил из тюбика крем, размазал его по рукам и лицу, тщательно втер в кожу, в ушные раковины и нос. Фракции слезоточивого газа, осевшие на коже, взывают зуд и жжение. Крем избавит Барбара от лишних мучений. Он смочил водой махровое полотенце, бросил его на дно портфеля. Посмотрел на себя в зеркало, поправил узел галстука, надел пиджак.

Через минуту он вышел из туалета, вернулся к столику и выпил два бокала минеральной воды. За время его отсутствия в зале ничего не изменилось. Неутомимый тамада выдавал тосты за здоровье и благополучие юбиляра, девушка на эстраде пела песню о пожарнике, который не выполняет свои служебные обязанности, ничего не толком тушит, наоборот, только сильнее разжигает пожар страсти в душе своей любимой. Хорошая песня…

Барбер скосил взгляд на часы. Ровно восемь вечера. Через четверть часа начнется. Дым, смешанный со слезоточивым газом, не сможет выходить на улицу, помешают заглушки. Вентиляторы установлены на кухне и в коробах перед служебными помещениями. Туда дым не попадет. Через многочисленные решетки, устроенные под потолком ресторанного зала и небольшого казино через стену от него, дым повалит именно в эти помещение. И заполнит их за считанные секунды, так быстро, что никто не сумеет сообразить, что же случилось на самом деле. При поражении человека слезоточивым газом возникает сильный кашель, сопли льются из носа рекой, кожу покалывают тонкие иголки, а глаза вылезают из орбит. Но, главное, пострадавший теряет ориентировку в пространстве и времени. Так что, Полуйчик вряд ли дождется помощи ресторанных вышибал.

Еще вчера Барбер раздумывал, не применить ли вместо слезоточивого перечный или рвотный газ. Один вдох, и желудок выворачивается наизнанку, а пища вылетает из человека, как из пушки. В этом случае Полуйчик стал бы совсем легкой добычей. А его охрана корчилась на полу в судорогах. Но где гарантия, что сам не глотнешь этого дерьма? Влажное полотенце, прижатое к носу и рту, может не спасти. Так, пожалуй, утонешь в собственной блевотине.

Барбер положил в рот кружок копченой колбасы, посмотрел на часы: восемь с четвертью. Сейчас. Еще немного терпения. Он расстегнул пиджак, засунул руку во внутренний карман, работая пальцами, спрятал нож под расстегнутым рукавом сорочки. Затем поставил на колени портфель и стал рыться в нем, будто что-то искал.

Мальгин подъехал к ресторану «Серебряный аист» в восемь тридцать, оставив машину на противоположной стороне улицы, остановился, стараясь понять, что тут происходит. С высокого крыльца ресторана вниз сбегали люди, в дверях, из которых валил дым, образовалась давка. Те, кто успел выскочить на улицу, садились на асфальт, терли глаза и носы кулаками, кашляли взахлеб.

Можно разглядеть, что внутреннее помещение продолжает наполняться густым дымом, но пламени не видно, значит, пожар в ресторане начался совсем недавно, не более пяти минут назад. Видимо, пожар возник на кухне, затем загорелся пластик подвесных потолков или искусственная ткань, которой облицованы стены. Именно поэтому дым такой удушливый и темный. Занавешенные окна светились электрическим светом. Охрана заведения, действуя согласно инструкции, задыхалась от кашля, но не покидала постов возле двери, вышибалы что-то выкрикивали, стараясь, чтобы посетители, миную арку металлоискателя, не затоптали друг друга. Тем самым создавали еще большую толчею, неразбериху и панику.

Никто не догадался распахнуть вторую створку двери. Женщины кричали истошными голосами, кашляли и снова принимались кричать. Мужчины выбирались из толпы со злыми чумазыми лицами, расталкивая плечами всех, то попадался на пути. Проезжавшие мимо машины притормаживали, кто-то из водителей, вооружившись сотовыми телефонами, набирали номера Центроспаса и пожарной охраны. Через минуту движение остановилось, на проезжей части, забитой автомобилями, и тротуарах с обеих сторон улицы собирались пострадавшие из ресторана и случайные зеваки. Мальгин поднял крышку багажника, нашел какую-то несвежую тряпку, пропахшую бензином, открутил колпачок бутылки с дистиллированной водой, щедро полил ткань жидкостью. Другой рукой схватил монтировку и перебежал улицу. Уворачиваясь от людей, выбегавших из «Аиста», взлетел на крыльцо. Дернул на себя вторую дверь, но она не поддалась, он попытался опустить запорное устройство, похожее на огромный гнутый шпингалет, но его заклинило.

– Осторожно, в сторону, – закричал Мальгин во все горло, но этого крика никто не услышал.

Охранники сдерживали натиск толпы. Голосили женщины, мужчины работали локтями, продираясь к выходу. Мальгин с силой врезал монтировкой по стеклу двери, стекло пошло трещинами. Он ударил ногой, сверху посыпались крупные осколки. Еще пару минут он возился с острыми стекляшками, застрявшими между резиновым уплотнителем и дверью. Порезал ладони, но не обратил внимания на этот пустяк. Какой-то грузный мужчина сбил его с ног, больно наступил каблуком на порезанные пальцы, не заметив этого, помчался дальше, как бешеный носорог. Мальгина еще дважды сбивали, но он находил силы подняться. Наконец проход сделался шире, людской поток хлынул через вторую дверь.

Бросив монтировку, Мальгин попытался пробиться внутрь помещения, но его оттеснили, отерли плечами. Новая попытка ни к чему не привела, удалось лишь кое-как, потеряв все пуговицы пиджака, протиснуться в предбанник. Тут же в горле запершило, а на глазах выступили слезы. Мальгин прижал к лицу влажную тряпку. Здоровый мужик из охраны, плохо соображавший, что происходит и где он находится, забившись в угол, стоял у стены, согнувшись и зажав ладонями глаза. Мальгин потряс его за плечо.

– Полуйчик в зале? – прокричал он.

– Я только что вызвал пожарных, – крикнул в ответ охранник, даже не понимая, с кем он разговаривает. – Уже вызвал. Они едут. Возможно, уже едут.

– Где хозяин? – еще громче прокричал Мальгин.

Вместо ответа охранник опустился на колени, плотнее прижал к лицу ладони. Мальгин сделал несколько шагов вперед и понял, что через арку металлоискателя ему не продраться. Люди, сдавливая друг друга, с усилием сохраняя равновесие, перли на улицу густым потоком. Трещали сломанные женские каблуки, кто-то матерился во всю глотку. Видимо, посетителей в «Аисте» в этот вечер было немало. Мальгин, вжавшись в стенку, шаг за шагом протиснулся к высокому столу, на котором посетители раскладывали, предъявляя охране, свои вещи. Стол с места не сдвинуть, он привинчен к полу и к стене, под ним не пролезть, мешают поперечные планки.

Мальгин, одно рукой прижимая к лицу тряпку, подпрыгнул, забрался на столешницу, хотел уже сигануть в толпу, набившуюся в ресторанный холл. Но тут кто-то крепко ухватил его за правую щиколотку.

– Туда нельзя, – проорал охранник, обливаясь слезами. – Давай назад. Тебе говорят, дебил чертов.

Мальгин попытался выдернуть ногу, но ничего не вышло. Охранник, задыхаясь и кашляя, держал его обеими руками.

– Назад, сволочь, – орал он и кашлял. – Назад…

Мальгин сунул тряпку в карман, размахнувшись, подметкой левого ботинка ударил охранника в лицо. Тот мгновенно утонул где-то в людском месиве. Но продолжал подавать голос. Мальгин ласточкой спрыгнул со стола в самую гущу толпы, распластался на чьих-то плечах и головах, провалился вниз, под ноги людям, почувствовал, что пиджак на спине лопнул. Несколько раз он пытался встать на ноги, но граждане, напиравшие сзади, опрокидывали его на пол.

– Держи его, – кричал охранник. – Держи. Он мне всю морду разломал.

Но его никто не слушал. Мальгин на карачках добрался до стены, уперся лбом в перевернутое кресло и наконец смог подняться. Здесь в холе можно было развернуться. Публика уже покинула банкетный зал и казино и теперь штурмовала двери. Сквозь завесу густого дыма трудно разглядеть, что же происходит вокруг. Прижав тряпку к лицу, Мальгин медленно пошел в зал, выставив вперед правую руку. Он боялся на кого-то наткнуться, но путь оказался свободным.

Когда из вентиляционных решеток в зал повалил густой дым, Барбер отложил в сторону вилку. Достал из портфеля мокрое полотенце и очки для подводного плавания. Он действовал спокойно и неторопливо, потому что никто из окружающих не обращал внимания на одинокого посетителя за столиком у окна.

Какая– то дамочка, подскочив с места, пронзительно заорала:

– Пожар. Горим. Помогите…

Именно с этот истошного крика в зале началась паника. Люди повскакивали с мест, опрокидывали стулья, переворачивали столы и устремлялись к узкой застекленной двери, у которой дежурил седовласый метрдотель в бордовом пиджаке с золотыми пуговицами. Он уже зашелся кашлем и, пользуясь всеми преимуществами своей позиции, прошмыгнул в холл, позабыв распахнуть вторую створку двери. Барбер надел очки, левой ладонью прижал к носу и рту полотенце, поднялся на ноги.

Обстановку ресторана он изучил досконально, поэтому запросто смог бы передвигаться здесь и в темноте. Но под потолком кто-то догадался зажечь огромную люстру с тысячей хрустальных подвесок, которую, кажется, свистнули из Большого театра. А на столиках горели светильники в оранжевых колпачках. Поэтому кромешной темноты не было, хотя обзору мешал дым, густой зловонный дым и беспорядочно снующие люди. Оставив бесполезный портфель под столом, Барбер не кинулся к двери, он сделал несколько уверенных шагов к столу именинника. Бурного веселья больше не было, гости разбежались кто куда. Кто-то нашел укрытие под диваном, кто-то успел выскочить в холл. Певица, исполнявшая песню о бессердечном пожарном, обхватив штатив микрофона двумя руками, упала в обморок.

По залу, издавая какие-то невразумительные клокочущие звуки, металась жена Полуйчика Нина Чинцова. Она натыкалась на людей, на предметы обстановки, падала и снова вставала. В кровь разбила лицо, оторвала длинный подол праздничного звездного платья и потеряла бриллиантовое колье, которое успел подобрать и сунуть в карман глазастый посетитель. Чинцовой казалось, что ресторанную утварь, стулья и столы, сделанные на заказ, дорогую посуду и столовое серебро можно и нужно спасти.

– Уходи отсюда, дура, – заорал на жену Полуйчик, перекрывая гул толпы, и зашелся в приступе кашля. – Уходи, курица безмозглая. Мать твою…

В эту минуту запоздало сработала пожарная сигнализация и система автоматического тушения огня. С потолка на людей брызнула ржавая теплая водичка. Чинцова решила, что ковры испорчены безвозвратно, она схватилась за сердце, крикнула:

– Ох, и сволочи, – неизвестно кому адресуя эти слова. – Все погибло… Все… Погибло…

Барбер неторопливо шагал к столу именинника. Дымовая завеса густела. Два кондиционера, установленные на внешних стенах, не справлялись с нагрузкой. Они задыхались, чихали и кашляли, как люди.

Но сам хозяин заведения и Александр Зудин, начальник службу безопасности «Серебряного аиста», зал не покинули. Полуйчик и Зудин, стараясь разобраться, что же происходит в действительности. Щуря глаза, они топтались возле стены, прижимая к лицам льняные салфетки, смоченные «нарзаном». Внимательно наблюдали, как из вентиляционных решеток прет серо-черный дым. Полуйчик хотел дать какие-то команды, но не мог сообразить, что следует приказывать в таких ситуациях, и кто будет выполнять его приказы. Если это пожар, то почему нет открытого пламени? Возможно, загорелись жилые квартиры на втором или третьим этажах дома? Но почему тогда дым валит в ресторанный зал, ведь в «Аисте» автономная система вентиляции. Мешали сосредоточиться крики женщин, густой мат мужчин, звон бьющейся посуды. Глаза жгло огнем, а каждый вдох причинял новые страдания.

На ходу Барбар запустил ладонь под рукав сорочки, вытащил нож и крепко обхватил его рукоятку пальцами. Зудин, впавший в состояние прострации, сейчас не помеха. Барбер оттолкнул с дороги какого-то молодого человека. Сделал еще несколько шагов вперед, держа нож прямым хватом, целя противнику снизу вверх, под ребра. Теперь его и Барбера разделяли жалкие два-три метра. Ресторатор, весь сосредоточенный на собственных переживаниях и волнениях, не видел противника.

Но в последнюю долю секунды, Зудин, стоявший сбоку от хозяина, разлепил красные веки, посмотрел вперед. Перед ним человек в очках для подводного плавания, надежно защищавших глаза от дыма. К лицу мужчина прижимает мокрое полотенце. В руке, кажется, длинный осколок стекла. Время на то, чтобы втащить пушку из подплечной кобуры или замахнуться для прицельного удара в морду противника, уже не осталось. Зудин инстинктивно шагнул в сторону, защищая собой хозяина. Барбер, уже сделавший глубокий замах, не стал останавливать руку. Клинок вошел под нижнее ребро начальника службы безопасности. Барбер дернул рукоятку назад, на себя, стараясь вытащить клинок из жертвы. Пробормотав что-то, Зудин шагнул назад и стал тяжело оседать на пол. Что-то треснуло. В кулаке Барбера осталась обломанная рукоятка, обмотанная лейкопластырем.

Полуйчик не понял, что произошло, но, повинуясь спасительному инстинкту, опрометью помчался к входной двери. Налетел на стол и грохнулся на пол, оттолкнулся ладонями от мокрого и скользкого ковра. Встал на ноги и снова поскользнулся, ударился голенью о ножку стула.

Барбер, отбросив полотенце, встал на колени возле Зудина, запустил руку ему за пазуху, расстегнул кобуру и вытащил пистолет, тупорылый «Зауэр» девятого калибра. Он опустил предохранитель, передернул затвор. Полуйчик уже стоял на ногах и, прихрамывая, ковылял к двери. Барбер, задержал дыхание, прицелился, взял на мушку абрис человеческой фигуры. И пять раз нажал на спусковой крючок. Крики мужиков и вопли женщин поглотили сухие пистолетные хлопки. Полуйчик повалился на пол, дернул ногой и больше не пошевелился. Барбер ощупью нашел полотенце, прижал его к лицу. Он зашагал к выходу из зала, почти опустевшего. На ходу опустил пистолет в глубокое серебряное блюдо с розовым пуншем, стоявшее на трехногом столике у колонны, чудом уцелевшее среди общего разгрома.

Выскочив из зала, сбросил и раздавил ботинком очки, побежал не к входным дверям, свернул в коридор, где находились служебные помещения. Чудом не столкнувшись в холле с Мальгиным, он ушел из «Серебряного аиста» через кухню, где напуганные повара и официанты, распахивали окна и навесные решетки. Они прятали под разделочными столами кастрюли со свежей осетриной и килограммовые банки с икрой, спасая харчи от пожара.

Мальгин оказался в ресторанном зале, когда все было кончено.

Едкий дым больше не валил из вентиляционных решеток, но дышать здесь было нечем. Мужчина, видимо, охранник с чудовищной ножевой раной был еще жив. Сил хватило, чтобы заползти под стол, сдернуть с него скатерть и попытаться остановить кровотечение. Глаза человека, красные, как у кролика, закатились ко лбу. Даже мертвый он продолжал плакать.

Среди перевернутых столов, дыма, евшего глаза, вещей, разбросанных под ногами, трудно было восстановить картину случившегося. Метрах в десяти от Зудина на животе лежал Полуйчик. Он получил три пули в спину, но был еще жив. Он хрипел и стонал, пуская изо рта кровь и розовую слюну. Рядом с ним ползала на коленях супруга Галина Чинцова. Она выла, как подстреленная собака. Кашляла, чихала и вытирала куском нижней юбки воспаленные глаза. Мальгин, решив, что встреча с милицией не вписывается в его планы, покинул «Аист» той же дорогой, что уходил Барбер. Здесь, на кухне не удивились появлению нового гостя с перепачканным лицом в рваном костюме и с окровавленными руками. Здесь были заняты другим важным делом: повара и их помощники тушили штаны и форменную куртку заведующего производством, который с испугу запрыгнул на горящую газовую плиту.

Мальгин перемахнул подоконник, спрыгнул в кусты. Поднявшись с колен, прибавил шагу, устремился к брошенной машине. Он подумал, что опоздал на встречу с Барбером. Опоздал всего на пару минут.