Мальгин заметил слежку на узкой набережной Яузы.

Темный «Шевроле Блейзер», трехдверный. Не эта ли тачка преследовала его на ночной улице, когда Мальгин уносил ноги из закусочной «Волшебная лампа»? Он стал чаще поглядывать в зеркальце заднего вида. Джип сел на хвост и, сохраняя дистанцию, катил следом. Разбитую фару заменили, а вот помятый усилитель бампера почему-то решили не трогать, даже не покрасили. После ночного столкновения с помойным баком на железе остались приметные даже издали царапины. Стекла у джипа затемненные, словно залитые мазутом, поэтому невозможно понять, сколько человек находится в машине. Марка тачки, ее цвет, эти царапины на усилителе бампера, темные стекла… Слишком много совпадений. Сто к одному, что джип тот самый. И следует он именно за «девяткой» Мальгина.

Чтобы развеять последние сомнения, он свернул на Электрозаводскую улицу, остановился возле почтового ящика, вылез из машины, сделав вид, что опускает письмо, оглянулся. Джип тормознул в метрах в ста позади. Мальгин, чувствуя спиной враждебные взгляды, потоптался возле ящика, вернулся к «девятке». Свернув на Матросский мост, включил радио, долго тыкал пальцем в кнопки цифрового приемника, пока наконец не нашел частоту, на которой транслировали городские новости и сводку погоды на вторую половину дня. Диктор пообещал, что по всему Подмосковью пройдут ливни, прогремят грозы, но температура не опустится ниже двадцати градусов.

Хотелось с кем-то поговорить, переброситься хоть парой слов, но пассажиров в машине не было, поэтому Мальгин по давнишней привычке решил поговорить с самим собой.

– Это хорошо, – вслух сказал он. – Хорошо, что температура не опустится. Это прекрасно.

Больше разговаривать было не о чем, и стало скучно. Попетляв по улицам и переулкам, бессистемно меняя маршрут, Мальгин выехал на Измайловское шоссе и двинулся в сторону Кольцевой дороги. Сейчас он не ждал никаких фокусов от парней, сидевших в джипе. Ясно, появление Мальгина возле собственного дома стало в какой-то степени неожиданностью, приятным сюрпризом для людей, что наблюдали за подъездом. Теперь они ведут телефонные переговоры со своим хозяином, консультируются, что и как делать дальше.

Эта болтовня закончатся ничем. Обстрелять «девятку» и грохнуть водителя средь бела дня в черте Москвы или даже в Подмосковье, когда вокруг полно машин и людей, рискованное дело. «Блейзер» с царапинами на усилителе бампера – слишком приметная тачка, чтобы не засветится, а возникни осложнения, незамеченными уйти на ней от возможной милицейской погони. Наверняка водитель джипа получит указание следовать за Мальгиным, выяснить, куда он направляется и, если повезет, и «девятка» ненароком заедет в тихое безлюдное место, действовать по обстоятельствам. Короче, применить оружие. Или взять Мальгина живым.

Выехав на Кольцевую дорогу, он решил, что настало время перекусить, вытащил из пакета пирожок, надкусил его и, опустив стекло, выбросил на дорогу. Пища оказалась несъедобной. Тесто еще ничего, но мясная начинка приготовлена из жилистого мяса бродячих собак. Пришлось ограничиться парой глотков минералки и пластинкой жевательной резинки. Мальгин выбрал средний ряд и среднюю скорость. Через некоторое время свернул на Дмитровское шоссе, прибавил газу, но преследователи не отставали, по-прежнему выдерживая приличную дистанцию. Гоняться с «Блейзером» не имеет смысла. Джип хоть и весит две тонны, но это весьма резвая машина, потому что у него автоматическая коробка передач и двести лошадей под капотом.

Мальгин вытащил мобильный телефон, набрал домашний номер Елисеева, но тут вспомнил, что сегодня воскресенье, и хозяин «Каменного моста» наверняка укатил на дачу. Однако трубку сняли после второго гудка. Голос Максима Павловича звучал напряженно.

– Приветствую тебя, – сказал Мальгин. – Есть новости.

– Новости? – переспросил Елисеев. – Хорошие или плохие?

– Ну, это как посмотреть. Со мной связался наш общий друг. Оставил сообщение. Так вот, он утверждает, что не имеет никакого отношения к тому ночному инциденту. Я его за язык не тянул, он сам позвонил мне.

– И ты ему веришь? На слово веришь этому мерзавцу?

– Пожалуй, готов поверить.

– Но почему?

– У меня было время все обдумать. Вспомни обстоятельства нашего дела, сопоставь факты. И ты, возможно, придешь к тому же выводу.

– Я постараюсь все вспомнить, – Елисеев усмехнулся и нервно покашлял в трубку. – А как у тебя с деньгами? Поиздержался наверное?

– Да, были кое-какие траты.

– Денег я могу дать, – неизвестно чему обрадовался Елисеев. – Ну, сколько надо. В разумных пределах, конечно. Деньги это не проблема, особенно если они пойдут на благое дело. Давай встретимся, поговорим и заодно уж с бабками все утрясем. Мне не терпится поговорить с тобой открытым текстом. Может, завтра?

– Не знаю, не могу обещать, – ответил Мальгин. – На сегодня у меня одно мероприятие намечено. Не знаю, чем оно кончится. Короче, это не телефонный разговор. Я еще позвоню.

– Подожди, подожди, – вскрикнул Елисеев, но его уже никто не слушал.

Елисеев положил трубку, посмотрел на двух оперативников и технаря из ГУВД, обступивших его письменный стол, слушавших разговор по параллельной линии. Николай Рыбаков, закрыв глаза, покачал головой. Он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, потряс кулаками в воздухе.

– Слушай, Елисеев, ты что, тупее маминой задницы? – тихо спросил он и тут же перешел на крик. – Мы почти сутки занимаемся с тобой, учим каждое слово, что ты должен сказать. Каждую интонацию. А ты порешь какую-то херню, отсебятину несешь. Зачем ты стал назначать ему встречу?

– Но я хотел, как лучше. Он собирался дать отбой.

– Мальгин сам должен предложить встретиться. Его инициатива, не твоя. Ты все испортил. Ты облажался, как последний кретин.

– Кроме того, ты кашлял в трубку, – добавил второй опер, по имени Игорь, фамилия которого Елисеев так и не запомнил. – Я сто раз сказал тебе, что кашлять во время разговора нельзя. Ты русский язык понимаешь или мне переводчика вызывать? Ты говорил слишком тонким, нервным голосом. Ты уперся с этими деньгами, как баран, стал настаивать на встрече. Будто это тебе бабки понадобились, а не Мальгину. У него были траты, не у тебя…

– Говоришь ему, говоришь, – заорал Рыбаков. – Как о стенку горох. Все от балды отлетает. Я однажды работал с одним умственно отсталым стариком, так этот дед в сравнении с тобой просто великий мыслитель, Гегель, мать его, Спиноза. Он с десятого раза запоминает, что ему говорят. Ты с сотого раза ничего запомнить не можешь. Тупица чертова.

– Но я разволновался, – Елисеев проглотил все обиды. – Простите. Я не справился с собой.

– Разволновался? – протрубил Рыбаков. – Ты сидишь у себя дома, на мягком кресле под защитой вооруженных милиционеров. Так какого хрена тебе волноваться? Нет, я не могу работать с этим куском дерьма. С обезьяной легче найти общий язык, чем с ним.

– В следующий раз я обязательно…

– Следующего раза может не быть, придурок, – Рыбаков плюнул на ковер. – Осел. Тупица.

Елисеев обхватил ладонями голову, которая готова была разорваться от боли, как граната. Рыбакову показалось, что хозяин квартиры хочет заткнуть уши, чтобы ничего не слышать.

– Нет, ты послушай, – заорал опер в самое ухо. И выдал трехэтажную матерную тираду.

– Номер абонента установить не удалось, – тихо сказал технарь из ГУВД, мрачный мужчина лет пятидесяти. – Но можно утверждать, что звонок произвели с мобильного телефона. Вероятно из автомобиля, объект находился в движении. Черт, у него какая-то хитрая трубка.

Крики оперов стихли. Рыбаков рухнул на кожаный диван, вытянул босые ноги и тихо застонал. Игорь опустился на стул и стал молча листать журнал для мужчин, внимательно разглядывая цветные фотографии голых девиц. Елисеев поднялся из кресла, на ватных ногах прошел коридором до туалета, заперся изнутри. Не спуская штанов сел на унитаз. Прикуривая сигарету, он наблюдал, как пальцы, дрожавшие крупной дрожью, долго не могли справиться с зажигалкой, повернуть колесико.

Елисеев втянул в себя табачный дым, закрыл глаза. Почему он, человек с положением, проживший сорок с гаком лет, должен у себя дома терпеть издевательства этих людей, выслушивать их оскорбления, «тыканье». Он помогает следствию, он согласился делать то, что скажут менты, он пустил их в свою квартиру, хотя мог послать подальше. Кормит, поит… И вместо слов благодарности слышит отборную матерщину. Откуда эта ненависть, это презрение к нему? Елисееву хотелось разрыдаться, он сдержал себя мыслью о том, что менты очень обрадуются этим слезам, очередному проявлению его слабости. Он подумал, что следует вызвать адвоката Михаила Адамовича, опытного, умудренного опытом юриста. Пусть присутствует в его квартире, до тех пор, пока здесь находятся менты. Пусть все видит, слышит и записывает. Но Елисеев тут же отогнал эту мысль. Пожалуй, оперативники впадут в ярость, едва он заикнется об адвокате. И Адамычу достанется. Намылят ему шею и спустят с лестницы.

Сейчас Елисееву вспомнилась прошлая ночь. Опера настояли на том, чтобы он лег не в спальне, а в кабинете. Вдруг Мальгин среди ночи позвонит. Сами устроились в соседней смежной комнате, которую хозяин квартиры именовал библиотекой только потому, что там стоял полупустой книжный шкаф, на дне которого пылились стопки эротических журналов. Дверь закрыть не разрешили, будто боялись, что, оставшись один, Елисеев удавится на подтяжках или брючном ремне, а то и в открытое окно сиганет. Страдая от головной боли, он лежал в темноте с открытыми глазами, он так вымотался за день, так устал, что не мог заснуть.

В соседней комнате, устроившиеся на мягких диванах, о чем-то шептались опера. Елисеев прислушался.

«Ну, как тебе этот аспирин?» – спросил Игорь. «По-моему, полный кретин и ничтожество, – прошептал в ответ Рыбаков. – Даже в толк не возьму, как такие люди становятся бизнесменами. Открывают свои фирмы, жируют, икру ложками жрут… Как они загребают лопатой бабки, когда в башке полторы извилины? Загадка природы». «М-да, аспирин – это еще тот экземпляр, – ответил Игорь. – Редкостный говнюк». Елисеев не сразу сообразил, что речь идет о нем. Опера уже прилепили ему кликуху – Аспирин. Это за то, что он попросил таблетку от головной боли. Елисееву стало так обидно, что запершило в горле, он заворочался, закашлялся в кулак.

Разговор оперов оборвался. Стало тихо, Елисеев даже услышал, как в библиотеке тикают напольные часы в корпусе красного дерева.

«Максим Павлович, вы спите?» – крикнул из соседней комнаты Рыбаков. Елисеев не ответил, сделав вид, что действительно спит, тихо перевернулся на другой бок и закрыл глаза. «Дрыхнет, падла», – сказал Игорь. «Ну, и хрен с ним, – прошептал Рыбаков. – У меня на вчерашний вечер была назначена встреча с такой телкой. Отпадной. Как вспомню ее, у меня прямо встает. Все пришлось отменить. И вместо того, чтобы приятно проводить время, я должен тут бока пролеживать. Рядом с этим вонючим аспирином. Что б он сдох, сука».

– Эй, ты что там, заснул? – в дверь туалета постучали ногой.

Елисеев, резко втянув в себя воздух, едва не подавился горящим окурком.

– Выхожу, – ответил он. – Минуточку.

– Поторапливайся, – ответил из-за двери Игорь. – Не создавай очередь. Не одному тебе припекло.

Отмахав от Москвы около ста верст, Мальгин съехал с основного шоссе на дорогу в две ряда. Он пронесся еще десяток километров, прежде чем окончательно убедился, что попал совершенно не в то место, куда держал путь. То ли пропустил нужный поворот, то ли свернул направо раньше времени. Мальгин стремился попасть к знакомому песчаному карьеру, а очутился неизвестно где. Места незнакомые, мрачные. Все реже стали попадаться попутные и встречные машины, пешеходы или велосипедисты. Темный смешанный лес стеной стоял по обеим сторонам дороги. Мальгин ругнулся вслух, но сворачивать обратно не рискнул. «Блейзер» сидел на хвосте, до поры до времени выдерживая дистанцию.

Низкие тучи, ползущие с севера, принесли с собой холодный дождик. Встречный ветер размазывал по лобовому стеклу капли воды. Где-то вдалеке ухали раскаты грома, короткие и частые, с металлическим отзвуком, словно какой-то псих лупил кувалдой по жестяной крыше. Темный джип продолжал держаться позади, то пропадал из вида, то вновь появлялся, чтобы исчезнуть за поворотом. Мальгин, стремясь увеличить дистанцию, прибавил газу. Проехал лесничество, затем полосу низкорослого молодого осинника, подступившего к самой дороге. Впереди, если верить покосившемуся заржавевшему указателю, показался животноводческий совхоз «Пролетарий». Встречные машины пропали, дорога сделалась совершенно пустой. Лишь однажды навстречу проехал трактор на колесном ходу, тащивший за собой пустой прицеп.

Слева потянулись производственные постройки, которые в прежние времена были частью крепкого крестьянского хозяйства. Котельная, производственные склады, давно пустовавшие, сенные навесы, где сена не хранили годами. Дальше пошли унылые корпуса животноводческой фермы, давно заброшенной. Приземистые коровники на двести голов напоминали солдатские казармы, из которых люди ушли навсегда, чтобы больше не возвращаться. Скот пустили под нож, стекла и оконные блоки растащили кто куда, даже ворота, и те сорвали с петель и увезли. Неожиданно асфальт кончился, дальше дорогу вымостили бетонным плитами. Машину затрясло и замотало по сторонам, по днищу били камушки, подвеска скрипела, а задний мост, кажется, готов был развалиться.

– Ну, давай. Давай же, – шептал Мальгин, адресуя свои просьбы то ли машине, то ли самому себе. – Давай, твою мать…

Он, не сбавил скорости, мертвой хваткой вцепился в баранку, стараясь удержать машину на скользкой извилистой дороге и не слететь в кювет. Посмотрев в зеркальце заднего вида, легко убедиться, что «Блейзер» пытается идти на сближение. Проскочив безымянную деревню в три десятка дворов, Мальгин понял, что и дальше выдерживать дистанцию с «Блейзером» не сможет, потому что силы автомобилей не равны. Теперь у джипа есть возможность нагнать его и столкнуть с дороги.

Проехав еще полкилометра, Мальгин, вывернул руль так резко, что заскрипели покрышки, свернул на раскисшую грунтовку с глубокими колеями, залитыми водой. Дорога вела к лесополосе, в низину, затопленную дождем, затем поднималась вверх, на откос, шла вдоль поля, давно не паханного, заросшего бурьяном и сорным подлеском, и пропадала за горизонтом.

– Давай, – прошептал Мальгин.

Он загадал: если удастся проскочить болотистую низину, не застрять в грязи, а затем подняться вверх по склону, все закончится хорошо. Машина плевалась жидкой глиной, но шла уверенно. Мальгин видел, как джип свернул с дороги. Расстояние между автомобилями медленно сокращалось. Теперь грунтовка пошла верх, дождь заливал стекла, двигатель девятки стал хуже справляться с работой. Мальгин выжал газ, зная, что на вершину склона «девятка» сможет забраться лишь на скорости. Движок гудел, как турбина авиалайнера, набиравшего высоту, покрышки, облепленные глиной, проворачивались вхолостую. Но машина осилила подъем.

– Хватит, – сказал Мальгин, заглушил двигатель, поставил машину на ручной тормоз. – Приехали.

Распахнув дверцу, выскочил из салона, поскользнулся на скользкой глине, потерял равновесие, но устоял на ногах. Джип полз следом, он миновал низину и стал взбираться на откос. Мальгин сделал несколько шагов назад, открыл багажник, положил в карман пиджака три снаряженные обоймы, вытащил завернутый в мешковину карабин и зубами потянул за кончик веревки. Через пару секунд он освободил оружие от ткани, ладонью стер с лица дождевые капли.

Повернулся лицом к приближающемуся «Блейзеру» и, вскинув ствол карабина, припал глазом к окуляру прицела. Выставив вперед левую ногу, плотно прижал к плечу затылок приклада. В перекрестье прицельной сетки он видел ползущий вперед джип, тут же, в прицеле, высвечивалось расстояние от стрелка до его цели. Триста восемьдесят метров, триста шестьдесят… Кажется, люди, сидевшие в «Блейзере», так и не поняли, что же происходит, почему «девятка» встала, достигнув вершины склона, и что за возню затеял Мальгин возле багажника. Впрочем, все произошло быстро, слишком быстро, чтобы водитель джипа оценил ситуацию и что-то предпринял в ответ. Положив палец на спусковой крючок, левой рукой Мальгин крепче сжал цевье карабина и выстрелил в темное стекло джипа, точно в то место, где должен сидеть водитель. Дождинки попадали на объектив, цель расплывалась. Но Мальгин видел, что три выпущенные пули достигли цели, пробив лобовое стекло в пятнадцати-двадцати сантиметрах от левой стойки, в том самом месте, где и должен находиться водитель.

Однако джип не остановился, он продолжал упрямо карабкаться вверх. Одно из двух: водитель мертв, но машина с автоматической коробкой продолжает двигаться вперед сама по себе, без участия человека. Или же водила, оценив ситуацию, в момент, когда прозвучали выстрелы, успел согнуться в дугу и спрятаться за приборным щитком. Мальгин трижды нажал на спусковой крючок, взяв чуть правее. На этот раз точной стрельбе помешал резкий, неожиданно налетевший порыв ветра, качнувший Мальгина. Мимо. Он видел, как у «Блейзера» разлетелась левая фара и подфарник. Третья пуля чирикнула по капоту, ушла в никуда.

– Тьфу, тьфу, – Мальгин сплюнул сквозь зубы.

Прицел показывал, что до цели триста десять метров. Двести девяносто. Мальгин сделал поправку на северный ветер, провел пальцами по объективу, стирая с него капли дождя. Двести восемьдесят метров…

Мальгин произвел четыре прицельных выстрела. Теперь карабин «высил», пули прошли над крышей «Блейзера», чиркнули по крыше. Что за черт? Мальгин опустил ствол, вытащил расстрелянную обойму и вставил снаряженную. Снова приник глазом к окуляру. До цели двести сорок метров. Теперь он не промахнется. Мальгин больше не целил в водителя, взял в перекрестье прицельных нитей то место, где должен сидеть передний пассажир. За пять секунд он расстрелял всю обойму, превратив лобовое стекло в решето, сбил боковое зеркальце, прострелил передние покрышки.

Джип, не прибавляя и не снижая хода, полз вверх по склону. На этом ледяном холодном ветру, Мальгин почувствовал, что ему стало нестерпимо жарко. Рубашка под пиджаком сделалась влажной, прилипла к спине, словно намазанная клеем, ресницы щекотал не дождь. Действуя левой рукой, он вытащил расстрелянную обойму, сунул в подаватель снаряженную, прицелился и задержал дыхание. До цели двести метров… «Это не танк, – сказал себе Мальгин. – Это всего-навсего автомобиль». Он почувствовал, как от напряжения задрожало правое колено. Теперь он целил не в лобовое стекло, а в моторный отсек.

Он выстрелил десять раз, расстреляв всю обойму. И увидел, как пули разбили решетку и вторую фару, а над капотом поплыл синеватый дымок. Мальгин перезарядил карабин. Сто шестьдесят метров. Джип двигался вперед. Мальгин успел подумать, что уже вытащил из кармана последнюю третью обойму. Если не получится сейчас, придется снова нырять в багажник «девятки», доставать патроны, перезаряжать карабин. Сколько времени уйдет на все эти манипуляции? Двадцать секунд, полминуты? Слишком долго, времени в запасе уже не осталось.

Он трижды выстрелил в моторный отсек, взял выше и выпустил еще две пули в темное лобовое стекло. Куда бог пошлет. Джип остановился.

Мальгин перевел дыхание. Он, вцепившись в карабин, неподвижно стоял на пронизывающим до костей ветру. Дождь хлестал по лицу, правое колено предательски дрожало. До джипа сто сорок метров. Стало так тихо, что Мальгин услышал, как дождь выколачивает дробь по крыше «девятки». Мальгин потерял чувство времени. Он не мог ответить, сколько времени он неподвижно стоит, приникнув глазом к окуляру прицела. Минуту? Пять минут? Или целую вечность?

Неожиданно левая дверца джипа распахнулась, на землю выпал человек в темной куртке. Видимо, он поскользнулся, но через секунду уже стоял на ногах. Оставив дверцу открытой, сделал шаг в сторону. Мальгин увидел его лицо, бледное, перекошенное гримасой ненависти или страха. Увидел в руках мужчины автомат Калашникова. Короткая очередь. Человек стрелял от бедра навскидку. Пули, разлетевшись веером, просвистели где-то рядом, но Мальгин не ушел с линии огня, не упал в мокрую траву. Теперь, поймав противника перекрестьем прицельных нитей, он лишь прищурил глаз, плотнее прижал приклад к плечу. Успев подумать, что следующая автоматная очередь наверняка достанет его и уложит, нажал на спусковой крючок.

Мужчина сделал шаг назад, словно поскользнулся на мокрой траве, присел на колено, затем на другое, но оружие из рук не выпустил. Он водил автоматным стволом из стороны в сторону, словно потерял противника из вида и теперь старался сообразить, где тот находится и куда надо стрелять. Еще одна короткая очередь. Мимо. Мальгин выстрелил в ответ. Человек бросил автомат перед собой и упал лицом в траву. Опустив ствол, Мальгин сделал несколько шагов вперед. Остановился и снова вскинул карабин. Через распахнутую дверцу из джипа выбрался здоровый амбал в спортивном костюме и белых кроссовках. Бешено озираясь по сторонам, человек побежал вниз, к дороге. Насмерть перепуганный, он плохо контролировал свои действия, бежал напрямик, а не зигзагами. Пробежав два десятка метров, резко остановился, вытащил из-под куртки пистолет, обернулся назад.

Мальгин стоял неподвижно, наблюдая, что будет дальше. Расстояние, разделявшее противников, слишком велико, чтобы вести прицельный огонь из пистолета. Четыре коротких сухих хлопка. Мальгин прицелился и выстрелил. Мужчина коротко вскрикнул и боком повалился на землю, выбросив вперед руки. Мальгин вернулся к «девятке», положил карабин в багажник и, вытащив из-под брючного ремня пистолет, стал медленно спускаться вниз к джипу. Над капотом расстрелянной машины еще клубился пар, двигатель медленно остывал. Мальгин дернул на себя водительскую дверцу и тут же инстинктивно отступил назад. С сиденья вывалился человек с лицом, залитым кровью. Он висел вниз головой, зацепившись ботинком за педали, растрепанные волосы касались земли, изо рта и прострелянной шеи сочились кровавые ручейки.

Видимо, водитель был убит первыми же выстрелами. Но машина продолжала двигаться вперед, потому что пассажиры побоялись, подставляясь под пули, дотянуться до рулевой колонки. Они просто пригнулись, надеясь на то, что джип приблизиться к Мальгину на короткое расстояние и тогда можно будет пальнуть в него прямо из салона, достать прицельной автоматной очередью. Как бы то ни было, расчеты не оправдались. Мальгин побродил возле джипа, спустился вниз, к человеку в спортивном костюме, неподвижно лежащему на мокрой траве. Единственный выстрел Мальгина оказался смертельным, пуля попала в левую сторону груди, чуть ниже сердца и прошла навылет, вырвав доброй кусок ребра.

Человек, стрелявший из автомата, был жив. Сунув пистолет в пиджачный карман, Мальгин ухватил его за плечи, перевернул раненого с живота на спину, сам присел на корточки. Мужчина, часто моргая, смотрел на серое небо. Его глаза слезились то ли от сильного ветра, то ли от боли. Обе пули, выпущенные Мальгиным, попали в живот. Кровотечение было обильным, видимо, пуля задела печень.

– Ты слышишь меня? – спросил Мальгин.

Мужчина не ответил, прижимая ладони к животу, он продолжал смотреть на небо, будто видел в его серой мути самого Бога, оседлавшего дождевую тучу.

– Слышишь? У тебя пустяковые царапины, – соврал Мальгин, понимавший, что раненый доживает последние минуты. – Клянусь, ничего серьезного. Я помогу тебе. Перевяжу, потом отвезу в больницу. Через месяц ты встанешь на ноги. Но для начала открой один секрет: на кого ты работал? Кто вас нанял? И чего вы хотели от меня?

Человек скривил серые губы в презрительной ухмылке. Своему убийце он не верил.

– У меня в машине есть аптечка, – продолжал Мальгин. – Там все необходимое. Антисептик, бинты, ватные тампоны. Я наложу повязку, перетащу тебя в «Жигули». Мы рванем в больницу. На всех парах. Ну, как тебе идея? Нравится?

– Пошел ты, – мужчина перевел взгляд на Мальгина. Взгляд был человеческим, осмысленным. – Ты, сука, убил меня.

– Ты будешь жить.

Человек выругался последними словами.

– Скоро я сдохну, – добавил он. – Но сейчас мне приятно вспомнить, как перед смертью визжал твой приятель Онуфриенко. Визжал как кастрированный боров. Мы раздолбали молотком его пальцы. Это так, для начала, для разминки… Спустили с него штаны. И вылили на его поганую промежность кружку расплавленного битума. Посидели, выпили бутылку. А потом палкой выдавили его глаз с бельмом. Еще посидели и еще выпили. А затем выдавили здоровый глаз. А он был живучий, тварь такая… Веселье продолжалось с вечера до самого утра. Жалко тебя с нами не было. Ты бы получил удовольствие, такое не часто увидишь. Классно все получилось.

Человек закашлялся.

– Кому понадобилось убивать этого несчастного калеку? Кому?

– Не твое собачье дело. Скоро и ты сдохнешь. Моя бы воля…

Через несколько секунд дыхание сделалось хриплым, а слова неразборчивыми. Человек плюнул кровью, снова закашлялся и перестал дышать. Мальгин вытянул руку и закрыл глаза умершего.

Следующие четверть часа Мальгин обыскивал карманы убитых. Ни документов, ни записных книжек. От трубки мобильного телефона, которая могла хранить в своей памяти немало интересного, остались несколько жалких осколков пластика, разбитые микросхемы. Мобильник водила хранил во внутренним кармане пиджака, у самого сердца, словно коммунист партийный билет. Черт угораздил всадить пулю именно в это место. При себе водила не имел ни прав, ни паспорта технического средства, лишь бумажник, плотно набитый деньгами. Карманы пассажиров оказались пустыми.

Осмотр «Блейзера» ничего не дал. Под задними креслами – пара пистолетов со снаряженными обоймами в рукоятках, охотничий нож пугающих размеров, больше похожий на тесак мясника. Три ящичка, расположенные на потолке между водителем и пассажиром, хранили в себе засаленную колоду карт, несколько пачек сигарет, очки с темными стеклами. Дождь сеялся над полем, со стороны дальнего леса заходила тяжелая грозовая туча. Молния полоснула поперек неба, бухнул раскат грома, похожий на пушечный залп. Мальгин выбрался из джипа, вытер о мокрую траву окровавленные руки и стал осматривать «девятку». Автоматной очередью пробита задняя покрышка, два пулевых отверстия в двери багажника, точно под стеклом. Ничего серьезно, но в Москву на такой тачке не сунешься. Мальгин вытащил из бардачка фотоаппарат и сделал несколько снимков.

Еще через четверть часа поставил запаску вместо испорченного колеса, устроился на водительском месте и долго листал атлас автомобильных дорог Подмосковья, соображая, где он сейчас находится, и как долго отсюда пилить до деревни, где живет его старый приятель, бывший сослуживец по ФСБ Дмитрий Иванович Плотников. Года три назад при задержании группы наркоторговцев, Плотников получил тяжелое ранение в грудь. Один из отморозок, накачавшийся дури, через входную дверь стал палить из Калашникова в бойцов группы захвата. Пули разорвали бронежилет, будто он был сделан из картона, Плотникова врачи вытащили с того света, но к оперативной работе медицинская комиссия его не допустила. Он комиссовался по ранению, получил орден Мужества и мизерную пенсию. Сдав иностранцам свою московскую квартиру, купил дом в деревне и сейчас, кажется, был вполне доволен этой новой жизнью.

Если ехать проселками, минуя милицейские посты, до деревни Клочково сорок верст с гаком. Мальгин включил двигатель, развернулся и погнал машину вниз по откосу. Он увидел на пассажирском сиденье пакет с несъедобными пирогами и облизнулся. Достав верхний пирог, разорвал его зубами и проглотил в три секунды, не заметив привкуса несвежей собачатины.

В ресторане «Серебряный аист» Барбер появился в воскресенье под вечер и устроился за дальним столиком, откуда хорошо просматривался весь зал и эстрада. Женщин в ресторан пускали бесплатно. А на те пятьдесят долларов, что брали за вход с каждого мужчины, выдавали на руки горсть фишек, которые можно было проиграть в небольшом казино, куда устроили отдельный вход, или отдать фишки официанту, получив взамен холодную мясную закуску и стакан шампанского. Это уж как захочет гость. Барбер остановился на последнем варианте, заказав помимо обязательной закуски жареную осетрину, коньяк и шоколадный десерт.

Время близилось к восьми вечера, когда начиналась концертная программа и стриптиз шоу, а зал не был заполнен и наполовину. Запивая холодное мясо минеральной водой, Барбер думал о том, что по всем приметам, хозяин «Аиста» Вася Полуйчик пребывает в сильно душевном волнении. На дверях ресторана поставили не двоих, как неделю назад, а пять вышибал, которые, пристально вглядываясь в лица посетителей, осуществляют так называемый фейс-контроль, не пуская в заведение сомнительных типов, проституток со стороны, наркоманов и профессиональных игроков. Но главная задача этих парней, которым Полуйчик наверняка раздал фотографии Барбера, углядеть его физиономию и, сообщив хозяину о названном госте, принять меры к его нейтрализации. Дать по балде бутылкой, подсыпать отравы в еду или просто пристрелить в укромном месте. Тут возможны варианты.

Помимо громил, которых Полуйчик расставил у дверей, там же появился и металлодетектор, проходить через арку которого обязаны все посетители. Сумочки, портфели предварительно ставили на стол, расстегивали замочки. Вышибала наметанным глазом проверяли вещи. Значит, о том, чтобы пронести в «Аист» ствол или нож, не может быть и речи. Металлодетектор загудел, когда Барбер, проходя через арку, намерено не вытащил из кармана зажигалку «зиппо» и связку ключей. Кроме того, и в ресторанном зале и холле, появились несколько новых видеокамер слежения. Мокрый плащ посетителя принял не старик гардеробщик, а молодой человек, который носил под пиджаком подплечную кобуру с пушкой.

Барбер засиделся в душном зале до полуночи. План вентиляционной системы ресторана он, сведя знакомство с клерком из районного управления противопожарной безопасности, купил за сущие гроши. Оставалось убедиться, запускают ли вентиляцию в кабаке вечерами, так, на всякий случай. Барбер дважды посетил туалет и убедился, что это помещение видеокамеры не контролируют. Потолки здесь низкие, не то что в ресторанном зале. Высоту потолков архитектор уменьшил, чтобы скрыть под навесными пластиковыми плитами убогие вентиляционные короба, по его мнению, портящие изысканный интерьер сортира. Заперевшись в кабинке, Барбер встал ногами на стульчак унитаза, задрав кверху руку, приподнял крышку люка вытяжной вентиляции. Послюнявил палец. Движение воздуха слабое, можно предположить, что система совсем дохлая, но все же она работает. Что и требуется.

Вернувшись в зал, Барбер вежливо отказался от предложения двух шлюх весело провести время в одном уютном местечке в двух шагах от «Аиста». И стал свидетелем того, как хозяин кабака Вася Полуйчик в сопровождении плотного мужика в черном костюме трижды выходил в зал и о чем-то беседовал со знакомыми посетителями. Последний раз, когда Полуйчик прошел мимо столика Барбера, их разделяли метра полтора, не больше. Не досмотрев стриптиз, Барбер ушел, решив про себя, что «Аист» действительно хорошее заведение, а ужин стоит потраченных на него денег.