Из кафешки «Магнолия», забегаловки, где по вечерам собиралось мелкое жулье и местные шлюхи, Костян и компания отправились на набережную, где, по словам Ошпаренного, ему забили стрелку беспредельщики, забравшие мерс. Добираться пришлось на попиленном «жигуле», который Ошпаренный одолжил у соседа по дому, твердо пообещав вернуть машину сегодняшним вечером.

— Вроде бы здесь, — сказал Ошпаренный. — Точно, здесь.

Тормознули под мачтой городского освещения, остановились впритирку к бордюрному камню. Все четверо вышли из машины.

На другой стороне набережной вырисовывались очертания тепловой электростанции. Длинный производственный корпус, над которым торчали три высокие трубы, пускавшие в небо серый дым. В свете горящих фонарей на фоне темного неба электростанция напоминала огромный океанский лайнер, который чудесным образом прошел узким руслом реки под всеми мостами и встал на приколе здесь, на набережной, в десяти минутах хода от Кремля. Странное, завораживающее зрелище.

Ошпаренный глядел на дорогу и тер покрасневший от холода нос.

— Только четыре дня на «мерсе» и поездил, — жаловался он. — Блин, даже освоиться за рулем не успел. И на тебе. Встречаются же такие суки.

— Не бери в голову, — успокоил Килла. — Иногда монетка падает не на орла, на решку. Вот тот самый случай.

— Какой, блин, случай, — злился Димон. — Тебе хорошо рассуждать на отвлеченные темы. Если бы тебя… Господи, даже говорить об этом не могу.

Костян поднял воротник куртки, скрестил на груди руки. Рама, смоля сигарету за сигаретой, топтался на одном месте. Килла, чтобы согреться, придумал себе развлечение: делал замахи битой, наступая вперед и отступая назад, целил толстым концом биты в голову невидимого противника. Наносил удар сверху вниз и снова пятился. Когда эта игра надоела, он глянул на часы, покачал головой:

— Они не приедут.

— Подождем еще, — ответил Костян. — На моих натикало только без четверти семь. Время терпит.

— Ты точно расскажи, как все было, — Килла, бросив биту на землю, шагнул к Ошпаренному. — Я врубиться не могу, как такое вообще могло произойти. В центре города, средь бела дня чувака выкидывают из тачки…

— Да я уже сто раз все рассказывал, — Ошпаренный шлепнул себя ладонями по бедрам. — Я спокойно ехал в среднем ряду. Вдруг какой-то мудель на джипе «лексус» догоняет меня, какое-то время едет вровень. Пассажир опускает стекло, показывает палец. Я сбавляю газ, чтобы этот хрен проехал мимо, пропускаю его. Он тоже сбавляет скорость. Может быть, этот гад наширялся какой-нибудь хренотой, может, у него чердак улетел. Короче, я решаю не обострять. И тут замечаю, что мне на задницу села черная бээмвуха. Я не могу тормознуть, потому что она подпирает. А этот педрила на «лексусе» прибавил обороты и вывернул руль, прижал меня к обочине. Я поворачиваю налево и даю по тормозам, потому что делать больше нечего. И все, приехали.

— Ты мог бы сманеврировать, — сказал Килла. — Как-то уйти…

— Да пошел ты со своими советами, — заорал Ошпаренный. — Если бы ты оказался на моем месте, я бы посмотрел, как бы ты маневрировал и уходил. Меня натурально притерли к обочине. Выкинули из мерса. Их четверо, этих беспредельщиков, здоровые лбы. Сто процентов у них пушка была. И не одна. Я опомнился уже на асфальте. Эти твари сказали, что подъедут сюда к шести, и укатили. Вот и весь базар. Видно, хотели вернуть мерс, а за откат взять лаве. Но в последний момент почему-то передумали, нашли башливого клиента. Черт знает, что у этих гондонов штопаных на уме.

— Что на уме? — покачал головой Килла. — Они тачку забрали легче, чем у слепой старухи кошелек. Чтоб я так жил, за пять минут мерс свинтили. Что на уме… Бля, шустрые ребята.

Кот снова посмотрел на часы и подумал, что Килла прав, ловить тут больше нечего, стрела сорвалась.

— М-да, похоже, мы в пролете. Начало девятого.

— Надо подсасываться в «Тарелку», — Ошпаренный рубанул воздух рукой. — Сидят, наверное, кайф ловят. А про стрелу забыли.

— И что будем делать, если их и там нет? — спросил Килла.

— Да я слышал, что они про «Тарелку» что-то там базарили, — ответил Димон. — Там они. Однозначно. Ну, куда им деваться?

— Поехали, — сказал Кот. — Тут недалеко.

Уже совсем стемнело, когда жигуль тормознул в узком переулке, на углу шестиэтажного дома. Хозяева кафе даже не удосужились повесить вывеску над заведением, рассудив, что свои парни, постоянные клиенты, это место и так знают, а посторонним знать не обязательно. По слухам, забегаловка спокойная, что-то вроде семейного ресторана, где можно поесть, как у мамы дома, накатить у барной стойки рюмку кактусовой водки, потрепаться с друзьями. Не более того. Никакого веселья, никаких развлечений в заведении не предусмотрено. Музон в «Тарелке» не крутили, оркестр не играл, не было даже эстрады, где исполняли бы экзотические танцы, лярвы в коротких юбках за столы к мужчинам не подсаживались.

Ошпаренный первым вошел через парадное крыльцо. Прошагал через крошечный холл, где не было ни швейцара, ни гардеробщика. За стойкой вешалки дремала какая-то неряшливая старуха. Посетителей почти никого. Унылый интерьер тесного зала, светлые однотонные стены и полы, выложенные, как в общественном сортире, темными кафельными плитками, немного оживляли обычные столовые тарелки без рисунка, развешенные по стенам от пола до потолка, одна над другой. По бокам тарелок закрепили столовые приборы, ножи и вилки.

— Вот они, там, — Ошпаренный, остановившись у входа, кивнул на столик у бара.

Трое парней чокнулись налитыми под ободок рюмками. Закуска паршивая, какая-то рыба, видно, не первой свежести, мясное ассорти и овощи. Посреди всего этого сомнительного великолепия водка в стеклянном графине. Два мужика чернявые, похожи, как родные братья. Только один в очках, а другой, кажется, и без очков неплохо ориентируется. Третий мужик блондинчик, крашеный. Еще один кент из этой же компании уселся на табурете у барной стойки. Пятый парень сидел за отдельным столиком с торцевой стены. Похоже, он только что расправился с ужином и теперь, трезвый и одинокий, просто умирал от тоски.

Крашеный разлил водку, подняли рюмахи.

Глянув на это благородное собрание, Кот вспомнил слова своего лагерного кента Евдокима Вяткина: «Никогда не доверяй мужикам, которые сделали пластическую операцию или красят волосы. Есть в таких людях что-то такое… Пидорастическое. Короче, они способны на любую подлянку. Крашеным женщинам доверять можно».

— Ну что? — очкастый поднял рюмку, вытянул вперед руку. — Будем?

— Давай, чтобы было, — толкнул тост белобрысый. Видно, на этот раз в красноречии он переплюнул самого себя.

Рама подошел к официантке, склонившейся над служебным столиком с грязной посудой. Девчонке необязательно слушать мужские разговоры.

— Слышь, как тебя зовут? — спросил он.

Девушка выпрямилась, удивленно посмотрела на Петю и вместо ответа только взмахнула длинными ресницами. Знакомство, общение или выпивка с посетителями служащим строго запрещалось. За такие фортели могут с работы турнуть. Официантка позволила себе улыбку. Ошпаренный вырос перед белобрысым парнем, как из-под земли. Но тот, кажется, не слишком удивился появлению непрошеных гостей. Влил в рот рюмаху и толкнул под локоть мужика в кожаном клифте.

— Слышь, дядь, — сказал он, обращаясь к очкастому. — Вон этот терпила приехал.

— Кто терпила, бля? — взорвался Димон. — Вы чего стрелу просохатили? Вы чего себе думаете?

— Ты чего городишь-то?

Белобрысый, не выдавая волнения, нацепил на вилку кусочек помидора, открыл пасть, хотел проглотить закуску, но Ошпаренный шлепнул ему ладонью по руке. Помидор оказалась на полу под столиком.

— Спокойно, Димон, — Кот хлопнул Ошпаренного по плечу, но тот уже не слушал.

— Ты чего, бля? — заорал Ошпаренный и съездил белобрысому кулаком по шее. Удар получился не слишком сильным, смазанным.

Белобрысый вскочил с места.

— Сидеть, — крикнул Димон, пытаясь схватить блондинчика за шею и усадить на место, но тот вырвался, вскочил на ноги, опрокинув стул.

— Ну-ка руки свои вонючие убери!

Белобрысый бросился на Димона, сделав нерасчетливую отмашку сразу двумя руками. Видимо, в кулачной драке он не был самым большим спецом. Димон оттолкнул нападавшего, но белобрысый вцепился ему в куртку, не позволяя противнику, сделав замах для удара, въехать кулаком себе в морду. Костян налетел на белобрысого сзади. В эту секунду Кот не хотел ни драки, ни крови. Он просто пытался остановить мясиловку и потолковать обо всем спокойно, без понтов и лишних эмоций. Но ситуация уже вышла из-под его контроля. Сзади кто-то вделал Коту кулаком в спину, костяшками пальцев точно между лопаток. Развернул его к себе лицом и мощно вложился справа в верхнюю челюсть.

Кот на секунду испытал ощущение полета, почувствовав, как подошвы ботинок отделились от скользкого пола. В следующую секунду он уже лежал на кафеле. Со своих мест вскочили двое парней, сидевшие отдельно от честной компании, хотели броситься вперед, но налетели на преградившего им дорогу Петю Раму.

— Стоять, суки, стоять всем, — заорал Килла.

Он выступил откуда-то из-за чужих спин. Смотреть на него было страшно, вены на шеи вздулись, глаза вылезли из орбит, зубы оскалены. Обхватив рукоятку ТТ обеими ладонями, он пальнул из пистолета в стену. Кот, медленно поднявшись с пола, сам невольно отступил назад, поглаживая пальцами скулу.

— Стоять, я сказал, — не унимался Килла. — Все успокоились. Отпусти его, я тебе сказал.

Белобрысый, разжав пальцы, выпустил куртку Димона. Кота шатнуло в сторону. После короткого, но болезненного нокдауна голова гудела, как колокол. Не вылезая вперед, он отстранение наблюдал за происходящим, до конца не понимая, что тут, собственно, за базар. Словно смотрел китайский фильм без перевода и субтитров. Так себе удовольствие, ниже среднего. Все участники несостоявшейся потасовки замерли, будто затеяли игру «замри, умри, воскресни». Кот подумал, что Килла вовремя подсуетился с пушкой, сумел остановить драку, которая бы могла закончиться неизвестно чем. То ли больницей, то ли травматологическим пунктом, то ли секционным столом в морге.

— Стоять, успокоились, — Килла направил ствол на очкастого. — Всем стоять, суки.

Тот, расставив руки в стороны, задом попятился к стене, налетев на стул. Всем своим видом очкастый хотел показать, что плохого в голове не держит. Раз такое дело, раз на свет божий появилась пушка, он готов подчиниться, выполнить все просьбы и требования, лишь бы до настоящей стрельбы не дошло.

— Слышь, ты, опусти ствол, — попросил он.

— Я тебе сказал, к стене пошел!

Килла не унимался. Вытянув руки, он направил ствол на единственного человека, не вставшего со своего места, когда все остальные затеяли возню. Мужик, похожий на очкастого, тоже чернявый, в кожаном прикиде, молча наблюдал за перебранкой и потасовкой, дожевывая кусок мяса. Проглотив его, он почему-то решил, что самое время вмешаться. Он тщательно вытер губы салфеткой, отодвинул тарелку с недоеденной закуской. Отставив стул в сторону, медленно поднялся на ноги. Вышел из-за стола и остановился, тупо уставившись то ли на Киллу, то ли на ТТ в его руках.

— Эй, ты чего встал?

Мужик не ответил. Он просто стоял и смотрел на Леху, как солдат на вошь. Кот успел подумать, что сейчас случится нечто такое, чего потом нельзя будет поправить. Он сделал полшага вперед, хотел вытянуть вперед руку, чтобы остановить Леху. Но вместо этого обернулся на мужика, нутром почуяв исходящую от него угрозу.

— Ты чего встал, сука, я не понял? — Леха брызгал слюной. — Ты чего встал?

Мужик медленно приподнял правую руку. Так же медленно стал сгибать ее в локтевом суставе, засовывая пятерню под пиджак. Кот понял: если хрен в кожаном пиджаке не остановится, если не замрет, самого страшного уже не избежать. Этот недоделанный мужик вел себя так, будто сам хотел расстаться с жизнью. Наверное, он был уверен, что Килла не выстрелит. Или проверял на прочность собственные нервы, или перед своими кентами решил повыделываться. Смотрите, какой я крутой. Мне в грудь направили пушку, а я сам за стволом лезу. И хрен меня остановите. О чем он думал в эту секунду? Никто не ответит. Потому что влезть в башку к таким придуркам, понять ход их мыслей все равно невозможно.

Рама вдохнул, задержал воздух в груди и сделал шаг назад.

— Сядь, сука, — орал Килла. — Ты чего, я не понял?

Рука продолжала медленно сгибаться, заползая под полу пиджака. Не понятно, где этот тип держал свою пушку: за поясом или в подплечной кобуре. Кот зажмурил глаза. Никто не шевелился, а тишина наступила такая, что стало слышно, как на дальней улице прогромыхал трамвай.

— Руку убрал! — крикнул Килла. — Убрал быстро! Быстро…

Килла нажал на спусковой крючок, когда медлить было уже нельзя. В маленьком замкнутом помещении сухой пистолетный выстрел прозвучал громко, как залп корабельного орудия главного калибра. Мужчина, закинув голову назад, опустился на колени и повалился спиной на пол. Сразу видно: самый заслуженный хирург России тут уже не поможет. Пуля вошла в левую сторону груди, разорвала сердце, изменив траекторию, зацепила позвоночник.

Ошпаренный, Костян и Рама стали отступать к входной двери. Последним уходил Килла.

— Стоять, суки, — орал он. — Никому не двигаться… Стоять, я сказал.