Книга: Черный Бумер
Назад: Глава двадцатая
Дальше: Глава двадцать вторая

Глава двадцать первая

В деревне Лядово чужаков явно недолюбливали. В первом же дворе, куда сунулся Бобрик, на него пригрозили спустить здоровенного сторожевого пса. Собака тявкала, обнажая длинные тупые клыки, рвалась с цепи, готовая сбить с ног названного гостя и вырвать ему горло. Еще несколько домов оказались на замках, до весны их обитатели подались в город. В ближнем к магазину срубе хозяйка, выйдя на порог и услышав «добрый день», вместо приветствия выплеснула под ноги Сашки, едва успевшего отскочить в сторону, ведро с помоями.
— Мы бродягам не подаем, — сказала баба.
— Но я не бродяга…
Женщина не слушала, вытерла руки о фартук и, выругавшись, скрылась в доме, громко хлопнув дверью. Еще около часа Бобрик болтался по двум деревенским улицам, переходил от дома к дома, от двора к двору. Хозяин одного из домов, выйдя на крыльцо, сказал, что краденых вещей в руки не возьмет.
— Это не краденые, — ответил Бобрик. — Мои.
— Ты на себя в зеркало посмотри, мазурик, — усмехнулся мужик. — Мои… Вот латаные портки на тебе — они твои. А все остальное… Может, на этой цепочке кровь человеческая.
Пообещал названному гостю сломать о его шею осиновый дрын, если еще раз появится поблизости, мужик погрозил Бобрику кулаком и пошел за дом колоть дрова. Уже потерявший всякую надежду Сашка, снова, уже другой улицей вышел к тому же сельпо, закрытому на замок, постоял у дверей, прикидывая, где он еще не был, и куда направить стопы. Но тут из-за угла магазина выплыла долговязая фигура парня, одетого не по-деревенски: цветастая куртка, джинсы, вместо резиновых сапог грязные кроссовки. Из кармана высовывалось горлышко бутылки с бумажной затычкой.
Шагнув к незнакомцу, Бобрик объявил, что на продажу есть несколько приличных вещей, а просит он сущие копейки. Парень сходу представился: Сергей, тверской хулиган. Здесь в деревне он, можно сказать, случайно оказался. Приехал, чтобы помочь родной тетке зарезать кое-какую живность и толкнуть мясо по сходной цене. Серега заявил, что часы и цепочка ему без надобности, а вот навороченный мобильник, он, пожалуй, взял бы. Не беда, что аккумулятор сел, у парня есть зарядное устройство.
— Свой телефон я неделю назад в райцентре пробухал, — сказал Сергей. — Все деньги от продажи двух свиней там оставил, перстень золотой, плюс мобильник. Умеют они в райцентре лохов причесывать. Только глазом моргнул, а уже на нуле. И еще сувенир привез: третьего дня с конца закапало. Сейчас трихопол горстями принимаю. Лечусь.
— Так ты берешь?
— Возьму, — кивнул малый. — Без мобилы я тут как опущенный. Только аппарат проверить надо.
Через десять минут Бобрик и Сергей оказались в натопленной избе, провонявшей кислой капустой. За печкой ворочалась и стонала какая-то женщина, по избе бродил отъевшийся черный кот. Подключив мобилу к зарядному устройству, Серега убедился, что трубка рабочая и долго выспрашивал, как пользоваться встроенным в телефон фотоаппаратом.
— Добрая мобила, — сказал он, поставил на стол бутылку и плошку с огурцами. — Только, братан, с деньгами у меня никак. Если хочешь, дам сала и мяса. У меня кабанчик освежеванный в погребе.
Женщина за печкой, слышавшая каждое слово, застонала громче. Мало того, что дорогой племянник пропил двух свиней, а вот теперь и кабанчик уходит на сторону. Но сказать слово поперек женщина то ли не захотела, то ли побоялась.
— Сколько жрачки дашь?
— Договоримся, братан, — Серега набулькал в стаканы самогона. — Давай, будем.
Через час Бобрик, сытый и немного пьяный, вытряхнулся из избы и зашагал обратной дорогой. Плечо оттягивала сумка с мясом и картошкой. Он думал о том, что так и не выполнил указание Радченко, не выбросил телефон из соображений безопасности. Но, если разобраться, разницы нет: выбросить мобилу или толкнуть ее первому встречному. Аппарата больше нет. Зато харчей, если не жрать в три горла, хватит до воскресенья. Если Радченко или Элвис не появятся к тому времени, придется загнать последнее — мотоцикл. Но до этого, ясно, не дойдет. Градус настроения резко попер вверх.
Бобрик добрался до ржавой посудины в первых сумерках. Перешел вброд отмель, забрался по сходням наверх и увидел протрезвевшего Блохина.
— А Ленка где? — спросил Бобрик.
— Внизу лежит. Днем она поскользнулась на палубе. Короче, упала и сломала ногу в голени. Ничего страшного, но ходить она не может.
***
На место приехали позже, чем рассчитывал Элвис. Дважды сбивались с дороги, долго не могли найти нужный поворот, потом заехали куда-то к черту на рога, на лестную дорогу, обрывавшуюся у песчаного карьера. Пока поворачивали оглобли, искали новый путь, снова выбирались на трассу и ехали дальше, убили кучу времени.
Через распахнутые ворота по грунтовой раскисшей от дождей дороге заехали на территорию недостроенного завода. Охраны не видно, три заводских корпуса представляют собой огромную букву П. Двор, перепаханный гусеницами тракторов, вдоль и поперек разрезан траншеями в два человеческих роста, выкопанными строителями для монтажа подземных коммуникаций. Теперь стены траншей обвалились, наполнились водой, здесь же на дворе, побросали старую негодную технику: ржавый экскаватор, грузовик без движка и колес, другую рухлядь. Дополняли картину кучи строительного мусора, расколотые плиты перекрытий, отвалы битого кирпича, груды щебенки, сквозь которые пророс кустарник.
— Дальше не проедем, — Столяров заглушил двигатель. — Иначе на брюхо сядем.
Через полчаса в цокольном этаже недостроенного склада кипела работа. Задорожный, скинув пиджак, долбил ломом земляной пол в том месте, на которое показал Элвис. Грунт оказался твердым, будто по нему пускали каток для укладки асфальта. В земле попадались крупные и мелкие камни, бутылочные осколки и битый кирпич. Столяров, орудуя штыковой лопатой, выбрасывал землю на поверхность. В подвале было прохладно, но Столяров после коротких раздумий скинул не только пиджак, но и галстук, светлую сорочку и подплечную кобуру, переложив пистолет в карман брюк. Отнес вещи в дальний угол, аккуратно сложил на разломанном ящике и, прикрыв газетой, вернулся обратно.
Задорожный работал, не жалея себя, без устали долбил грунт, чихал и кашлял от пыли, стоявшей столбом. Когда совсем выдохся, обошел в сторонку, присел рядом с Элвисом на кучку щебня, тяжело дыша, вытер серое от пыли лицо рукавом рубахи и закурил.
— Слышь, ты ничего не перепутал? — Задорожный высморкался и, очищая рот, долго плевался. — Ты сказал, земли на два штыка. А мы выкопали уже на четыре. И ни хрена.
— Вроде не ошибся, — пожал плечами Элвис. — Копаете правильно. Может быть, помочь? А то я тут засиделся.
Он поднял руки, скованные наручниками. Задорожный на минуту задумался. В этом душном подземелье, наполненным гнилым духом и пылью, впору вкалывать каторжанину. К тому же не видно ни хрена. Со стороны лестницы в два пролета, что спускалась сюда с первого этажа, свет едва доходит. Есть еще одинокое оконце под потолком, но когда начали копать и подняли пыль, и окошко стало не видно. К тому же близко стоявшие колоны, подпиравшие бетонные перекрытия, полностью закрывали другое окошко, на левой стене.
Один из фонарей, что принесли с собой, оказался совсем дохлым. Круг света второго фонаря освещал лишь яму. В таких условиях снимать браслеты с Элвиса, да еще давать ему в руки штыковую лопату, которой при определенном навыке, можно запросто зарубить обеих чекистов… Это слишком опасно. И глупо. А навык у Элвиса наверняка есть, да и не поймешь, чего ждать от этого доброго молодца. Не успеешь пушку вытащить, а голова уже с плеч покатилась.
Задорожный отрицательно помотал головой.
— Сиди уж, помощник, — сказал он. — Сами как-нибудь. Ты что специально такое место выбрал, чтобы мы пылью задохнулись?
— А что мне оружие в парке отдыха закапывать? — усмехнулся Элвис. — На центральной аллее. И еще табличку поставить?
Затянувшись сигаретой, Задорожный отбросил окурок далеко в сторону, поднял с земли лом. И вздрогнул, когда послышался характерный звук. Металл ударился о деревяшки. В свете фонаря было видно, как Столяров бухнулся на колени и пропал из вида.
— Есть, — крикнул он из ямы и закашлялся.
***
Вскоре фээсбэшники, кашляя и матерясь, вытащили на поверхность четыре ящика, открыв крышки, убедились, что нашли то, что искали. Элвис вразвалочку подошел поближе, встал на краю ямы. Будь здоров, какая глубина. Эти чекисты могут не только протоколы строчить, но и руками работать.
— Здесь только четыре ящика с ПЗРК, — отплевываясь, сказал Столяров. — Где еще два ящика с комплексами и два ящика со стрелковым оружием? Впрочем, плевать на оружие. Где остальные ПЗРК?
Элвис отошел в сторону метров на десять, притопнул ногой, оставив на земле глубокий след каблука.
— Вот здесь надо копать, — сказал он. — Эта яма помельче. Долго пыхтеть не придется.
— Ты же говорил все в одном месте. Хрена ты крутишь?
— Я ничего такого не говорил, про одно место, — усмехнулся Элвис.
Столяров вытер глаза кулаком, от мысли, что предстоит снова вгрызаться в землю и глотать пыль в этой душегубке, становилось тошно. Но одна мысль все же грела и успокаивала душу: все получилось, они в шаге от цели. Еще одно усилие, и все кончится.
— Сначала я должен подышать, иначе сдохну, — сказал Столяров.
— Только я первый, — отозвался Задорожный, подмигнув своему коллеге, добавил. — Заодно уж и позвоню. Из подвала мобильник не добивает.
— Ты вот что, — Столяров поманил пальцем сослуживца, что-то прошептал ему в ухо и добавил уже громче. — Чтобы потом не возиться…
— Нет, с этим усеется, — бросил на ходу Задорожный, направляясь к лестнице.
Элвис, якобы тоже подышать, увязался за следом. На дворе похолодало, но Задорожный, разгоряченный работой, не замечал этого. Он сунул в рот Элвиса сигарету, поднес огонька, отошел в сторону и, достав мобильник, набрал номер.
— Это я, Валерий, — сказал он в трубку. — Все при нас. Сейчас заканчиваем выкапывать последние игрушки. Да, вещи в полной сохранности. Будто только со склада. Ящики немного повреждены, но это не в счет. Вечером все привезем. Да, да, конечно… И надо будет рассчитаться на месте.
Задорожный понял, что сказал нечто такое, что не предназначалось для чужих ушей. Он оглянулся назад. Но Элвис, кажется, ничего не слышал. Увлеченный своими мыслями, задрав голову кверху, он смотрел на низкое серое небо, будто прикидывал про себя, когда начнется дождь. Будет ли это настоящий ливень или только покапает.
— Звякну, когда будем выезжать.
Задорожный дал отбой, опустив трубку в карман, стал отряхивать рубашку, но понял, что зря старается, сорочка безнадежно испорчена. А жаль, фирменная.
— О цене уже договорились? — спросил Элвис.
— О какой цене?
Задорожный поднял голову, стараясь понять смысл вопроса. А когда понял, приподнял правую руку, потянувшись к подплечной кобуре, попытался расстегнуть кожаную перепонку, перехватывающую рукоятку пистолета. Движение отработанное, чтобы вытащить ствол из кобуры и пустить пулю в противника, Задорожному хватало двух с половиной секунд. Но на этот раз он немного замешкался, натруженные руки плохо слушались хозяина. Он успел расстегнуть застежку, но на большее времени не хватило. Да и Элвис не дал ему шанса. Держа закованные в наручники руки перед собой, он резко отвел правую ногу назад, выбросил ее вперед и носком тяжелого башмака нанес сокрушительный удар в голень. Задорожный вскрикнул от боли, инстинктивно опустил руки и согнул корпус.
Элвис провел боковой удар каблуком в ту же голень, куда уже бил. Нога подогнулась, Задорожный наклонил корпус, пистолет вывалился из расстегнутой кобуры. Майор, упал на колени. Он потянулся к стволу и получил встречный удар носком башмака в лицо. Рант ботинка глубоко рассек кожу над глазом, Задорожный, охнув, сел на землю. Поднял руки, защищая лицо. Он почти ничего не видел, голова налилась тяжестью, а руки сделались ватными. Кровь заливала глаза, но он, вспомнив, куда упал пистолет, снова потянулся за ним. Элвис не пытался поднять оружие с земли. Увидев движение противника, он нанес прямой удар коленом снизу вверх по лицу.
— Спасибо, что шнурки купили, — прошипел Элвис. — Большое спасибо.
И выполнил комбинацию из двух ударов ногами. Справа боковой удар каблуком в висок и слева чудовищной силы футбольный удар подметкой в лицо. Задорожный тяжело повалился на бок в неглубокую лужицу. Он поводил ладонями по земле, будто искал выпавшую из кармана монетку, прижал испачканные грязью руки к лицу и высунул изо рта красный язык, будто напоследок хотел подразнить своего убийцу. Тихо застонав, дернул ногой и затих. Элвис скованными руками ухватив его за плечо, перевернул на живот, присев на корточки, обшарил карманы, достал мобильник и снаряженную пистолетную обойму. Черт, ключи от наручников остались там, внизу, в пиджаке. Элвис поднял пистолет, выключил предохранитель, курок на боевом взводе, остается только попасть туда, куда целишь.
Он, перебирая ступеньки ногами, быстро спустился вниз. Под сводами огромного подвала гулким эхом разнеслись его шаги. Завеса пыли, темный абрис фигуры Столярова в тусклом свете фонаря. Голый по пояс, черный от пыли, он остервенело долбил грунт ломом.
— Кто тут? — крикнул майор. — Ты, Валера? Что-то перекур затянулся. А мне тут одному мудохаться…
Элвис пошел прямо на свет, двумя ладонями он сжимал рукоятку пистолета, слыша, как в висках стучит кровь.
— Это я, — ответил Элвис. — Твой друг остался наверху. Хотел договориться о ваших премиальных. Ну, о деньгах, которые вы получите за оружие.
Столяров отшвырнул в сторону лом. Опустил руку в карман брюк, чтобы достать ствол. Он понимал уязвимость своего положения. Весь на свету, он отличная мишень, в то время как его противник где-то в темноте. Столяров повалился на спину, выстрелил, пуля разнесла фонарь в мелкие куски. Остается второй тусклый фонарик за спиной. Элвис остановился, противников разделяли метров пятнадцать.
— Брось пушку, — крикнул Элвис. — Брось или…
Столяров трижды выстрелил на звук голоса. Одна из пуль просвистела у самого уха. Вторая попала в колонну, кусочки бетона разлетелись по сторонам. Мелкий осколок царапнул по щеке. Элвис, согнув руки в локтях, выстрелил от живота за мгновение до того, как Столяров, встав на колени, изготовился пальнуть во второй фонарик. Пуля вошла под ребра майора, разорвав печень в куски, изменила траекторию и вышла из левого бока. Элвис постоял несколько секунд, прислушиваясь к звукам. Ни черта не слышно, только пыль скрипит на зубах. Держа на мушке распростертую на земле фигуру Столярова, подошел ближе, отфутболил в сторону пистолет. Взял фонарь и посветил в лицо чекиста.
Столяров, лежа на спине, глядел на него белыми от ненависти глазами.
— Меня вы решили похоронить в этой яме? — спросил Элвис. — А вышло наоборот. Сами себе могилу рыли. Спасибо за помощь.
— Жаль, — сказал Столяров. — Жаль что тебя сразу…
Горлом шла кровь, и он не мог выдавать длинные тирады.
— С кем вы в доле? — спросил Элвис, он понимал, что время уходит быстрее, чем песок сквозь пальцы. Ранение в печень, значит, жить остается в лучшем случае несколько минут. — Кому нужны эти комплексы?
— Пошел ты на хер, ублюдок, — Столяров плюнул кровью. — Погань, кого ты из себя строишь? Ты чистенький, а все в… Ты деньгами не интересуешься?
Столяров кашлял взахлеб, быстро теряя силы. Элвис поставил подметку ботинка на живот раненого, надавил ногой, отпустил и снова надавил.
— Говори, тварь. Ну, говори. Ты все равно подыхаешь.
— Пошел ты, — рот Столярова провалился, глаза закатывались под лоб и блестели, как у дохлой рыбы. На усах повисли сгустки крови.
— Кому нужды эти гребаные ПЗРК? Ну?
— Сука, — прошептал Столяров. Глаза закатились под лоб, он открыл рот и забыл его закрыть.
Освободившись от наручников, Элвис успел спустить в яму ящики с ПЗРК в яму, сбросить на них тела Задорожного и Столярова, закопать могилу и кое-как заровнять грунт. Он хотел бросить поверх земляного холмика несколько лопат гравия, но не успел, дохлый фонарик мигнул напоследок и погас навсегда.
Элвис поднялся наверх, присев на железную балку, выкурил сигарету и осмотрел своею добычу. Потыкал пальцем в кнопки мобильника Задорожного, высветился номер телефона, куда звонил покойный майор. Элвис трижды вслух повторил цифры, сунул телефон в карман, посмотрел содержимое бумажников. Денег негусто, но это лучше, чем ничего. Хорошо бы сейчас откопать ящик со стрелковым оружием, стволы, возможно, пригодятся. Но эти археологические раскопки займут как минимум час, а то и все два. Слишком долго, надо поскорее двигать отсюда.
Возможно, выстрелы кто-то слышал. В окрестностях недостроенного завода бродят грибники, где-то тут наверняка путаются бродяги или мальчишки из ближней деревни. Покойные офицеры оставили в наследство два заряженных пистолета и две снаряженные обоймы. Элвис спрятал оружие в багажнике под запаской, захлопнул крышку. Теперь можно ехать, на тачке с блатными фээсбэшными номерами не тормознут менты.
Он протер ботинки и кожанку тряпкой, сполоснул лицо дождевой водой из бочки, уселся на водительское место и нажал на газ.
***
Последние сутки Дима Радченко, позабыв покой и сон, рыскал по Москве в поисках Кости Логинова. Тот пообещал быстро сделать паспорта для Бобрика и как в воду канул. Ни паспортов, ни самого Кости. Мобильник был отключен. У женщины по имени Зоя, где он появлялся пару раз в неделю, его никто не видел. В гараж не заезжал, общим знакомым не звонил. На исходе дня, объездив полгорода, побывав по пяти адресам, Радченко оказался у старого дома в районе Сокольников. Дверь открыл небритый верзила, татуированный с ног до головы. Задрав майку без рукавов, он долго чесал волосатый живот и разглядывал адвокатское удостоверение.
— Я о тебе слышал какой-то звон, — верзила распахнув дверь, пригласил гостя войти, но Радченко отрицательно помотал головой. Из квартиры доносилась музыка и бабий визг. — Трепались, будто ты Костю с нар вытащил. Это правда?
— Слушай, у нас не вечер вопросов и ответов, — Радченко даже не стремился скрыть раздражения. — Я ищу его второй день. Сегодня ночь не спал. Очень серьезное дело. Он мне нужен вот так.
Радченко провел ребром ладони по горлу.
— Я понимаю, но…
— Он был здесь?
Верзила молча кивнул и сказал:
— Он ушел отсюда днем с одной девочкой, на бровях ушел. В таком состоянии серьезные дела не делаются.
— Куда ушел?
— Сказал, что в баню. А потом в массажный салон. А там хрен его знает.
— Он вернется?
— Возможно, — мужик почесал грудь. — Во всяком случае, он обещал вернуться. Заходи и подожди его здесь.
— Я подожду в машине у подъезда. У меня настроение так себе. Не хочу его портить окружающим.
— Тогда выпей.
— Если выпью, только хуже станет.
Радченко пешком спустился вниз, уселся в водительское кресло и включил радио. Костян трепанул языком насчет паспортов и обо всем забыл после первой же выпивки. Он подумал, что люди не помнят доброты, не помнят ни хрена хорошего. В человеке нет ни капли благодарности, один мелкий шкурный сволочизм. И если хочешь получить эту самую благодарность, увидеть ее в чужих глазах, душой почувствовать, — заведи собаку или морскую свинку. Ночное московское небо налилось желтизной, накрапывал дождь. Дядя Дима выключил музыку, скурил подряд две сигареты и, чтобы чем-то себя занять, стал вспоминать обстоятельства уголовного дела, по которому проходил Костя Логинов.
***
Когда же это было? Года два назад или около того. Чтобы выиграть процесс адвокату нужно было зацепить на крючок судью по уголовным делам Игоря Васильевича Горчакова, великого буквоеда и педанта. Худощавый мужчина лет пятидесяти, костистое лицо, всосанные щеки, ежик русых волос с едва заметной проседью, очки в пластмассовой оправе. Он носил костюмы, вышедшие из моды лет десять назад, глотал копеечные обеды в рабочей столовой неподалеку от здания суда. С женой и дочерью, двадцатитрехлетней особой, типичным синим чулком, не сумевшей выскочить замуж, ютился в двухкомнатной малогабаритной квартире на окраине. Ни машины, ни дачи, ни куска земли. Образом жизни, демонстративным презрением к деньгам Горчаков давал понять окружающим, что все земные блага для него пустое место в сравнении с духом и буквой закона.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Горчаков не имел никаких долгов, он оказался совершенно равнодушен к азартным играм. Только футбол по ящику смотрит и режется в шахматы со старым приятелем, но это не в счет. Поговаривали, что три года назад у Игоря Васильевича была интрижка с некой Татьяной Сергеевной, секретарем одного городского чиновника, женщиной весьма эффектной. Но романчик оказался вялым, создавалось впечатление, что любовная связь тяготила Татьяну и самого Горчакова. И кончилось все просто и прозаично. Татьяна Сергеевна выскочила замуж за владельца продуктового магазина «Славич», интимные встречи на нее квартире прекратились, а Горчаков, если и горевал по этому поводу, то недолго.
На какой же крючок можно подцепить такой редкостный экземпляр? Этот вопрос не давал покоя Диме Радченко ни днем, когда в следственном изоляторе он изучал материалы уголовного дела, ни ночью, когда, оставшись один в гостиничном номере, раскрывал детектив и, вытянувшись на вдовьей узкой коечке, пытался отвлечься от ежедневной рутины.
Шантаж тоже отпадает. Дорогие подарки, путешествия в экзотические страны за чужой счет — и это мимо. Что же остается? Вот если бы жена Виктория Ивановна серьезно заболела, и срочно понадобились деньги на дорогостоящую операцию и дальнейшее лечение. Но об этом можно не мечтать. Ту Викторию ни ломом, ни кирпичом не свалишь, здорова, как племенной бугай. Вот если бы на дочь Оксану напал хулиган, изнасиловал и почикал мордочку ножиком. Тут бы папаше судье всерьез пришлось задуматься над вопросом: где взять деньги на врача косметолога и психиатра. Но и это опять лишь мечты. Того хулигана и насильника, который бы залез на девку, да еще морду ей попортил, с фонарями не найдешь. От безысходности хоть сам ножик бери, дожидайся ночи и карауль девку в подворотне. Но в солидной адвокатской конторе такие методы работы не приветствовались.
Дважды в неделю, по вторникам и пятницам люди, выполнявшие поручения Радченко, собирались на съемной квартире, защищенной от прослушки.
— Неужели у вас ничего не появилось на этого судью? — с этого вопроса Радченко начинал каждый разговор. — Этот тип нужен мне позарез, без него я в глубокой заднице. Вы собрали на него груду бесполезных бумаг. Какая-то там интрижка с секретуткой. И та интрижка уже быльем поросла. По-вашему получается, что с этого кадра можно икону писать, а?
— Мы копаем, но пока все глухо, — за всех отвечал субъект по прозвищу Хобот, подполковник ФСБ в отставке, он слыл великим спецом по прослушке и наружному наблюдению. — Семьянин, честный, не растратчик. Нет долгов, нет собственности. Одни убеждения.
— Слушай, таких людей не бывает. У каждого рыло в пуху. А пятна есть и на солнце. А ваш объект — провинциальный судья, у которого наверняка найдется страшный скелет в шкафу.
— Он чист, как уши молодого поросенка.
— Не верю, — орал Радченко. — Кстати, в досье вы пишите, что Горчаков играет в шахматы. С кем именно он играет? Что собой представляет этот знакомый?
— Да какая разница с кем Горчаков переставляет фигуры? — Хобот не любил, когда его учит молокосос адвокат. — Какай-то там жалкий завхоз.
***
За неделю до начала первого судебного заседания Дима Радченко побывал в Москве, проторчав полтора чала в кабинете главы фирмы Виталия Ивановича Саморукова. Босс живо интересовался этим, на первый взгляд, рядовым уголовным делом, потому что человек, заключивший договор с его адвокатской конторой не просто клиент с мешком денег, он близкий друг Саморукова, хозяин дал слово: он сделает все, чтобы осужденный получил срок ниже низшего придела и, если немного повезет, вовсе избежал зоны. Но обстоятельства складывались так паршиво, что самые робкие надежды на смягчение приговора казались смелыми. И Саморуков начинал впадать в уныние и жалел о своих обещаниях.
— Дима, мы по долгу службы много времени посвящаем вранью. Давай будем честными хотя бы пять минут в сутки, — сказал он. — Пять минут — слишком много. Будем честными хотя бы две минуты. Я требую прямого ответа. Тебе не кажется, что дело выше твоей головы? А?
— Нет, — ответил Радченко.
— Сейчас у нас еще есть пространство для маневра, хоть и маленькое, но есть, — продолжал Саморуков. — По ходатайству обвиняемого, суд может поменять адвоката. Ефим Семенович Вельдман — специалист по уголовным делам, каких в Москве не найдешь. Я вижу, что ты зашиваешься, все из рук валится. Короче, предлагаю поставить на это дело нашего старого зубра. Ты молод, Дима, блестящая карьера еще впереди. Из тебя получится второй Плевако или бери выше. Дорастешь до моего уровня. Ха-ха… Шучу. Но это не твой шанс. Согласен?
— Разумеется, — кивнул Радченко. — Разумеется, не согласен. Категорически. То, что сделает на процессе Вельдман, сделаю и я. Не хуже его, а лучше. Кроме того, поставить именно меня на это дело просил ваш друг Михаил Адамович Демидов. Меня поставить, не Вельдмана. Мне остается только зацепить этого черта, судью. И тогда я гульну по масти.
— Не надо блатного фольклора, здесь не вокзальный пивняк, — нахмурился Саморуков. — Дочь Демидова Лариса влюблена в обвиняемого как кошка, ты это знаешь. Это она вынудила отца вступить в переговоры со мной и постараться вытащить с нар ее Костю Логинова. А ты — хороший знакомый дочери моего друга. Лариса почему-то очень высокого мнения о твоих профессиональных способностях. Хотя я этого мнения, увы, не разделяю.
— Но вы только что сказали: второй Плевако и все такое.
— Твои таланты еще раскроются. А пока у нас это гнилое дело, которое ты провалишь.
— Которое я выиграю, — возразил Радченко, подумал, что напрасно разбрасывается словами. Как бы потом не пришлось назад отыгрывать.
— И все-таки я решил поставить Вельдмана.
— Если вы так поступите, я тут же позвоню Ларисе Демидовой, — выпалил Радченко. — И завтра же на деле буду снова я.
— Блин, доконать ты меня решил, — покачал головой Саморуков. — Сейчас на тебя работает целый штат наших сотрудников. Они пасут судью, рассматривают его жизнь под микроскопом. Они работают с присяжными заседателями. На дело брошены большие силы и средства. Демидов оплатит все расходы, плюс взятки. Но, скорее всего, просто выбросит деньги на ветер. Теперь подумай: что станется с тобой? Сейчас у тебя хорошая квартира в Москве, банковский счет.
— Я понимаю, с чем связался.
— Если ты облажаешься, Демидов тебя в утиль сотрет. И я ему помогу в этом начинании. Нашим хорошим отношениям с тобой наступит конец. Ты потеряешь все. Забудь о карьере и деньгах. Станешь в забубенной юридической консультации давать советы выжившим из ума нищим старухам. За копеечную плату. Нравится?
— Не очень. И все-таки это мое дело.
— Но, скорее всего, тебе вообще не дадут работать в Москве, — Саморуков упал в кресло. — Даже в юрконсультации. Вообще нигде. Демидов очень постарается до конца раздавить тебя, а он влиятельный человек. С огромными связями. У тебя не останется друзей, потому что у нищих друзей не бывает. Будешь в колхозе, где-нибудь на сто первом километре, на тракторе землю пахать.
Радченко живо представил себе бескрайнее поле, черное от проливных дождей. Он сидит в холодной кабине, впитавшей в себя запахи солярки и ветоши. Радченко глушит двигатель, достает из-под сидения узелок с обедом. Несколько вареных картофелин, пара ломтей плохо пропеченного ржаного хлеба и бутылка молока, в котором плавает жирная муха. Он наблюдает, как на краю поля ветер гнет до земли молодую березку, срывая с нее последние листья, а дождь барабанит по стеклам кабины, выбивая мелодию похоронного марша. Картина получилась такой жизненной, что стало жалко самого себя. На одной чаше весов достаток, карьера, теплое место преуспевающего в конторе «Саморуков и партнеры», на другой…
— Я жду твоего ответа.
— Не хочу бросать это дело. И не брошу, — ответил Радченко.
Минута тягостного молчания, слышно лишь, как босс постукивает пальцами по бронзовому чернильному прибору.
— Ладно, Дима, это твое решение, — Саморуков выглядел расстроенным и усталым. — Теперь давай по существу. Что там и как? Рассказывай.
— Весь вопрос в этом проклятом пистолете. У следствия есть главное вещественное доказательство совершения преступления. Все остальные доказательства, показания свидетельницы и потерпевшего — по боку. Если бы не этот ПМ, я бы развалил дело в пять минут.
— И какие планы? — усмехнулся он. — Ты хочешь проникнуть в прокуратуру и выкрасть ствол из комнаты, где хранят вещественные доказательства?
— Но это не наш стиль работы, — покачал головой адвокат.
Назад: Глава двадцатая
Дальше: Глава двадцать вторая