Глава восемнадцатая

Колчин гнал машину по пустой проселочной дороге, насвистывая себе под нос заупокойный вальсок. Тачку так трясло, что казалось, подвеска, готова была развалиться, а вода в радиаторе закипала от зноя. Но Колчина эти обстоятельство не смущали. Решкин, вертелся на заднем сидении, разглядывая унылый плоский ландшафт, серо-желтую степь, уходящую к горизонту. Изредка, вдали мелькал какой-то одинокий хутор или деревенька в несколько дворов. Людей не видно, видимо, днем, в самую жару, все разбрелись по дворам, дожидаясь вечерней прохлады. По обочинам разрослась плутняк, ковыль и полынь, покрытые густым налетом пыли. Осень в эти края еще не собиралась.

Границу Волгоградской и Астраханской областей машина пересекла около одиннадцати часов, в полдень солнце вошло в зенит и жарило нещадно. Ветер, влетавший в салон, сушил кожу, забивал глотку мелким песком. Поэтому Решкин часто чихал, вытирая нос грязной тряпицей. Ни встречных, ни попутных машин почти не попадалось. За последний час навстречу пропыхтел старый трактор на колесном ходу. Дымя, как сухопутный пароход, он натужно волочил за собой прицеп с коровьим навозом. Борта прицепа наклонились в стороны, навоз сыпался на дорогу. Да еще пролетел на сверхзвуковой скорости «жигуленок», на его багажнике каким-то чудом удалось поместить десяток мешков с кукурузой.

– Мы не заблудимся? – Решкин поднял с носа на макушку солнечные очки. – Едем, едем и никаких ориентиров. Ни одного указателя. Хоть бы палку кто воткнул.

Решкин рассмеялся: до него дошла двусмысленность последней фразы.

– Давно бы уже заблудились, – ответил Колчин. – Но тут, судя по карте, только одна дорога. Нам еще километров двадцать до развилки. Там будет элеватор. Его мы не проглядим.

– Зачем нам элеватор? Хотите поживиться в закромах родины?

– Там нас ждет один человек.

Решкин чихнул в тряпку.

– А как вам понравился тот сукин сын, что вчера приперся провожать в школу моего сына? Ну, Зубков, эта поганая тварь? – Решкин до сих пор продолжал переживать вчерашние события. – Наглый, как сто евреев. Отнял у меня любимую женщину. Теперь отнимет сына. Эх, нашелся бы хороший человек, пустил Зубкову кровь из всех дырок. И заодно уж сжег его забегаловку. Так называемое кафе, где кормят котлетами из лежалой собачатины.

– Я бы тебе помог, но заказные убийства и поджоги – не моя специализация, – помотал головой Колчин. – И вообще я тебе не крестная фея. Хотя этот Зубков мне тоже не понравился, глаза у него жуликоватые. Прежде чем сесть с ним в один трамвай, три раза подумаешь.

– Убийства не ваша специализация, – усмехнулся Решкин. – И это говорит профессиональный боевик. Господи… А я развесил уши до колен. И поверил.

– Выброси эту кашу из головы и живи дальше.

– Вам этого не понять, что творится тут, – Решкин ткнул себя пальцем в грудь. – Зубков унизил меня. Рита – не бесплатное приложение к моему члену. Она нечто большее. Отнять у меня эту женщину, все равно, что отнять у бизнесмена всю прибыль. Или отобрать водку у ханыги. Жизнь теряет всякий смысл.

– Недавно ты сам говорил, что все бабы одинаковы, как пивные бутылки.

– Это я про других женщин. Не про нее.

Решкин снял через голову майку, теперь из одежды на нем оставались джинсы, обрезанные бритвой чуть выше колена. Он снова отвернулся к окну. Все та же бесконечная степь. Сухое жнивье, до белизны выжженное солнцем, норы сусликов, бесцветное небо. Решкин раздумывал над тем, что сейчас самое время выкатить ведро пива. Но пива не найдешь и в ста верстах от этого места. Решкин привстал, высунул голову и плюнул на дорогу, плевок повис на заднем крыле. В таком поганом настроении хорошо шататься по темным улицам и выводить на углах домов непристойные надписи. Но вокруг не было ни одной стены, а в сумке не завалялся баллончик с аэрозольной краской.

– Эх, блин, – сказал Решкин. – В этой степи даже дерева нет, чтобы повеситься от тоски.

– Дерево я тебе найду, – пообещал Колчин.

– Буду очень благодарен. Очень.

Накануне, прилетев в Волгоград, они пересели в машину, водитель отвез их в частный дом на городской окраине, вложил в ладонь Колчина ключи и смотался. На дворе стояла синяя «десятка» с помятым крылом. В доме не чувствовалось запаха человеческого жилья, словно хозяева отмечались здесь раз в пятилетку. Вместо цветов на подоконниках слой пыли, на стенах ни одной застекленной фотографии в рамочке, нет даже будки сторожевой собаки. Правда, белье на койках свежее. Ближе к ночи появился смурной мужик, с лицом желтым, бесстрастным и совершенно неподвижным. Человек сильно смахивал на экспонат музея восковых, но в отличие от куклы умел разговаривать. Он вывел Колчина на порог, они о чем-то долго шептались. Кажется, спорили. Решкин, пытавшийся подслушать беседу, не понял ни единого слова.

Когда человек скрылся за калиткой, Колчин помылся в душевой кабинке во дворе, растерся полотенцем и, открыв холодильник, выставил на стол пару пива и банки рыбных консервов. Легли заполночь. В полутьме Решкин заметил, как Колчин сунул под подушку темный продолговатый предмет и отвернулся к стене. Что под подушкой? Бумажник? Или пистолет? Если так, от кого он задумал отстреливаться? Эта мысль почему-то долго не давала уснуть. Вдобавок ко всем неудобствам железная койка с панцирной сеткой, доставшаяся Решкину, пронзительно скрипела, стоило лишь пошевелить конечностью или перевернуться на другой бок. На чердаке пиликал сверчок, на дворе тонким серебряным голосом пела голосистая птичка. Решкин засыпал и снова просыпался.

Утром он чувствовал себя разбитым, как старая телега, в которую влетел шальной грузовик. Колчин был весел настолько, что позволил себе пару сальных анекдотов, которые Решкин впервые услышал еще будучи студентом.

«Десятка», свернув с асфальтовой дороги на грунтовку, проехала еще пару сотен метров и, съехав на обочину, остановилась позади «Нивы» светло серого цвета с пятнами ржавчины на багажнике и надписью «Землеустройство» вдоль кузова. Метрах в трехстах впереди старый зерновой элеватор, сколоченный из потемневших от времени досок. Не видно ни рабочих, ни грузовиков с зерном. Видимо, от былого великолепия осталась только стая ворон, облюбовавшее это некогда сытное место еще много лет назад.

Колчин вышел на дорогу, за ним выбрался Решкин. Подтянув спадавшие шорты, он присел на раскаленный от солнца капот машины, уперся ногами в бампер и стал наблюдать за происходящим. В лицо дул горячий ветер, а капот автомобиля жег зад, как раскаленная сковородка. Но лучшей позиции, чтобы услышать чужой разговор, не сыскать.

Возле землеустроительной «Нивы» топтался дочерна загорелый мужик в рубашке с короткими рукавами и бумажных брюках. Представившись Иваном Ильичом Федосеевым, он покосился на Решкина и неодобрительно покачал головой, словно осуждая его легкомысленный вид: обрезанные джинсы, не знавшие стирки, сандали на босу ногу и татуировку в виде змейке на правой ключице. Тряхнул руку гостя, Иван Ильич вопросительно посмотрел на Решкина. Колчин кивнул головой, что-то шепнул. Мол, это свой человек, из краснодарского УФСБ, при нем можно говорить.

– Сейчас еще не поздно все изменить, – Иван Ильич вытер платком испарину. – Нужно привлечь ребят из нашей местной конторы. У них есть кое-какой опыт в таких делах. Если заложник действительно находится на хуторе Воловика, его освободят, как говориться, без шума и пыли. Если вы сунетесь туда один… То есть с ним вдвоем, – Иван Ильич, поморщившись, кивнул на Решкина. – Не знаю… Дело может кончиться не в нашу пользу. Мы ничего не знаем о том, что в действительности происходит на этом хуторе. Не знаем, сколько там человек. Что у них на уме.

Иван Ильич говорил тихо, но Решкин хорошо разбирал слова. Ветер дул в его сторону, а Федосеев выразительно шевелил губами. И без звука поймешь, о чем он базарит.

– Я уже взвесил шансы, – отозвался Колчин. – И в Москве со мной согласились. Если привлечь ваших ребят, все может кончиться быстро и совсем не так, как мы хотим. Этот Воловик, по нашей информации, полный отморозок и дегенерат. И у него наверняка есть приказ: в случае опасности сначала убить заложников, и только потом спасать свою шкуру. Поэтому действия группой отпадают. Местность открытая, незаметно туда трудно подобраться даже ночью.

Федосеев раскрыл пластиковую папку и передал в руки Колчину синее удостоверение с золотым тиснением.

– По документам вы старший инспектор Комитета по земельным ресурсам и землеустройству. Решкин ваш помощник. Сейчас в области составляют земельный кадастр. То есть измеряют земельные угодья и в зависимости от плодородия почв и других факторов выставляют оценочную стоимость земли. Об этом областная и районные газеты пишут почти в каждом номере. Поэтому ваше появление на машине с надписью «землеустройство» и соответствующими документами не должно вызвать подозрений. Вот, взгляните.

Федосеев открыл багажник «Нивы». На брезенте лежали вещицы, которые используют в полевых условиях геологи или землеустроители. Оптический угломер на треноге, нивелир, ковылек – деревянный раскладывающийся циркуль, расстояние между концами которого составляет два метра. В багажнике уместились портативный угломер, топор, саперная лопатка, ящик для хранения породы, закопченный чайник, два свернутых спальника, геологический молоток, зубила четырех видов, полевая сумка, фонарик и еще много всякого бесполезного хлама.

– А это вы заказывали.

Федосеев, отодвинув запаску, откинул край брезента. Колчин увидел восемнадцатизарядный пистолет П – 96 девятого калибра, гранатомет ГМ – 94, напоминающий охотничье ружье с двумя вертикальными стволами и пистолетной рукояткой, подсумок с гранатами калибра сорок три миллиметра, бинокль ночного видения, десятизарядный карабин «Тигр» и помповое ружье КС – 23 калибра двадцать три миллиметра, несколько коробок с патронами. Колчин погладил ладонью полированный ружейный приклад.

– Если я не ошибаюсь, это самое мощное ружье в мире. А я редко ошибаюсь.

– Оно самое, – кивнул Федосеев. – Мой земляк по неосторожности на стрельбище слишком сильно прижал приклад к щеке. Выстрелил и сломал себе нижнюю челюсть. У этой пушки такая отдача, что даже крепкому человеку трудно устоять на ногах, когда приклад бьет в плечо. Стреляет картечью или круглыми пулями. Одно точное попадание специальным патроном – и в куски разлетается моторный отсек автомобиля. Вы уж поосторожнее с этой штукой.

– Думаю, тяжелая артиллерия нам не понадобится, – улыбнулся Колчин. – Но лучше уж иметь пушку под рукой, чем оказаться без нее. В нужный момент.

– Под водительским сидением портативная радиостанция, – сказал Федосеев. – Настроена на нашу частоту. Выход на связь дважды в сутки, в полдень и в полночь, ваш позывной «Иволга». Если в условленное время вы не выходите на связь, будем рассматривать это как сигнал тревоги. В крайнем случае, раздавите стеклышко на панели радиостанции и жмите красную кнопку, это сигнал СОС. Наши парни на вертолете доберутся до места за час с минутами.

– Что за хозяйство у Воловика?

– В прежние годы там находилась база мелиораторов. Хотели сюда воду провести, пробовали бурить глубинные скважины, чтобы создать несколько хозяйств по выращиванию ранних овощей. Но потом посчитали, что овчинка выделки не стоит. Овощи получались золотыми. И мелиоративную станцию упразднили. Воловик купил тамошние постройки за гроши. В здании конторы устроил дом.

Федосеев захлопнул багажник, попрощался с Колчиным за руку. Решкин спрыгнул с капота, перетащил вещи из «десятки», забросив их на заднее сидение «Нивы», и отошел в сторону. Федосеев сел за руль, машина круто развернулась, плюнула песком из-под колес и помчалась в обратном направлении, оставляя за собой шлейф желтой пыли.

– Такого вооружения нет даже в частях специального назначения, – Решкин и смачно плюнул в дорожную пыль. -

Он залез на заднее сидение, когда «Нива» тронулась с места и набрала ход, перегруженный впечатлениями последних дней, неожиданно смежил веки и задремал. Колчин обернулся назад и выключил радио. Едва приметная дорога петляла среди степи, у горизонта появились прозрачные облака, не обещавшие дождя. Иногда попадались жиденькие лесопосадки, дважды машина проезжала деревеньки с домами из светлого силикатного кирпича, похожими друг на друга, как рублевые монеты. За околицами начинались бахчи, урожай уже собрали, но кое-где на выжженной земле виднелись зеленоватые бока мелких арбузов. Колчин остановил машину, зашел на бахчу и вернулся с двумя арбузиками, такими горячими, будто их только что вытащили из духовки. Он разрезал арбуз и напился горячего сока.

Время от времени Колчин останавливал машину и открывал капот, чтобы мотор немного остыл. Не снимая колпачок радиатора, ждал, когда температура охлаждающей жидкости немного понизится, и можно будет ехать дальше. Решкин, вытянувшись на заднем сидении, свесил ноги и во сне беззвучно шевелил сухими губами. Кажется, крыл последними словами Зубкова.

Соляное озеро и несколько полуразвалившихся хибар на его берегу проехали около пяти вечера. Солнце сделалось совсем близким, повиснув над плоским горизонтом, наливалось зловещими багровыми красками. Колчин остановил машину на выезде из поселка. Натянув на голову панаму, открыл капот, усевшись на горячую землю в тени машины, расстелил карту, придавив ее края мелкими камушками. Решкин вылез из салона, надел очки, сел рядом.

– Вот тот самый белый налет, который мы видели на фотокарточке и видеозаписи, – он развел руки по сторонам.

Частицы соли заполняли трещинки в высохшей почве. Фантастический пейзаж. Кажется, земля покрыта снегом. Только под жгучим солнцем этот снег не таял. Решкин вышел из состояния задумчивой созерцательности и повертел в руках небольшой арбуз. Подбросил его на ладони, стукнул его об коленку, расколол надвое, густо обрызгал голую грудь, пузо и лицо сладким соком.

– Тьфу, зараза… Шорты испортил.

Колчин засмеялся. Решкин, разозлившись, отбросил подальше разбитый арбуз, полез в машину, ругаясь последними словами, долго вытирал тело мятым полотенцем. Поднявшийся ветер дул с озера, он бросал в лицо кристаллики соли, острые, как перемолотое стекло. Соль забивалась в нос, прилипала к губам. Колчин долго разглядывал пометки на карте, наконец, сложив ее, сказал:

– Ближайший населенный пункт отсюда в сорока километрах. Местная специфика, люди селятся по берегам реки, а в такую глушь никто не забирается.

– Что тут делать нормальным людям? Тут живут всякие отбросы вроде этого Воловика, которые не в ладах с законом или собственной совестью.

– Мы совсем близко от цели, конечно, если наши расчеты верны. Честно, ты в каких отношениях с оружием?

– В самых дружеских. Но в геологических экспедициях не расставался с двустволкой или помповым ружьем. Столько дичи намолотил: просто море крови. Прошел курс стрелковой подготовки в ФСБ. Короче говоря: из мелкашки попадаю белке в глаз с тридцати метров.

– Я тоже прошел множество всяких курсов, которые мне ни хрена не дали. Всему сам учился, на практике. А от тебя я надеялся услышать слово правды. Увы. Тебе уже тридцатник. Когда же повзрослеешь?

– С этим еще успеется.

– Ладно, там в багажнике патроны с круглыми пулями и картечью. На гильзах соответствующая маркировка. Пулями не пользуйся, бери картечь. Если доведется воспользоваться ружьем для самозащиты, с такими боеприпасами ты точно не промахнешься.

Решкин встал, открыл багажник, вытащил ружье. Все просто, ребенок разберется. Трубчатый магазин находится под стволом, ружье перезаряжается, когда отводишь цевье назад. Три патрона в магазине, один в стволе. Он натянул на ружье кожаный чехол с ручкой, стал осматривать короткий тупорылый гранатомет. Похожая система. По сути, то же помповое ружье, только магазин расположен над нарезным стволом, приклад откидной, плюс пистолетная рукоятка. Для перезарядки нужно откинуть крышку магазина и вставить три гранаты калибра сорок три миллиметра. Решкин нежно, как несмышленого ребенка, погладил полированный ствол гранатомета и накрыл его брезентом. Колчин завел машину.

Ближе к хутору, последние полкилометра, дорога пошла под уклон, поэтому владения Воловика можно было рассмотреть издали. Приземистый одноэтажный дом с застекленным крыльцом, сложен из кирпича сырца и побелен известью, напоминает то ли сельский клуб, то ли свинарник. Окна, выходившие на солнечную сторону, закрыты внешними ставнями, шиферная крыша и чердачное окно, напоминающее очко солдатского гальюна. Напротив дома большая саманная постройка с плоской крышей. Похоже на гараж, в котором мелиораторы некогда держали свою технику. Рядом какие-то сараи, клети для овец. Участок обнесен полуразвалившимся забором из глиняных блоков.

На дворе ни души, только пара худых собак неизвестной породы лежат в тени высокого колодца, ветер перегоняет с места на место бумажный мусор и пыль. По солнцепеку бродит одинокий петух с грязно-серым хвостом. Решкин вздыхал и то и проводил ладонью по влажному лбу, бодрое настроение улетучилось вместе с храбростью, сменившись тревогой, тянущей душу вниз, в самые пятки.

– Вот, блин, занесла нас нелегкая, – повторял он. – Вот, блин, занесла…

Колчин остановил машину у наглухо закрытых ворот, сваренных из кусков жести и покрашенных небесно голубой эмалью. Сквозь краску пробивались разводы ржавчины. Он посигналил двумя короткими гудками и одним длинным. Нет сомнения, машину заметили еще издали, не так уж часто в здешние края заносит чужаков. Колчин снова посигналил. Ветер унес гудки, снова наступила тишина. Выбравшись из машины, подошел к воротам, постучал кулаком в калитку. Прикурив сигарету, стал ждать. Через минуту с внутренней стороны лязгнул засов, скрипнули петли. Из калитки, прорезанной в воротах, вышла женщина неопределенных лет в застиранном ситцевом платье, голова замотана платком, из которого торчал длинный нос. Женщина вопросительно глянула на Колчина и стала разглядывать надпись на кузове «Нивы» и Решкина, истекавшего потом на заднем сидении.

– Вам чего? – голос оказался скрипучим, как несмазанные пели железной калитки. – Заблудились что ли?

Колчин сунул под нос женщины удостоверение.

– Комитет по землеустройству, – сказал он. – Проще говоря, мы с помощником – землемеры. Берем образцы почвы и все такое. Нам бы переночевать, воды залить в радиатор и отдохнуть немного. Мы заплатим. Вторые сутки мотаемся по степи. Работа, черт бы ее побрал…

Женщина, поджав тонкие губы, минуту помолчала, будто решала шахматную задачу.

– Уж и не знаю, – сказала она. – Ладно, подождите тут. Спрошу хозяина.

И ушла, закрыв калитку на засов. Минут через пять появился хмурый худой мужик в мятой исподней рубахе, заправленной в кальсоны, едва достающие до щиколоток. Судя по виду, наемный рабочий. Мрачно кивнув землемерам, открыл замок на воротах, распахнул створки.

– Загоняйте машину туда, – мужик показал пальцем на плоскую саманную постройку. – Еще весной привезли сена. Можете на нем спать. Жратву готовьте во дворе. Только дождитесь, когда стемнеет и ветер стихнет.

Теперь Колчин увидел кострище, обложенное кирпичом. Он вложил в ладонь мужчины пару мятых купюр. Мужик, зыркнув глазами по сторонам, сунул деньги под рубаху. Колчин загнал машину в темноту сенного сарая, поднял капот и велел Решкину выгружаться.