Так развивались трагические события в дачном домике или все произошло по-другому, как-то иначе, теперь, когда Медников мертв, уже точно не выяснишь. Через пять минут после возгорания, когда языки пламени поднялись наверх, в мансарду, набравший силу огонь перекинулся и на «Волгу», которую хозяин оставил рядом с домом. Собственно, от машины остался лишь обгоревший остов. А минут через семь рванул газовый баллон, взрыв слышали на расстоянии шести километров от дачного поселка. Баллон стоял посередине комнаты, приблизительно в трех метрах от кровати, на которой спал хозяин. Взрывной волной разворотило стены щитового домика, сбросило с крыши листы шифера. Тело Медникова, точнее, то, что от него осталось, выбросило на улицу. Где человеческие останки, разбросанные взрывом по мокрой земле, догорали ещё минут двадцать.

Пожарные прибыли на вызов по местным понятиям довольно быстро: через час после возгорания. Протянули стволы от речушки за домом, за полчаса залили дымящиеся головешки водой. К тому времени на месте уже была оперативно-следственная группа ФСБ.

Эксперты-криминалисты впали в уныние. Останки Медникова, собранные по частям в пластиковый мешок, выглядели так, будто человека долго жарили из армейского огнемета, а затем, прицепив к обгорелому трупу пяток осколочных гранат, взорвали то малое, что уцелело в огне. В целости сохранились лишь металлическая пуговица и заклепки от джинсов, которые были на покойном. Медников спал, не снимая штанов, потому что под утро дом остывал, печное тепло выветривалось. Старший следователь приказал пустить вокруг участка служебную собаку, тщательно обследовать полоску земли, отделяющую владение Медникова от безымянной речушки, а заодно уж проверить противоположный берег, но усилия оказались напрасными. Если мокрая глинистая почва и хранила чьи-то следы, то все они без остатка были затоптаны пожарниками, тянувшими стволы от речки к пепелищу.

Эксперты сделали экспресс-анализ, собрали пробы воды, грунта и пепла и уехали, прихватив пластиковый мешок с фрагментами человеческого тела. В предварительном заключении старший судебно-медицинский эксперт указал, что погибшим с большой долей вероятности мог оказаться именно Медников. Окончательное заключение будет готово через три-четыре дня.

Закончив с бумагами, Антипов вызвал подполковника Беляева и дал первые распоряжения.

– Это срочно, – сказал генерал. – Свяжись с телевидением, отправь им с курьером или электронной почтой фотографию Медникова. Пусть в утренних новостях по государственным и коммерческим каналам дадут информацию, что при перевозке заключенного из следственного изолятора на вокзал тот совершил дерзкий побег, убив двух охранников и завладев их оружием. Фамилию зэка придумай сам. Ну, пусть будет Иванов. Он может пользоваться документами на другое имя, на нем гражданская одежда. Преступник вооружен. Осужден на двадцать лет исправительных работ за двойное, нет, за тройное убийство, грабеж, разбой и другие преступления против личности. Да… И ещё на нем изнасилование и убийство несовершеннолетней девочки.

– Может, лучше не нагнетать напряженность? – замялся Беляев. – Не приплетать сюда изнасилованную и убитую девочку? Это как-то не к селу ни к городу.

– Телевизор по утрам смотрят в основном домохозяйки, женщины средних лет. Информация об убитых охранниках они наверняка пропустят мимо ушей, а сообщение о девочке должна задеть за живое. Ведь у большинства зрителей дети. Вопрос их безопасности всех волнует. Кстати, домохозяйки самые бдительные граждане. И самые внимательные. С хорошей зрительной памятью. На них большая надежда.

– Вы верите, что Медников остался жив? Инсценировал свою смерть?

– По правде говоря, я считаю, что произошел несчастный случай, и Медников погиб. Но одно обстоятельство мешает поверить в эту историю на все сто процентов.

– Пассажир?

– Точно, пассажир, – кивнул Антипов. – Ответь на вопрос, зачем он подобрал пассажира в районе Рижского вокзала, ведь клиент ехал на Автозаводскую, а Медникову совсем в другую сторону? Однако пассажира он берет. Ну? Твои мысли?

– Это просто. До получки ещё пять дней. Медников на мели, и в магазине поиздержался. А мужик обещает хорошо заплатить.

– Неубедительно. Медников слишком трепетно относится к своей «Волге», крайне редко берет пассажиров, чтобы сшибить лишний рубль. Кроме того, он заправил газом баллон, купил ручки на окна, гвозди, газовый редуктор, молоток и шланг. А ведь с этими покупками он мог подождать до весны. Ничего срочного. Зимой он на дачу не ездит, не готовит на газовой плите еду и не плотничает. Значит, какие-то лишние деньги у него водились. Тогда зачем нужен пассажир?

Беляев пожал плечами.

– Кроме того, сегодняшней ночью необычная активность замечена на Софийской набережной в английском посольстве, – продолжил Антипов. – Все машины, выезжающие оттуда в город, контрразведчики берут под особый контроль. Они также будут контролировать машины, принадлежащие работникам торгпредства и сотрудникам частных компаний. Не исключено, что англичане готовят эвакуацию Медникова из России.

– Но кто в таком случае тот человек, сгоревший на даче?

– Я не утверждаю категорично, это всего лишь предположение, но им мог оказаться тот неизвестный пассажир. Мы обязаны проверить все версии. Кстати, попробуйте установить личность этого человека.

– Но Медников высадил пассажира, – упрямо помотал головой Беляев. – Так утверждают опера. Они видели, как Медников завез человека во двор, выехал оттуда через минуту с небольшим. В салоне был только водитель. Времени на то, чтобы умертвить человека во дворе, спрятать его труп где-то в салоне или багажнике просто не было. Кроме того, опера утверждают, что объект вел себя спокойно. Он и не подозревал о том, что его пасут.

– Слушай, брось ты всю эту теорию, – поморщился Антипов. – У Медникова большой опыт оперативной работы в ФСБ, да и у нас он кое-чему научился. Обмануть службу наблюдения может запросто. Еще вопросы?

Беляев вытащил из папки текст телеграммы, которую предстояло зашифровать и отправить в мадридское посольство. В телеграмме говорилось о том, что теперь, после гибели Медникова, продолжать операцию по поимке Дьякова не имело смысла. Колчину, который, шел по следу Дьякова, и прошлой ночью добрался до Мадрида, предписывалось дальнейшую разработку объекта прекратить. Принимая во внимание особую опасность Дьякова, его поимку и допрос не проводить, потому что действия сопряжены с высоким риском, а показания, которые может дать Дьяков, в свете последних событий обесценились. Перепроверить их невозможно.

Задача Колчина упрощалась. Необходимо установить место нахождения Дьякова и провести на месте ликвидационную акцию, по возможности замаскировать его смерть под несчастный случай или самоубийство.

– Отставить с телеграммой, – сказал Антипов. – Подождем. А Колчин пусть действует по старому плану. Дьяков нужен нам живым.

Из окон номера, который Колчин снял на четвертом этаже мадридского отеля «Бенавенте», можно наслаждаться шикарным индустриальным пейзажем: внизу узкая вечно забитая машинами улица, напротив – гладкая стена казенного дома, на заднем плане дымящиеся заводские трубы. Кирпич на фасаде потемнел от времени, поменял цвет, превратившись из красного в грязно-бурый.

Дом имел всего несколько оконных проемов, заложенных двойными стеклянными блоками, закопченными уличным чадом и смогом. Внутри здания помещался оптовый склад канцелярских товаров и типографской бумаги, на двух подвальных этажах располагались контора и гараж фирмы «Авис», где можно, оформить договор аренды любого автомобиля, начиная от миниатюрной «камри», заканчивая чуть ли не бронированным «хаммером». Срок аренды не ограничен, а цены вполне приемлемые. Именно здесь Дьяков взял напрокат «Опель Астру», заключив договор не сутки. Срок уже вышел, но Дьяков пока не появился. Сам по себе этот факт ни о чем не говорил: взятые напрокат автомобили частенько задерживают, позже вносят деньги за лишние дни или часы.

Теперь, когда эмоции схлынули, и пыль немного улеглась, можно восстановить картину последних событий. Дьяков, находившийся в Лондоне, получил от Медникова информацию о месте нахождения Уильямс. Самолетом он добрался до Мадрида. Видимо, у Дьякова на руках надежный паспорт, поэтому, совершая перелеты из одной страны в другую, он ничем не рисковал. Очутившись в испанской столице, не стал брать машину в пункте проката в аэропорту, решил запутать следы на тот случай, если возникнут осложнения. Доехав до города на такси или автобусом, завернул в одно из местных отделений «Ависа» и выбрал неброский «Опель», пересек границу с Португалией и сделал то, зачем, собственно, и приехал в Лиссабон. Работа грязная, слишком много крови пролито, но цель оправдывает средства.

Вчера утром, выписавшись из гостиницы «Капитолий» в Лиссабоне, он бесследно пропал. Скорее всего, утомленный хлопотами, забился в какую-нибудь дыру в далекой провинции, чтобы отмыться от грязи и крови, отоспаться и со свежими силами проделать обратную дорогу до Мадрида. А затем уж… Тут возможны варианты. Дьяков может лечь на дно, выбрав одну из европейских стран, какой-нибудь крупный город, где найти человека труднее, чем иголку в стоге сена. Или, перелетев океан, отсидеться в Южной или Центральной Америке, там хорош любой мегаполис. Но эта остановка в пути, этот отдых, сон и ванная комната, стали его главной ошибкой.

Для начала, ещё в Лиссабоне, Колчин и Нестеров наведались в место заточения жениха Джейн Уильямс, точнее, бывшего жениха Филиппа Висенти. Парню завязали глаза, погрузили его в фургон «Додж» и довезли до дальней городской свалки. Там с него сняли повязку, дали пинка под зад, посоветовав в будущем выбрать в жены не авантюристку с наклонностями нимфоманки, а скромную домашнюю девушку. Филипп не помчался со всех ног неизвестно куда, не стал, ползая на коленях, просить о пощаде. Он опустился на колени, закрыл лицо ладонями и разрыдался.

За то время, что он торчал на цепи в подвале, Филипп старался набраться мужества, найти в себе силы, чтобы достойно умереть. Возможно, смерть страшную, мучительную. Он умолял себя не дрогнуть, не дать слабины и дожить оставшиеся часы мужчиной, а не животным. В том, что его убьют, Филипп не сомневался ни секунды. И в то прекрасное утро он оказался не готов принять роскошный подарок – жизнь. Колчин, покачав головой сел за руль фургона, Нестеров забрался в грузовой отсек. Машина укатила, подняв за собой шлейф красной пыли. Висенти стоял на коленях и рыдал, как ребенок, растирая слезы по щекам.

Добравшись до Мадрида, спутники за полчаса выяснили, в каком именно пункте Дьяков взял напрокат «Опель» цвета голубой металл с продольной царапиной на заднем крыле. Служащий конторы, пожилой усатый испанец по имени Пабло, хромавший на левую ногу, проверял документы клиентов «Ависа». Без долгих уговоров он согласился за сто баксов наличными незамедлительно связаться с Колчиным по телефону, как только Дьяков появится в агентстве. Нестеров, поставив фургон «Додж» на стоянку, листал газеты в гостиничном холле, откуда до прокатной конторы тридцать метров. Пересекаешь улицу по прямой, и ты уже на месте. Оставалась только ждать и надеяться, что это ожидание не растянется на долгие годы.

Время текло медленно. Электрические часы, висевшие над кроватью в номере Колчина, издавали странные скребущие звуки, будто в механизм каким-то чудом попал крохотный мышонок, который пытается выбраться на волю. Ровно в десять тридцать утра в дверь номера постучали. Колчин передернул затвор пистолета, вышел в прихожую, тесную, как собачья будка и, прижавшись плечом к косяку, спросил, кого принесла нелегкая.

– Обслуживание в номерах, – тонкий юношеский голос звучал жалобно, будто посыльный явился просить милостыню, но не питал надежд получить подаяние. – Вы звонили вниз, спрашивали завтрак. Я принес меню.

– Господи, это было так давно, – Колчин вспомнил о своем звонке. – Так давно, что я уже расхотел есть.

– Значит, вы не будете ничего заказывать?

– Подождите минутку.

Колчин вернулся в комнату, сунул под ремень пистолет и, чтобы не было видно рукоятки, надел пиджак. Он вернулся в прихожую, распахнул дверь, пропустил в номер высокого сутулого парня с большим горбатым носом. Видимо, юноша был студентом и, чтобы свести концы с концами, подрабатывал в гостинице посыльным. Костюм был велик парню на пару размеров, рукава такие длинные, что закрывали кисти рук. К тому же темная синтетическая ткань костюма годилась только для того, чтобы ей обить гроб, в котором похоронят какого-нибудь бездомного. Колчин взял меню в красной папке, попробовал читать названия блюд, но тут же бросил это занятие.

– Что в вашем ресторане есть что-то съедобного?

– Рекомендую «гаспачо», это холодный суп из помидоров с чесноком. И «тапас», легкая закуска из яйца, оливок, рыбы и жареной козлятины. И, разумеется, холодное пиво.

– Тащи все, – кивнул Колчин, к которому неожиданно вернулся аппетит. – А время для супа не раннее?

– Вы в Испании, сэр. Кухни всех ресторанов здесь закрываются не раньше трех ночи. Применительно к еде здесь не существует понятий «рано» или «поздно».

– Хорошо сказано. Я запомню. Ты учишься на философа?

– Нет, на кондитера.

– Кондитер – это тоже жизненная философия, друг мой. Это даже больше, чем философия.

Вручив посыльному пять баксов чаевых, Колчин похлопал его по сутулой спине и попросил поторопиться, смутно догадываясь, что никакой спешки, несмотря на просьбы, не будет, и суп принесут не раньше полудня. Хорошо, что этот вегетарианский суп подают холодным, с него не нужно будет снимать ложкой пленку застывшего жира.

Колчин уже приземлился на кровать, но тут зазвонил мобильный телефон.

– Я умираю, – сказал в трубку Нестеров. – Не от сквозного ранения. От скуки. В этом холле я чувствую себя рыбой в аквариуме. Толстой неповоротливой рыбой. Дышать тут нечем, потому что вентиляцию устроили так, что все кухонные миазмы вентилятор гонит в холл. Газеты прочитаны. Здешняя публика – пара костлявых старух со вставными зубами.

– Ты хочешь услышать слова сочувствия?

– Я хочу поменяться с тобой местами. Хоть на один час. Ты посидишь внизу, а я вытянусь на твоей кровати.

– В ближайший час не получится. Мне должны принести что-то вроде обеда или завтрака. Помидорный суп и закуска из козлятины. Поем и спущусь вниз.

– Этот суп тебя прикончит. Ты примешь тяжелую смерть от отравления. Но ещё не поздно спастись. Спускайся вниз и забудь о супе.

– Черта с два. Я подыхаю от голода.

– Что ж, я предупредил, – поняв, что Колчин не уступил, Нестеров нажал на отбой.

Колчин положил трубку на матрас, стянул пиджак. Лег спиной на кровать, пружины мелодично заскрипели. Колчин подумал, что на этой кровати неудобно заниматься сексом, все время будешь куда-то проваливаться и искать партнершу, которая тоже будет проваливаться, искать тебя и за этими поисками пропадет все удовольствие.

Встав с кровати и шагнув к окну, Колчин, вытянув шею, стал разглядывать заезд в гараж и главный вход в контору прокатной фирмы. Шторы в номере висели, но стекла почему-то до середины закрасили белой эмалью, будто это была вовсе не меблированная гостиничная комната, а кабинка сортира на захудалой автомобильной стоянке. Чтобы разглядеть тротуар на противоположной стороне улицы, приходилось вставать на цыпочки или забираться коленями на подоконник, а это неудобно. Чтобы убить время, Колчин достал из кармана монетку и её острым краем принялся соскабливать краску со стекла.

Дело двигалось медленно, трущаяся о стекло монета издавала неприятный звук, но более интересного занятия все равно не нашлось, а терпения Колчину было не занимать. Подставив пепельницу под подоконник, он ладонью сгреб чешуйки засохшей краски и критическим взглядом оглядел проделанную работу. На гладкой закрашенной поверхности появилось что-то вроде смотрового иллюминатора размером с чайное блюдце неправильной вытянутой формы. Теперь можно без труда разглядеть фрагменты дома на другой стороне улицы, тротуар и машины внизу. Правда, толку от такого наблюдения немного. Вся надежда на служащего фирмы «Авис» Пабло и на Нестерова.

В дверь постучали. Колчин снова натянул пиджак, вышел в прихожую и спросил, кто пришел. На этот раз отозвался женский голос. Открыв дверь, он пропустил в комнату женщину, которая катила впереди себя тележку, накрытую салфеткой.

– Ваш завтрак, – сказал женщина и, не рассчитывая на чаевые, уже собралась уйти.

Колчин преградил ей путь, внимательно посмотрел в лицо. Женщина опустила взгляд, она была немолода, с расплывшийся талией, толстой красной шеей, но её лицо ещё хранило следы былой красоты. Лет тридцать назад эта официантка, несомненно, могла составить счастье жизни модного художника или поэта, теперь она едва ли могла рассчитывать на единственную ночь, проведенную в обществе не совсем трезвого водопроводчика. Колчин сунул в карман её фартука пятерку, посторонился и, пожелав официантке всего наилучшего, запер дверь.

Подкатив тележку к стулу, скинул салфетку. Зачерпнул ложку супа и подумал, что красного перца на кухне не жалеют. Отломив свежеиспеченного хлеба, окунул кусочек в подливку из оливкового масла и тертого чеснока. Он не успел ополовинить тарелку супа, когда телефон зазвонил вновь. Колчин дотянулся рукой до матраса, взял трубку. Пабло от волнения говорил с присвистом и змеиным шипением, будто только что кирпичом ему повыбивали все зубы.

– Этот человек появился пять минут назад, – выпалил Пабло. – Сейчас механик осматривает машину. Нет ли на ней свежих повреждений. Это дело десяти минут. Затем ваш знакомый доплатит немного денег за то, что задержал «Опель». А затем уйдет.

– Кто-нибудь слышит наш разговор?

– Ни одна живая душа. Я звоню из конторки. Она отделена от зала стеклянной перегородкой. Жалюзи опущены. Запомните, у вас в запасе десять минут.

– Хорошо. Я понял.

Колчин дал отбой, сунул пистолет под ремень, но телефон зазвонил снова. На этот раз беспокоил Нестеров. Он видел, как несколько минут назад «Опель» заехал в подземный гараж.

– Пабло говорит, что у нас десять минут, – ответил Колчин. – Садись в фургон. Я спускаюсь.

Он вытер губу салфеткой, скомкав её, бросил на стул. Покосился на нетронутую закуску, две запотевших бутылки пива, вздохнув, надел коричневую фетровую шляпу под цвет пиджака и вышел из номера.

Медников заканчивал поздний завтрак в закусочной, выходящий окнами на старый кривой переулок. Стоя за столиком с серой пластиковой столешницей, он вилкой делил на квадратики кусок картофельной запеканки, клал кусочки в рот и запивал еду приторно сладким чаем. До назначенной встречи с англичанами оставался час с четвертью, ходу до места не более четверти часа, поэтому Медников никуда не торопился. По стеклам стекали капли влаги, пахло желудевым кофе и ещё чем-то совершенно несъедобным.

Время приближалось к полудню, посетителей было немного, потому что завтрак давно закончился, а обеденный перерыв служащих начнется ещё нескоро. Медников разложил на столе утреннюю газету, одну за другой прочитал заметки из колонки происшествий. Ничего заслуживающего внимания, какая-то шелуха московского быта. Наркоман избил старуху, отобрал деньги, а затем запихнул бабку в канализационный люк, где она благополучно задохнулась. Пьяная жена столовым ножом изрезала на ремни физиономию и грудь своего супруга, помощника бухгалтера строительного участка, только тому, что решила, будто муж отдал ей не всю получку до последний копейки, а оставил себе заначку на пиво и сигареты. Несчастному наложили сто двадцать шесть швов и, когда он пойдет на поправку, обещали подыскать хороший стеклянный протез вместо потерянного глаза.

Далее в том же роде. Учащийся физкультурного интерната до смерти забил подростка, отличника математической школы, которого случайно встретил на улице. Физкультурник отрабатывал на отличнике приемы рукопашного боя. Все понятно, все правильно, ведь на ком-то эти приемы отрабатывать надо, физкультурник немного перестарался, не рассчитал силы, не учел возможности. Со всяким бывает. Не дочитав колонку до конца, Медников свернул газету трубочкой и опустил её в проволочную корзину, куда бросали использованные бумажные салфетки. Он положил в рот кусочек запеканки и, бездумно глядя в окно, стал вспоминать обстоятельства ночных событий.

Прошлой ночью, лежа на одной кровати с мертвым Игорем, он даже сумел вздремнуть часа полтора. Затем поднялся, не зажигая света, вышел из дома через заднее крыльцо, поставил на порог собранную сумку. Вернулся, перетащил труп на самый край кровати, придвинул ближе газовый баллон и, вытащив с полки бутыль машинного масла, разлил его по полу пару литров. Он зажег сантиметровый огарок свечи, поставил его в лужицу масла, вышел из дома, заперев дверь. Перебросив через забор спортивную сумку, поставил ногу на нижнюю перекладину, зацепился кончиками пальцев за верх занозистых досок, подтянулся и уже через мгновение оказался по другую его сторону забора. Раскрошив в пальцах несколько сигарет, присыпал землю крепким табаком, чтобы след не взяла собака, отлогим склоном спустился вниз к безымянной речушке, вошел в воду по щиколотки, сделал несколько шагов и остановился.

Высокие ботинки из прорезиненного нубука и синтетической ткани воду не пропускали, однако ноги быстро замерзли, занемели, не помогли даже шерстяные носки. Он стоял и ждал, когда с другой стороны забора полыхнет огнем, к темному дождевому небу поднимется жаркое пламя. Тишина стояла глубокая, лес будто умер, Медников ждал, прислушивался к звукам, а пожар почему-то не начинался.

Теряя терпение, он стал подумывать, что фитилек свечи догорел, слабый огонек захлебнулся в расплавленном воске, погас, и разлитая по полу солярка так и не принялась. Худо дело. Придется снова возвращаться в дом, подбросить дров в печь и, открутив вентиль баллона, пустить слабую струйку газа. Взрыв ухнет минуты через две, эта затея удастся наверняка, все пройдет без осечки. Медников уже сделал шаг к берегу, чтобы выбраться из воды, когда увидел первые ещё робкие отсветы пламени, отраженные сырыми стволами осин. Слава богу, солярка пошла. Он постоял ещё минуту, наблюдая, как огонь набирает силу, и зашагал дальше по кромке воды, углубляясь в лес. Со звоном стали лопаться оконные стекла. Затрещало горящее дерево.

Через несколько минут за спиной прокатился раскат взрыва, такой мощный, будто взорвался танковый снаряд. Сверху на голову Медникова упала сухая ветка. Закричала испуганная невидимая птица, её тяжелые крылья шлепали где-то совсем близко. Издалека, за деревьями и подлеском можно было разглядеть, как над дачным поселком поднялся огненный столб. Медников шагал по руслу речки и думал, что после такого салюта от трупа немногое останется: ни мяса, ни одной целой кости. Все, что уцелеет – это стальной браслет часов Медникова, которыми он поменялся с покойным.

Не прошло и получаса, как нубуковые ботинки промокли насквозь, шерстяные носки впитали в себя влагу, но Медников продолжал идти по воде. Утром проводник с собакой может двинуть этим же маршрутом, шанс не велик, но зачем давать его своим противникам. Речка петляла по темному лесу, разделялась на мелкие излучины, терялась где-то в темноте. Ноги вязли в илистом грунте, подметки скользили по камням и гнилушкам, лежавшим на дне, каждые две минуты икроножные мышцы сводила судорога. Медников падал, выставляя руки вперед, на береговой откос. Поднимался и шел дальше так быстро, как только мог. Он промок по пояс, но не чувствовал ни холода, ни усталости. Горячее дыхание вырывалось из раскрытого рта, как дым из паровозной топки.

Речка, пересыхавшая летом почти до самого дна, сейчас, напитанная осенними дождями, оказалась довольно глубокой, местами вода доходила до бедер. Он подвернул ногу на скользких камнях, на этот раз упал в воду, промокнув до нитки, но удержал сумку над головой. Хотелось остановиться, отдышаться, но Медников, продолжая идти по воде, не дал себе и минутной передышки. Только окончательно выбившись из сил, он вышел из воды и побрел по мокрой низине, переступая через стволы подавленных деревьев, запинаясь о трухлявые пни. Сделав пятиминутную остановку, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, завернутые в целлофановый пакет, закурил, раскрыл сумку, решив выбросить из неё все лишние вещи. Он избавился от фонарика, миниатюрного транзисторного приемника, который прихватил на тот случай, если придется задержаться и скоротать время в лесу, комплекта батареек, лишней пары штанов и свитера.

Раздавив окурок, пошел дальше, чувствуя, что сумка, оттягивающая плечо почему-то не стала легче, кажется, даже наоборот, потяжелела. Он держал впереди себя вытянутую руку, чтобы не напороться глазом на острую ветку, ставил ноги «елочкой», чтобы не оступиться, но оступался, вставал и шел дальше. Луна куталась в мокрые лохмотья облаков, дождь то останавливался, но принимался снова.

Ноги скользили по истлевшей листве, несколько раз Медников натыкался на невидимые в темноте стволы деревьев, обходил их и снова натыкался на деревья. Временами казалось, что он заблудился, идет куда-то не туда, возможно, совершив круг, движется в обратную сторону к дачному поселку. Чтобы побороть это наваждение, он останавливался, проверяя по крошечному компасу со светящейся в темноте стрелкой вектор движения. Минут через сорок он вышел к шоссе и, не поднимаясь на насыпь, пошел оврагом по направлению к Москве. Наткнувшись на километровый столбик, решил, что поодаль от него можно устроить тайник. Попадись Медников с препаратом СТ – 575 на руках, никакого, самого малого, самого ничтожного шанса на спасение не светит.

Взяв за ориентир молодую березку, он отступил от дерева несколько шагов, саперной лопаткой с короткой ручкой выкопал неглубокую ямку, положил в неё контейнер с ампулой, притоптал землю, бросил сверху квадратик мокрого дерна и снова прошелся по нему ногами. Здесь, на этом месте, тот же Дэвис или кто другой по наводке Медникова легко обнаружит и заберет контейнер. Даже схемы чертить не придется, все можно объяснить на пальцах.

Прошагав ещё пару километров, Медников зашел в лес, стянул с себя верхнюю одежду, снятую с убитого, высокие ботинки, сырое белье. Раскрыв сумку, переоделся в черные джинсы, синюю куртку на синтепоне, твидовую кепку. Сумку и ненужное барахло оставил под трухлявой корягой. Он вышел на дорогу и поднял руку с оттопыренным вверх указательным пальцем, когда вдалеке показались контуры тяжелого грузовика, блеснули фары дальнего света. Сквозь пелену туч пробивался серый свет наступающего утра.

Заскрипели покрышки «КАМАЗа», Медников прыгнул на подножку, открыл дверцу. «Я не в Москву еду, в Мытищи», – сказал водитель, уставший от долгой дороги и от одиночества. «Тем лучше. Поедем в Мытищи», – ответил Медников, сев на сидение, захлопнул дверцу.

Покончив с едой, он вышел на улицу под моросящий дождь и, скрывшись в лабиринтах сретенских переулков, побрел вниз, к Цветному бульвару. Там, перед входом в Центральный рынок ровно в час дня должна остановить машина, темно зеленый «Ленд Ровер» с затемненными стеклами и дипломатическими номерами английского посольства. Тачка будет ждать десять минут, после чего уедет в не зависимости от того, сядет в неё Медников или нет. Место контакта выбрано не случайно, работники посольства частенько бывают на Центральном рынке, поэтому у службы наружного наблюдения ФСБ не должно возникнуть лишних вопросов.

Неторопливо шагая по кривому переулку, Медников перебирал глазами редких прохожих, попадавшихся навстречу. Согбенный старик, опираясь на палку, ковылял куда-то, глядя себе под ноги, на мокрую мостовую. Медников подумал, что жене наверняка уже сообщили о трагической гибели мужа. Интересно, как воспримет Люба это известие? Обрадуется? Загрустит? Застынет оцепенело, скрестив руки на груди, и выжмет из себя мутную слезинку? Кажется, она давно разучилась радоваться или грустить. Скорее всего, просто помянет покойного мужа недобрым словом, и точка. У Медникова есть две серьезные государственные награды, ордена, это не считая всяких там значков и юбилейных медалек. Но стоило повесить ему на грудь и третий орден за то, что он ухитрился прожить долгие годы с этой женщиной, испоганившей, превратившей в сумасшедший дом не только собственную жизнь, но и его, Медникова, существование. Но за такие подвиги орденов, к сожалению, не вешают.

Медников покосился на старый дом на левой стороне переулка, когда-то давно, ещё в студенческие годы, здесь на третьем этаже жил институтский приятель, пьяница и любитель девочек. Попойки в семнадцатой квартире Медников помнил до сих пор, хотя того приятеля, уже пять лет как нет в живых, а квартиру занимают чужие люди. Он посмотрел вперед и встретился взглядом с женщиной в черной шляпке и коричневом кожаном плаще. Ничего примечательно. Средних лет баба, мимо такой пройдешь, не оглянешься. Но сердце Медникова почему-то екнуло и провалилось.

Женщина шла на встречу и, не отводя глаз, смотрела в его лицо. Медников поравнялся с женщиной, пошел дальше. Но вдруг помимо воли замедлил шаг и оглянулся. Дама стояла на тротуаре и смотрела на Медникова. В её глазах застыл испуг. Даже не испуг, нет, животный дикий страх. Неожиданно дамочка сорвалась с места и, резво перебирая ногами, помчалась вверх по переулку, к Сретенке. Психопатка, постоянная пациентка Кащенко, клинический случай нервного расстройства, – решил Медников и ускорил шаг. Или перепутала его с кем-то? С каким-нибудь уркаганом, который на днях вырвал из рук сумочку, в которой лежала пудреница и проездной билет.

Странно. И откуда такой взгляд, дикий, испуганный? Чертовня какая-то. Никогда прежде незнакомые женщины не шарахались от него на улицах. Медников вышел на Цветной бульвар, пресек проезжую часть, прошел пару сотен метров между рядами мокрых пустых скамеек и, выбрав позицию наискосок от главного входа в Центральный рынок, остановился. Без четырех минут час. «Ленд Ровер» ещё не подъехал. Этих англичан когда-нибудь погубит их педантичность. Медников прикурил сигарету, шагнул к стволу старого тополя. Со стороны могло показаться, что приличный мужчина ждет кого-нибудь, возможно, ждет свою судьбу, длинноногую девушку в коротком меховом жакете и ажурных чулочках.

Медников наблюдал за людьми, толкавшимися у рынка, и вдруг решил, что место встречи выбрано не самое удачное, разглядеть, определить в этой толпе, в бесконечном людском потоке на другой стороне бульвара контрразведчиков – задача совершенно невыполнимая, неразрешимая даже для высокого профессионала. Агентами госбезопасности могут оказаться вон те три кавказца, жующие пирожки. Или два парня, стоящие у кромки тротуара и обсуждающие какую-то ерунду. Но сейчас ситуация такова, что нужно рискнуть. Как только дипломатическая тачка остановится, Медников бросится к ней напрямик, перепрыгнет чугунное ограждение, в несколько прыжков доберется до задней дверцы. И все. Он уже в салоне машины, остановить, задержать которую контрразведчики не смогут. Не имеют права.

На часах одна минута второго. Этих чертовых англичашек погубит не пунктуальность, погубит необязательность. Медников со злостью выплюнул окурок.

И тут увидел зеленый «Лэнд Ровер», который медленно, застряв в автомобильном потоке, пробивается к рынку. Все в порядке. Англичан задержали уличные пробки. Надо было это предвидеть. Медников повернул голову направо и не поверил своим глазам. В ста метрах от него стояла та сумасшедшая в кожаном плаще и дико озиралась по сторонам, словно искала кого-то. А по правую руку от женщины милицейский патруль, два парня в серых непромокаемых куртках, лейтенант и старшина. Женщина что-то говорила милиционерам, жестикулировала, показывала пальцем то вправо, то влево. Медникова, стоявшего за деревом, ни женщина, ни милиционеры ещё не успели увидеть.

Он почувствовал, как сердце обожгло кипятком. Еще несколько секунд и его заметят. Проклятый «Лэнд Ровер», зажатый со всех сторон другими автомобилями, не двигался с места. Побежать в его сторону, значит, побежать прямо к ментам и этой отмороженной бабе, которая опознала в Медникове то ли насильника, то ли убийцу, то ли похитителя проездного билета. Но стоять на месте и дожидаться неизвестно чего – гиблый вариант.

Надвинув козырек кепки на самые брови, он вобрал голову в плечи, ссутулил спину и пошел к чугунному ограждению, отделявшему бульвар от проезжей части, поднял ногу, перешагнул невысокий барьер, испачкав брючину. Перед носом двинувшейся машины перебежал на противоположную сторону, смешался с людским потоком. Прибавил шагу, толкая встречных прохожих плечами. Через минуты он вошел в вестибюль метро, где у окошечка кассы не было очереди, купил карточку. Проскочив турникет, побежал вниз по лестнице эскалатора, перепрыгивая через ступеньку. Ощущение было такое, будто он голыми ногами бежал по раскаленному солнцем песку, нет, по горящим углям.

Он успел вскочить в уже отъезжающий поезд, разжав закрытые двери. Здрав руку, повис на железном поручне и отдышался.

Господи, что произошло? Никаких логичных объяснений не находилось. Какая-то женщина в плаще, милиционеры, которых она за собой притащила… Бредовое видение. Сюрреализм в чистом виде. Но все это произошло на самом деле, наяву, в жизни. Пять минут назад его чуть было не взяли. На следующей станции Медников сделал пересадку, в ларьке в переходе купил очки в золоченой оправе с прямоугольными матовыми стеклами. Такая вещь незаменима в жаркий день, но пригодится и сейчас. Нацепив очки на нос, Медников рванулся к поезду, совершил ещё одну пересадку, добрался до кольцевой линии и вышел наверх на станции метро «Добрынинская».

Свернув в переулок, прошел два квартала, стараясь успокоиться. Куда там. Звонить сейчас Дэвису или в английское посольство – чисто безумие, Медников выдаст себя. Компьютера под рукой нет. Но остается запасной канал связи, пейджер. Контрразведка наверняка контролирует пейджинговые сообщения, но пейджер Дэвиса зарегистрирован на чужое имя. Кроме того, понять, кто отправил Дэвису текст, чекисты не смогут. Остановившись возле киоска, Медников купил жетон, закрылся в кабине телефона-автомата. Набрал номер пейджинговой компании, когда девушка оператор, сняла трубку, сказал:

– У меня сообщение, – он назвал номер абонента. – Диктую. Встреча у рынка не состоялась, я немного опоздал. Ровно через полтора часа сам подбери меня на углу Пятницкой улицы и Климентовского переулка. Подпись: Иван Дмитриевич Песков.

Поблагодарив оператора, Медников повесил трубку, вышел из будки и побрел по улице, стараясь не встречаться взглядом со встречными пешеходами. Иван Дмитриевич Песков – один из псевдонимов Медникова. Это имя знает Дэвис и два-три кадровых разведчика из МИ-6. Через минуту англичанин получит сообщение, и все поймет. Адрес для встречи Медников выбрал не случайно. Дэвис неважно знает Москву, но на Пятницкой улице, точнее, в Третьяковской галерее бывал не раз, в залах или в очереди у кассы он устраивал моментальные встречи со своими агнатами. Значит, на заблудится, не опоздает.