Цыганков занял свой пост перед входом в супермаркет в начале пятого. Минут за сорок до предполагаемого появления на месте адвоката Финкеля.

Днем раньше в витринах появились рекламные щиты, извещающие о грандиозной летней распродаже товаров. Однако заметного ажиотажа, столпотворения покупателей, привлеченных скидками, вокруг магазина не наблюдалось. Замоскворечье задыхалось от послеобеденной жары и духоты. Большинство кредитоспособных граждан ещё вчера, в пятницу, благополучно переехали на дачи. Покупатели с тонким кошельком в супермаркет заходили разве что из любопытства, даже уцененные товары были для простого люда дороговаты.

Солнце медленно опускалось за дома на другой стороне площади, скудная зелень нескольких молодой деревьев не спасала от жгучих солнечных лучей пешеходов и пассажиров, ожидающих своего троллейбуса на остановке. Цыганков прошелся вдоль витрин, любуясь на собственное отражение в стекле. Светлые брюки свободного покроя, ботинки из плетеной кожи, бобочка на трех пуговицах. На носу Цыганкова сидели темные очки, а на голове синяя, в цвет рубашки, бейсболка.

Эти шмотки, абсолютно новые, купленные не в нафталинной комиссионке, не на вокзальном рынке, а в дорогом магазине, сегодня привез из Москвы Климов. А он-то в одежде разбирался, он умеет одеваться. Со стороны Цыганков должен казаться модным прикинутым парнем, ожидающим свидания с любимой девушкой или с дорогой мамочкой. Послушный сын тащит домой тяжелые сумки. Трогательная картина, можно слезу пустить от умиления.

Однако что-то в облике молодого человека казалось подозрительным разомлевшему от жары охраннику, торчавшему на самом солнцепеке, возле входной двери. Мужик следил глазами за передвижениями Цыганкова, будто вокруг не было других людей, хмурился, и то и дело щупал пальцами болтавшуюся на поясе резиновую дубинку. Ясно, когда выполняешь собачью работу, руки так и чешутся кому-нибудь шею намылить.

Между тем, время приближалось к пяти вечера.

Цыганков завернул за угол, чтобы не светиться перед охранником, вытащил из кармана штанов фотографию Финкеля, ещё раз взглянул на карточку. Мужик средних лет, лицо вытянутое, с лобными залысинами, крупным широким носом, мясистыми губами. Одет в светло серый костюм, на шее галстук. Нет, этот сраный жлоб мимо не проходил. Цыганков опустил фото в карман, купил в палатке банку газированной воды и вернулся на прежнее место, к дверям магазина.

Посасывая сладковатое пойло, пахнущее одеколоном, Цыганков ещё добрых двадцать минут мозолил глаза охраннику, делая вид, что внимательно рассматривает манекен, выставленный в витрине. На самом деле он разглядывал в зеркальных стеклах то, что происходит за спиной. И, наконец, увидел то, что хотел увидеть.

Слева от магазина остановился темный «Мерседес». Цыганков повернулся в полоборота к витрине, бросил быстрый взгляд на номер машины. Она самая.

С заднего сидения выбрался Финкель. Сегодня на нем не было ни костюма, ни галстука. Бежевые летние брюки, светлая рубашка с короткими рукавами, кожаные полуботинки, в руках барсетка. По плану, утвержденному Климовым, Цыганков должен как бы невзначай столкнуться с адвокатом, обложить Финкеля матом, а затем смачно плюнуть ему в лицо. И пуститься наутек. Но барсетка в руке адвоката, она спутала, поменяла все планы.

С водительского места поднялся плечистый, плотного сложения мужик в клетчатом пиджаке, хлопнул дверцей, опустил в карман брелок. Цыганков замер на месте, он напряженно смотрел в витринное стекло, считая шаги адвоката.

До дверей остается примерно двадцать метров.

Финкель неторопливо двигался к магазину, телохранитель, отстав на пару шагов, брел за хозяином. Торчавший у дверей охранник, узнав Финкеля, расплылся в улыбке. Видимо, адвокат числился здесь постоянным клиентом. Пятнадцать метров. Дальше две ступеньки и дверь.

Цыганков поднял банку газировки, глотнул из дырки. Вода сделалась не просто теплой, почти горячей и ещё сильнее запахла противным одеколоном.

Двенадцать метров. Магазинный охранник взялся за сияющую золотом ручку двери, готовясь распахнуть её перед носом Финкеля. Цыганков вытер ладонью липкие губы. В последний момент во рту пересохло. Зря он сосал эту сладкую дрянь, от неё только зад слипнется, а жажда, она так и осталась, так и не исчезла. Семь метров. Ну, ещё три-четыре секунды.

Одна, две… Цыганков опустил глаза и увидел, что у его новых ботинок развязался шнурок. Черт, как не вовремя. Но теперь уже поздно завязывать. Если бы раньше хоть на минуту он увидел этот шнурок. Может, подождать, когда Финкель выйдет из магазина?

Думать, просчитывать варианты уже некогда. Секунда…

Ступеньки магазина и Финкеля разделяет три метра. Пора.

Цыганков что есть силы оттолкнулся подошвами от асфальта, бросился вперед, словно увидел, что от остановки готов отчалить его троллейбус. Проскочил между Финкелем и ступеньками магазина, выставил руку вперед, сорвал с запястья Финкеля кожаную барсетку с блестящими медными уголками.

Пока Финкель понял, что случилось, Цыганков уже завернул за угол.

– Держи его, – крикнул Финкель. – Моя барсетка…

Телохранитель мгновенно вышел из задумчивости, все понял без команды. Он бросился вслед за Цыганковым. За телохранителем помчался Финкель. Столпившиеся на остановке люди оглядывались назад, стараясь понять, что произошло.

– Человека ограбили, – закричал глазастый старик в панаме. Закричал так пронзительно, словно ограбили не постороннего гражданина, а самого старика. – Я видел, из руки кошелек вырвали.

Люди на остановке заволновались.

– Что же делается… Средь бела дня…

Охранник магазина вырвал из-за пояса резиновую дубинку, добежал до угла, но тут вспомнил, что его пост не на улице, а в дверях. Он постоял минуту, наблюдая за тем, как развивается погоня.

Цыганков уже перебежал на другую сторону улицы, следом за ним мчались телохранитель Финкеля и обворованный адвокат.

Через несколько секунд фигуры вора и потерпевших растворились в знойном мареве. Матерясь, охранник вернулся на свое место, раздумывая, не позвонить ли в милицию. Но решил не делать этого. Администрация магазина не поощряет контакты с ментами. Да и, судя по всему, тот парень далеко не убежит, его догонят.

Повесив барсетку на запястье, Цыганков бежал по узкому тротуару, по солнечной стороне улицы, мимо старых трехэтажных домов, тесных сквериков. Не сбавляя темпа, он оглянулся назад, запустил полупустую банку с газировкой в своего ближайшего преследователя. Но промахнулся, банка угодила в заднее стекло «Жигулей» припаркованных у бордюрного камня. По стеклу пошла трещина. Развязавшийся ботинок, готовый слететь с ноги, шлепал по ступне.

Редкие пешеходы при виде бегущего парня с напряженным красным лицом останавливались, отступали в стороны. Цыганков свернул в узкий переулок, оглянулся назад. Телохранителю удалось сократить дистанцию. Цыганков выбежал на мостовую, метнулся к дому на другой стороне переулка.

Водитель машины, выехавшей неизвестно откуда, резко дал по тормозам. Цыганков отпрыгнул в сторону, чудом не попав под колеса. Водитель распахнул дверцу, высунул распаренную физиономию.

– Охренел что ли, под колеса лезешь? – заорал он. – Жить надоело, мать твою, кретин.

Цыганков не услышал ругательств, в его ушах свистел ветер. Телохранитель Финкеля прибавил обороты. Он несся на всех парах, как паровоз, катившийся под горку, набравший запредельную скорость. Перебежал следом за Цыганковым проезжую часть, погнал по прямой. Сам адвокат, как выяснилось, не напрасно посещает тренажерный зал и совершает пробежки трусцой. Бросившись в погоню последним, он отстал от телохранителя всего метров на тридцать.

На бегу Цыганков подумал, что на охраннике пиджак. Ясно, зачем в такую-то жару охранники носят пиджаки. Хотят скрыть подплечную кобуру, в которой… Господи, лишь бы он не выстрелил в спину. Но от этого амбала жди чего хочешь. Пальнуть запросто может. Цыганков чувствовал, что дыхания не хватает, легкие готовы разорваться, а пот заливает глаза.

Он бросил взгляд за спину. Охранник нагонял, медленно сокращал дистанцию. Какой-то пожилой мужчина в соломенной шляпе и безрукавке навыпуск вышел из подъезда. Телохранитель не успел увернуться, налетел на него грудь. Мужчину отбросило в сторону, он ударился спиной о водосточную трубу. Шляпа слетела с головы.

– Черт, сволочь, – закричал мужчина вслед телохранителю.

В следующую секунду в пешехода врезался Финкель.

Цыганков резко свернул в подворотню. На крутом вираже со скользкого потного носа слетели темные очки. Упав на асфальт, угодили под каблук ботинка. Пронзительно закричала одичавшая кошка. Перебежав дорогу, она юркнула за решетку подвала. Цыганков вбежал в тесный квадрат старого замоскворецкого двора, надвое разделенный деревянным забором.

Двор оказался совершенно пустым, только старушка у дальнего подъезда крошила кусок хлеба слетевшим с помойки голубям. И ещё пьяный, развалившись на скамейке под кустом бузины, спал непробудным сном. Цыганков, подбежав к забору, резко затормозил.

Перекинув ногу через нижнюю перекладину, просунул тело в пролом между досками.

За забором стоял четырехэтажный покосившийся на одну сторону дом в три подъезда. Двери двух крайних подъездов заколочены, на среднюю дверь досок не хватило. Еще год назад дом назначили под снос, но к делу строители ещё не приступали. Стекла перебили местные мальчишки, кто-то выломал оконные рамы, сорвал кровельное железо, даже ветхие негодные двери исчезли неизвестно куда. Прошлой зимой в доме спасались от холода бомжи, с приходом тепла помещение опустело.

На одном дыхании Цыганков пробежал финальную стометровку, едва не напоровшись на торчащий из бугристой земли кусок арматуры. Влетев в дверной проем среднего подъезда, рванул к лестнице, побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Телохранитель не отставал. Он преодолел пять лестничных маршей. Взлетев на третий этаж, остановился, прислушался. Поднялся ещё на два марша. Тяжело дыша, замер. Справа и слева длинные казарменные коридоры тянутся через весь этаж. Впереди вертикально поднимается вверх железная лестница, ведущая на крышу. Куда же делся вор? Только что был рядом и вот…

Звуки вокруг стихли. Но вот снизу послышалось тяжелое сопение, это адвокат вбежал в подъезд.

– Роман, – крикнул Финкель. – Ты где?

– Здесь, – телохранитель вытер пот рукавом пиджака.

Финкель, брезгливо морщась от запахов нечистот, переступая через подозрительные кучи животного происхождения, стал подниматься по лестнице. Он отдувался и сплевывал, такие крепкие ароматы адвокат дано уже не слышал.

Роман стоял не шевелясь, прислушивался, вертел головой из стороны в сторону. Но вот, в конце правого коридора метнулась чья-то тень. Телохранитель медленно свернул направо, пошел вперед, поочередно заглядывая в пустые комнаты по обе стороны коридора.

Вор допустил ошибку, когда решил забежать в дом. Большую ошибку, критическую. Он попал в мышеловку и теперь никуда отсюда не денется.

Два подъезда заколочены. Что остается?

Ведь не рискнет же гад прыгать с четвертого этажа на мусорные кучи, на битый асфальт, наваленный под окнами. Так запросто можно шею свернуть. Впрочем, ещё не известно, что лучше. Выброситься из окна или попасть в руки телохранителя. И в том и в другом случае, одними переломами костей дело не обойдется. Все кончится для вора хуже, значительно хуже…

Роман услышал шорох впереди. Звук был явственным, близким.

– Выходи, паскуда, – рявкнул телохранитель.

Ответа не последовало. Но снова послышался близкий шорох. Телохранитель остановился. Коридор упирается в кирпичную стену. Одна комната слева, другая справа. Вор в одном из этих помещений.

Телохранитель полез за пазуху, обхватил ладонью рукоятку пистолета, торчащую из подплечной кобуры. Этого мальчишку он возьмет голыми руками, но предосторожности не бывают лишними. Роман не успел вытащить руку с оружием. Из левой комнаты выскочил какой-то незнакомый мужик, коротко стриженный, с усами, а не тот молодой вор, выхвативший барсетку.

Мужик направил на живот Романа ствол пистолета «ТТ».

– Подними руки, гад, – прошептал он. – Ну, только медленно. Чтобы я все видел.

Откуда– то из-за спины усатого мужика появилась морда того самого молодого урки. На этой морде сияла улыбка победителя.

Рома понял, что его нагрели, как ушастого фраеришку.

Финкель постоял на площадке между вторым и третьим этажом. Дыхание ещё окончательно не успокоилось, сердце стучало, как отбойный молоток. Адвокат решил подняться выше. На следующем третьим этаже царила все то же запустение и разруха. Обшарпанные стены, битое стекло на полу, вонь, грязь. Можно было остаться у подъезда, не залезать в это дерьмо, но барсетка… Там деньги, документы.

Когда Рома поймает вора, Финкель не откажет себе в удовольствии в кровь разбить морду этого молодого ублюдка. Чтобы знал у кого…

Сзади послышался какой-то неясный звук, Финкель повернул голову и вздрогнул. В двух шагах за его спиной стоял Климов. В левой руке он держал обрез охотничьего ружья. Финкелю захотелось перекреститься.

На несколько мгновений он потерял дар речи.

– Ты? – вырвалось из груди Финкеля. – Ты на свободе?

– Как видишь, – ответил Климов, размахнулся и съездил адвоката кулаком в ухо.

Удар был сильным и неожиданным, да и Финкель не был готов к обороне. Если бы адвокат не схватился за перила, то упал носом в грязь. Но тут же кулак врезался в левую челюсть. Климов бил свободной рукой. Удары получались увесистыми. Финкель набрал в легкие воздуха, крикнул:

– Рома, помоги.

И тут же получил стволом обреза по голове. Финкель поплыл, пол и потолок поменялись местами. Он боком упал на доски. Адвокат хотел закричать, позвать на помощь. Но тут сухой пистолетный выстрел эхом прокатился по лестничным маршам. За ним ещё два выстрела.

Финкель понял, что помощи телохранителя можно уже не ждать.

Климов навис над адвокатом, приставил обрез к уху.

– Поговорим? – спросил он.

Адвокат угрюмо молчал. Климов поставил подметку ботинка на грудь адвоката, нагнулся, ткнул его стволом обреза в ухо.

– Помнишь ту девчонку из кабака? – спросил Климов. – Вы убили её, труп повесили на меня. А ты помог мне окончательно утонуть. Помнишь?

Он снова ткнул стволом в ухо. Финкель почувствовал, как горячая кровь потекла по шее, за воротник рубашки.

– Помню. Только я тут не при чем. Это Островский и этот чертов грузин. Все они, сволочи.

– Кто её убивал? – вдруг заорал Климов. – Кто? Не сам же Островский пачкался кровью. Говори.

Финкель постарался выдавить из себя слезы. Но тут и стараться было нечего, слезы страха сами выступили на глазах.

– Не знаю, – прошептал он. – Но мы можем договориться. Я обеспеченный человек. Живой я стою много денег. Если ты убьешь меня, не получишь ничего. Потому что мертвый я не стою ни копейки. В моей гибели нет смысла. Договоримся…

Климов с силой ударил адвоката стволом в лицо, до крови расцарапал щеку. Сильнее надавил каблуком ботинка на ребра. Лицо Климова было бледным и страшным. Скаля зубы, он прошипел:

– Слушай ты, вонючка, закрой хлеборезку. Ты не на профсоюзном собрании. Отвечай только по существу. Скажешь правду – будешь жить. Иначе… У меня в кармане склянка с концентрированной серной кислотой. Сначала я вылью это говно на твою поганую рожу. Когда с тебя слезет кожа, сойдет мясо, лопнут глаза, пристрелю. Только тогда, но не раньше. Можешь даже не просить. Не раньше. Итак, спрашиваю в последний раз. Кто перерезал горло той девчонке?

– Ты не убьешь меня?

– Ты будешь жить, – ответил Климов. – Я даже не ударю тебя. Даже пальцем не трону. Разойдемся довольные друг другом, как в море корабли. Но крепко запомни: о нашей встрече не должен знать никто.

Финкель забыл все боли, страхи, неудобства. Он заранее согласен на все условия. На самые дикие, несуразные, неприемлемые условия. А уж такие пустяки, как держать язык за зубами… К нему вернулась жизнь.

– Господи, само собой. Ни одна живая душа не узнает. Мы с тобой старые приятели. Все между нами.

– Ну, теперь говори.

– У Островского был знакомый, тот самый официант, который обслуживал ваш столик. То ли бывший одноклассник, то ли кто. Ты ещё просил меня и следователя вызвать официанта для дачи показаний. Я слышал разговор между Ашкенази и Островским. Мы сидели в бане, выпивали. Они по пьяни проболтались. Это официант им помог. Нанял для этой работы трех местных подонков, наркоманов. На все готовых…

– Кто они такие?

– Не знаю, клянусь костями матери. Сперва этих наркоманов исполнителей, а заодно уж официанта из «России» хотели грохнуть. Замести следы. Но Островский решил, что они не опасны. Они будут молчать даже под пытками.

– Как зовут того официанта?

– Не знаю. Но это не трудно выяснить. В один момент. Я наведу справки.

– Можешь не трудился, – покачал головой Климов.

Большим пальцем левой руки он взвел курок. Услышав щелчок, Финкель задрожал.

– Ты же обещал мне жизнь, – прошептал он немеющими губами. – Обещал, что пальцем не… Обещал…

– Я тебя обманул. И насчет кислоты тоже обманул. Не все же тебе людей обманывать.

Климов приставил к шее адвоката ствол обреза. Финкель закрыл глаза. Он все ещё надеялся на чудо, надеялся на человеческое милосердие, на добрую волю провидения. Климов надавил пальцем на спусковой крючок.

Заряд картечи в мелкие куски разорвал шею Финкеля.

Утром следующего дня Климов созвонился с сыщиком Полосовским и договорился о встрече в пирожковой в районе Кузнецкого моста. Без четверти два Климов вышел из метро, прошел в арку, свернул на улицу. В обеденный час в пирожковой было не протолкнуться. Климов, переступив порог, тут же узнал сыщика по описанию одежды.

В желто– зеленой вискозной рубашке навыпуск и белых штанах в этом заведении второго человека просто не оказалось. Раньше Климов полагал, что сыщикам положено одеваться так, как одеваются сыщики, но не битники. Незаметно, чтобы не выделяться из толпы, не привлекать к себе внимания.

А этот натянул на себя рубашку ядовитого цвета, заметную за версту, и притягивающие взгляд брюки странного фасона, давно не знавшие стирки. Да ещё ко всему этому отпустил длинные кучерявые волосы, которые, судя по их виду, ни разу не помыл за последнюю неделю. Полосовский уже утолил голод чашкой бульона и пирожками, а теперь, истекая потом, пил горячий кофе с молоком.

Климов, потерявший аппетит от жары, все же купил пару пирожков, встал за столик и вежливо извинился за небольшое опоздание.

– Может пройдемся? – Полосовский шумно всосал в себя остатки кофе и вытер жирные пальцы о штаны. – Здесь как-то ни того… Оставьте вы это. Они совсем не вкусные.

Сыщик показал пальцем на пирожки и поморщился. Климов отрицательно помотал головой и завернул пирожки в пару бумажных салфеток. Сама мысль о том, что можно оставить, просто бросить на столе нечто съедобное казалась недавнему лагернику совершенно дикой, несуразной, даже провокационной.

На улице Полосовский закурил сигарету и неторопливо побрел в сторону Сретенки. Климов, на ходу жевал пирожок.

– Я попросил вас о встречи, потому что мне нужна кое-какая информация, – сказал Климов.

– А я грешным делом подумал, что вы хотите рассказать свежий анекдот, – выдохнул дым Полосовский. – Или погулять. Поэтому и решили встретиться. В принципе, можете располагать моим временем, как хотите. Таксу знаете?

Климов сделал вид, что не заметил иронии.

– Мне ведь не обязательно приходить в агентство и оплачивать ваши услуги через кассу, – сказал он. – Проще сделать так: я кое-что спрошу, вы найдете ответ. У детективов, как, например, у маляров или водопроводчиков, тоже может быть своя халтура. Правильно?

На этот раз иронии не заметил Полосовский. Он уставился на блондиночку в полупрозрачной блузке и юбчонке, такой маленькой и короткой, словно девица взяла её на прокат у младшей сестры. Полосовский мысленно раздел девицу и решил, что ножки у неё толстоваты, а грудь плоская.

– Давайте к делу, – сказал он.

– Я посмотрел собранные досье. Хорошая работа. Вы пишите, что Ашкенази ездит на бронированной машине. Надо бы дополнить эту информацию. Нужно выяснить подробности.

– Подробности? – переспросил сыщик, он не мог понять, о чем его просят. – Что именно?

– Во-первых, какой уровень защиты автомобиля. Далее: где производили бронирование, в Германии или в России. Если в России, какая фирма выполняла заказ. Затем нужно узнать слабые стороны этой конструкции. Так сказать, уязвимые места. Понимаете о чем я?

– Кажется, понимаю.

Полосовский остановился. Лицо его вытянулось, сделалось серьезным, каким-то напряженным. Он мгновенно уяснил себе, что у Климова на уме. Детектив усмехнулся, осуждающе покачал головой и посмотрел на собеседника, как на самоубийцу, решившего захватить с собой на тот свет веселую компанию совоих недругов.

– Вы с ума сошли, – сказал он. – Вы больной человек. Вам не ко мне надо идти, а психиатру. Тому самому, который лечит электричеством.

– Если вы не согласитесь помочь, я найду другого сыщика.

– Ваше право, пожалуйста, ищите, – разрешил Полосовский. – Только знайте одну штуку: три четверти сыщиков из частных московских агентств обменивается информацией с ментами. Вам повезло, что стали работать со мной. Кстати, если бы я заранее знал, что вы затеваете…

Климов ухмыльнулся, смерил детектива презрительным взглядом.

– Слушай ты, не строй из себя Белоснежку. И не хера тут ломаться, как целка после сорокового аборта. Ты что себе думал? Я отвалю двадцать штук за развлекательное чтение? Полистаю твои досье для собственного удовольствия. В свободное от основной работы время. А потом пойду с Ашкенази и Островским на луг цветочки собирать? Так ты думал?

– Я ничего не думал. Мне платили, я работал. Но я не предполагал…

Климов снова оборвал, не дал договорить.

– Вот и дальше работай, – сказал он. – Возможно, первый раз в жизни ты делаешь полезное благое дело. Не хотел говорить, но скажу. Этот Ашкенази и Островский убили двадцатилетнюю девчонку. Сонную её задушили веревкой, а затем перерезали глотку. От уха до уха. А меня с помощью адвоката Финкеля упрятали на край земли, рядом с Северным полярным кругом. На одну веселую зону, где все начальство – садисты и убийцы. Оттуда пешком до ближайшего поселка неделя ходу. То, что я сейчас жив, – просто недоразумение. Усек?

– Усек, – Полосовский опустил глаза.

– Ты сделать то, о чем я тебя прошу? Я хорошо заплачу.

– Такая информация у меня уже есть, – сказал сыщик. – Я просто не стал заносить её в досье. Думал, что подробности бронирования автомобиля, по большому счету, не имеют значение. Вы хотите узнать ещё что-то?

Климов объяснил, на каком этаже, в каком крыле здания гостиницы «Россия» находится ресторан, из которого он в свое время отправился в номер с девочкой, а затем в тюрьму. Подробно описал, как выглядит официант, обслуживавший тем злополучным вечером столик, где весело проводили время старые друзья.

– Зовут халдея Эдик, – сказал Климов. – Примерно тридцать пять лет. Нужно узнать, работает ли он на прежнем месте. Если уволился, где найти этого кадра. Еще нужна его фотография. Можно это устроить? И сколько?

Он послюнявил пальцы и потер один о другой.

– Сделаю, это без проблем, – ответил Полосовский. – А денег не надо. Вы уже за все заплатили. Я оставлю конверт в ячейке на Белорусском вокзале. Позвоню завтра вечером и скажу её номер. О кей? Надеюсь, что вы меня не обманули. Насчет той убитой девушки.

– Не обманул, – кивнул Климов.

– Тогда желаю удачи. Большой удачи.

Климов сунул в руку Полосовского бумажку с номером мобильно телефона. Развернулся на сто восемьдесят и спортивным шагом заспешил к метро.