Глава двадцать первая

Следующий привал мы делаем на складе, который заметила в стороне от дороги Миа. Девушка она робкая, зато глаза у нее что надо. Пока остальные едят и выпивают две бутылки на троих – вода у нас кончается, а в логове людоедов удалось раздобыть всего с десяток бутылок, – я поднимаюсь на второй этаж, устраиваюсь в углу между штабелями ящиков и стеной и заглядываю в сознание к Оливии.

Она идет по крытому мосту из толстых стеклянных плит голубовато-зеленого цвета, в крышу которого вделаны лампы. Мост соединяет два небоскреба. В обе стороны течет плотный людской поток. На каждой второй плите светится реклама: лечебная и косметическая регенерация в кредит, одобренные «Лан корп» игры для пациентов любого возраста, отдых в подводном санатории, который предлагает все от массажных салонов до генетических спа-процедур. Однако Оливия видит только одно – худого парня с кудрявыми каштановыми волосами, идущего прямо нам навстречу. Лэндона. Его изумительные голубые глаза ловят ее взгляд. Поравнявшись с Оливией, Лэндон что-то вкладывает ей в руку, а в следующее мгновение растворяется в толпе.

Оливия входит в здание на другом берегу, проскальзывает в огромный зал и присаживается на корточки между блестящей белой платформой и столом. Она раскрывает ладонь – на ней лежит плоский черный прямоугольник размером с ноготь на большом пальце. Опустив этот миниатюрный чип в центр планшета, девушка кладет его на платформу. Над нами возникает голографическое изображение Лэндона. Парень улыбается, и я замечаю, что между передними зубами у него небольшая щель. Я не обратила на нее внимания, когда он сидел рядом с нами в саду на крыше. Оливия хочет прикоснуться к нему, однако ее рука проходит прямо сквозь проекцию.

«Допотопная техника, знаю. Но мне нужно было как-то передать тебе весточку. Очень тяжело находиться в одной провинции и не иметь возможности увидеться с тобой, дотронуться до тебя, поговорить. Мне так не терпится увидеть тебя через неделю в обычном месте! Когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь мы обязательно встретимся в реале. Я люблю тебя, Лив».

Голограмма исчезает.

Дыхание у Оливии перехватывает, и она опирается на белую платформу.

– Лэндон… – рыдает она, закрывая лицо руками.

Если бы Оливия с Лэндоном виделись не в «Пустоши», а их встречи не превращались в притворный роман между Итаном и мной, мне стало бы ее жаль. Оливия наступает ногой на чип, и ее слезы затуманивают мне обзор.

Неловко исподтишка наблюдать за чужими страданиями. Я выхожу у нее из головы…

И оказываюсь лицом к лицу с Уэсли.

Я вскрикиваю и тут же затыкаю себе рот рукой.

– Что ты здесь делаешь? – сердитым шепотом спрашиваю я.

Уэсли протягивает руку, и мне чудится, будто он хочет меня задушить. Но он только помогает мне подняться и пристально смотрит на меня. Оказывается, я ошибалась: глаза у него не темные, как у Деклана, а светло-серые, словно затянутое тучами небо.

– Дек попросил тебя разыскать. Он запустил на планшете симуляцию – хочет проверить, нет ли более быстрого способа выбраться из игры.

После недолгого молчания Уэсли спрашивает:

– Клавдия, с тобой все в порядке?

– Все нормально.

– Ты выкрикивала имя – Лэндон. Твердила его снова и снова. И ты плачешь.

Я хочу повторить, что со мной все нормально, но тут дотрагиваюсь до своей щеки – она действительно мокрая. Какое-то время я просто смотрю на Уэсли с открытым ртом и прижатыми к лицу руками. Потом смахиваю слезы и вытираю пальцы о край футболки.

– Дурной сон.

– Точно? Глаза у тебя были открыты, а лицо такое…

Уэсли сжимает пальцы в кулаки, словно силится выдавить из себя остаток фразы. Я дотрагиваюсь до его руки, и мы оба прерывисто переводим дыхание.

– Какое?

– Будто ты персонаж. Не человек, а именно персонаж.

Мне представляется собственное лицо, лишенное всяческого выражения и залитое слезами. Я стискиваю локоть Уэсли и принужденно смеюсь.

– Все хорошо. Честно.

Я даже не поднимаю на него взгляд, чтобы посмотреть, поверил он мне или нет, – я сама себе не верю. Спускаясь по лестнице вместе с Уэсли, я всей душой надеюсь, что он не станет рассказывать Деклану об увиденном.

Уэсли – не Итан. Я не могу им помыкать. Он не будет держать язык за зубами просто потому, что я так велела.

Мы входим в небольшое помещение, расположенное в глубине склада. До того как жителей штата эвакуировали, здесь, наверное, был кабинет: на столе лежат стопки пожелтевших от времени ломких бумаг и стоит компьютер, покрытый толстым слоем пыли. Я устраиваюсь между Миа и Уэсли. Деклан сидит напротив и ест. При виде меня он удивленно приподнимает бровь:

– Все в порядке, Вертью?

Я шумно втягиваю носом воздух.

– Да.

Сколько можно спрашивать, все ли со мной в порядке? Все отлично.

До конца привала я смеюсь, если остальные смеются. Заставляю себя проглотить кусочек ПДР, когда они садятся есть. Пытаюсь поддерживать разговор и слушаю, как Миа рассказывает о своем брате Дэниеле.

– В тот день, когда приемная мать нас продала, я заметила фургон еще до того, как он подъехал к дому. Я крикнула брату: «Спасайся!» Он очень быстро бегал… то есть бегает. Наверняка он добрался до какого-нибудь безопасного места.

Карие глаза Миа блестят от слез, однако голос звучит твердо – впервые с тех пор, как Деклан отсоединил ее от геймера.

Какое-то время мы все молчим. Наверное, в голове у каждого проносятся те же образы, что у меня: жуткие фургоны, приезжающие за нами посреди ночи; никому не нужные дети и бродяги, которых продают, словно скот, потому что они якобы опасны для общества. Я размышляю о Дэниеле – безликом мальчике с карими глазами старшей сестры.

Миа думает, что ему по-прежнему десять. Верит, что провела в «Пустоши» несколько недель, а не лет. У меня не хватает духу признаться во лжи. Ее брату сейчас лет тринадцать, если, конечно, он еще жив.

Я даю себе слово рассказать Миа правду, как только мы выберемся из игры. Я помогу ей найти брата, если от него хоть что-то осталось. Это отчасти искупит мою вину.

Поев, Миа с Уэсли сразу же отправляются в путь. Мы с Декланом задерживаемся и проверяем, не забыли ли чего-нибудь важного. Подозреваю, что это он попросил их уйти вперед, но вслух ничего не говорю.

– Миа – приятная девушка, – замечает Деклан.

Я наклоняюсь и застегиваю карман рюкзака.

– Болтать о пустяках ты явно не умеешь. Выкладывай, что собирался сказать.

– Я за тебя беспокоюсь.

– Напрасно.

– Ты сама на себя не похожа. Понимаю, я тебе врал, но мне нужна твоя помощь. Если, конечно, мы хотим выбраться отсюда живыми.

Взявшись за лямки рюкзака, я поворачиваюсь к Деклану, улыбаюсь и начинаю что-то говорить. Он в два шага оказывается передо мной и закрывает мне рот кончиками пальцев. Я слегка приоткрываю губы.

– Перестань улыбаться, когда злишься. У тебя такой вид, как будто ты подхватила дизентерию.

Я отбрасываю его руку. Он делает шаг вперед, наши тела соприкасаются. Прижимает меня к стене и заводит мне руки за голову.

– Ну вот, я больше не улыбаюсь, – бормочу я. – А теперь отпусти.

– Знаешь, когда ты растеряна и смотришь на меня вот так, ты просто…

Просто что?..

Деклан прижимается губами к моим губам. По лицу бежит электрическая щекотка – болезненная, сладостная и восхитительная. Деклан отпускает мои руки, и я обмякаю. Его пальцы спускаются по моим плечам, скользят вниз по спине. Он стискивает объятия еще крепче – так крепко, что я слышу биение наших сердец. Так крепко, что меня бросает в жар. Я больше не уверена, плохо ли это – пусть только никогда не кончается. Я погружаю пальцы Деклану в волосы, стараюсь запомнить каждую линию его лица, а его рот продолжает ласкать мои губы.

Наконец Деклан, задыхаясь, отстраняется.

– Знаю, ты сердита и устала, но постарайся держать себя в руках.

И как же, интересно, он это себе представляет? Как может делать со мной такое, когда нам нужно быть начеку? Я не говорю ничего – просто ухожу вперед, оставляя между нами расстояние в один шаг и миллион невысказанных слов.

Через несколько часов мы подходим к кирпичному дому с прудом и решаем устроить в нем привал. Место тихое, и от дороги далеко. Здесь нас никто не найдет. Пока Уэсли, Деклан и Миа отдыхают на берегу пруда, я незаметно отправляюсь проверить, чем занимается Оливия.

Сажусь на землю, прижавшись спиной к куче кирпичей перед домом, закрываю глаза и сосредотачиваюсь. А миг спустя оказываюсь в полной темноте.

Может, она спит?

Может…

Потом Оливия произносит что-то невнятное, и все вокруг преображается. Вместо темноты – солнечный свет и высокая трава. Оливия сидит, прислонившись к куче кирпичей, а за спиной у нее полуразрушенное кирпичное здание. Рядом с грязным прудом отдыхают трое – два парня и девушка.

Это «Пустошь».

Мы не в игровой комнате – здесь нет ни экранов, ни проекций, ничего подобного. Но Оливия явно в «Пустоши». И окружающий мир выглядит настолько реально, словно я нахожусь в собственной голове.

Оливия играет в «Пустошь» в эту самую минуту, а я не там, где она меня оставила… Я слышу, как Оливия визжит от злости. Слышу свой собственный крик и перемещаюсь к себе в сознание.

Оливия заставляет меня выхватить и зарядить «глок».

Я разжимаю пальцы и роняю пистолет. Моя рука подергивается. Тянется вниз, к оружию – такое чувство, будто ее отрывают от тела. Я стискиваю зубы. Собираю пальцы в кулаки. Стараюсь не сгибать спину, не дать руке дотянутся до…

Оливия заставляет меня подобрать «глок». Вынуждает сделать несколько шагов к пруду. Она хочет убить Деклана и Миа с Уэсли.

Я с усилием падаю на колени и впиваюсь ногтями в землю. Оливия пытается подчинить меня своей воле. Все тело горит, как будто его обливают кипятком. Я прикусываю язык, чтобы не закричать.

Деклан поднимает на меня взгляд и озадаченно хмурит брови. Я пытаюсь отрицательно помотать головой, но мне удается только неестественно изогнуть шею. Он встает на ноги.

– Не надо! – с трудом выкрикиваю я, однако он не слушает – подбегает и опускается рядом со мной на колени.

– Вертью?..

Моя нога пинает Деклана в колено, и мы оба валимся на землю. Он прижимает мои руки к бокам. Не знаю, ради чьей безопасности – моей или своей собственной.

– Оставь… Я убью тебя… Убирайся из моего… Я пришлю за тобой модераторов… Прекрати, Оливия!

Я с усилием пробиваюсь к ней в сознание. Вспоминаю все то, что она заставляла меня делать и говорить. Всех персонажей, которых она убила моими руками. Я представляю, с каким бы удовольствием задушила сейчас Оливию, и собственные руки девушки безвольно поднимаются и хватают ее за горло. «Пустошь» исчезает: теперь у нас перед глазами металлическая белая стена и голубая лампа, мигающая прямо над головой. Оливия задыхается.

Деклан был прав: я могу ею управлять!

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы вытеснить Оливию у себя из головы, и проваливаюсь обратно в «Пустошь» – в собственное сознание. Мое тело свободно. Я лежу на боку, тяжело дыша, а по лицу у меня текут слезы.

– Я была невнимательна… Не обращала внимания на то, чем она занимается. Следовало заглядывать к ней почаще.

Взгляд Деклана становится холодным. Теперь ему известно обо всех моих способностях…