Глава двадцать седьмая
Этим весенним утром Кинт проснулся сам, не дождавшись Сарта, которого снова взял себе в адъютанты. Сделал он это по двум причинам: во-первых, расчет скорострельного орудия за первый месяц северного похода несколько раз побывал в серьезных переделках, и Кинт, хоть и не показывал вида, но очень переживал за жизнь юноши, которого сам вывел на этот путь в жизни и к которому привязался. Во-вторых, Сарт был очень шустрый и сообразительный парень, иногда и приказ озвучивать не приходилось, Сарт все понимал, именно такой помощник в управлении отрядом и нужен был Кинту.
А командиру горной армии нездоровилось последние две недели. Во время перехода к новой стоянке лошадь провалилась под лед реки в ущелье, Кинт промок и буквально на следующий день о себе напомнили ранения в грудь. Донимали жар и кашель, Кинт с трудом перенес этот переход, и как только на берегу Черной речки разбили лагерь, хворь свалила его окончательно. Лекарь отряда сделал все, чтобы поднять командира на ноги, и двухнедельный прием горьких настоев и порошков наконец-то подействовал.
Кинт проснулся еще до рассвета, уже привычными движениями проверил сначала один пистолет под мышкой, потом другой и уселся в неком подобии кровати из жердей, забросанных парусиной, опустив босые ноги на волчью шкуру. На пне рядом еле горел фитиль лампы, Кинт выкрутил его, осветив просторную палатку, которая служила ему и Сарту домом, а также здесь проходили штабные совещания. Кинт обулся и зазвенел поясом с ножнами палаша и револьверной кобурой, на что одновременно с подскочившим Сартом в палатку заглянул караульный снаружи. Отодвинув полог, он зыркнул глазами по углам палатки, на Кинта и, убедившись что все в порядке, снова исчез.
– Легче? – шустро наматывая портянки, спросил Сарт.
– Гораздо, – ответил Кинт, обулся и, выходя из палатки, добавил: – Подбрось хвороста, воды согреть…
– Хорошо, Кинт, – обувшись, ответил Сарт. Когда нет посторонних, Кинт вроде как не замечал нарушения устава Сартом и позволял так обращаться к командиру, которого парень давно считал старшим братом, наставником, учителем. Отойдя в кусты, рядом с которыми стали проявляться проталины, Кинт осмотрел лагерь… Прошлой осенью именно в это ущелье Григо привел дюжину бойцов во главе с Кинтом, и вот они снова здесь, только дюжин уже пятьдесят, а отряд Кинта уже три месяца наводит страх на отступающие войска северян, которые все сильнее жмутся к перевалам и спешно укрепляют подступы к Теку, надеясь остановить продвижение аканцев и закрепиться на северном тракте. Северяне, собрав значительные силы в Теке, теперь спешно превращали некогда разрушенный ими же город в неприступную крепость. Несколько групп кавалерии горной армии, при поддержке пехотинцев, гренадеров и артиллеристов, еще месяц назад заняли высоты над тропами на перевалах и стали большой проблемой для северян. Но самой большой проблемой стало зенитное орудие, которое жандармы Кинта маскировали в горах, и, сбив очередной дирижабль или скревер, растворялись в лесах на склонах. А потом снова несколько выстрелов – и тяжелый транспортник терпит крушение. Отряд Кинта хорошо снабжался, регулярно, предварительно обменявшись телеграммами со штабом, группа трофейщиков с кавалеристами Ракэ уходила встречать «посылки» – большие тюки, которые сбрасывали по ночам с транспортного дирижабля. Не всегда это проходило гладко, бывало, что и скреверы северян сбивали долгожданный дирижабль, доставлявший груз с провизией для горной армии, а потом скреверы северян принимались обстреливать жандармов Кинта… всякое было, большие и малые потери, тяжелые, но удачные рейды… и горы. Холодные, суровые горы севера терратоса, гиблое место, как говорил капитан Брэтэ, хотя все так говорили, что отчасти было правдой. Север терратоса могли понять и приспособиться к жизни здесь исключительно сильные духом люди, ну, или те, кому просто больше некуда податься, но последние здесь долго не жили. Заснеженные горные тропы, на которых и люди, и кони ломали ноги, срывались в пропасть. Но чем дольше горная армия пребывала здесь, тем больше находилось сил драться, приспосабливаться и вести свою, горную войну. В местах, где невозможно действовать крупными соединениями, куда невозможно затащить тяжелые орудия, где не пустить в карьер коней для кавалерийской атаки, а лишь пролежав сутки на склоне, в снегах, на ветру, дождаться противника и застать его врасплох, только так здесь можно добиться успеха в бою…
– Локт приехал? – вернувшись в палатку, спросил Кинт и, ломая хворост, стал помогать Сарту разводить огонь.
– Да, за полночь вернулись, ты спал уже.
– Я же просил…
– Виноват.
– Беги, разбуди его, я сам кипятком займусь.
– Ну вот, совсем другое дело, господин капитан, – спустя несколько минут Локт вошел в палатку и за руку поздоровался с Кинтом, – когда уезжал, вид у тебя был еще тот.
– С моими дырками простывать нельзя… ну, докладывай.
– Все перевалы на два дня пути под наблюдением, за фортом присматривать тоже оставил бойцов… стену там так и не восстановили толком, внутри в основном торгаши, обозники, красномундирников мало.
– Людей хватает?
– Не хватает, к Теку сам ходил, один.
– Я распоряжусь, отберешь себе из гренадеров самых сообразительных, все равно гранат осталось немного, а ребята смелые, отчаянные.
– Кинт, я лучше из фуражиров кого возьму, есть пара человек на примете, а гренадеров… они же неповоротливы и огромны, как памятник Таргалу-объединителю на столичной площади… а мне надо, чтобы тихо и незаметно.
– Ты же не был в столице.
– Так ты же рассказывал.
– Хорошо, отберешь сам, кого считаешь нужными, что дальше?
– В низинах реки вскрылись, пробираться трудно, еще немного – и по северному тракту можно будет проехать большой колонной, весна заканчивается.
– Ну, а что делать, из штаба пока никаких дополнительных распоряжений не было, поэтому будем продолжать рейды малыми отрядами, но, чувствую, скоро будут.
– Я тут с фермером одним поговорил, к западу отсюда, говорит, что есть еще какой-то отряд, пара сотен штыков наберется, северян громят, на гарнизоны нападают.
– Хм… кто же это?
– Люди говорят, какие-то рабы бежавшие, но воюют хорошо, смело, много кого освободили по предгорьям.
– Интересно, – задумался Кинт, – надо в штаб телеграфировать… А вообще, хорошо бы найти их.
– Да, я тоже так подумал.
– Ладно, давай завтракать, а ты соображай, как этого неожиданно объявившегося союзника отыскать.
– Отыщется, – Локт отломил предложенную Кинтом лепешку и кивком поблагодарил Сарта за кружку горячего травяного чая, – мои ребята увидят – сообщат.
– Хорошо бы, двести штыков не лишние, так можно попробовать и форт штурмом взять, тогда северяне в Теке и останутся в ловушке… посчитал?
– Много их, Кинт, похоже, со всего северо-восточного фронта туда стянулись, круглые сутки пилы да топоры слышно… готовятся. Есть артиллерия, пехоты много, не менее пяти тысяч штыков, да и кавалерия меньше чем полусотней теперь в разъезды не выезжают, в основном вдоль хребта, на перевал не лезут, – хмыкнул Локт, – напугали мы их хорошенько в прошлый раз, еще и дирижабль сбили.
– Много это хорошо, большой армии нужно много еды… Позиции с юга удалось рассмотреть?
– Нет, там место открытое, никак не подобраться, так, издали в трубу изучал – зарылись они там прилично.
– Позавтракаешь, напишешь все, будем телеграфировать.
Весенняя распутица не давала армии терратоса быстро продвигаться на север. Мощенный булыжником северный торговый тракт не мог значительно ускорить передвижение – отступая, северяне уничтожали мосты через многочисленные реки предгорий, армия шла проселками, повозки, садясь на ось, застревали на полколеса, лошади и солдаты быстро уставали, передвигаясь по глиняной каше. Но, несмотря на трудности, армия шла вперед. В Латинге получили телеграмму от Кинта, в которой он сообщал об обстановке близ Тека, а также подробно изложил результаты разведки. Командование обнадежил тот факт, что северный форт почти не охраняется северянами, а на его территории устроен рынок рабов. Захлопнуть северян в ловушке, захватив форт, и тем самым перерезать любое перемещение по тракту – очень заманчивый вариант. Главное, своевременный, так как скоро очистится от снегов перевал, и северяне смогут получать пополнение, провиант и боеприпасы в гораздо большем количестве, чем они это делают дирижаблями, да и воздушный флот терратоса Аканов, давно господствующий в воздухе, уже неоднократно сбивал тяжелые транспортники.
– Ну, и что же было дальше? – Полковник Морес внимательно изучал доставленного на допрос беглого каторжанина, найденного солдатами в одном из рудников, где им предстала картина жестокого боя.
– Толэ всегда подбадривал нас, не давал впасть в отчаяние, – мямлил освобожденный из рудника, – а потом он собрал тех, у кого еще были силы, и они напали на охрану, был бой, но куда там… силы неравны. Северяне сыты, вооружены, а мы…
– И многим удалось спастись?
– Толэ и еще человек пятьдесят смогли прорваться, я был ранен, лежал под вагонеткой, все видел. Потом северяне отправились в погоню, а я и приятель мой, тоже раненный в этом бою, смогли заползти в рудник и спрятаться.
– А кто в сожженных домах?
– Я не видел, только слышал, как прибыл отряд северян и всех рабов согнали в дома, а дома подожгли…
– Значит, вы думаете, что Толэ смог оторваться от преследователей?
– Наверняка!
– Что-то еще знаете про него?
– Про Толэ-то?
– Да.
– Ну… умный, видно, что из аристократов, как он попал в плен, неизвестно.
– Из аристократов?
– Да, даже полное имя у него, эм… Артолэк… эм… нет, дальше не помню.
– Понятно, – ответил Морес, сделав запись в своей тетради.
– Господин полковник, а меня что, опять на каторгу?
– Нет, что вы. Сначала в лазарет, а потом переправят вас в Латинг. Указом временного правительства все преступники, которые не бросились мародерствовать, а воюют за терратос, заслуживают прощения… Так было всегда.
– Спасибо, господин полковник.
– Мастер-жандарм! – громко позвал Морес жандарма из-за двери, и когда тот вошел и вытянулся, ожидая приказа, распорядился: – Возьмешь второго и отвезешь их в лазарет, эту бумагу отдашь капитану Нотту в канцелярию.
– Так есть!
Оставшись в кабинете один, Морес еще раз внимательно перечитал записи допроса двух бывших каторжан, все было вроде гладко и не вызывало подозрений, но вот это имя – Артолэк, не давало покоя. Морес закурил свою трубку с длинным мундштуком и, пыхтя в потолок в такт шагам, стал прохаживаться из угла в угол.
Адъютант постучал, а потом просунул в проем двери голову:
– Господин полковник, вам телеграмма из Актура, от вашей сестры.
– Давай, – ответил Морес и взял бумагу, протянутую адъютантом, низкого роста, но широкоплечим и проворным парнем.
Полковник хотел начать читать телеграмму, но, замерев, произнес:
– Актур… Парламент… Артолэк… Точно! – Морес бросился к своему старому кожаному саквояжу и достал из него связку из нескольких тетрадей, перетянутых бечевкой, перебрал их, взял в руки одну и, листая страницы, начал что-то искать. – А ведь верно, так и есть… Дьявол! И что теперь с этим делать?
Забыв про телеграмму от сестры, Морес опустился на стул, некоторое время подумал, макнул перо в чернильницу и начал быстро писать.
