Книга: Темный дом
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава шестая

Глава пятая

21 августа 2015 г.
Искитим

 

«Ушел, – подумал Садовников, прижимаясь спиной к бетонному блоку, лежащему поперек дороги. – Надо же – ушел…»
По лицу струилась кровь. Рана на скуле под правым глазом назойливо саднила. Но это была, в общем-то, царапина. Куда больше боли доставляло понимание, кто именно в него стрелял.
Гаечка целила в голову. Гаечка была полна решимости вышибить ему мозги.
И все только потому, что их дорожки пересеклись.
В Зоне, на новых, богатых хабаром и ловушками-аномалиями, землях.
Гаечка выстрелила в него дважды. Он до сих пор слышал свист проносящихся в сантиметре пуль и крики подначивавших девушку-сталкера бандитов. По скуле словно хлестнули раскаленным прутом. Пуля прошла вскользь, наградив Садовникова очередным шрамом. «Ничего особенного, просто работа… ничего…» – говорил он себе, петляя, как заяц, по пустырям, в которые превратились дворы еще недавно жилых многоквартирных домов. «Ничего особенного…» – он то опускался на четвереньки, то несся стремглав, забросив трость за спину.
Впрочем, бандиты отцепились быстро. Все-таки обновленная Зона – не место, где стоит играть в догонялки.
Садовников вытер кровь рукавом. Выглянул из-за блока: никого поблизости не было, только Зона. Зона – живая, дышащая, неравнодушная к происходящему в ее границах. Хотя «настроение» этой бесчеловечной среды было угадать трудно. Но сегодня она отпускала Садовникова, причем – не с пустыми руками.
Сталкер вытащил из рюкзака беспокойный, вибрирующий «рачий глаз», двукорпусную «зуду», пару «браслетов», а потом долго выуживал по одной с дюжину «булавок» и «иголок» разной длины. Разложив хабар на асфальте, он какое-то время просто любовался добычей. Артефакты радовали глаз, наполняли душу предвкушением. Сердце постепенно умерило ход, успокоилось.
Тогда Садовников несколько раз глубоко вздохнул, похрустел костяшками пальцев и приступил к делу. «Зуду», «браслеты» и «рачий глаз» он упаковал в плотные пакеты, которые затем щедро перемотал скотчем. «Булавки» и «иголки» тщательно перебрал, выискивая ломаные. Не найдя брака, уложил остроконечные артефакты в специальные контейнеры.
Затем снова вернул хабар в рюкзак, перемешав для маскировки с походной мелочовкой. Теперь, если кто-то посторонний заглянет в поклажу, то, как минимум, ничего не поймет.
По асфальту заструились оранжевые блики. Садовников обернулся, прижав рюкзак к животу.
Над кромкой Зоны расползалось янтарное свечение. Как будто предзакатный свет загустел, собравшись туманом над крышами брошенных пятиэтажек. Ударила по глазам плазменно-белая вспышка, в воздухе сухо и раскатисто затрещало. В окнах квартир загорались мертвенные бледно-зеленые огни. Загорались и гасли, повинуясь какому-то трудноуловимому ритму.
Садовников испытал щемящее дежавю. Он уже видел точно такой же пейзаж, такую же воскресшую Зону в буйстве переполняющих ее энергий. Ему показали это затянутые гнойными пленками глаза шатуна. Вроде бы с тех пор прошло всего ничего времени, однако по насыщенности событиями казалось, будто пролетели годы.
Снова перед глазами возникла Гаечка.
Она легко держит пистолет в вытянутой руке. На ее располневших плечах – татуировки. Слева – что-то из мифологии майя, черепа с длинными алыми языками и пламенем в глазницах, справа – темные руины и нависающая над ними морда «серого» инопланетянина. У Гаечки отечное лицо, иссеченное дорожками порвавшихся капилляров, мутный блуждающий взгляд. Впрочем, у всех людей, подсевших на «экзо», такой же вид. Былая красота Гаечки – как последний осенний лист: еще один порыв ветра, и его не станет. Садовников слышал, что после Расширения Гаечка напропалую проводит время в Зоне – выбирается примерно раз в десять дней. Штырь водит ее в ресторан, помогает выбрать новые шмотки на рынке. Потом снова отправляет в Зону. Гаечка у него при деле: сопровождает караваны с «экзо», разведывает новые тропы, помогает добывать хабар, хотя для «мичуринских» артефакты – лишь побочка, приятный бонус к основному доходу от наркотрафика.
Зона и «экзо» медленно, но неуклонно убивают его бывшую стажерку.
Садовников миллион раз проклял тот день, когда они встретились с гнилоглазым, больным шатуном. Ведь именно тогда на развилке судьбы Гаечка выбрала неверный путь. Да и жизнь Садовникова с тех пор стала еще более ухабистой и злой.
У него нет возможности повернуть время вспять, но он найдет способ разрубить гордиев узел.
Новая граница Зоны пока в прорехах. Бабки, выделенные на возведение очередного Периметра, разворовали, воспользовавшись смутным временем, последовавшим за Расширением. Губернатор сидит в Лефортово по обвинению в мошенничестве. Сталкеры ходят в Зону и обратно, как на службу. «Каски», курсирующие на «хаммерах» по еще неустоявшемуся маршруту, в переговоры не вступают: стреляют на поражение.
Вот и все. Один шаг – и сразу же отпустило. Работающие на пределе возможностей чувства вернулись в обычный «повседневный» режим. Сталкер вышел за пределы Зоны, но бой за жизнь продолжался.
Начались отчужденные кварталы. Их следовало пересечь как можно незаметнее, потому что здесь одинаково кроваво хозяйничали «каски», мародеры и бездомные псы, собравшиеся в стаи. Садовников шел быстро, стараясь тише клацать тростью по асфальту некогда запруженной транспортом, а теперь пустынной дороги. Перебежать через улицу, затем – через запущенный сквер, отодрать от костыля приклеившуюся обертку от мороженого и старую газету. Мимо вонючих мусорных баков, которые в обозримом будущем никто не опорожнит, мимо магазинов с разбитыми витринами, мимо жилых домов. Здесь не зажигались загадочные огни, как в Зоне, но свои призраки, безусловно, имелись, и было их немало. Они проявляли себя, хлопая оконными рамами в безветрие, бормоча в водосточные трубы, разрывая тишину внезапными ударами железом по стеклу.
Впереди засияли фары. Следующая улица была открыта для автотранспорта.
Быстрее-быстрее-быстрее, держась теней.
* * *
21 августа 2015 г. (19:33)
Искитим

 

– Принес? – спросил Садовников.
Парфюмер поджал губы. Не любил старик, когда с него что-то спрашивали.
– Пожрать лучше бы купил, – пробурчал барыга. – Какое-нибудь мясо. Я только-только голубцы выключил… Закажешь?
– Я жру, – отрезал сталкер. – Принес или нет?
– Водку ты жрешь в три горла! – Парфюмер говорил почти шепотом, в его голосе было что-то от тихого ворчания цепного пса, готового броситься на чужака, сделай тот неосторожное движение. – Бороду отпустил, как шахид… Мешки под глазами черные… Худой, кости торчат…
– Чего это ты таким заботливым стал, а, дядь? – поинтересовался Садовников. – Раньше за тобой эдакого не водилось.
– Пропадешь, – сказал Парфюмер, глядя сталкеру в глаза. – Закончишь тюрьмой или, чего доброго, могилой. Все-таки – родная кровь… Сделай паузу, ляг на дно. – Он бросил взгляд в зал: людей было полным-полно, «Радиант» переживал едва ли не лучшие времена с открытия в 90-х. – Ходоков теперь столько – отбоя нет. Без тебя как-нибудь справятся. Возьми отпуск. Затаись! Проблемы авось сами рассосутся…
– Принес? – Садовников ударил кулаком по стойке так, что подпрыгнула посуда. Он был готов вцепиться обеими руками в круглую и румяную физиономию барыги и давить ее, как перезрелый фрукт, чтобы извлечь вместе с кровью и хрипами нужные слова.
– Не знаю, что ты задумал… – Парфюмер опустил взгляд. – Ничего у меня нет. Но к твоему столику, по-моему, что-то принесли.
Садовников круто развернулся и двинул, сильно хромая, через задымленный зал к указанному месту. Он уже был изрядно пьян, почти у самого дна. Трость забыл в сортире, поэтому приходилось опираться на плечи, а то и на головы завсегдатаев. Вслед ему летели ругательства. Старые знакомцы попрекали с горечью и обидой, новенькие сталкеры кидались вызовами, гопота что-то с ненавистью шипела и плевалась вслед. Но никто не решился встать и взять возмутителя спокойствия за грудки: столь черно и сурово было его лицо.
Незнакомка в платье шафранового цвета приковала к себе взгляд. Пышное каре белокурых волос, глаза голубки, загорелые плечи – в сумрачном зале она выделялась, словно яркое пятно на картине, написанной темными тонами. Садовников никогда не видел ее здесь раньше. Вообще, он считал, что такие фешенебельные барышни предпочитают заведения со швейцарами, в «Радиант» эта птица могла залететь разве что по ошибке.
Красотка клевала салат «90-60-90», держа вилку двумя пальцами, и цедила мартини со льдом. Заметив, что за ней наблюдают, незнакомка стрельнула в Садовникова глазами.
Сталкер почувствовал, что нужно что-то сказать:
– Мадам, а вам доводилось танцевать с дьяволом в белом свете луны?
Леди в шафрановом платье отсалютовала бокалом и облизнулась.
Проходя мимо, он оперся на ее столик, едва не угодив пальцами в салат.
– Пардон…
Он вернулся на свое место в самом темном и самом неприметном углу. Парфюмер не соврал – попробовал бы он соврать! – под стулом обнаружился объемистый пакет с символикой известного строительного супермаркета. Садовников заглянул внутрь: десяток нитяных перчаток, испачканная штукатуркой рулетка, уровень, несколько шпателей разных размеров, упаковка саморезов, коробка с электродрелью.
Вместо электродрели пальцы нащупали рукоять пистолета и два магазина.
Садовников не удержался и широко улыбнулся. Внезапно он представил себя эдаким клишированным негодяем из фильма о Джеймсе Бонде. Вот в руках у Доктора Зло оказывается чудо-оружие, и маньяк заходится гомерическим хохотом, предвкушая уничтожение мира.
Он тоже хотел бы уничтожить мир. Одним махом. Всех – бандитов и «касок», сталкеров и барыг. Всех, кто живет, словно паразит, питаясь испражнениями Зоны, сея лишь беды.
У него кишка тонка, чтобы справиться с такой глобальной задачей.
Но он вполне сможет разрушить несколько маленьких личных мирков, потому что верно говорят в народе: хочешь построить что-то хорошее – сначала сломай старье.
Он должен выбраться из тупика, в котором застрял несколько месяцев назад. Должен разрубить гордиев узел – кроваво, неизбежно, безвозвратно. Это будет такое лекарство. Шоковая терапия. Для Штыря, для Гаечки и для него самого.
Садовников поймал себя на том, что проговаривает мысли вслух, обращаясь к поцарапанной столешнице. Поняв это, он занервничал: скомкал бороду, закусил пропахшие куревом волосы. Засмеялся столь же горько, что можно было подумать, будто он плачет.
В густом от табачного чада, перегара и запаха жареного фарша воздухе прорезалась цветочная нотка. Сталкер настороженно выглянул из своего темного угла. К нему направлялась та самая дама в шафрановом платье в компании бутылки виски и двух чистых стаканов. Она была словно огонек свечи в зловонной, удушливой тьме, наполненной пугающими тенями.
– Тот дьявол, о котором ты спрашивал, это – я, – объявила леди вместо приветствия.
К слову, Садовников уже напрочь забыл о своей случайной реплике и поначалу решил, что уже допился до чертиков.
Дама выдернула зубками пробку, плеснула в бокалы и сразу взяла быка за рога:
– Геннадий Алексеевич, хотите много-много-много денег?
Чтобы осуществить замысел, ему не нужно было много денег. Поэтому он их не хотел. Но, с другой стороны, он обменял хабар на ствол, и у него не осталось даже ста рублей на пиво и сигареты, а вечер еще не закончился. Поэтому в предложении мадмуазели что-то было.
– Как много? – машинально уточнил Садовников.
– Так много, что до конца жизни не успеете потратить.
– Жизнь в таком случае может оказаться очень короткой.
– Тоже верно. – Дама подняла стакан, призывая и его не зевать. – Но со своей стороны мы можем пообещать вам долгую, спокойную, и главное – сытую жизнь в какой-нибудь не очень дорогой, но опрятной европейской стране. Как насчет домика на Черноморском побережье Болгарии?
Это «мы» неприятно резануло слух. Очередные хозяева жизни пожаловали. И все наивно полагают, будто его можно купить с потрохами, стоит только назвать нужную цену.
А человека, быть может, сейчас совесть мучает!
Садовников подавил отрыжку – ему показалось, что виски воняет хлоркой.
– Сенатор Шимченко – очень плохой, очень скользкий тип, Геннадий Алексеевич, – сказала дама, томно глядя сталкеру в глаза. – Помогите вывести его на чистую воду, и вы окажете неоценимую услугу не только своей стране, но и планете Земля в целом.
Вот и майор Шевцов тоже что-то имел против Шимченко. Надо же, какое совпадение!
Садовников захлопал в ладоши, но потом спохватился, что он не один. Да, было бы забавно слить сенатора вместе с прислуживающими ему бандюганами, маньяком-помощником, долбанутым на всю голову сынком, нимфоманкой-женой и «комариной плешью», но какое его, хромого сталкера, дело до разборок сильных мира сего? Пусть лучше они жрут друг друга: кровавая гэбня и коррумпированный чиновник, эти загадочные «мы», сулящие дачу в стране – члене НАТО. А у него тут своя война… Нужно найти Гаечку, посмотреть ей в глаза, приставить ствол к трепетной жилке на виске, а потом спросить, за что она и ее новые друзья, с которыми никогда не скучно, бросили его без чувств в Зоне, словно отработанный материал, словно прохудившийся стоптанный ботинок.
– Мадам, мадмуазель. – Садовников неуклюже поднялся. – Вынужден покинуть вас, ибо меня мутит. Окажите любезность: не мешайте дрянной Парфюмеров мартини с не менее дрянным виски, иначе замутит и вас. Парфюмера ведь не напрасно кличут Парфюмером, он знает толк в том, как разбавлять.
Он пошел, громыхая тяжелым пакетом по стене. Дама, чье имя сталкер так и не узнал, проводила его долгим взглядом, в котором не читалось никаких эмоций.
На улице моросил дождь. Садовников замер у входа в «Радиант», подставив лицо каплям и взъерошив влажные волосы. Холодные прикосновения умерили его горячку, он даже подумал, что было бы неплохо доползти домой и вздремнуть на диване под бормотание телевизора.
– Костыль! – окликнули его сзади.
В дверях «Радианта» показался Кот. Он нес трость, забытую Садовниковым в сортире.
– Мужик, ты как вообще? – забеспокоился Кот. – Куда собрался?
– Домой, – неуверенно произнес Садовников.
– Дойдешь хоть сам?
– А то! – Садовников принял трость, привычно перенес на нее вес тела и едва не рухнул.
Кот с сомнением поглядел на него, но ничего не сказал. Вернулся в бар.
Садовников похромал в сторону сияющих в дождливой мгле уличных фонарей. Сегодня что-то предпринимать действительно не резон. Он слишком-слишком устал, а такие дела с кондачка не делаются. Надо составить план, хорошенько все продумать, Штырь – не фраер, просто так до него и Гаечки не добраться.
– Пссс! Дядя! Пссс!
Из неосвещенного проулка выглянул шибзиковатый малый в толстовке с низко натянутым на лоб капюшоном, в спортивных штанах и видавших виды кедах.
Сталкер остановился.
– Дядя, вот это тебя качает! – присвистнул малый. – Хочешь продлить удовольствие? Чистейшее «экзо» за полцены! Тебе сегодня повезло – рекламный день!
– О да! – оскалился Садовников.
Занавес из холодного дождя рухнул у него на пути. Отсек, словно гильотиной, простецкие мысли об отдыхе и покое. Снова проснулось болезненное, усиленное алкоголем чувство обиды. Жажда мести захлестнула раскаленной, сжигающей остатки разума волной.
Садовников, воровато оглядываясь, последовал за пушером в заставленный мусорными баками проулок.
– Ну, дядя, завидую тебе: вот космический корабль – этой ночью посетишь на нем иные миры! – Малый показал сталкеру приоткрытый спичечный коробок, внутри была «трава», выращенная на «газированной глине».
Чтобы торговец наркотой был сговорчивее, Садовников сразу врезал ему тростью: ударил, точно мечом, поперек лица. Пушер охнул, выплевывая зубы. «Корабль» упал, «экзо» высыпалось в лужу.
– Я ищу Штыря, – сообщил Садовников.
Пушер пропустил эту информацию мимо ушей. Щелкнуло откидное лезвие ножа.
– Урою, сука!
Малый кинулся на обидчика, не обращая внимания на льющуюся из рассеченных губ кровь. Садовников швырнул пакет с инструментами ему под ноги, а когда пушер замешкался, встретил его вторым ударом. Однако тот и не думал сдаваться. Сталкер успел отклонить направленное в солнечное сплетение острие. Пушер повис на его плечах, пихнул спиной на мусорный бак. Загремело железо, из-под сбитой крышки пахнуло смрадом, метнулись в разные стороны испуганные крысы. Сталкер и торговец рухнули на землю, покатились по рассыпанным пакетам, гнилым овощам и пустым бутылкам, обмениваясь зуботычинами. Лезвие ножа несколько раз оставило отметины на груди и руках сталкера.
– Покойник ты! Покойник! – На губах пушера выступила кровавая пена.
Сталкер нащупал среди мусора пустую пивную бутылку и огрел ею торговца по макушке. Пушер обмяк и сейчас же оказался на лопатках. Садовников прижал к его подергивающемуся кадыку «розочку».
– Где… Штырь… сука! – проговорил он, тяжело дыша.
Пушер был в отключке. По разбитому лицу и из-под капюшона ручьями текла кровь. Садовников оторопело глядел на поверженного малого. Пока все шло не так, как было в его грезах.
Послышался плеск воды и приглушенные голоса. Кто-то спешил, не разбирая дороги, через лужи в проулок. Садовников судорожно вцепился в пакет с инструментами, метнулся за мусорный бак.
– Че тут за дела?! – раздался приблатненный, с хрипотцой голос. – Эй, Гнида, ты живой? Гнида, очнись! Раздуплись, братуха, или ты кони двинул?
Садовников сидел, сжимая двумя руками ПС. Джинсы напитывались текущей по дороге водой, задницу неприятно холодило.
– Он за помойкой заныкался, – прогундосил второй голос.
Подельники пушера по прозвищу Гнида направились к убежищу Садовникова. Сталкер вынырнул из-за бака, вскинул пистолет.
– А ну стоять, козлы!
Бандиты замерли, пялясь во все глаза на сталкера.
– Волыны и перья на землю! – заорал он снова.
– Да это же Костыль! – узнал Садовникова один из подельников и тут же пояснил приятелю: – Сталкер с нашего района! Костыль, что на тебя нашло? – с искренним удивлением спросил он. – Ты что, рамсы попутал?
– Всех положу! – Садовников переводил дуло пистолета с одного бандита на другого и обратно.
– Да он же «синий»! – дошло до гундосого.
– Костыль, полиция в двух перекрестках отсюда, – сообщил ему сосед по району. – Начнешь пальбу – и тебя повяжут.
– Ага, а мы поможем, – добавил гундосый. – Два спортсмена шли с тренировки, а тут – дурак с волыной. Студенту вот голову проломил…
– Я ищу Штыря! – выпалил Садовников. – Говорите, где Штырь, и проваливайте, пока не положил всех!
Бандиты переглянулись.
– Жить надоело, Костыль? Ты к Штырю и на километр не подойдешь…
Садовников с присвистом втянул воздух сквозь сцепленные зубы. Рука, сжимающая пистолет, напряглась.
– Ладно-ладно! – Гундосый боязливо попятился. – Штырь зависает на Героев Посещения, на флэту у Макарены. Ты бы «стрелку» ему забил, чтоб все по-человечески было, а не по беспределу…
– Учить жизни вздумал, сопляк? – Садовников присел, не опуская пистолет, подцепил пальцами свободной руки трость. – А сейчас – двигайте! Валите отсюда!
– Гниде «скорая» нужна, – сказал сосед по району, пятясь. – Ты его убил, наверное…
Эти слова, произнесенные тихим, чуть растерянным голосом, подействовали на Садовникова точно ушат холодной воды. Но он уже не мог выйти из роли, которую взялся играть. Замешательство длилось не больше двух секунд, бандиты даже не успели разглядеть тень сомнения на грязном лице сталкера.
– Значит – одной гнидой меньше. – Он попятился вглубь проулка. Шаг, второй – влажная мгла обступила со всех сторон.
Садовников отступал, до боли в пальцах сжимая рукоять пистолета. С крыш и ржавых пожарных лестниц срывались крупные капли и падали с тяжелыми шлепками. Под ногами метались крысы. Сталкер растворялся в холодной дождливой ночи, словно какой-нибудь маньяк или упырь. На другом конце проулка уже говорили по телефону: слов было не разобрать, читался лишь нервозный, тревожный тон. Кто-то кого-то предупреждал о сошедшем с ума вооруженном сталкере.
* * *
Садовников сидел на бордюрном камне под фонарным столбом и с выражением детской обиды на лице ощупывал раны, оставленные ножом Гниды. Досталось, конечно, здорово. Да еще и всякая зараза могла попасть в порезы, когда он и пушер кувыркались в мусоре. Рубашку, опять же, жалко. Кровь капала в лужу, окрашивая воду в гламурный розовый цвет.
Организм избавился от излишков алкоголя самым коротким путем, в голове прояснело. Но улица Героев Посещения начиналась сразу за лесополосой и примыкающей к ней металлобазе, поворачивать назад было поздно. Теперь или пан, или пропал. Брошен вызов одной из самых влиятельных преступных группировок Искитима, придется отвечать, списать на «зеленого змия» не получится.
И все ради того, чтобы вырвать из цепких клещей ОПГ не самую умную заблудшую овцу, к которой сталкеру не повезло прикипеть душой.
Потому что так дальше продолжаться не могло. Иначе, сидя в пустом доме, он однажды выстрелит себе в висок, чтобы избавиться от мук совести, смешанных с болезненной, сродни одержимости, страсти к Гаечке. Хотя последний вариант, наверное, был бы самым простым и безболезненным способом избавить себя от проблем. Ведь то, на что он шел сейчас, было подобно самопожертвованию. Никому не нужному, бесполезному и наверняка очень болезненному самопожертвованию.
Садовников забросил пакет с инструментами за забор металлобазы. Ушлые дельцы сдавали сюда лом, собранный из отчужденных кварталов и даже в Зоне, ведь деньги не пахнут.
Он сунул пистолет за пояс, а запасные магазины – в задние карманы. Пошел, клацая тростью по разбитому асфальту, вверх по улице. Это тоже был частный сектор, вроде того района, в котором жил он сам.
Людей не попадалось, сказывалась близость «малины» – флэта Макарены. Местные старались не высовывать носа за ворота после сумерек, ведь в темноте легко можно было напороться на нож тех, кому не хватало мелочи на «корабль» с «экзо». Полиция сюда, очевидно, давно забыла дорогу. Что ж, это было на руку всем, Садовникову – и подавно.
Ни один сталкер не спешил расставаться с «зудой», случись ему обнаружить такой хабар. «Зуда» в нынешнее смутное время – все равно, что гвозди в хозяйстве – всегда может пригодиться. Если инопланетная побрякушка, конечно, имелась.
У Садовникова «зуда» была – новенькая, двукорпусная, удвоенной силы, с отливающим глянцем панцирем.
Сталкер подошел к участку, огороженному забором из шифера. Забор пестрел от разномастных граффити. То тут, то там глаз подмечал аккуратные круглые отверстия в шифере. Либо их оставили мыши, либо пули. Поскольку мыши шифер не едят, то, скорее всего, верно было второе предположение.
Садовников припал к ближайшему отверстию, заглянул во двор. Перед домом стоял старенький «опель», грязная после дождя «Нива» и тюнингованный «москвич» с дерзкими спойлерами.
Сам же домик был еще более обшарпанным, чем даже у Садовникова. В окнах горел свет. Внутри играла музыка, если, конечно, бандитский рэпняк можно назвать музыкой. Выведенный на максимум раскатистый, пердящий бас отдавал дрожью в земле. Иногда в такт испуганно взлаивал соседский пес. Возле крыльца кто-то курил, держа на сгибе локтя дробовик. Возможно, еще несколько тел дежурили у ворот.
«Малина» была предупреждена о свихнувшемся сталкере, охрану выставили, но никто особенно не парился по поводу одинокого хромого шизика.
Почему-то мало кто беспокоится о том, насколько коварны и изворотливы бывают одержимые навязчивой идеей шизики.
Садовников сжал «зуду» в кулаке и сразу почувствовал проснувшуюся в ней жизнь. Соседский пес зашелся в истеричном лае, а потом завыл – протяжно, с неподдельным ужасом. Этот вой подхватили остальные псы района, и страшный, заунывный звук огласил городскую окраину, словно сирена, оповещающая о ядерной атаке «западных партнеров».
«Зуда» отправилась за забор, к крыльцу. Сам же Садовников, зажав трость под мышкой, припустил со всей доступной ему скоростью в противоположную сторону.
Перемахнув через низенький штакетник, он оказался в чьем-то огороде. Недолго думая, упал на раскисшие грядки, притаился среди роскошной картофельной ботвы.
В осиное гнездо ткнули палкой, в «малине» началась движуха. Охнул дробовик, высокие ворота отозвались металлическим дребезгом, принимая на себя заряд. Молодецкий удар сорвал калитку с петель. На улицу вывалился коренастый бритоголовый крепыш. Повизгивая, словно животное, он принялся сдирать с себя спортивный костюм, а потом впился пальцами в белую плоть и стал исступлено чесаться. В то же время за ворота выскользнула вторая фигура.
– Хорош! Слышь, хорош! Хорош! – твердил этот человек, не прекращая отмахиваться. Иногда он срывал с себя что-то невидимое и отбрасывал в сторону. Садовников понял, что тот под кайфом. Что уж ему мерещилось – ползающие по телу и щекочущие лапами пауки или тучи назойливого гнуса – черт его знает, да, в общем, это не суть важно.
«Зуда» достала и до Садовникова, хотя он рассчитывал, что окажется вне зоны ее действия. Это были лишь отголоски того, что прочувствовали завсегдатаи Макарены, но все равно хотелось рвать на себе мясо, чтоб избавиться от ощущения муравьиных полчищ, пробравшихся под одежду и обернувших плоть толстым живым ковром.
– Нарик хренов!
Садовников невольно охнул, получив чем-то тяжелым по пояснице. Он перевернулся на спину и едва успел закрыть лицо от бьющей плашмя лопаты. Над ним стояла здоровенная, похожая на раздувшийся дирижабль бабища в телогрейке поверх ночной рубашки и с растрепанными серыми волосами. Ее лицо было перекошено от лютой злобы. Из-под подола ночнушки выглядывали толстые, заросшие густыми волосами щиколотки.
– Что? Опять картошечки захотелось? – Она замахнулась, и Садовников увернулся от следующего удара. – Когда вы уже нажретесь! – Новый тычок лопатой пришелся сталкеру в плечо. – Гниздишь вас, наркош, гниздишь, а вы все равно в огород лезете, словно медом намазано!
Она замахнулась еще раз, но не ударила. С удивлением поглядела на Садовникова: тот чесал спину, ерзая по грядкам.
– Ты что, больной?
– Ч-чешется… – Сталкер кое-как смог сесть. – А у вас – нет?
Бабища задумалась, поскребла пятерней между грудей.
– Пожалуй, и у меня… – ответила настороженно, указала корявым пальцем на губы и добавила: – Десны зудят… Чего это, а? К дождю? – Она поглядела на сталкера с испугом. – Или это ты заразу какую притащил?
Садовников бросил взгляд в сторону «малины». Перед воротами катались в лужах с полдесятка бандюганов, но «зуда» уже разрядилась. Ее действие будет слабеть с каждой секундой, и, хотя завсегдатаи «малины» на ближайший час – не бойцы, все равно следовало поторапливаться.
Он нащупал трость, поднялся на трясущиеся в коленях ноги. Чесотка перешла в короткие, болезненные, словно от удара током, судороги, пронзающие мышцы. Сталкер поплелся к воротам «малины», трость вязла в мокрой земле, и каждый раз приходилось прикладывать лишние усилия, чтобы ее освободить. Тяжело перебравшись через штакетник, Садовников обернулся: бабища сидела на грядках и обгладывала черенок лопаты в надежде избавиться от собственного зуда.
– Штырь здесь? – заорал он в ополоумевшее, расцарапанное лицо первому подвернувшемуся под ноги бандиту, но тот лишь пускал слюни и дико вращал глазными яблоками.
– Где Штырь? – Садовников ткнул тростью в живот следующего и снова не получил ответа.
Дальше вяло дрыгался сам Макарена – молодой человек лет двадцати пяти с приторным лицом и мелированными волосами. Он был одет в необычный средневековый сюртук, украшенный латунными пряхами в виде скрипок. Вместо брюк у него оказались изодранные панталоны.
– Ага! – обрадовался Садовников. – А вот и хозяин курятника! Говори, падла, где пахан! Ну! Или насажу тебя на вертел! – Он показал Макарене испачканную жирной землей трость.
– Почеши мне спинку… – жалобно попросил Макарена и закатил глаза.
Садовников замахнулся, собираясь чуть подпортить сладкую физиономию, но в кармане сюртука завибрировало, послышались первые аккорды известной попсовой песни. Переборов сиюминутное отвращение, сталкер выудил розовый Макаренов айфон.
На экране высветилось изображение предмета, который, с некоторым допущением, тоже можно было назвать штырем.
– Але, Макар! – заговорили на том конце развязным голосом. – Наш гость уже причалил?
Садовников улыбнулся и поплотнее прижал трубку к уху:
– Дарова, корешок!
– О-па-па! Костыль! – Штырь рассмеялся. – Твою ж мать, Костыль!
– Я везде тебя ищу, земеля, – сообщил Садовников. Его захватило ощущение свободного полета. Он словно шагнул в бездну из люка самолета, и теперь – только свист ветра в ушах и лишь один путь вниз.
– Вот те на! – удивился Штырь. – Отправил бы мне эсэмэс или «Вконтакте» на стене написал. Пересеклись бы, перетерли, и все чики-пуки бы было.
– Не заливай мне! – Садовников выхватил из-за пояса пистолет, стал прохаживаться, потирая спусковой крючок, рядом с отходящими от «зуды» бандитами. Те, увидев над собой ствол, поспешили вжаться в дорожную грязь. – Где ты обитаешь, корешок?
– Гони в «Приют», – сказал Штырь. – У нас тут поляна накрыта, шашлык-машлык будем кушать…
– Гаечка с тобой? – быстро спросил Садовников.
– Конечно! Козу нужно всегда водить за собой! – Штырь снова рассмеялся.
– Я тебя прикончу. – Сталкер сказал это с поразившим его самого спокойствием.
Штырь поперхнулся смехом.
– Ты че, Костыль? Обиделся, что ли? Из-за бабы обиделся? – Казалось, будто Штырь не верит своим ушам.
– Ты подсадил девчонку на «экзо» и сделал ее своей подстилкой! Ты бросил меня в Зоне!
– А ты хотел, чтоб мы тебя – бухого в хлам – на своих горбах тащили через аномалии? – снова удивился Штырь. – Короче, Костыль! Не по телефону, а то товарищ майор, слушая нас, уже пять раз со стула упал. Я хочу тебя видеть в «Приюте»! Там мне и предъявишь, если есть че.
– Нет, Штырь, – снова с ледяным спокойствием проговорил Садовников. – Это я хочу тебя видеть. И боюсь, что «Приют» окажется для кого-то из нас последним.
– Ты слишком мудрено говоришь, я не всегда догоняю! В общем – привет! Жду!
Садовников бросил айфон Макарене на пузо.
– Вы слышали, ушлепки? – Он обвел взглядом поверженных «зудой» бандитов. – Пахан вам привет передавал… В следующий раз вы увидитесь с ним в аду, так что можете писать Штырю эсэмэсы: прощайтесь, пока есть время.
Ему никто не ответил. Со стороны центра донесся вой полицейских сирен. Дальний конец улицы осветили мигалки. Садовников сунул пистолет за пояс, а трость – под мышку и кинулся, придерживаясь забора, в противоположную сторону.
– Эй, мужик! – окликнули его громким шепотом. Садовников обернулся. Ему махала рукой, привалившись к штакетнику, та самая здоровенная бабища:
– Дуй сюда!
Сталкер перебежал через дорогу. Бабища распахнула калитку и проворно отпрыгнула назад, освобождая путь. Садовников с опаской покосился: обглоданный черенок лопаты, лежащий на грядках – об деревяшку словно бобер зубы точил, – но все же зашел, потому что полицейские машины были совсем близко.
– Через двор, потом – в лесополосу, а дальше – уходи оврагом! – напутствовала бабища торопливым шепотом, открывая перед Садовниковым очередную калитку.
– Спасибо, – бросил тот.
Бабища неожиданно притянула сталкера к груди, сграбастала в объятия, обдав терпким запахом пота.
– Это тебе спасибо, мужик! – Она горячо поцеловала Садовникова в макушку. – Накрыл богомерзкую голубятню! Нам никто не хотел помогать, только ты… район тебя не забудет! Меня Дарьей зовут! – почти выкрикнула она напоследок, подталкивая сталкера к темной стене лесополосы.
* * *
Путь к гостинице «Приют» был не близок. Но бешеной собаке семь верст – не крюк. На руку играло то, что Искитим не отличался буйством ночной жизни. Людей в поздний час на улицах было всего ничего. Подвыпившие босяки мутили свои темы, одинокий грязный оборванец, если и попался им на глаза, то интереса не вызвал. Полицейские патрули тоже рвения не проявляли, дабы не нажить лишних проблем.
Сталкер двигался к цели, держась неосвещенных аллей и проулков.
По дороге он ограбил пару гопников. Сделал это, не питая к ним личной неприязни, просто сильно хотелось курить. Поскольку шпана не захотела по собственной воле делиться сигаретами, пришлось взять их на мушку, положить лицом в грязь и обчистить карманы.
Это помогло поддержать нужный уровень адреналина в крови и не позволило сойти на нет азарту от смертельной игры.
Парковка перед «Приютом» была пуста, а фонари – притушены. Садовников понял, что Штырь опять оставил его с носом и дал деру. В таком случае все рисковые деяния этой долгой ночи – псу под хвост.
Он толкнул двери, навел пистолет на администратора:
– Я ищу Штыря.
Администратора – седого, похожего на ворона старика – вид оружия не испугал. Чего только ему не довелось повидать, начиная с конца восьмидесятых!
– Они в ресторане, – сказал «ворон» с угодливой улыбкой. – Ожидают-с. Пожалуйте по лестнице на второй этаж и направо.
Садовников схватил стоящий на стойке графин, наполнил пылящийся тут же стакан водой и залпом выпил.
В ресторане царил сумрак, свет горел лишь в дальнем конце зала. Там, сдвинув столики, резалась в карты братва. Возможно, следовало сразу открыть огонь – в духе разборок девяностых. Но Садовников был все же доведенным до отчаяния интеллигентом, но никак не бандитом, и тем более – не отморозком. Поэтому для начала он решил поговорить. Но пистолет на всякий пожарный держал нацеленным на сидящих.
Тут были и Штырь, и Гаечка. Девушка-сталкер перекрасилась в блондинку, узнать ее с первого взгляда оказалось непросто. Были и Бельмондо с Нюхом, Прыщавый и Тушкан, Череп и Заноза.
– Костыль! – Штырь бросил карты на стол. – Падай к нам! Проверим твой фарт! Ну-ка, назови масть!
Садовников присел за пустой столик, положил пистолет перед собой. Затем крутанул его на полировке, словно собрался поиграть в «бутылочку».
– Гаечка, – произнес он, растягивая гласные. – Гаечка-Гаечка…
– Чего? – Сталкерша фыркнула.
– Я столько хотел тебе сказать… – Он накрыл пистолет ладонью, остановив его вращение. – Только что-то устал. Сильно устал. Мне нужно только одно…
– Мм? – Гаечка вскинула нарисованные брови, а Штырь оскалился, предвкушая потеху.
– …одно-единственное слово, – продолжил Садовников, поднимая пистолет. – И я избавлю тебя от этих злых и опасных людей. Спасу тебя. Заберу в безопасное место. Помогу встать на ноги. Потому что ты погибаешь. Ты стала рабой Зоны. Твои дни сочтены. Но ты почему-то закрываешь на это глаза, я же схожу с ума. Потому что полюбил тебя с первых секунд. С самых первых секунд, когда встретил тебя в «Радианте», такую нескладную, неопределившуюся в жизни…
Штырь хохотнул и захлопал в ладоши. Садовников отстраненно отметил, что перед паханом торчит вбитая в стол его знаменитая заточка. Вроде бы минуту назад ее не было…
Гаечка вскочила.
– Костыль! – выпалила она. – Ты что о себе возомнил, гад?! У тебя белая горячка, да? Ты псих! Что ты несешь?! Ты меня совсем не знаешь!
Бандиты надрывали животы. Кое-кто смеялся до слез, кто-то сдержанно похрюкивал, не имея привычки веселиться напоказ.
– Аж сопля из носа вылетела! – сообщил Бельмондо, подергиваясь от хохота.
– Я просила тебя держаться подальше! – разорялась Гаечка. – Я даже стреляла в тебя! Но ты ничего не понимаешь! Так что теперь – пеняй на себя!
Она вдруг осеклась. Отступила, уперлась спиной в стену. В тот же миг Садовников ощутил позади себя движение и пригнулся. Поэтому удар бейсбольной битой пришелся вскользь по голове. Садовников машинально вдавил пусковой крючок, пистолет тявкнул, Гаечка закричала. Обернувшись, сталкер обнаружил за спиной двух головорезов Штыря – Кабана и Рыжего. Выстрелить еще раз не удалось, здоровяки его с легкостью скрутили, выдернули из судорожно сжатых пальцев оружие. Прижали лицом к столу.
– Вот и трындец, – подвел итог Штырь. – Ты, сука, моего сталкера завалил. Отелло хренов.
– Гаечка… – просипел Садовников, ерзая физиономией по столешнице. Из этого положения он видел только брызги крови на скатерти перед тем местом, где сидела его бывшая стажерка.
Загремел откинутый стул. Штырь выбрался из-за стола, пошел к сталкеру, перебрасывая заточку из ладони в ладонь.
– Ты че, чудак? Решил, что ты – Бэтмен? Собрался искоренить в Искитиме преступность?
Штырь врезал кулаком по столу в сантиметре от носа Садовникова.
– Сапоги бы мне лизал, тварь, ведь я оставил тебя живым тогда – в Зоне, да еще и протез твой не вышвырнул. Нет, ты, оказывается, затаил обиду! – Штырь еще раз ударил по столу. – На тебя можно было бы забить, ведь ты – юродивый, хромой, калека. Но ты оказался буйным, стал доставлять проблемы. Да, в общем, проблемы-то мелкие: одному дилеру разбил купол да наехал на опущенного. Но ты, мразь, посмел навести ствол на меня, Штыря! – Бандит схватил сталкера за волосы. – Ты решил, будто я – доходяга какой-нибудь? Решил накапать мне на голову? Опустить меня? Я тебя резать по кусочку буду! Медленно и долго! Пока не станешь красным, как свекла!
Садовников пропустил монолог Штыря мимо ушей. Он слышал прерывистое дыхание Гаечки. Она была жива. Пока что – жива…
У входа грохнуло. Посыпались на пол осколки стекла. Штырь перехватил заточку и выпучил глаза.
– На пол! Мордой вниз! – проревел смутно знакомый голос.
– Пацаны, вы че? – Штырь и не думал выполнять требование. – Не гоните так!
Грянула автоматная очередь. Пули просвистели над головами. Брызнуло крошево, выбитое из стен, взвились струи пыли и пороховой гари.
Садовников почувствовал, что хватка бандитов ослабела. Через миг все тяжелыми кулями повалились под столы. Сталкер тоже поспешил сползти на пол, но чья-то твердая лапа схватила его за шкиру и подняла на ноги, словно он ничего не весил. Садовников с удивлением обнаружил рядом с собой Большого: тот одной рукой держал сталкера, а другой – автомат с дымящимся дулом. В дверях замер в напряженной позе Хыча: тот тоже был вооружен «калашниковым» с подствольным гранатометом.
– Ты нужен начальству, – сообщил Большой сталкеру.
Садовников ничего не ответил. Он с трудом воспринимал действительность и едва мог вспомнить, о каком начальстве идет речь.
– Пацаны, ну че за дела?.. – просипел Штырь, подняв осыпанную бетонной крошкой голову.
– Привет от Резо, – сказал Большой. – Просил не держать зла, долго объяснять. Потом сочтемся.
Сталкера повели наружу. Он шел, едва переставляя ноги, и непрерывно бормотал:
– Гаечке… Гаечке помогите… помогите Гаечке…
– Всем поможем, чувак. И тебе, и Гаечке, и Вжику, – отвечал, подталкивая сталкера в спину, Большой: люди Шимченко торопились.
За стойкой в холле все так же угодливо улыбался похожий на ворона администратор. Встретившись с Садовниковым взглядом, он подмигнул, и сталкер понял: именно этот человек спас его, сообщив своей реальной «крыше» о кровопролитии, которое должно было произойти – и частично произошло – в ресторане «Приюта».
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава шестая