Глава 14
Был час ночи. Ребята из «убийств» приехали и уже уехали. Судмедэксперт констатировал четыре смерти. Трупы повезли в морг. Ни лимузина полковника, ни «линкольна» так и не задержали. Их искали по всему городу. Семнадцать патрульных машин, оцепивших район стадиона, вернулись к исполнению своих обычных обязанностей. Работники, расчищавшие территорию стадиона, снова вернулись к своим делам. Город жил, дышал и спал, как всегда. Люди лгали, воровали, убивали, а также молились, пели, смеялись, занимались любовью. И еще рождались и умирали. Пульс города Нью-Йорка оставался прежним.
Но те, кто поверил в авантюру Дика, ворочались в постелях, гадая, получат ли они назад свои доллары.
Дик же сидел на табуретке под лампами в «Гнезде». В ярком свете он казался хрупким и прозрачным. Его гладкое коричневое лицо сейчас напоминало фиолетово-оранжевую физиономию накрашенной и напудренной шлюхи.
— Я хочу увидеться с моим адвокатом, — в сотый раз повторил он.
— Твой адвокат сейчас спит, — отвечал как ни в чем не бывало Гробовщик.
— Он рассердится, если мы его разбудим, — добавил Могильщик.
Лейтенант Андерсон отдал им Дика на растерзание. Детективы были в отличном настроении. Все вышло так, как они хотели.
Но Дику было не до шуток.
— Напрасно вы так кипятитесь, — сказал он. — У вас против меня лишь подозрения, и я имею полное право видеть адвоката.
Гробовщик отвесил ему пощечину, придав ладони чашевидную форму, из-за чего пощечина вышла гулкой, как разрыв хлопушки. Голова Дика мотнулась в сторону.
— Кто говорит об убийстве? — словно не замечая этого, сказал Могильщик.
— Нас интересует только одно: кто взял деньги, — сказал Гробовщик.
Дик выпрямился и глубоко вздохнул.
— Потому что мы хотели бы вернуть их тем беднякам, которых ты надул, — сказал Могильщик.
— Черта с два надул, — огрызнулся Дик. — Все было совершенно законно.
Гробовщик врезал ему по уху с такой силой, что Дик согнулся, словно был из резины, а Могильщик отвесил ему вторую пощечину. Они лупили его с двух сторон, пока в голове у Дика не помутилось. Тогда они дали ему передохнуть, после чего Могильщик сказал:
— Поехали по новой.
В ярком свете глаза Дика сделались оранжевыми. Он прикрыл веки. Из уголка рта потекла струйка крови. Он облизал губы и вытер тыльной стороной ладони рот.
— Вы применяете насилие, — сказал он, с трудом ворочая языком, — но я живой. А это главное.
Гробовщик двинулся к нему, но Могильщик взял его за рукав:
— Полегче, Эд…
— Полегче с этим сукиным сыном? — взорвался тот. — Полегче с этой долбаной сволочью?..
— Мы полиция, — напомнил Могильщик, — а не суд.
— Закон существует для того, чтобы защищать невинных, — сказал Гробовщик, но волю рукам не дал.
— Слышал, парень? — хмыкнув, обратился Могильщик к Дику.
Дик собирался уже что-то ответить, но, похоже, передумал.
— Вы тратите время зря, — сказал он вместо этого. — «Назад в Африку» — честное движение, а насчет этой перестрелки могу сказать одно: я проходил мимо и хотел помочь умирающему.
Гробовщик повернулся и подошел к стене. Он шлепнул по ней ладонью с такой силой, что шлепок напомнил выстрел. Если бы не Могильщик, он в два счета свернул бы шею этому сукину сыну. У Могильщика на шее набухли вены.
— Дик, ты нас не доводи, — сказал он срывающимся голосом. — А то мы отходим тебя револьверами, пока ты не испустишь дух, и пойдем под суд.
Судя по выражению лица, Дик ему поверил, но промолчал.
— Мы догадываемся, что это за движение. Мы подняли досье ФБР на Четыре-Четыре и Фредди. Мы получили данные из округа Кук на Барри и Элмера. И твое тюремное дело у нас тоже имеется. Мы знаем, что денег у тебя нет, иначе бы тебя и след простыл. Но у тебя есть ключ…
— Какой ключ? — спросил Дик.
— Тот, что отворяет дверь, за которой деньги.
— Я невиновен, — сказал Дик, качая головой.
— Слушай, падла, — прохрипел Могильщик, — ты все равно сел, и крепко. У нас есть доказательства.
— От кого?
— От Айрис.
— Если она сказала вам, что «Назад в Африку» — мошенничество, то она лживая сука, и я так ей это и скажу.
— Договорились, — сказал Могильщик.
Через минуту в камере появилась Айрис, а с ней лейтенант Андерсон и двое белых детективов.
Она подошла к Дику, взглянула ему в глаза и сказала:
— Он убил Мейбл Хилл.
Лицо Дика исказила ярость, он кинулся на нее, но белые детективы вовремя его удержали.
— Мейбл поняла, что «Назад в Африку» — сплошное надувательство, и собиралась рассказать об этом полиции. Она потеряла мужа, потеряла деньги и хотела свести счеты с этим… — Она говорила так, словно сама верила этому.
— Лживая шлюха! — крикнул Дик.
— Когда я заступилась за него, она набросилась на меня, — продолжала Айрис. — Я стала защищаться. Он схватил меня сзади, вложил в руку револьвер и выстрелил. Когда я пыталась отобрать у него оружие, он сбил меня с ног, а сам убежал.
Дик позеленел. История получилась убедительная. Он понимал, что если она повторит ее в суде, скорбным голосом, запинаясь, глядя в пол, одетая в черное, то ей поверят. Тем более, что у него было криминальное досье, а у нее нет. Он вообразил электрический стул в Синг-Синге, а на нем себя.
— Сколько они тебе заплатили? — только и спросил он ее.
Пропустив вопрос мимо ушей, она продолжала:
— Поддельные документы, которые подтверждают, что «Назад в Африку» — жульничество, спрятаны в нашей квартире, под переплетом книги «Пол и раса». Пока, говно, — сказала она Дику и повернулась, чтобы уйти.
Белые детективы переглянулись, потом уставились на Дика. Андерсон был явно смущен.
— Ну как, приятель? — скрипучим голосом спросил Дика Гробовщик.
Могильщик двинулся к двери с Айрис. Передавая ее конвоиру, он подмигнул ей. Сначала она удивилась, потом подмигнула в ответ, и конвоир ее увел.
Дик совсем увял. На лице его появилось выражение не боли и не страха, а безнадежности, как у приговоренного к смерти, который вот-вот отправится на электрический стул. Ему бы не помешал сейчас священник.
Андерсон и белые сыщики удалились, не глядя на Дика. Оставшись наедине с Диком и Гробовщиком, Могильщик сказал:
— Давай ключ — и забудем про убийство.
Дик взглянул на него как бы издалека. Он словно потерял интерес к происходящему.
— А ну вас, — только и сказал он.
— Тогда дай нам восемьдесят семь тысяч, и мы вообще все забудем.
— Отстаньте.
Они вызвали конвоира и велели увести Дика в камеру.
— Сдается мне, мы что-то упустили, — сказал Могильщик.
— Похоже, но что? — отозвался Гробовщик.
Они были в кабинете Андерсона и говорили об Айрис. Как обычно, Могильщик примостился на краю стола лейтенанта, а Гробовщик держался в тени у стены.
— Ей теперь не отвертеться, — сказал лейтенант.
— Может быть, — согласился Могильщик. — Но перепугала она его лихо.
— А что толку?
Могильщик в ответ только грустно посмотрел, а Гробовщик признал:
— Толку никакого.
— Как неприятно смотреть, когда люди бросаются друг на друга, как хищники, — сказал со вздохом лейтенант.
— А что вы хотите? — подал голос Могильщик. — Пока есть джунгли, будут и хищники.
— Помните негра-таксиста, который подобрал трех белых и одну цветную женщину у бара «Парадиз», сразу после того, как разбились грузовики? — спросил Андерсон, меняя тему.
— И отвез их в Бруклин? Надо бы потрясти его…
— Бесполезно. Ребята из «убийств» уже возили его в морг. На всякий пожарный. И он опознал троих убитых. Он их и вез.
Могильщик привстал, Гробовщик отделился от стены. Какое-то время они молча размышляли, над услышанным, потом Могильщик сказал:
— Это должно что-то прояснить, но не проясняет.
— Похоже, и у них денег не было, — сказал Гробовщик.
— Кто же они такие?
— Откуда мне знать? Я не видел тех, кто успел удрать, — сказал Гробовщик.
Андерсон стал листать отчеты у себя на столе.
— «Линкольн» нашли пустым на Бродвее, у 125-й улицы, там, где проходит мост метро. Внутри было две винтовки. А на машине следы от ваших пуль.
— И что?
— Стрелков не нашли, но ребята из «убийств» кое-что разнюхали. Мы знаем, кто они, и далеко эти парни не уйдут.
— Не беспокойтесь, птички не улетят, — сказал Гробовщик.
— Они не перелетные птицы, а тюремные пташки, — добавил Могильщик, — и пора им возвращаться домой.
— А нам идти поесть, — подхватил Гробовщик. — Мой желудок посылает сигналы тревоги.
— Верно, — согласился Могильщик. — Как заметил Наполеон, женщина думает сердцем, а мужчина желудком. А нам надо очень крепко подумать.
— Как фамилия этого Наполеона? — рассмеялся Андерсон.
— Наполеон Джонс, — сказал Могильщик.
— Ладно, Наполеон Джонс, поешьте, только не забывайте о преступном мире, — напомнил лейтенант.
— Благодаря преступности у нас есть чем платить за еду, — сказал Гробовщик.
Они отправились к мамаше Луис. Она переделала мясную лавку с крошечным кафе в заднем помещении в лихой гриль-бар, работавший всю ночь. Мистер Луис отдал Богу душу, а его место занял лощеный шикарно одетый молодой негр с блестящими распрямленными волосами. Английский бульдог, державший мистера Луиса на привязи, был все там же, но его обязанности были давно исчерпаны, и он явно тосковал по короткой толстой фигуре мистера. Луиса, которого с таким удовольствием пугал. Новый хозяин был из числа тех, кого на привязи не удержать ни бульдогу, ни кому-либо еще.
Сыщики сели за столик в углу так, чтобы видеть весь зал.
Справа от них был гриль, где священнодействовал шеф-повар в белом, слева — музыкальный автомат игравший что-то Рэя Чарльза.
Молодой друг мамаши Луис лично решил обслужить почетных гостей.
— Добрый вечер, джентльмены, что бы вы хотели заказать? — спросил он самоуверенным тоном.
— А что у тебя есть? — спросил Могильщик, поднимая голову.
— Ребрышки, ножки, цыплята — все жаренное на гриле, а еще свиной сычуг и потроха, а также тушеная капуста с ушками и хвостиками…
— Если бы у свиней было только мясо, вы бы остались не у дел, — перебил его Гробовщик.
Молодой человек сверкнул белозубой улыбкой.
— У нас есть ветчина, кукуруза с солониной, свиные головы с черной фасолью…
— А что вы делаете со щетиной? — осведомился Гробовщик.
Молодой человек стал проявлять признаки раздражения.
— Все, что пожелаете, джентльмены, — сказал он с натянутой улыбкой.
— Поменьше хвастайся, — порекомендовал ему Гробовщик.
Улыбка молодого человека угасла.
— Значит, принесешь нам по двойной порции ребрышек, — быстро проговорил Могильщик, — а с ними черной фасоли, рису, икры, капусты с луком и помидорами, а на десерт по хорошему куску яблочного пирога и мороженое. Договорились?
Молодой человек снова заулыбался:
— Значит, легкая закусочка?
— Ну да, нам надо подумать, — сказал Гробовщик.
Молодой человек ушел, виляя бедрами.
— Мистер Луис, наверное, ворочается в могиле, — предположил Гробовщик.
— Черт, скорее он ухлестывает за каким-нибудь ангелочком в женском обличье, раз уж спасся от этого бульдога.
— Если он попал в рай.
— Все, кто носил юбку, были для него ангелочками.
Ресторанчик был заполнен в основном молодежью, косившейся на сыщиков, когда те разглядывали их, наивно полагая, что эти зеленые юнцы и понятия не имеют, кто они такие. Внезапно они обратились в слух.
— Прес, — определил Могильщик, прислушиваясь. — И Суитс.
— И еще Рой Элдридж, — добавил Гробовщик. — А кто на басе?
— Не узнаю. И гитару тоже, — признался Могильщик. — Просто я отстал от жизни.
— Что это за пластинка? — спросил Гробовщик у молодого человека, стоявшего рядом с автоматом, — он-то и заказал этот номер.
Его девица покосилась на них своими темными глазищами так, словно они сбежали из зоопарка, но молодой человек важно ответил:
— «Смеяться, чтоб не плакать». Иностранная.
— Черта с два, — сказал Гробовщик.
Никто не стал ему перечить. Сыщики молчали, пока не появился официант с тарелками. Стол ломился от еды. Могильщик усмехнулся:
— Похоже, надвигается большой голод.
— Ничего, нас просто так не возьмешь, — отозвался Гробовщик.
Официант подал три вида соуса — «Красный дьявол», «Сестренкин братишка» и «Западно-Виргинский уксус», а также тарелку с желтым кукурузным хлебом и блюдечко с домашним маслом.
— Бон апети, — сказал он на ломаном французском.
— Мерси, мусью, — отозвался Гробовщик.
— Черный француз! — заметил Могильщик, когда официант удалился.
— Ох уж эта Гражданская война, — сказал Гробовщик. — Из-за нее нас и выгнали с Юга.
— А теперь белые хотят начать вторую гражданскую, чтобы выгнать нас на Юг.
Больше они не разговаривали. Все их внимание поглотила еда: они поливали жареные ребрышки соусами, со смаком обгладывали кости. Шеф-повар глядел на благородных клиентов и радовался всей душой.
Когда они наелись, из кухни вышла мамаша Луис. Она была похожа на аэростат на двух ногах, увенчанный головой-буйком. Круглое черное лицо под пестрым платком лоснилось от пота, но тем не менее поверх черного шерстяного платья у нее был еще толстый свитер. Она говорила, что, с тех пор как уехала с Юга, все не может согреться. Ее предками были беглые невольники, которые, присоединившись к племени южных индейцев, положили начало новой расе, известной под названием «гичи». Ее родным языком было сочетание хрюкающих и хрипящих звуков. По-американски она говорила с акцентом. Пахло от нее, как от тушеного козла.
— Как дела, страшные фараоны? — весело приветствовала сыщиков мамаша Луис.
— Отлично, мамаша Луис. А ты как?
— Мерзну, — призналась она.
— Неужели и твоя новая любовь не может тебя согреть? — удивился Гробовщик.
Она метнула взгляд на надменного денди, ослепительно улыбавшегося двум дамочкам за ближним столом.
— Женщины вроде меня берут, что посылает Господь, и не ропщут, — сказала она.
— Раз ты довольна, то и нам грех жаловаться, — сказал Могильщик.
В дверь просунулась чья-то голова и что-то сообщила молодому красавцу, который подбежал к сыщикам и сказал:
— Вами интересуется ваше начальство.
Они вскочили и, не расплатившись, исчезли.
