Любовь к природе

Одним из отцов ботаники считается Педаний Диоскорид (Pedanius Dioscorides; около 40 – около 90). По имени нетрудно понять, что он был греком, а по датам жизни – что жил во времена могущества Римской империи. Римляне греков ценили как грамотеев и ученых, умельцев писать книги и рассказывать истории. Язык культуры был скорее греческий, а латинский был более приспособлен для отдачи воинских команд. Так получилось, что Диоскорид совместил в своей жизни и то, и другое. Будучи римским легионером, он занимался при этом тем, чем полагалось заниматься ученому греку, – врачеванием и фармакологией. Поскольку в эти времена римские легионы на месте не засиживались, Диоскорид изрядно попутешествовал по всему Средиземноморью, а потом сел и написал книгу. В книге, которая на латинском языке называлась «De materia medica» («О лекарственных веществах»), Диоскорид подвел итог своих странствий, описав 600 растений и 1000 различных медицинских препаратов из них.

Эта книга служила человечеству (по крайней мере, той его части, что проживала вокруг Средиземного моря) полторы тысячи лет. Ее перевели не только на латинский язык, на котором читала вся Европа, но и на арабский тоже. Книгу Педания размножали в монастырских скрипториях, при этом постоянно добавляя новые иллюстрации, новые комментарии и переводы из арабских и индийских травников.

Понятно, почему эта книга была очень популярна у святых братьев. Почти в каждом монастыре имелся свой знаток царства флоры, который обычно совмещал обязанности садовника с должностью лекаря и фармацевта. Это были, так сказать, скромные служители ботаники – люди больших знаний, смиренные, но отнюдь не робкие.

В пору великих географических открытий именно они начали привозить из заокеанских стран в Европу новые, невиданные до той поры растения.

Вот, к примеру, Шарль Плюмье (Charles Plumier; 1646–1704). Родом из Марселя, он в 16 лет стал монахом-доминиканцем. В 1689 году Плюмье побывал на Антильских островах, заморской колонии Франции, и из этой экспедиции привез много образцов неизвестных растений, которые описал в своей книге.

Другой известный ботаник, Георг Йозеф Камел (или Камеллус; 1661–1706), познакомил Европу с множеством растений из Юго-Восточной Азии. Камел родился в Чехии и в юности вступил в орден иезуитов. В монастыре он изучал естествознание, медицину и ботанику, некоторое время работал помощником врача в монастырской больнице и даже преподавал медицину в школе иезуитов. В 36 лет пришла ему пора покинуть Европу. Сначала Камел попал в миссию ордена иезуитов в Мексике, а в 1689 году оказался на Филиппинах, в Маниле.

Филиппины были тогда испанской колонией. Католические монахи активно распространяли христианство среди местного населения. Камел же не миссионерствовал напрямую. В сознание филиппинцев он внедрял христианство добрыми делами. Под его руководством была открыта первая аптека на Филиппинах. В этой аптеке было правило: беднякам лекарства отпускались бесплатно.

В новой стране Камел изучал новые растения, и, поскольку был аптекарем, то искал в первую очередь растения лекарственные. Камел заложил при монастыре ботанический сад. Там он не только акклиматизировал известные ему европейские целебные травы, но и стал выращивать местные лекарственные растения. Столица Филиппин, Манила, находится на острове Лузон. Камел много путешествовал по этому острову; изучая местную флору, он собрал богатые гербарии. Как результат своих путешествий, ученый издал книгу на латинском языке под названием «Травы и медицинские растения острова Лузон». Книга была богато иллюстрирована рисунками Камела.

Если сравнить естествоиспытателей с военными, можно сказать, что среди ботаников имелись не только храбрые разведчики, но и грамотные штабисты. Штабами становились медицинские факультеты университетов. Например, по всей Европе славился своими профессорами, а также ботаническими садами университет города Монпелье. Этот город находится в Южной Франции, настоящем цветочном раю, где производится сырье для знаменитой французской парфюмерии.

Отчего именно медицинские факультеты усиленно интересовались ботаникой, вполне объяснимо. Ведь главными специалистами по растениям в Средние века были (наряду с колдунами и знахарями) врачи, а практически все лекарства в те времена брались из «зеленой аптеки».

Как и положено штабистам, университетские профессора анализировали всю поступающую к ним с «переднего края» информацию, чтобы получить общую картину. Хотя, вполне возможно, посторонним их деятельность казалась утонченным шарлатанством.

Одну из первых попыток систематизации известных к тому времени растений произвел в 1542 году немецкий ботаник и врач, профессор медицины Тюбингенского университета, Леонард Фукс (1501–1566). В своей книге под названием «Historia Stirpium» («Описание растений») он опубликовал подробный каталог лекарственных (в первую очередь) растений и словарь ботанических терминов. Труд Фукса стал бесценным помощником ботаников, врачей и фармацевтов. Этому способствовало также и множество помещенных в книге очень подробных иллюстраций. Мы бы сейчас сказали: почти фотографически точных.

Чтобы облегчить поиск, все статьи в книге Фукса были выстроены по алфавиту. Это тоже, конечно, классификация, хотя и неудобная: чтобы отыскать растение, надо знать его латинское название. Использование наименований на мертвом языке было предпочтительным оттого, что в языках живых одно и то же растение в разных местах называли по-разному. Либо, наоборот, одним именем почему-то называли совсем разные растения. Никому не родная латынь позволяла устранить подобного рода расхождения.

В XVIII веке работа натуралистов по систематизации минералов, растений и животных завершилась. Великий шведский натуралист Карл Линней (Carolus Linnaeus; 1707–1778) предложил систему естественно-научной таксономии, которая применяется и ныне. Вместо прежних длинных описаний, состоявших из большого количества слов, Линней предложил использовать для каждого из видов растений или животных короткие латинские названия, состоящие из двух слов. Первое слово, существительное, – название рода, а второе, прилагательное, – название вида. Всем известный пример: homo sapiens – человек разумный. Или другой пример: цветок linnaea borealis, названный в честь самого Карла Линнея, – линнея северная. Благодаря системе Линнея в грандиозной мозаике живого мира каждому виду животных или растений находилось свое место. И свое название тоже.

Теперь дело было за малым – дать имена еще не названным родам и видам. И Линней, и другие натуралисты с энтузиазмом взялись за эту работу. Часто растения называли по именам знаменитых ботаников. Не был забыт Педаний Диоскорид. Его именем назвали вьющееся субтропическое растение диоскорею. Оно широкое применяется в медицине.

Еще за сто лет до Линнея неутомимый путешественник Шарль Плюмье назвал яркий пурпурный тропический цветок фуксией в честь Леонарда Фукса. Тот же Плюмье назвал дерево с острова Мартиника с пахучими желтыми цветами магнолией по имени выдающегося современника – ботаника Пьера Маньоля (Pierre Magnol; 1638–1715).

Пьер Маньоль был учителем многих тогдашних медиков и натуралистов. Он родился и почти всю жизнь прожил в южнофранцузском городе Монпелье. И отец его, и дед с отцовской стороны были аптекарями, а дед со стороны матери – врачом. Так что жизненный путь Маньоля был предопределен. В 1655 году он поступил на медицинский факультет университета Монпелье. Здесь, в Монпелье, кстати, учился некоторое время и Леонард Фукс. По окончании университета Маньоль занимался медицинской практикой. Параллельно он изучал природу окрестностей родного города и издал несколько книг по ботанике (с рисунками, конечно). Под конец жизни Маньоль стал профессором медицины в университете родного города и даже академиком.

Именем другого выдающегося ботаника и врача, Иоганна Готтфрида Цинна (Johann Gottfried Zinn; 1727–1759), назвали циннию – красивый цветок, привезенный в 1613 году в Европу из Мексики. Цинн был профессором медицины в знаменитом Гёттингенском университете. Он прославился тем, что дал первое научное описание анатомии, пожалуй, самого сложного человеческого органа – глаза. Как и многие врачи того времени, был Цинн и ботаником. Прежде чем стать профессором медицины, он занимал пост директора университетского ботанического сада.

Красивый цветок, который в просторечии до сих пор называют «индийский табак», получил имя лобелия в честь известного ботаника и врача английского короля Якова I – Матиаса де Лобеля (Mathias de l’Obel) (1538–1616). А любимый многими хозяйками неброский, но очень милый цветок традесканция назвали по имени английского королевского садовника Джона Традесканта-старшего (John Tradescant, the elder; 1570–1638).

Не забыли благодарные ученые и художников-флористов, без трудов которых не могла бы появиться в те времена ни одна книжка по ботанике. Художник-флорист Клод Обрие (Claude Aubriet; 1651–1743) работал в Королевском ботаническом саду в Париже вместе со многими знаменитыми учеными. С одним из них, Жозефом Питтоном де Турнефором (Joseph Pitton de Tournefort; 1656–1708). Он побывал в 1700–1702 годах в экспедиции на Балканах и на Ближнем Востоке; привез оттуда рисунки обнаруженных растений. Среди них – горная травка, цепко хватающаяся за скалы своими корнями и расцветающая весной голубыми и лиловыми цветочками. Эту травку экспедиция нашла в горах Ливана. Ее в честь художника назвали обриета (aubrietia). Она прекрасно прижилась на клумбах и в садах. Обриета до сих пор очень популярна как декоративное растение. Неплохой памятник для художника, не оставившего после себя даже автопортрета, зато создавшего множество рисунков плодов и растений, украшавших когда-то научные трактаты. А именем Турнефора Карл Линней назвал даже целый род – турнефорция (turnefortia), в который входит около сотни вечнозеленых растений, произрастающих в основном в тропических странах. В честь Георга Камела Линней назвал камелией красивый белый цветок, который привезли в Европу из Японии.

Жизнь Луи Антуана де Бугенвиля (Louis Antoine de Bougainville; 1729–1811) была переполнена событиями и приключениями. Юноша из хорошей семьи (отец – нотариус, член парижского магистрата), он поступил в Сорбонну. Тогда он очень любил математику и в 25 лет написал трактат по интегральному исчислению. А родственники хотели видеть его адвокатом.

Когда Франция начала в Северной Америке воевать с Англией (яблоком раздора была Канада), Луи Антуан в чине капитана отправился в Канаду. Он стал адъютантом командующего французскими войсками. В решающем сражении за Квебек командующий был смертельно ранен, и молодой адъютант принял командование армией.

Сражение было проиграно, и французы отступили к Монреалю. Бугенвиля послали во Францию просить подкрепления. Но Франция в Европе воевала с Пруссией. Первый министр, выслушав его просьбу, ответил:

– В доме пожар – не время думать о конюшне.

Бугенвиль не стерпел:

– Вы, господин министр, размышляете совершенно по-лошадиному.

Не снести бы головы капитану за эту фразу. Но его защитила королевская фаворитка, мадам де Помпадур. Получив чин полковника, Бугенвиль остался в Европе, и для него здешняя война закончилась на Рейне.

Франция, оставаясь крупной морской державой, стремилась восполнить потерю своих американских и индийских колоний новыми заморскими приобретениями. Бугенвиль перешел из армии на флот и стал капитаном первого ранга. На двух фрегатах, «Орел» и «Сфинкс», он прибыл на острова в южной части Атлантического океана. Эти острова были когда-то открыты испанцами, но оставались «бесхозными», и французы решили их колонизировать. Бугенвиль назвал острова Мальвинскими (Малоуинскими) в честь Мало, святого покровителя одного из главных французских атлантических портов, Сен-Мало. Через три года по приказу короля Людовика XV новоприобретенную колонию передали Испании. Вскоре испанцы потеряли эти острова, их захватили англичане и переименовали в Фолклендские.

Приключения Бугенвиля на море продолжались. В 1766 году он стал начальником первой французской кругосветной морской экспедиции. Под его командованием фрегат «Ворчунья» (La Boudeuse) отплыл в Южную Америку. В Рио-де-Жанейро к фрегату присоединился еще один корабль – транспортное судно «Звезда» (L’Étoile). Возвратившись в 1778 году во Францию, Бугенвиль планировал путешествие к Северному полюсу. Но министерство этот проект не утвердило. В 1792 году он ушел со службы, желая посвятить себя занятиям наукой.

Нашел время! Во Франции – революция, террор. Во время правления Робеспьера за одно только благородное происхождение можно было лишиться жизни. И вот Бугенвиль уже в тюрьме, и дорога на гильотину открыта. Однако самого Робеспьера свергли и казнили раньше. В последние годы жизни Бугенвиля осыпали наградами. В 1799 году Наполеон сделал его сенатором, в 1804 году – командором Почетного легиона, в 1808 году – графом империи.

Географам известно нескольких островов, гор и бухт, названных по его имени. А ботаники назвали в его честь бугенвиллеей ползучую лиану с красивыми яркими розовыми цветами. Это растение Бугенвиль привез из Бразилии, и оно хорошо прижилось в Средиземноморье.

Растение, привезенное с Мартиники, Шарль Плюмье назвал бегонией в честь своего высокого покровителя Мишеля Бегона (Michel Bégon; 1638–1710). Мишель Бегон происходил из старинного французского дворянского рода. Удивительная была в этом роду традиция: все сыновья имели имя Мишель (наш Мишель Бегон значился под номером пятым). До 39 лет Мишель Бегон вел обычную жизнь провинциального дворянина, исполняя должность городского судьи. Все изменилось, когда его племянница удачно вышла замуж. Ее супругом стал всесильный государственный министр Франции Кольбер. В наше время Кольбера называли бы премьер-министром. В его руках была сосредоточена огромная власть. И этой властью он пользовался решительно, даже безжалостно – ради интересов страны, как он их понимал.

Одним из любимых детищ Кольбера был французский флот. Фактически именно он создал военный флот Франции. Торговый же флот стал третьим в тогдашнем мире после голландского и английского. С флотом оказалась связанной жизнь Мишеля Бегона. В 1677 году Кольбер назначил его казначеем флота в средиземноморский порт Тулон. Через три года Бегона перевели на северное побережье Франции: он стал комиссаром (представителем правительства) сначала в Бресте, а через год в Гавре. В 1682 году Бегона назначили интендантом (управляющим) французских колоний в Карибском море. Франции в этом районе принадлежали Антильские острова с самым большим островом Санто-Доминго (ныне – Гаити).

Бегон проявил себя на новом месте как знающий свое дело администратор. Через три месяца после прибытия на остров Мартинику он совершил инспекционную поездку по подведомственным ему островам. Богатство растительности поразило Бегона, он приказал создать каталог тропических растений Антильских островов, а также наметил меры по сельскохозяйственному их освоению (вырубка леса и распашка земель).

На острове Санто-Доминго, который испанцы пытались перехватить у французов, Бегон увидел удивительную картину: единственными французами, защищавшими от захвата этот большой остров, были пираты. Тогда интендант решил: с пиратами Карибского моря Франция не должна бороться. Наоборот, надо вооружать пиратские флотилии и направлять их против главных конкурентов в этом районе – Испании и Англии.

Вернувшись во Францию, Бегон стал интендантом флота в Марселе. Должность ему не нравилась. Марсель был центром галерного флота. На галеры гребцами брали каторжников, потому что ни один нормальный человек не пошел бы на такую дикую работу. Бегону пришлось стать как бы начальником большого каторжного лагеря.

Привезенный из Америки тропический цветок неплохо прижился во Франции. Город, где он особенно любим, – порт Рошфор в Бискайском заливе. Причина этого проста. Рошфор – город, которому Мишель Бегон посвятил последние годы своей жизни.

В 1688 году Бегон был назначен интендантом в Рошфор. Вся власть в городе принадлежала ему, и он распоряжался ею с пользой для города: Рошфор рос и процветал. Улица Мишеля Бегона в нынешнем Рошфоре и центральная клумба города, усаженная бегонией, – вполне заслуженный памятник этому человеку от благодарных потомков.

Красивый цветок георгин в других языках называют далия (dahlia); название дано по имени шведского ботаника XVIII века Андерса Даля (Anders Dahl), который, вполне возможно, был предком В. И. Даля, автора знаменитого словаря «Живого великорусского языка». А название георгин увековечивает память другого ученого, немца, принесшего немалую пользу российской науке, петербургского академика Иоганна Готлиба Георги (Johann Gottlieb Georgi; 1729–1802).

В России Иоганн Георги прожил вторую половину своей жизни. Раньше он закончил университет в Упсале (Швеция), где учился у знаменитого натуралиста Карла Линнея и 20 лет проработал фармацевтом. Приехав в 1770 году в Россию, Георги начал работу в Академии наук. Он охотно присоединился к экспедиции под руководством академика П. С. Палласа (1741–1811).

«Физическая экспедиция» (как она называлась) была затеяна по инициативе императрицы Екатерины II. Воцарившись в 1762 году на российском престоле, она вдруг обнаружила, что правит загадочной страной. Не так уж далеко от Петербурга и Москвы течет река Волга. Императрица о ней хорошо знала в связи с восстанием Пугачева, которое было подавлено. А еще ей было известно об Урале. Но ведь страна продолжалась и за Волгой, и за Уралом. Екатерина II узнала, что кроме русских мужиков и яицких казаков в ее державе живут также и татары с башкирами, охотно участвовавшие в бунтах. Где-то в районе Оренбурга скакали по степям киргиз-кайсаки. А что дальше – непонятно.

Экспедиция по исследованию собственной страны была, безусловно, необходима. Перед П. С. Палласом и его коллегами поставили грандиозную задачу: «Исследовать свойства вод, почв, способы обработки земли, состояние земледелия, распространенные болезни людей и животных и изыскать средства к их лечению и предупреждению, исследовать пчеловодство, шелководство, скотоводство, особенно овцеводство. Затем обратить внимание на минеральные богатства и минеральные воды, на искусства, ремесла, промыслы каждой провинции, на растения, животных, на форму и внутренность гор и, наконец, на все отрасли естественной истории… Заняться географическими и метеорологическими наблюдениями, астрономически определять положение главных местностей и собрать все, касающееся нравов, обычаев, верований, преданий, памятников и разных древностей».

Когда Паллас отправился в экспедицию, ему было 27 лет. Георги был на 12 лет старше, но тяжести походной жизни переносил стойко, и многие достижения экспедиции – результат работы Ивана Готлибовича, как называли его по-русски.

Георги составил карту озера Байкал и подробно описал флору и фауну Прибайкалья. Он привез в Петербург и обширную коллекцию минералов. Но главным трудом Георги было этнографическое исследование, явившееся в те годы наиболее полным, снабженным иллюстрациями, описанием народов тогдашней России. Оно и сейчас представляет немалый, хотя уже чисто исторический интерес. Работа вызвала одобрение императрицы, и автор был удостоен золотой табакерки (такой могла быть тогда государственная премия). Георги стал академиком.

A еще в его честь немецкий ботаник, директор Берлинского ботанического сада Карл Людвиг Вильденов (Carl Ludwig Willdenow; 1765–1812), назвал красивый цветок (георгин), привезенный путешественником А. Гумбольдтом из Южной Америки.