Часть III
Грани внимательного мозга
Глава 5
Субъективность и наука
Теперь обратимся к другому способу познания: получению данных от третьего лица, характерному для «объективной» науки. До сих пор мы исследовали непосредственное переживание человеком своего собственного сознания изнутри, а теперь углубим свое понимание, интегрируя эти впечатления от первого лица с различными областями науки (данными от третьего лица), в частности с изучением головного мозга.
Причина, побуждающая к добавлению далекого от непосредственных переживаний набора научных концепций, заключается в том, что он позволит нам увидеть важные закономерности, характерные для большого числа индивидов. Это знание невозможно получить на основании отчетов о переживаниях, которыми могут поделиться один-два человека. Наука расширяет горизонты нашего видения, однако не отменяет значения личных рассказов и сообщений о знании, полученном в непосредственном опыте.
Работы Роджера Уолша позволяют предположить, что такие «дисциплины сознания», как медитация, дают возможность расширить способы познания путем практического опыта, который предоставляет в наше распоряжение новое знание, стоящее выше интеллектуального понимания. Этот дисциплинирующий способ фокусировки на непосредственном переживании говорит о том, что существует множество тонких вариаций сознания, которые можно одновременно делать объектом интроспективного исследования и в значительной мере расширять в результате упорных тренировок. Дисциплины сознания признают ограничения языка и абстрактного мышления и обосновывают познание в непосредственном личном опыте.
В этой главе мы разберемся в научном взгляде на то, как именно мы переживаем внимательное осознавание, создаем ощущение «я», или самости, и чувствуем течение времени.
Обзор субъективности
Рассмотрим научный подход к субъективности, вникнув в исследование, в ходе которого были суммированы пять анкет-опросников, нацеленных на изучение субъективного переживания внимательного осознавания. Авторы отмечают, что этот метод предлагает способ оценить, насколько широко ученые проводят концептуализацию внимательности (или внимательного осознавания), а также способ исследовать вопрос, представляет ли собой внимательность одномерный процесс или характеризуется множеством различных граней. Объединив предлагаемые методы оценки и использовав их в разное время на больших группах испытуемых (студентах колледжа), ученые смогли уточнить вопросы и выявить общие закономерности в полученных ответах.
В работе были использованы следующие опросники: Mindful Attention Awareness Scale (MAAS, «Шкала самооценки внимательности и внимательного осознавания»; Brown & Ryan, 2003), Freiburg Mindfulness Inventory (FMI, «Фрейбургский реестр внимательности»; Buchheld, Grossman, & Wallach, 2001); Kentucky Inventory of Mindfulness Skills (KIMS, «Анкета навыков внимательности Университета Кентукки»; Baer, Smith, & Allen, 2004); Cognitive and Affective Mindfulness Scale (CAMS, «Когнитивная и аффективная шкала внимательности»; Feldman, Hayes, Kumar, & Greeson, 2004) и Mindfulness Questionnaire (MQ, «Опросник для оценки внимательности»; Chadwick, Hember, Mead, Lilley, & Dagnan, 2005). Каждое из этих исследований имело особую цель, но все они затрагивали различные аспекты внимательности, основываясь на непосредственном чувственном опыте испытуемых.
Детальный, очень подробный подход Бэра и его коллег – поучительный образец применения статистики и основанных на ней оценок, а также пример тонкого и остроумного наблюдения, ставший синтезом работ ученых, осуществлявших индивидуальные обзорные исследования. Испытуемым были предложены вопросы, сформулированные на основе синтеза множества анкет, а ответы затем оценивали с поправками на такие параметры, как особенности личности, эмоциональный интеллект и сострадательное отношение к себе. В результате исследования был получен ряд данных.
Были объединены предсказанные корреляции между разными группами вопросов и созданы пять «граней», или измерений, внимательности. В этот перечень вошли: 1) отсутствие импульсивной реактивности на внутренние переживания; 2) наблюдение; обнаружение; внимательность к ощущениям, восприятиям, мыслям, чувствам; 3) осознавание действий; отсутствие поступков «на автопилоте»; концентрация внимания; отсутствие отвлечения; 4) описание / обозначение словами и 5) непредвзятое и неосуждающее отношение к своему непосредственному опыту.
Далее Бэр и его коллеги исследовали вопрос, можно ли считать эти грани частями одного измерения, или они представляют собой независимые аспекты внимательности. Статистическая каталогизация и рассуждение позволили предположить, что внимательность на самом деле состоит из множества граней с несколько различающимися характеристиками, которые, хотя и накладываются в определенной мере друг на друга, все же независимы, по крайней мере в том, как разные испытуемые отвечают на вопросы. Один из факторов, наблюдение, в наибольшей степени совпадает с остальными факторами и не представляет собой отдельную, независимую грань. Таким образом, речь в этом исследовании идет о «четырехфакторной иерархической модели», которая соответствует «иерархической структуре внимательности, где описание, осознавание действий, непредвзятое и неосуждающее отношение и отсутствие импульсивной реакции можно считать гранями обширной конструкции внимательности».
Интересно отметить, что было со статистической значимостью обнаружено, что грань наблюдения является независимым измерением у испытуемых, имевших опыт медитации. «Исходя из этого, мы протестировали эту модель на испытуемых с опытом медитации (n = 190) и обнаружили, что все пять граней в значительной мере соответствуют общему конструкту внимательности». Это позволило ученым предположить, что «возможно приложение пятифакторной иерархической модели внимательности к лицам, имеющим опыт медитации». Было предложено провести дальнейшие исследования для сравнения четырех– и пятифакторной структур с участием большего числа разных испытуемых.
Корреляция этих граней с другими измерениями говорит о том, что грани соответствуют предсказанным измерениям. Например, действие с осознанностью (грань «осознавание действий») проявляет обратную корреляцию с рассеянностью и диссоциацией; грань «описание» – положительную корреляцию с эмоциональным интеллектом и отрицательную – с алекситимией (неспособностью описать свое внутреннее состояние); грань «непредвзятое и неосуждающее отношение» прочно связана с низкими уровнями выраженности психологических симптомов, невротизма, подавления мыслей, трудности эмоциональной регуляции и избегания переживаний. Интересно, что «отсутствие импульсивной реактивности» сильнее всего связано с сочувствием к себе, а «наблюдение» проявляет положительную корреляцию с открытостью к переживаниям.
Вопрос, почему наблюдение нельзя считать гранью внимательности у людей, не имеющих опыта медитации, заключается, по мнению Бэра и его коллег, отчасти в том, что акт наблюдения нетренированных людей иногда пугает и приводит к самообвинениям. Другими словами, одна лишь способность к наблюдению внутреннего мира без других граней внимательности может не проявить предсказанных корреляций.
Ниже я привожу резюме их выводов, которое позволяет понять такой образ мышления: «Подтверждающий факторный анализ позволяет предположить, что описание, осознавание действий, непредвзятое и неосуждающее отношение и отсутствие импульсивной реакции – элементы обобщающей структуры внимательности, а три из этих факторов (осознавание действий, непредвзятое и неосуждающее отношение и отсутствие импульсивной реакции) обладают нарастающей валидностью в предсказании развития психологической симптоматики». Другими словами, низкие показатели по этим трем факторам – наилучшие предикторы отсутствия симптомов страдания.
Бэр и его коллеги нашли, что вопросы из анкет-опросников, применявшихся в более ранних исследованиях, оказались весьма полезными в исследовании различных аспектов внимательности и позволили создать упорядоченный опросный лист, с помощью которого удалось выявить эти пять аспектов внимательности. Результатом анализа стала анкета, касающаяся пяти граней внимательности. На каждый вопрос можно дать следующие ответы: никогда, очень редко, редко, часто, очень часто и всегда. Ниже приводятся некоторые вопросы из анкеты, составленной Бэром и его коллегами.
Отсутствие импульсивной реакции на внутренние переживания
«Я воспринимаю свои чувства и эмоции без необходимости на них реагировать».
«Я наблюдаю свои чувства, но не теряюсь в них».
«В трудных ситуациях я могу выдержать паузу без того, чтобы сразу же отреагировать» (FMI).
«Обычно, когда у меня появляются неприятные мысли или образы…
…я способен просто отмечать их появление, но не реагировать на них…
…я очень быстро успокаиваюсь…
…я отступаю “на шаг назад” и осознаю мысль или образ, но не позволяю ей или ему меня захватить…
…я просто замечаю их и отпускаю их от себя…» (MQ).
Наблюдение / отмечание / внимательность к ощущениям, восприятиям, мыслям, чувствам
«Когда я иду, то сознательно замечаю свои ощущения от движений моего тела».
«Когда я принимаю душ или ванну, то сохраняю осознавание движений моего тела».
«Я замечаю, как еда и питье действуют на мои мысли, телесные ощущения и эмоции».
«Я обращаю внимание на такие ощущения, как ветер, обдувающий мои волосы, или солнце, обжигающее мне лицо».
«Я обращаю внимание на такие звуки, как тиканье часов, щебет птиц, рев проезжающих автомобилей».
«Я обращаю внимание на запахи и ароматы».
«Я намеренно сохраняю осознавание своих чувств».
«Я подмечаю визуальные элементы в искусстве или окружающей природе, например цвет, форму, текстуру или соотношение света и тени».
«Я обращаю внимание на то, как эмоции влияют на мои мысли и поведение» (KIMS).
Осознавание действий / автопилот / концентрация внимания / отсутствие отвлечений
«Мне трудно оставаться сосредоточенным на том, что происходит в настоящем».
«Мне кажется, что я живу на автопилоте, по большей части не осознавая, что делаю».
«Я занимаюсь разными делами, не обращая на них внимания».
«Я выполняю работу и различные задачи автоматически, не осознавая, что делаю».
«Я часто обнаруживаю, что делаю что-то, не обращая на это дело никакого внимания» (MAAS).
«Когда я что-то делаю, мой ум блуждает, и я легко отвлекаюсь от дела».
«Я не обращаю внимания на то, что делаю, потому что все время о чем-то мечтаю, беспокоюсь или отвлекаюсь каким-то иным путем».
«Я легко отвлекаюсь» (CAMS).
Описание / обозначение словами
«Я хорошо умею находить слова для описания своих чувств».
«Я легко облекаю в слова свои убеждения, мнения и надежды».
«Мне трудно находить слова для описания того, что я думаю».
«Мне трудно придумать подходящие слова для выражения того, что я чувствую».
«Когда у меня в теле возникают какие-то ощущения, мне трудно описать их, потому что я не могу подыскать подходящие слова».
«Даже когда я страшно расстроен, я могу найти способ выразить свои чувства словами».
«Моя естественная склонность – облекать переживания в слова» (KIMS).
«Обычно я могу во всех подробностях описать, как я себя чувствую в данный момент» (CAMS).
Непредвзятое и неосуждающее отношение к переживаемому
«Я критикую себя за иррациональные или даже адекватные эмоции».
«Я говорю себе, что не должен испытывать тех чувств, какие я испытываю».
«Я убежден, что некоторые мои мысли ненормальны и дурны и я не должен так думать».
«Я всегда сужу о том, хороши или плохи мои мысли».
«Я говорю себе, что не должен думать так, как я думаю».
«Я думаю, что некоторые мои эмоции дурны или неадекватны и я не должен их испытывать».
«Я не одобряю себя, когда у меня появляются иррациональные идеи» (KIMS).
«Обычно, когда у меня появляются неприятные мысли или образы, я сужу о себе как о плохом или хорошем человеке – в зависимости от содержания мыслей и / или образов» (MQ).
Коррелирующие описания непосредственного опыта и исследований мозга
Если мы хотим увидеть измерения своей ментальной реальности, не сводимые к более простым элементам, нам важно, с точки зрения нейрофеноменологии, объединить знания, выбранные из полученных в ходе исследований внимательности данных «от второго лица» о непосредственном опыте, с впечатлениями о непосредственном опыте «от первого лица» и с данными полученными «от третьего лица» в научной нейрофизиологии.
Наши предпосылки должны быть выражены прямо. Те концептуальные нисходящие корковые влияния, которые формируют фильтр входов и предпочтительных интерпретаций, надо познать и идентифицировать в такой степени, чтобы обеспечить возможно более полное и ясное понимание. Мы видим, как человеческое сознание танцует в унисон с человеческим мозгом в рамках наших социальных переживаний совместно конструируемой человеческой культуры. Смысл – это не чистое изобретение человеческого ума: мы должны проявить смирение перед лицом тех способов, с помощью которых сортируем, выбираем и упорядочиваем символы, строя из них совместно разделяемые системы знаний. Это неизбежный путь, идя по которому мы познаём мир через концепции и понятия. Как мы уже видели, существует также прямое переживание неконцептуального знания, – но эту область понимания трудно выразить словами так, чтобы один человек понял другого. При всей их ограниченности концептуальные карты разума и сознания могут тем не менее оказаться весьма полезными: истинные идеи способны помочь нам пережить трудные времена, облегчить страдания и утвердить в обществе благополучие и сострадание. Нет никакой нужды отбрасывать концепции – надо просто принять их такими, какие они есть – как остовы познания.
Внимательность – это искусство, которому можно научиться
Разум каждого из нас обладает огромным потенциалом. Мы способны создать мир, основанный на сострадании и благополучии, и одновременно способны на бездумное насилие и бессмысленное разрушение. Второй полезный урок, усвоенный нами, – знание о пластичности человеческого мозга. Мы на самом деле можем сфокусировать свое сознание таким образом, который изменяет структуру и функцию головного мозга в процессе жизни. Если осознавание настоящего мгновения, не цепляющееся за предвзятое и осуждающее отношение, войдет в привычку и станет частью вашего менталитета, оно служит мощным путем к состраданию и внутреннему благополучию. Об этом же достоверно свидетельствует наука, этому же учит тысячелетняя практика.
Но что это за «практика», которая открывается в созерцательных традициях всего мира? Христианская центрирующая молитва, разнообразные йогические практики, тайцзицюань, буддийские методы медитации интенсивно изучались все последние годы, и выяснилось, что у людей, их практикующих, улучшается состояние нервной и иммунной систем. Об этом можно прочитать, например, в работах Филда, Фицпатрик-Хоплера и Специо, Ирвина, а также в обзоре Уолша и Шапиро.
Более 140 ученых со всего мира собрались на семинар летнего исследовательского института «Сознание и жизнь» (Mind and Life Summer Research Institute), организованный в Институте Гаррисона в штате Нью-Йорк. Программа предусматривала рассмотрение разных форм медитации, сопровождающееся обсуждением со стороны практиков, философов, психологов и нейрофизиологов. У меня были «присутственные часы», когда я встречался с молодыми и маститыми учеными, обсуждал с ними их научные интересы, а также читал лекции о клиническом использовании внимательности в лечении детей, в регулировании эмоций и воспитании духовности. Здесь я хочу коснуться некоторых волнующих идей, возникших в ходе семинара.
В дополнение к лекциям и обсуждениям мы очень много читали о природе внимания, эмоций, памяти, медитации, молитвы и внимательности. Трое ученых распространили среди участников статью с последним обзором тем, касающихся использования науки в тренировке ума: «Медитация и нейрофизиология сознания». Медитация – это тренировка ума и сознания. В данном случае нас в особенности интересует медитация внимательности. Однако не надо забывать, что существует много форм ментальной тренировки, которые создают различные состояния повышенной внимательности и побуждают индивида воспитывать в себе черты внимательности и осознанности. Процессам внимания, регулированию эмоций и способности к внутреннему наблюдению, интроспекции и рефлексии, по мнению многих ученых, можно научиться. Лутц и др. утверждают: «Мы уже показали, что даже очень кратковременная тренировка может вызвать устойчивые изменения функций головного мозга». Обращая особое внимание на клиническое приложение обучения медитации внимательности в программе уменьшения стресса на основе внимательности (MBSR), Лутц и коллеги далее говорят:
Программа представляется эффективной, поскольку помогает больному различать первичный сенсорный опыт (к примеру, хроническую боль, физические симптомы тревоги) и вторичные эмоциональные или когнитивные процессы, возникающие в ответ на первичное ощущение. Людей обучали использовать практики внимательности, для того чтобы они научились разбираться в деталях своих переживаний и напрямую воспринимали неустойчивую и обусловленную природу чувств и ощущений, связанных с отвращением и отчуждением. В результате эти индивиды приобретали способность лучше противостоять склонности к отчуждению и отвращению в ответ на физическую или душевную боль. С точки зрения нейрофизиологии очевидная эффективность программы уменьшения стресса на основе внимательности (MBSR) прямо ставит вопрос об участии в этом процессе феномена нейропластичности – то есть вопрос о том, происходит ли при этом структурная и функциональная перестройка головного мозга.
Лутц, Данн и Дэвидсон, решая вопрос о том, в каком состоянии находится наше понимание нейрональных коррелятов медитации, предполагают, что, «несмотря на большое количество научных работ и воодушевляющих теоретических предположений… следует признать, что мы очень мало знаем о нейрофизиологических процессах, участвующих в медитации, и об их роли в долговременном воздействии медитации на мозг».
В подходах к медитации разных школ и традиций есть универсальные черты – например, сосредоточение внимания на дыхании. Но это первичное сосредоточение внимания порождает другие аспекты воспитания сознания и ума, которые отличаются друг от друга в разных практиках. Медитация внимательности запускает саморегулируемый процесс, позволяющий в конечном счете осознавать сознавание.
Осознавание своего дыхания помогает людям «направлять и поддерживать» функции внимания. Однако затем медитация внимательности переходит в более воспринимающее состояние, когда всему потоку переживаний разрешается возникать в сознании. Свойственное этому процессу культивирование непредвзятого и неосуждающего отношения к возникающим феноменам, по-видимому, задействует форму осознавания сознавания, являющуюся более автоматической, чем саморефлексия; ее иногда обозначают термином «рефлексивность как таковая» (reflexivity). Хотя медитация и развивает состояние открытости, она не представляет собой нечто «опустошенное» или «пассивное», что-то вроде ухода в себя или утрату контакта с реальностью.
Тренировка внимательности и внимательного осознавания предусматривает следующие аспекты.
1. Медитация, развивающая концентрацию внимания на объекте (например, на дыхании).
2. Техники, воспитывающие осознавание субъективности – того, как работает разум и сознание, – в таком духе, который корректирует и уменьшает роль объекта первоначального внимания.
3. Затем индивид получает возможность непосредственного переживания рефлексивного сознавания – осознавания сознавания, – что, как считается, позволяет раскрыть чистый аспект ментальных процессов.
4. По мере усовершенствования навыков происходит снижение акцента на субъективности; восприимчивое состояние принимает весь диапазон опыта.
5. В этот момент медитативной тренировки достигается еще большая рефлексивность, автоматическое осознавание сознавания как такового.
6. Практика создает поток, в котором индивид движется к точке, где чистый аспект сознавания полностью реализуется в медитации.
Чистое «я»: голая сущность
Исследователи проводят важное различие между нарративной (повествовательной) функцией выражения своей истории жизни при помощи слов и прямым сенсорным переживанием настоящего. Способ, каким наше нарративное повествование оформляется в контексте рассказа (другим или самому себе), раскрывает глубинное влияние нисходящих процессов, способных затемнить непосредственное переживание.
Во время формального обучения медитации внимательности люди напрямую работают с этим повествовательным «субъектом» как рассказчиком истории и погружаются в «голое сознавание», или ощущение сущностной природы ума и сознания. Лутц, Данн и Дэвидсон (указ. соч.) предложили формальный термин для обозначения восприятия жизни, свободного от ловушек нашей сконструированной самости: чистое «я» (ipseity) – сущностный способ бытия, лежащий ниже слоев мыслей и реакций, идентичности и приспособления. Эпитет «сущностный» подразумевает некое инвариантное качество, основополагающую сущность нашего бытия, которая не является только лишь функцией преходящих и переменчивых контекстов, возникающих и исчезающих по мере нашей жизни:
Чистое «я» (ipseity) – это минимальное субъективное ощущение «я-ковости» в непосредственном переживании, и это составляющая «минимальной», или «сердцевинной», самости. В отличие от него нарративно-повествовательная, или автобиографическая, самость (Legrand, в печати) включает в себя категориальные или моральные суждения, эмоции, предчувствия и предвосхищение будущего, а также воспоминания о прошлом. Это эксплицитное ощущение повествовательной, или автобиографической, самости часто характеризуется корреляцией с эксплицитным содержанием, или объектом, переживания. Кроме того, оно, по-видимому, зависит каким-то образом от чистого «я»; также нарративно-повествовательная самость отчасти основывается на этом минимальном субъективном ощущении «я-ковости».
Говоря о приближении опытных практиков медитации к чистому «я», Лутц, Данн и Дэвидсон констатируют:
Наконец, на наивысшем уровне практики то, что мы описали как снижение акцента и с объекта, и с субъекта, переходит (по крайней мере так постулируется теоретически) к точке, в переживании не остается никаких элементов ни объективности, ни субъективности – будь то в форме концептуальных структур, категорий времени и пространства или какой-либо иной форме. В духовных традициях признаётся очень небольшое число практиков, реально достигших такого уровня.
Не исключено, что практика внимательности и внимательного осознавания позволяет уловить проблеск такого состояния, несмотря на то что полностью его воплотить оказываются способны лишь немногие. Если это так, то можно представить себе чистое «я» как аспект глубокого знания, возникающего в виде потока сознавания, знания без концепций, знания, которое уживается с «субъектом» и «объектом», воспринимаемыми как переживаемые в качестве чего-то вроде чистых сущностных категорий; это знание находится ниже многочисленных наслоений, но все еще сохраняет ощущение переживающего «я». Другими словами, наша чистая самость (ipseitious self) сохраняет способность к активному действию и открыта для полного спектра осознавания, простирающегося от телесных ощущений к недвойственному чувствованию мира, при котором границы тела перестают определять, где начинается и кончается «самость».
Саморегуляция
Но зачем нам нужен контакт с нашей сущностной природой? Тренировка сознания, позволяющая вам соприкоснуться с чистым «я», ощутить вашу сущностную «самость», скрывающуюся за наслоениями нарративных повествований, воспоминаний, эмоциональной реактивности и привычек, освобождает ваше сознание и позволяет ему достигать нового, более высокого уровня благополучия.
С растворением автоматических стереотипов сознание, по-видимому, обретает свободу выйти на новый уровень саморегуляции. В этом-то и состоит сила внимательного осознавания – оно способно изменить наши аффективные реакции. Приближение к открытому, явному ощущению своей сущностной природы создает «возможность регулировать эмоции так, чтобы человек мог меньше поддаваться их влиянию. Сознание также становится более восприимчивым и гибким, а культивирование позитивных эмоциональных состояний значительно облегчается».
Два подробных обобщающих обзора Джеймса Остина представляют собой превосходный образец соединения непосредственного опыта от первого лица с научными исследованиями работы мозга. По мнению Остина, «невозможно глубоко разобраться в феноменах таких состояний без раскрытия сущности важных нейробиологических процессов. Действительно, можно видеть, что опыт медитации не только отражается на результатах нейрофизиологических исследований – эти две сферы настолько тесно переплетены, что проясняют сущность друг друга». Имеющийся у этого автора опыт глубоких форм медитации свидетельствует о том, что они «не только отбрасывают психическую самость; знание, полученное с их помощью, преображает остатки прежних экзистенциальных концепций о том, что представляет собой реальность». Мудрость, получаемая благодаря, например, чувствованию, что все мы – часть единого взаимосвязанного целого, создает миропонимание, которое может напрямую влиять на наши способы видения мира и бытия в нем. Далее Остин описывает важность такого знания, равно как и попыток соединить науку и созерцание, утверждая: «Нам потребуется вся помощь от нейробиологов, которую только можно получить, в том, чтобы мы научились жить внимательно с полным присутствием в череде текущих мгновений в наступившем третьем тысячелетии».
Лутц, Данн и Дэвидсон в рассматриваемой здесь работе делятся рассуждениями о значимости подобной интеграции и понимания, что благополучие и сострадание являются тем, что можно сознательно развивать, о чем, по их мнению, свидетельствуют научные данные:
Многие наши основополагающие ментальные процессы, такие как осознавание, внимание и регулирование эмоций, включая также нашу способность к счастью и состраданию, можно концептуально понять как навыки, которым вполне реально научиться. Традиции медитации являют собой убедительный пример стратегий и техник, разрабатывавшихся в течение многих веков с целью укрепления и оптимизации возможностей человека и его благополучия. Нейронаучное изучение этих традиций находится пока в зародыше, но уже имеются начальные данные, обещающие пролить свет на механизмы, посредством которых медитативная практика оказывает свое действие; кроме того, эти исследования подчеркивают роль пластичности мозговых систем, лежащих в основе высших психических функций.
Собрание ученых
За два месяца до того, как я лично познакомился с медитацией, мне довелось на десять дней погрузиться в атмосферу исследований внимательности мозга на нескольких встречах.
В грандиозной встрече, организованной в Вашингтоне Обществом исследований нейронауки (Society for Neuroscience), участвовали 36 тысяч человек, было проведено 17 тысяч презентаций. Перед началом встречи перед участниками выступил Далай-лама, призвавший к объединению науки и созерцательных практик. Кто-то спросил, что он будет делать, если наука докажет, что догматы буддийской медитации неверны. Далай-лама ответил, что в этом случае буддизму придется пересмотреть практику и стиль мышления. Несмотря на то что были организованы специальные помещения, где выступление Далай-ламы можно было смотреть в трансляции на больших экранах, десятки тысяч ученых, занимающихся исследованиями мозга, терпеливо стояли в двухчасовой очереди, чтобы попасть в громадный зал, где он должен был выступить. Такое стремление лично присутствовать в зале можно трактовать как проявление какого-то любопытства, а может – и желания побыть в присутствии человека с открытым разумом и сознанием.
Я участвовал во множестве встреч (конечно, не во всех, так как это было физически невозможно) после того, как провел три дня на семинаре института «Сознание и жизнь», где Далай-лама встретился с экспертами по созерцательной практике и нейроучеными. На конференции обсуждались вопросы взаимоотношения медитации и науки. Было понятно, что наше представление о том, как медитация влияет на мозг, находится в зачаточном состоянии. Выступающие касались мощного воздействия, какое медитация внимательности и внимательного осознавания оказывает на мозг, латерализацию его функций, их смещение в левое полушарие, где формируются положительные эмоции и состояния. Говорили также о способах профилактики негативных ментальных состояний, сопутствующих клинической депрессии. Было показано, что медитация внимательности – мощный инструмент фокусировки ума, и, кроме того, как я понял на собственном опыте, она усиливает способность улавливать невербальные сигналы других людей. После безмолвного медитативного ретрита я настроился на прием и улавливание самых тонких и малозаметных сигналов такого рода. Но почему недельное молчание делает человека столь чувствительным и восприимчивым к чужим сигналам?
Восприятие чужих невербальных сигналов сопровождается процессом, вовлекающим повышение активности островка и связанной с ним срединной префронтальной коры, которые позволяют воспринимать интероцептивные сигналы, интерпретировать и согласовывать собственные внутренние состояния с состояниями другого человека. Интероцепция опирается на способность разума фокусировать осознавание на внутреннем состоянии тела. Островок передает данные от тела в мозг и непосредственно участвует в переживании «внутреннего созерцания», а это восприятие характерно для всех традиционных практик медитации. Действительно, мы располагаем картой собственного тела, которая представлена только в правом полушарии головного мозга. Улавливание выражений лица и других невербальных сигналов, таких как зрительный контакт, интонации голоса, поза, жесты, быстрота и сила реакции, опосредуется правым полушарием как в восприятии сигналов, так и в их отсылке. Таким образом, тренировка в течение недели внутреннего созерцания, направляемого на целостность восприятия тела, на мои собственные невербальные состояния, активирует функции правосторонней префронтальной коры и правого островка. Здесь мы видим начало понимания того, как происходит внимательное осознавание. Практика внутреннего созерцания, рефлексии активирует островок и срединную префронтальную кору, в особенности в правом полушарии.
Как я уже упоминал, Лазар и соавторы обнаружили, что у людей, длительно и регулярно занимающихся медитацией, не только происходит утолщение срединной префронтальной коры, но и увеличивается правый островок. Эти данные согласуются с тем, что мы знаем о фундаментальных процессах интероцепции. Учитывая, что эти же структуры придают нам способность понимать работу сознания у себя и других, Лазар на основании проведенных исследований предположил, что медитация внимательности может существенно изменять анатомию тех структур мозга, которые отвечают за сочувствие и самонаблюдение. Здесь может крыться связь между умением смотреть в себя и усилением способности контактировать с другими (приложение, раздел «Отношения и внимательность»).
Необыкновенное рядом: растяжение субъективного времени и отключение корковых инвариантных репрезентаций
Сонастройка с внутренним созерцанием может, по всей видимости, изменять наше восприятие времени. Есть ли у нас идеи насчет того, как это может происходить?
Один из докладов на встрече в Обществе исследований нейронауки был как раз посвящен тому, как растянуть субъективное восприятие времени. Тсе выполнил блестящий эксперимент, в ходе которого испытуемым показывали серии изображений, составленных из прихотливо расположенных геометрических фигур. По мере того как эти изображения появлялись и исчезали на экране, испытуемых просили сообщать, сколько, по их мнению, прошло времени. В ходе эксперимента выяснилось, что, когда появлялись «странные» фигуры, которые не соответствовали ранее показанным формам, участникам эксперимента казалось, что время замедлялось. Ученый сделал вывод, что увеличение «плотности информации», создаваемое странными изображениями, – ключ к пониманию субъективного ощущения, будто время растягивается.
В повседневной жизни мы обладаем опытом, подсказывающим, сколько информации мы можем обработать и усвоить в единицу времени. Это и есть информационная плотность. Когда появляется странная фигура, мы сильнее, чем обычно, сосредоточиваемся на ее необычной форме или ином стимуле, потому что она не соответствует нашим ожиданиям. Ожидания обрабатываются в корковой памяти. Наружный слой коры полушарий, новая кора, организован в форме колонок, то есть вертикально ориентированных структур из клеточных тел, и эти упорядоченно расположенные колонки позволяют памяти придавать восприятию определенную форму.
В шестислойной коре мозга есть как входящие, так и отводящие волокна, по которым осуществляется двунаправленный поток информации в пределах каждой колонки. Например, когда мы зрительно воспринимаем цветок, зрительные данные передаются от глаза в нижние слои (слои 6 и 5, по мере продвижения импульсов снизу вверх – от сенсорных входов к месту окончательной «обработки»), а затем поступают в верхние слои, где мы и «воспринимаем» рассматриваемый предмет. Однако кора одновременно посылает информацию и вниз, с верхних уровней (слои 1 и 2) на нижние, «входные», уровни. В результате происходит как бы столкновение двух направленных навстречу друг другу волн посередине (в слоях 3 и 4), где эти два потока смешиваются.
Из нашего предыдущего опыта, из памяти, мы «знаем», как выглядит цветок, и верхний слой коры посылает вниз ожидаемый образ, чтобы изменить форму входящего потока. «Изменить» в данном случае означает, что нам не надо обращать на воспринимаемый образ чересчур пристального внимания. Это называется нисходящей обработкой информации. Пользуясь корой левого полушария, мы навешиваем на предмет ярлык «цветок» и идем дальше. Джеффри Хокинс и Шэрон Блейксли обозначили это нисходящее влияние термином «инвариантная репрезентация» – в том смысле, что мы имеем инвариантный образ категории цветка. Инвариантные репрезентации (или представления) позволяют нам быстро оценивать природу нашего непосредственного окружения и, не отвлекаясь, двигаться к цели. Предшествующее обучение помогает более эффективно обрабатывать информацию, привлекая готовые инвариантные репрезентации, которые непрерывно бомбардируют наши сенсорные входы, говоря: «Я знаю, что это, я помогу тебе моделью того, что мы с тобой уже раньше видели!»
Однако во многих отношениях такая предвыученность подавляет живость чувственного восприятия, загрязняя воды чистого ощущения априорными ожиданиями. По мере того как мы взрослеем, эти накапливающиеся слои перцептивных моделей и концептуальных категорий, скорее всего, сокращают субъективное время и притупляют ощущение, что мы еще живы. Если мы не предпринимаем сознательных усилий для того, чтобы пробудиться, жизнь проносится мимо с огромной скоростью. Мы привыкаем к восприятиям, ощущаем стимулы сквозь фильтр прошлого и не присматриваемся к нюансам и оттенкам настоящего.
Наши инвариантные репрезентации снижают информационную плотность, потому что устанавливают фильтры, ограничивающие количество предметов, которые мы видим. Гуляя по полю, мы можем упустить из виду появление нового цветка, потому что ожидаем там привычный и старый цветок. Очнуться и «понюхать розы» – это, выражаясь фигурально, означает поставить на паузу инвариантные репрезентации.
Когда мы пробуждаемся при помощи внимательного осознавания, не происходит ли отключение нисходящего потока инвариантных репрезентаций, что, в свою очередь, изменяет плотность информации таким образом, что мы начинаем более полно переживать свой чувственный опыт? Наверное, именно таким путем внимательное осознавание может увеличить информационную плотность и растянуть субъективное восприятие времени.
Мы больше видим, слышим, обоняем. Подавляя инвариантные репрезентации, мы обретаем способность избегать генерализации входящих сенсорных сигналов и затушевывания их деталей. Как только возникает этот усиленный поток входящих данных, то, что до этого было «просто цветком», становится настоящим, живым, неповторимым и уникальным цветком, каковым он на самом деле и является. С помощью внимательного осознавания нашего разворачивающегося из мгновения в мгновение опыта все становится обновленным, все становится необыкновенными «странными объектами». Когда отключаются инвариантные репрезентации, обыденное делается необычным. Мы можем предположить, что внимательное осознавание усиливает необычность, делая каждый момент уникальным, поскольку растворяет нисходящие ограничения инвариантных репрезентаций. Без внимательного осознавания упорядоченные ощущения становятся фоном движения по двухрядной дороге нисходящих инвариантных репрезентаций, сглаживающих углы и затуманивающих контуры входящих образов. Смазывание фокуса – самопорождающий процесс, он создается памятью и автоматической попыткой подготовиться к действию на основании хорошо известного нам прошлого опыта, подсказывающего, чего нам следует ожидать.
Именно таким путем внимательное осознавание – направление внимания на настоящее мгновение без цепляния за нисходящие инвариантные суждения – в буквальном смысле охлаждает пыл вторжения прошлого в восприятие настоящего. Пробуждая сознание, мы тем самым растягиваем субъективное переживания времени отведенной нам жизни. Наше восприятие времени расширяется по мере ослабления ограничений, наложенных на информационную плотность восприятия каждого мгновения. Если вы возьмете на себя труд просто спокойно сесть и застыть на минуту в неподвижности, то заметите, что появляется в сознании, почувствуете, что происходит у вас в руках и ногах. Просто обратите внимание на звуки, наполняющие воздух вокруг вас. Многое из того, что вы сейчас замечаете, происходило и до этого, но взятая вами пауза, переход в восприимчивое состояние изменяют течение времени, восприятие мира и самого себя. Рефлексия открывает двери ощущениям. Продвигаясь дальше по этому пути, мы начинаем понимать и принимать тишину, царящую в промежутках между словами, познающими грядущее. Растворение наших собственных нисходящих инвариантных репрезентаций может быть достигнуто внимательным, сознательным намерением.
