Глава 6. Производительность и человеческий капитал:
почему Билл Гейтс гораздо богаче вас?

Билл Гейтс расширяет свое жилище. Король программного обеспечения въехал в свой особняк стоимостью 100 млн дол. в 1997 г., а теперь особняк нуждается в некотором обновлении. В доме площадью 37 тыс. кв. футов есть театр на 20 мест, зал для приемов, парковка на 28 автомашин, крытое помещение для прыжков с трамплина и всевозможные компьютерные чудеса вроде телефонов, которые звонят только тогда, когда человек, которому звонят, находится рядом. И все же этот дом недостаточно велик . Согласно документам, направленным в градостроительный совет пригорода Медина, штат Вашингтон, м-ру Гейтсу и его супруге хотелось бы пристроить еще одну спальню и дополнительные помещения для игр и учебы их детей.

Из строительных планов м-ра Гейтса можно сделать множество выводов, но один из них совершенно очевиден: быть Биллом Гейтсом — это здорово. Если у человека есть 50 млрд дол. (или около того), весь мир становится для него восхитительной площадкой для игр. Можно поразмышлять и над более масштабными вопросами: почему это некоторые могут прыгать с трамплина У себя дома и иметь собственные реактивные самолеты, тогда как Другие спят в туалетах автобусных станций? Как так получилось, что после завершения самого длительного в истории Америки экономического бума многие американцы не могут удовлетворить свои элементарные жизненные потребности? Девять лет непрерывного экономического роста едва-едва отразились на удельном весе бедных в населении страны. Примерно 11 % американцев — бедняки, что следует признать успехом по сравнению с 1993 г., когда доля бедных достигла максимального показателя в 15 %, но успехом не слишком впечатляющим по сравнению с любым из 1970-х годов. Между тем один из пяти американских детей живет в нищете, а среди чернокожего населения США этот показатель достигает ошеломляющей цифры — 40 %. Разумеется, Америка — богатая страна, но ей грозит катастрофа. На заре третьего тысячелетия огромные массы населения мира — примерно 3 млрд человек — живут в отчаянной нужде.

Экономисты изучают нищету и неравенство доходов. Они стремятся понять, кто такие бедняки, почему они бедны и можно ли что-то с этим поделать. Любая дискуссия на тему «Почему Билл Гейтс настолько богаче мужчин и женщин, которые спят на решетках вентиляционных шахт?» должна начинаться с понятия, которое экономисты называют «человеческий капитал». Человеческий капитал — это совокупность навыков, воплощенных в человеке: образование, интеллект, харизма, созидательность, опыт работы, предпринимательская энергия и даже способность быстро бросать бейсбольный мяч. Это то, с чем вы бы остались, если бы кто-то лишил вас всех ваших материальных активов — работы, денег, дома, собственности — и выбросил бы вас на улицу в одной одежде. Как бы выплыл из такого положения Билл Гейтс? Очень успешно. Даже если компания Microsoft рухнет, а богатство Гейтса будет конфисковано, другие компании наймут его в качестве консультанта, члена совета директоров, исполнительного директора или оратора, мотивирующего слушателей. (Когда Стива Джобса уволили из Apple, компании, которую он основал, он осмотрелся и основал компанию Pixar; и лишь позднее Apple пригласила его вернуться.) А как бы в подобном положении чувствовал себя Тайгер Вудс? Да просто замечательно. Если бы кто-нибудь одолжил ему клюшки для гольфа, он к концу недели уже мог бы выигрывать турниры.

А как бы преуспевал в таком положении Бубба, вылетевший из десятого класса школы и к тому же злоупотребляющий метамфетамином? Бубба поживал бы не так хорошо, как Билл Гейтс или Тайгер Вудс. Разницу между ними и составляет человеческий капитал. Бубба не слишком богат этим капиталом. (Ирония заключается в том, что некоторые очень богатые люди вроде султана Брунея, возможно, также не отличились бы в таком соревновании; султан богат потому, что восседает на огромных запасах нефти, расположенных в его султанате.) Рынок рабочей силы ничем не отличается от рынка любого другого товара; некоторые разновидности таланта пользуются большим спросом, нежели другие. Чем более уникальным сочетанием навыков и знаний обладает какой-то человек, тем большее вознаграждение получит обладатель этого сочетания навыков и знаний. Алекс Родригес за десять лет игры в бейсбол за «Texas Rangers» заработает 250 млн дол., ибо может попасть по мячу, летящему со скоростью свыше 90 миль в час, точнее и делать это чаще, чем другие. «Эй Род» поможет «Rangers» выиграть матчи, собирающие полные стадионы, продать товары и собрать доходы от телепрограмм. Фактически никто на земле не может сделать это лучше Алекса Родригеса.

Как и во всех отраслях рыночной экономики, цена определенного навыка не имеет ни малейшей внутренней связи с его социальной ценностью и обусловлена только его редкостью. Однажды я брал интервью у Роберта Солоу, лауреата Нобелевской премии по экономике 1978 г. и известного бейсбольного болельщика. Я спросил Роберта, огорчило ли его то, что, став Нобелевским лауреатом, он получил денег меньше, чем Роджер Клеменс (который в то время был питчером в «Red Sox») зарабатывает за один сезон. «Нет, — ответил Солоу. — Хороших экономистов много, а Роджер Клеменс — один-единственный». Так мыслят экономисты.

Кто в Америке богат или, по крайней мере, живет в достатке? Программисты, хирурги, инженеры, специализирующиеся на ядерной энергетике, писатели, бухгалтеры, банкиры, преподаватели. Иногда эти люди обладают природными талантами, но чаще они обретают свои навыки благодаря специализированной подготовке и образованию. Другими словами, они сделали существенные инвестиции в человеческий капитал. Подобно инвестициям любого иного рода — от инвестиций в строительство промышленного предприятия до инвестиций в приобретение облигаций, — деньги, инвестированные в человеческий капитал сегодня, принесут прибыль в будущем. Очень хорошую прибыль. Высшее образование, по оценкам, приносит около 10 %, а это значит, что если вы сегодня вкладываете деньги в высшее образование, то можете рассчитывать на то, что благодаря более высоким заработкам в будущем вы вернете деньги, вложенные в образование сегодня, плюс еще 10 % от суммы этих инвестиций. Немногим дельцам с Уолл-стрит удается регулярно и так выгодно вкладывать средства.

Человеческий капитал — это экономический паспорт, в некоторых случаях — в буквальном смысле. Когда в конце 1980-х годов я был студентом предпоследнего года обучения, то повстречал молодого палестинца по имени Гамаль Абуали. Семья Гамаля, жившая в Кувейте, настаивала на том, чтобы сын получил академическую степень не за четыре года, а за три. Это потребовало дополнительных занятий в течение каждой четверти и занятий летом. И то и другое казалось мне в то время чрезмерным. А как же интернатура и учеба за рубежом, а беззаботная зима в Колорадо, где так славно гонять на лыжах? Как-то я встретился с отцом Гамаля за ланчем, и он объяснил мне, что существование палестинцев ненадежно — они обречены на странствия. Мистер Абуали-старший был бухгалтером, т. е. имел профессию, которой мог заниматься практически в любой стране мира, а жизнь куда только их ни бросала. До того как уехать в Кувейт, эта семья жила в Канаде; а через пять лет, как сказал м-р Абуали, они запросто могут оказаться еще в какой-нибудь стране.

Гамаль учился на инженера, а профессия инженера по своей универсальности подобна профессии бухгалтера. Чем раньше Гамаль получит свой диплом, утверждал его отец, тем надежнее будет его положение в этом мире. Диплом не только позволит Гамалю зарабатывать себе на жизнь, но, может быть, позволит ему обрести родину. В некоторых развитых странах право на иммиграцию обусловлено навыками и образованием, т. е. человеческим капиталом.

М-р Абуали обладал поразительным предвидением. После отступления Саддама Хусейна из Кувейта в 1990 г. большинство палестинцев, проживавших в этой стране, в том числе и семья Гамаля, были изгнаны из Кувейта, ибо кувейтские власти считали, что палестинцы симпатизировали иракским агрессорам. С тех пор я потерял из виду Гамаля и его семью (найти его не смог мне помочь и колледж, где мы учились). Но где бы они ни находились, у Гамаля есть диплом инженера, а его отец остается бухгалтером.

На противоположной стороне рынка рабочей силы действует противоположное правило. Навыки, необходимые для того, чтобы спрашивать: «С чем вы предпочитаете жареный картофель?», к редким дарованиям не отнесешь. В США, вероятно, 150 млн человек способны продавать еду в закусочных McDonald's. Ресторанам быстрого питания достаточно поддерживать оплату труда своих работников на таком уровне, чтобы за кассовыми аппаратами все же стояли живые люди. Если экономика переживает спад, то в McDonald's могут платить 5,5 дол. в час, а если на рынке рабочей силы наблюдается слишком высокий спрос, то заработки могут достичь и 9 дол. в час, но никогда работникам McDonald's не станут платить 400 дол. в час, которые может получать отличный адвокат, работающий в суде. Отличные адвокаты — редкость, а раздающих бургеры наемных работников — пруд пруди. Самый глубокий подход к пониманию бедности в США и в любой другой стране мира — это понимание бедности как результата нехватки человеческого капитала. Да, в Америке люди бедны потому, что не могут найти себе хорошую работу. Но неспособность или невозможность найти хорошую работу — симптом проблемы, а не ее суть. Суть проблемы — отсутствие навыков, или человеческого капитала. Доля бедняков среди лиц, бросивших школу, в Америке в 12 раз выше подобной доли среди выпускников высших учебных заведений. Почему Индия является одной из беднейших стран мира? Прежде всего и главным образом потому, что 35 % жителей этой страны неграмотны (на 15 % меньше, чем десять лет назад, когда неграмотных было 50 %) . Или же люди могут страдать от условий, снижающих ценность их человеческого капитала. Значительную часть американских бездомных составляют люди, ставшие жертвой злоупотреблений собственностью, инвалиды и страдающие умственными расстройствами.

Состояние экономики также имеет значение. В 2001 г. найти работу было легче, чем в 1975 или 1932 г. Прилив действительно поднимает все лодки: для бедных людей экономический рост — очень хорошая вещь. Однозначно. И наоборот, спад или стагнация экономики обычно оказывает самое разрушительное воздействие на работников, находящихся в уязвимом положении. Но Даже при максимальной высоте прилива малоквалифицированные работники судорожно хватаются за все, что держится на поверхности, тогда как работники более высокой квалификации попивают коктейли на своих яхтах. Успешно развивающаяся экономика не превращает работников парковок в университетских профессоров. Это чудо совершают инвестиции в человеческий капитал. Приливами управляют макроэкономические факторы, но качество лодки определяется человеческим капиталом.

Рассмотрим гипотетический пример. Вообразите, что утром в один из понедельников мы выведем на угол Стейт-стрит и Мэдисон-стрит в Чикаго 100 тыс. человек, бросивших школу. Это было бы социальной катастрофой. Государственные службы испытали бы предельное, а то и запредельное напряжение; преступность бы резко возросла. Предприниматели опасались бы размещать свои компании в центре Чикаго. Политики умоляли бы правительство штата или федеральное правительство о помощи: «Либо дайте нам достаточное количество денег, для того чтобы оказать поддержку этим людям, либо помогите нам избавиться от них». Когда лидеры бизнес-сообщества в Сакраменто, штат Калифорния, решили избавиться от бездомных, одним из решений проблемы было предложение бездомным автобусного билета в одну сторону, чтобы они убрались из города . (Как говорят, то же самое сделали в Атланте перед Олимпийскими играми 1996 г.)

Теперь представим, что на тот же самый угол вывели бы 100 тыс. выпускников лучших американских университетов. На угол Стейт и Мэдисон прибывают автобусы, из которых выходят адвокаты, врачи, художники, генетики, программисты и множество других умных людей, обладающих правильной мотивацией, разнообразными навыками и знаниями. Многие из них немедленно нашли бы работу. (Помните, человеческий капитал воплощает не только знания, полученные в учебных заведениях, но еще и упорство, честность, созидательность — добродетели, которые способствуют нахождению работы.) Некоторые из этих высококвалифицированных выпускников создали бы собственные компании — предпринимательское чутье определенно является важной составляющей человеческого капитала. Некоторые из собранных в центре Чикаго выпускников уехали бы в другие места — высококвалифицированные работники более мобильны, нежели малоквалифицированные. В некоторых случаях компании переместились бы в Чикаго или открыли бы в этом городе свои отделения и предприятия для того, чтобы воспользоваться этим временным избытком талантов. Ученые мужи-экономисты впоследствии описали бы эту причуду с разгрузкой автобусов, наполненных высококлассными специалистами, как благодеяние для экономического развития Чикаго, весьма похожее на то, которое создали волны иммиграции, способствовавшие развитию Америки.

Если этот пример выглядит надуманным, возьмем Naval Air Warfare Centre (NAWC) в Индианаполисе — предприятие, которое в конце 1990-х годов производило передовое электронное оборудование для ВМФ. В процессе сокращения военных расходов это предприятие, на котором работало около 2600 человек, было предназначено к закрытию. Нам всем известны подобные истории. Сотни или тысячи людей теряют работу; компании, находящиеся в тех же районах, что и закрывающиеся предприятия, начинают увядать из-за существенного сокращения покупательной способности местного населения. Кто-нибудь выходит к телекамере и говорит: «Когда (столько-то) лет назад завод закрылся, этот город начал умирать». Но у NAWC была совершенно другая история . Одним из самых ценных активов этого предприятия была его рабочая сила, 40 % которой составляли инженеры и ученые. Проницательные местные руководители, возглавляемые мэром Стивеном Голдсмитом, поверили, что завод можно продать частному покупателю. Заявки на участие в торгах подали семь компаний, а победителем торгов стала компания Hughes Electronics.

В пятницу в январе 1997 г. сотрудники NAWC разошлись по домам как государственные служащие, а в следующий понедельник 98 % из них пришли на работу как служащие компании Hughes, a NAWC превратился в HAWC. Управляющие Hughes, у которых я брал интервью, сказали, что ценность приобретенного предприятия заключается в работающих на нем людях, а не просто в кирпичах и цементе заводских корпусов. Hughes приобретала огромный человеческий капитал, подобный которому было бы нелегко найти где-либо еще. Эта история резко контрастирует с историями закрытия предприятий, воспетыми Брюсом Спрингстином. В этих историях увольняемые рабочие, имеющие ограниченное образование, обнаруживают, что как только завод/шахта/фабрика закрывается, их узкие специальности «теряют стоимость». По оценке Роберта Топела, специалиста по экономике труда, квалифицированные работники в долгосрочной перспективе лишаются 25 % своих доходов в случае вынужденной смены работы в связи с закрытием предприятий.

Теперь самое время разделаться с одним из самых вредных понятий, бытующих в государственной политике, — «совокупная потребность в рабочей силе». Это ошибочное представление о том, что в экономике существует фиксированный объем работы, которую необходимо выполнять, и следовательно, каждое новое рабочее место должно появляться за счет исчезновения другого рабочего места. Если я безработный, утверждают сторонники этгого ошибочного подхода, то найду работу только в том случае, если кто-то другой станет работать меньше или вовсе не будет работать. По представлению французского правительства, мир работает в соответствии именно с таким законом. Но это не так. Новые рабочие места возникают всякий раз, когда человек предлагает миру новый товар или новую услугу, находит лучший (или более дешевый) способ производства старых товаров и услуг.

Статистика подтверждает этот тезис. В 1990-е годы экономика США создала десятки миллионов новых рабочих мест, включая фактически все рабочие места, связанные с Интернетом. (Некоторые из этих рабочих мест все еще существуют.) Во второй половине XX в. в рабочую силу влились миллионы женщин, однако по историческим стандартам уровень безработицы по-прежнему низок. Сходным образом огромные волны иммигрантов, которые на протяжении всей истории Америки прибывали в эту страну в поисках работы, не приводили к долгосрочному росту безработицы. Вызывают ли такие притоки работников рост краткосрочной безработицы? Несомненно. Некоторые рабочие теряют работу или же их заработки снижаются в тех случаях, когда они вынуждены конкурировать с новыми работниками. Но в итоге рабочих мест появляется больше, чем исчезает старых. Помните: новым работникам надо тратить свои заработки в других секторах экономики, что создает новый спрос на продукты других секторов. Экономический пирог не просто режут по-иному — он становится больше.

А вот что подсказывает нам интуиция: представим сельскохозяйственную общину, в которой многочисленные семьи владеют землей и сами возделывают ее. Каждая семья производит продовольствия достаточно для того, чтобы прокормить своих членов; нет ни избытка урожая, ни невозделанной земли. У каждого жителя такого поселения достаточно продовольствия; однако никто не живет особенно богато. Каждая семья затрачивает большое количество времени на надомную работу. Люди сами шьют себе одежду, сами учат своих детей, делают и ремонтируют свои сельскохозяйственные орудия и т. д. Представим, что в эту общину заявляется парень, ищущий работу. Согласно сценарию № 1 у парня нет никакой профессии. Лишней земли у общины нет, поэтому парню велят убираться подобру-поздорову. Может быть, ему даже купят билет в одну сторону, только чтобы уехал. В этой общине «нет работы».

А теперь рассмотрим сценарий № 2: у парня, появившегося в общине, есть диплом агронома. Он изобрел плуг новой конструкции, применение которого повышает урожай зерновых. Он обменивает свои плуги у земледельцев на малую долю их урожая. В результате все в выигрыше. Агроном может прокормить себя; у земледельцев появляется больше продовольствия для потребления — даже после того, как они расплачиваются за свои новые плуги (в противном случае они бы их не приобрели). В этой общине только что появился еще один вид работы — работа продавца плугов. Вскоре после этого прибывает плотник, который предлагает жителям выполнение всяческих работ, ограничивающих время, которое земледельцы могут уделять уходу за посевами. Урожайность снова повышается, поскольку земледельцы могут тратить больше времени на то, что они делают лучше всего, — на земледелие. Так возникает еще одно новое рабочее место.

К этому моменту земледельцы уже производят продовольствия больше, чем смогут потребить сами. Поэтому они тратят излишки произведенного продовольствия на то, чтобы нанять учительницу для общины. Так появляется еще одно новое рабочее место. Учительница учит детей, в результате чего следующее поколение земледельцев оказывается более образованным и более производительным, чем поколение их родителей. С течением времени в нашей выдуманной аграрной общине, в которой в начале истории «не было работы», появляются профессиональные сочинители романов, пожарные, профессиональные игроки в бейсбол и даже инженеры, конструирующие «Margarita Space Paks». Такова экономическая история США, изложенная на одной страничке. Развитие человеческого капитала позволило аграрной стране превратиться в богатое развитое государство, визитной карточкой которого являются Манхэттен и Силиконовая долина.

Разумеется, этот путь не всегда был усыпан розами. Предположим, кто-то из только что получивших образование фермеров изобретает плуг, применение которого дает еще более высокие урожаи, вследствие чего складывается «ситуация созидательного разрушения», и первый продавец плугов оказывается вытесненным из бизнеса. Впрочем, в долгосрочной перспективе община преуспевает еще больше. Помните: все фермеры теперь стали зажиточнее (если измерять их зажиточность более высокими урожаями зерновых); это позволяет им нанять безработного агронома на какую-то другую работу вроде выведения новых гибридных семян (что сделает общину еще богаче). Новые технологии в краткосрочной перспективе вытесняют рабочих, но в долгосрочной — это вытеснение не приводит к массовой безработице. Скорее, наоборот: то, что мы богатеем, создает спрос на новые рабочие места в других отраслях экономики. Разумеется, образованные работники в ходе этого процесса преуспевают больше, чем необразованные. Образованные более мобильны, динамичны в условиях быстро изменяющейся экономики, а это повышает вероятность того, что они останутся на плаву после очередного раунда созидательного разрушения.

Человеческий капитал — понятие, которое описывает нечто большее, чем способность зарабатывать больше денег. Человеческий капитал делает нас лучшими родителями, более информированными избирателями, более тонкими ценителями искусства и культуры, он повышает нашу способность наслаждаться плодами жизни. Человеческий капитал может сделать нас более здоровыми, поскольку мы лучше питаемся и больше занимаемся физическими упражнениями. (Кстати, хорошее здоровье — важный компонент человеческого капитала.) Вероятность того, что образованные родители будут усаживать своих детей в специальные детские сиденья в автомобилях и учить их различать цвета и буквы до школы, возрастает. В развивающихся странах воздействие человеческого капитала может быть еще более впечатляющим. Экономисты выяснили, что в странах с низкими доходами каждый дополнительный год обучения женщин в школе приводит с сокращению вероятности смерти ее ребенка в первые пять лет жизни на 5–10 % .

Сходным образом наш совокупный человеческий капитал — все, что мы знаем и умеем как нация, — определяет степень благополучия нашего общества. Мы извлекаем выгоду из знаний о том, как предотвращать полиомиелит или выплавлять нержавеющую сталь, даже если почти никто из читающих эту книгу не сможет сделать ни того ни другого, если окажется на необитаемом острове. Экономист Гэри Беккер, получивший Нобелевскую премию за исследования человеческого капитала, считает, что «запасы» образования, профессиональной подготовки, навыков и даже здоровья населения составляют около 75 % богатства любой современной экономики. Не бриллианты, здания, нефть или причудливые модные сумочки, а то, что мы носим в наших головах. В одной из своих недавних речей м-р Беккер сказал: «На самом деле нам следует называть нашу экономику „экономикой человеческого капитализма“, ибо она в сущности такова. Хотя все формы капитала — физический капитал, воплощенный, например, в оборудовании и заводах, финансовый капитал и человеческий капитал — важны, человеческий капитал — самый важный. Действительно, в современной экономике человеческий капитал гораздо более важная форма капитала, участвующего в создании богатства и роста» .

Существует поразительная взаимозависимость между уровнем человеческого капитала страны и ее экономическим благополучием. В то же самое время существует поразительное отсутствие такой зависимости между природными ресурсами и уровнем жизни. Страны вроде Японии и Швейцарии входят в число богатейших стран мира, хотя сравнительно скудно наделены природными ресурсами. Прямую противоположность этим странам представляют страны вроде Нигерии; для повышения уровня жизни нигерийцев огромные запасы нефти дали сравнительно мало. В некоторых случаях минеральные богатства Африки стали источниками финансирования кровопролитных гражданских войн, которые затухли бы без такого финансирования. На Ближнем Востоке Саудовская Аравия обладает большей частью запасов нефти, тогда как Израиль, у которого нет природных ресурсов, заслуживающих упоминания, имеет самый высокий доход на душу населения.

Высокий уровень развития человеческого капитала порождает положительную тенденцию: хорошо образованные родители делают крупные инвестиции в человеческий капитал своих детей. Низкий же уровень человеческого капитала дает совершенно противоположный эффект. Любой учитель государственной школы скажет вам, что родители, живущие в неблагоприятных условиях, дают жизнь детям, которые будут жить в неблагоприятных условиях. Мистер Беккер указывает: «Даже небольшие различия в подготовке детей в семьях с течением времени, как правило, приумножаются и к моменту, когда дети становятся подростками, превращаются в крупные различия. Вот почему рынок рабочей силы не может многого дать молодым людям, бросившим школу, едва умеющим читать и никогда не развивавшим в себе хорошие привычки к работе. По этой же причине так трудно разработать меры помощи этим группам населения» .

Почему человеческий капитал имеет такое большое значение? Начать с того, что человеческий капитал неразрывно связан с одним из самых важных понятий экономики — производительностью. Производительность — это эффективность, с которой мы превращаем факторы, вводимые в производство, в готовую продукцию. Другими словами, насколько успешно мы производим вещи? Для того чтобы создать автомобиль, автомобилестроителю из Детройта требуется 2000 часов или только 210? А сколько бушелей зерна может вырастить фермер из Айовы на акре земли — 30 или 210? Чем производительнее мы трудимся, тем богаче становимся. Причина проста: в сутках всегда 24 часа; чем больше мы произведем за эти 24 часа, тем больше в результате потребим. Производительность отчасти определяется природными ресурсами (в Канзасе растить пшеницу легче, нежели в Вермонте), но в современной экономике на производительность сильнее всего влияют технологии, специализация и навыки, и все эти факторы являются функциями человеческого капитала.

Америка богата, потому что труд американцев производителен. Сегодня мы живем лучше, чем когда-либо в истории цивилизации, потому что мы лучше, чем когда-либо, производим товары и услуги, в том числе все, что относится к здравоохранению и развлечениям. В основе всего лежит то, что, работая меньше, мы производим больше. В 1870 г. типичному семейству надо было затратить 1800 часов труда только для того, чтобы купить годовой запас продовольствия, необходимого этой семье. Сегодня для этого требуется около 260 часов труда. В течение XX в. средняя продолжительность рабочего года сократилась с 3100 до примерно 1730 часов. При этом реальный валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения — скорректированная на инфляцию мера того, сколько каждый из нас производит, — вырос в среднем с 4800 до 31 500 дол. По историческим стандартам ныне даже бедняки живут поразительно хорошо. Черта бедности сегодня проходит на уровне реального дохода, который век назад имели лишь те люди, которые входили в число самых богатых 10 % населения. Как однажды заметил Джон Мейнард Кейнс, «в долгосрочной перспективе производительность — это все».

Производительность — это понятие, которое лишает «гигантскую воронку», о которой говорил Росс Перо, эффекта всасывания. Перо рассуждает следующим образом: если мы откроем наши границы для свободной торговли с Мексикой, то миллионы рабочих мест переместятся через границу на юг. Почему бы какой-нибудь компании не перенести свои предприятия в Мексику, где средний мексиканский заводской рабочий получает лишь часть того, что зарабатывает американский рабочий? Ответ заключается в слове «производительность». Могут ли американские рабочие конкурировать с иностранными рабочими, заработки которых составляют половину заработков американских рабочих, если не менее того? Да, большинство из нас могут. Мы производим больше, чем производят мексиканские рабочие, во многих случаях намного больше, потому что мы лучше образованны, потому что мы здоровее, потому что у нас лучший доступ к капиталу и технологиям и потому что у нас более эффективные государственные институты и более совершенная государственная инфраструктура. Сможет ли вьетнамский крестьянин с двухлетним образованием выполнять вашу работу? Пожалуй, нет.

Разумеется, есть отрасли (например текстильная и обувная промышленность), в которых производительность американских рабочих не настолько велика, чтобы оправдать их сравнительно высокие заработки. Это отрасли, которые требуют сравнительно малоквалифицированной рабочей силы. Такая рабочая сила в США дороже, чем в развивающихся странах. Может ли вьетнамский крестьянин сшить баскетбольные туфли? Да, может — и за плату гораздо меньшую, чем минимальная заработная плата в США.

Хотя Росс Перо предупреждал о том, что большая часть американской экономики мигрирует в Гвадалахару, представители господствующего направления в экономической науке предсказывали, что Североамериканское соглашение о свободной торговле окажет ограниченное, но положительное воздействие на занятость в США. Какое-то количество рабочих мест действительно будет потеряно из-за мексиканской конкуренции, но большее их количество будет создано по мере того, как экспорт в Мексику будет возрастать. США уже почти десять лет живут в условиях действия Североамериканского соглашения о свободной торговле, и их опыт подтверждает вышесказанное. Экономисты считают, что влияние этого соглашения на общую занятость было позитивным, хотя и очень незначительным для экономики, подобной американской.

Будут ли наши дети жить лучше нас? Да, если их поколение будет производительнее нашего, как это было на протяжении всей истории США. Наш уровень жизни предопределяет рост производительности. Если производительность возрастает на 2 % в год, то ежегодно мы становимся на 2 % богаче. Почему? Потому что мы можем использовать те же факторы, вводимые в производство, и производить товаров на 2 % больше. (Или же мы сможем получить тот же объем продукции, использовав на 2 % меньше факторов, вводимых в производство.) Одна из самых интересных дискуссий, которые в настоящее время ведут экономисты, — это дискуссия о том, действительно ли американская экономика пережила резкое увеличение темпов роста производительности. Некоторые экономисты, в том числе Алан Гринспен, утверждают, что инвестиции в информационные технологии привели к постоянному увеличению темпов роста производительности. Другие (например Роберт Гордон из Северо-западного университета) полагают, что если интерпретировать данные надлежащим образом, то рост производительности существенно не изменился.

Это не просто некий эзотерический предмет из тех, что экономисты любят обсуждать, сидя в мягких креслах и прихлебывая черри. С 1947 по 1975 г. производительность росла на 2,7 % в год. С 1975 г. и по сей день по причинам, пока еще не вполне понятным, темпы роста производительности снизились до 1,4 % в год. Это может показаться пустяковым различием; в действительности это различие оказывает глубокое воздействие на наш уровень жизни. Одним из удобных приемов, используемых в финансах и экономике, является «правило 72»: разделите 72 на темп роста (или на ставку процента), и полученный результат приблизительно скажет вам, сколько времени потребуется для удвоения растущей величины (например, сумма, лежащая на банковском счету и приносящая 10 % в год, вырастет вдвое за 7 лет). Если производительность растет на 2,7 % в год, наш уровень жизни увеличивается вдвое через каждые 27 лет. При росте производительности на 1,4 % в год двукратное повышение уровня жизни произойдет за 51 год.

Рост производительности делает нас богаче независимо от того, что происходит в остальном мире. Если в Японии производительность растет на 4 %, а в США — на 2 %, то обе страны становятся богаче. Для того чтобы понять, почему это происходит, вернемся к нашему примеру простой аграрной экономики. Если один фермер ежегодно выращивает на 2 % больше зерна и свиней, а его сосед ежегодно увеличивает свое производство на 4 %, то с каждым годом они едят все больше (или все больше продают на сторону). Если разрыв в темпах роста их производительности сохраняется достаточно долгое время, один из этих фермеров станет ощутимо богаче другого, что может стать причиной зависти или политических трений, но положение и того и другого постоянно улучшается. Важно то, что рост производительности, как и многое другое в экономике, не является игрой с нулевой суммой результатов.

Если бы труд 500 млн человек, проживающих в Индии, стал более производительным и они постепенно выбрались из нищеты, превратившись в средний класс, то какой эффект произвело бы это на Америку? Мы бы тоже стали богаче. Бедные крестьяне, которые ныне влачат существование на 1 дол. в день, не могут позволить себе приобретение наших программных продуктов, наших машин, нашей музыки, наших книг, сельскохозяйственных продуктов, которые мы экспортируем. Если эти крестьяне станут богаче, они смогут позволить себе все это. Кстати, некоторые из этих 500 млн человек, потенциал которых в настоящее время растрачивается впустую из-за отсутствия образования, станут производить товары и услуги, намного превосходящие известные нам, что улучшит наше положение. Кто-то из этих только что получивших образование крестьян может оказаться человеком, который изобретет вакцину от СПИД или откроет процесс, обращающий вспять глобальное потепление. Перефразируя слова, произнесенные представителем United Negro College, можно сказать, что терять впустую 500 млн умов просто ужасно.

Рост производительности зависит от инвестиций — в физический капитал, в человеческий капитал, в научные исследования и опытно-конструкторские разработки и даже в такие вещи, как повышение эффективности государственных институтов. Эти инвестиции предполагают, что в настоящем нам надо отказаться от потребления для того, чтобы иметь возможность потреблять больше в будущем. Если вы откажетесь от покупки автомашины BMV и вместо этой покупки вложите деньги в высшее образование, ваш доход в будущем возрастет. Сходным образом компания, занимающаяся производством программных продуктов, может отказаться от выплаты дивидендов своим акционерам и вложить свои прибыли в разработку нового, более совершенного продукта. Правительство может собирать налоги (лишая нас части текущего потребления) для того, чтобы финансировать исследования в области генетики, которые улучшат наше здоровье в будущем.

В любом случае мы тратим ресурсы сейчас ради того, чтобы стать более производительными позднее. Если обратиться к макроэкономике, т. е. к изучению экономики как единого целого, одним из важных вопросов будет вопрос о том, достаточно ли мы как нация инвестируем, чтобы повышение нашего уровня жизни продолжалось, или же нет.

Наши юридические, регулирующие и налоговые структуры также оказывают влияние на рост производительности. Высокие налоги, плохое управление, неправильно определенные права собственности или чрезмерное регулирование могут ослабить или уничтожить стимулы к производительным инвестициям. Например, колхозы были очень плохим способом организации сельскохозяйственного производства. Социальные факторы вроде дискриминации также могут оказывать на производительность глубокое воздействие. Общество, которое отказывает женщинам в образовании или ограничивает возможности представителей определенной расы, касты или племени, оставляет неиспользованными огромные ресурсы. Рост производительности в значительной мере зависит также от инноваций и технологического прогресса, причем влияние того и другого остается не вполне понятным. Почему Интернет произвел такой переворот на экономической сцене в середине 1990-х годов, а не в конце 1970-х годов? Каким образом мы проникли в тайны строения генома человека, но пока еще не получили источник чистой энергии? Короче говоря, забота о росте производительности подобна воспитанию детей: мы знаем, какие вещи важны, даже если у нас и нет точных планов воспитания атлета-олимпийца или гарвардского ученого.

Изучение человеческого капитала имеет глубочайшие последствия для государственной политики. Самое важное заключается в том, что эти исследования могут поведать нам, почему все мы не умираем с голоду. Население Земли выросло до 6 млрд человек; как нам удается прокормить столько ртов? В XVIII столетии Томас Мальтус прославился предсказанием, сулившим человечеству унылое будущее, ибо был убежден в том, что, по мере того как человечество будет становиться богаче, оно будет постоянно расточать свои приобретения вследствие роста населения (из-за все большего числа детей). Эти дополнительные рты проглотят весь избыток. По мнению Мальтуса, человечеству предначертано жить на грани выживания, безответственно размножаясь в хорошие времена и затем вымирая от голода в плохие. Как отметил Пол Кругман, Мальтус был прав в отношении пятидесяти пяти из последних пятидесяти семи веков истории человечества. Население мира росло, а условия человеческого существования кардинально не менялись.

Только с началом промышленной революции люди стали устойчиво богатеть. Но даже тогда Мальтус был не так уж далек от истины. Как отмечает Гэри Беккер, «когда доходы родителей растут, они действительно тратят больше на детей, как и предсказывал Мальтус, но тратят намного больше на каждого ребенка, имея меньше детей, как это предсказывает теория человеческого капитала» . Экономические трансформации, вызванные промышленной революцией, а именно существенный рост производительности, сделали время родителей более дорогим. Поскольку выгоды от наличия большего числа детей снизились, современные люди стали инвестировать свои растущие доходы в качество своих детей, а не только в их количество.

Одним из заблуждений в понимании нищеты является утверждение о том, что развивающиеся страны бедны, потому что в них наблюдается стремительный рост населения. В действительности причинно-следственную зависимость лучше всего постичь, если поменять местами причину со следствием: у бедных людей много детей потому, что расходы на вынашивание и выкармливание детей низки. Контроль над рождаемостью, не важно, насколько он надежен, действует лишь в той мере, в какой семьи предпочитают иметь меньшее число детей. В результате одним из самых мощных средств борьбы с ростом населения является создание лучших экономических возможностей для женщин, которое начинается с образования девочек. На Тайване число девушек, закончивших среднюю школу, с 1966 по 1975 г. удвоилось. Между тем рождаемость сократилась наполовину. В развитых странах, где женщины пользуются необыкновенным спектром новых экономических возможностей на протяжении полувека, нормы рождаемости упали до уровня простого воспроизводства населения, т. е. 2,1 рождений на женщину или даже ниже этого уровня.

Мы начали эту главу с обсуждения дома Билла Гейтса — дома, который, как я совершенно уверен, больше вашего. На заре третьего тысячелетия Америка является местом проявления глубокого неравенства. Усиливается ли этот процесс в Америке? Как ни крути, ответ на этот вопрос — да. С 1979 по 1997 г. средний доход самых богатых 20 % населения США скачкообразно вырос и стал превышать доход беднейших 20 % населения не в 9, а примерно в 15 раз . По мере развертывания самого длительного в истории Америки экономического подъема богатые становились богаче, тогда как бедные либо оставались таковыми, либо становились еще беднее. Средний доход (с поправкой на инфляцию) беднейших 20 % американцев с 1979 по 1997 г. сократился на 3 % перед тем, как резко возрасти в конце 1990-х годов . Если смотреть на накопленное богатство, а не только на годовой доход, складывается еще более асимметричная картина. Большинство экономистов, пожалуй, согласятся с мнением, что разрыв между богатыми и бедными американцами увеличивается.

Почему? Концепция человеческого капитала дает самое глубокое понимание этого социального явления. Последние несколько десятилетий были своего рода жизненной версией «Revenge of the Nerdes» . Квалифицированные рабочие в Америке всегда получали больше, чем неквалифицированные; это различие стало расти поразительно быстрыми темпами. Короче говоря, человеческий капитал приобрел большую важность, и потому ему воздают больше, чем когда-либо. Одним из простых показателей важности человеческого капитала является разрыв между жалованьем, которое платят выпускникам средних школ, и вознаграждением, которое получают выпускники высших учебных заведений. В начале 1980-х годов выпускники высших учебных заведений зарабатывали в среднем на 40 % больше, чем выпускники средних школ; теперь выпускники высших учебных заведений получают на 80 % больше, чем выпускники средних школ. Люди, получившие академические степени при окончании высших учебных заведений, преуспевают и того лучше. XXI век — время, особенно благоприятное для ученого — специалиста по ракетам.

Наша экономика развивается путями, которые благоприятствуют квалифицированным работникам. Например, компьютеризация, произошедшая почти во всех отраслях, благоприятствует тем, кто либо имеет навыки работы на компьютере, либо достаточно сметлив для того, чтобы приобрести эти навыки на рабочем месте в процессе работы. Технологии делают толковых работников более производительными, а малоквалифицированных — излишними. Автоматические кассовые машины вытеснили банковских кассиров; автоматические насосы вытеснили работников бензоколонок; автоматические сборочные линии вытеснили рабочих, выполняющих не требующие ума, монотонные операции. Действительно, сборочная линия на заводах General Motors воплощает главную тенденцию американской экономики. Компьютеры и изощренные роботы ныне собирают главные узлы автомобилей, а это создает высокооплачиваемые рабочие места для людей, пишущих программы и конструирующих роботов, одновременно сокращая спрос на работников, не имеющих иных специализированных навыков, кроме желания добросовестно выполнять дневную норму работы.

Тем временем международная торговля создает еще более острую конкуренцию, развертывающуюся между малоквалифицированными работниками по всему миру. В долгосрочной перспективе международная торговля — могучая и благая сила; в краткосрочной перспективе у нее есть жертвы. Торговля, подобно технологиям, улучшает положение высококвалифицированных работников, поскольку обеспечивает новые рынки для нашего высокотехнологичного экспорта. Boeing продает самолеты Сингапуру, Microsoft продает программные продукты Европе, McKinsey & Company продает консалтинговые услуги Латинской Америке. И снова это, скорее, хорошие новости для людей, знающих, как конструировать экономичные авиационные реактивные двигатели или разъяснять тотальное управление качеством на испанском языке. В то же время международная торговля заставляет американских малоквалифицированных рабочих конкурировать с низкооплачиваемыми вьетнамскими работниками. Компания Nike может платить рабочим, шьющим обувь на вьетнамском потогонном заводе, по доллару в день. Самолеты «Boeing» так не построишь.

Сохраняются разногласия относительно того, в какой степени различные причины определяют этот увеличивающийся разрыв в уровнях заработной платы. Профсоюзы стали менее могущественными, что снижает возможности работников физического труда оказывать давление на работодателей при переговорах. Впрочем, высококвалифицированные работники проводят на работе больше времени, чем малоквалифицированные рабочие, что еще более усугубляет разрыв в их совокупных заработках . В любом случае рост неравенства доходов реален. Следует ли беспокоиться по этому поводу? Экономисты традиционно утверждают, что не следует. По двум причинам. Во-первых, неравенство доходов подает важные сигналы экономике. Усиливающийся разрыв в заработках выпускников средних школ и выпускников высших учебных заведений, например, стимулирует многих студентов к получению дипломов и степеней в колледжах. Сходным образом впечатляющее богатство, заработанное предпринимателями, побуждает идти на риски, с которыми сопряжены инновационные скачки. Многие из таких скачков приносят огромные выгоды обществу. Экономика имеет прямое отношение к стимулам, а перспектива разбогатеть — мощный стимул.

Во-вторых, многие экономисты утверждают, что нам не следует беспокоиться о разрыве между богатыми и бедными до тех пор, пока каждый улучшает свое положение. Другими словами, нам следует беспокоиться о том, насколько велик достающийся бедным кусок пирога, а не о том, сколько пирога получают бедные по сравнению с Биллом Гейтсом. В своем обращении к Американской экономической ассоциации президент этой организации Роберт Фогель, специалист по экономической истории и лауреат Нобелевской премии, в 1999 г. указал на то, что самые бедные из наших сограждан пользуются удобствами, которые столетие назад были неизвестны даже особам королевской крови. (Например, более 90 % людей, проживающих в государственном жилом фонде, имеют цветные телевизоры.) Возможно, зависть — один из семи смертных грехов, но она не является фактором, которому экономисты традиционно уделяют много внимания. Польза для меня от моей машины должна определяться тем, насколько она меня удовлетворяет, а не тем, есть ли у моего соседа «Jaguar».

Разумеется, с точки зрения обывателя, это нечто противоположное. Г. Л. Менкен как-то заметил, что зажиточный человек — это тот, кто зарабатывает на 100 дол. в год больше, чем муж сестры его жены. Некоторые экономисты не сразу поняли, что в этом высказывании есть известный смысл . Дейвид Ноймарк и Эндрю Постлуэйт, пытаясь уяснить, почему некоторые женщины решают работать вне дома, а другие нет, исследовали большую выборку сестер-американок. Когда они проверили все обычные объяснения — безработицу на местном рынке рабочей силы, образование женщин, их опыт работы и т. д., — то обнаружили мощные доказательства, подтверждающие лукавый вывод Г. Л. Менкена: вероятность того, что женщины из выборки, с которой работали исследователи, стремились получить работу по найму, возрастала, если мужья их сестер зарабатывали больше, чем их собственные мужья.

Роберт Франк, экономист из Корнеллского университета и автор книги «Luxury Fever» («Лихорадка роскоши»), привел убедительные доказательства того, что относительное богатство — размер моего куска пирога по сравнению с куском моего соседа — важная детерминанта нашей полезности. Франк предложил респондентам выбор между двумя мирами: (А) миром, в котором вы зарабатываете 110 тыс. дол., а все прочие зарабатывают по 200 тыс. дол., или (Б) миром, в котором вы зарабатываете 100 тыс. дол., а все остальные — по 85 тыс. дол. Как объясняет Франк, «цифры доходов представляют реальную покупательную силу. Ваш доход в мире А даст вам возможность иметь дом на 10 % больше, чем тот, который вы сможете себе позволить в мире Б, на 10 % больше обедов в ресторанах и т. д. Выбрав мир Б, вы откажетесь от небольшой суммы абсолютного дохода в обмен на крупное увеличение относительного дохода». В мире А вы были бы богаче; в мире Б вы были бы не так богаты, но богаче прочих. Какой из этих двух сценариев сделает вас более счастливым? Мистер Франк обнаружил, что большинство американцев выбрали бы сценарий Б. Другими словами, относительная величина дохода имеет значение. Отчасти это объясняется, возможно, завистью. Кроме того, как указывает м-р Франк, столь же справедливо и то, что в сложной общественной среде мы стремимся найти способы оценки нашей эффективности. Одним из таких способов является относительное богатство.

Есть и другая, более прагматическая причина беспокойства по поводу растущего неравенства доходов. Вынося этические проблемы за скобки, поставим вопрос: не может ли разрыв между богатыми и бедными стать настолько большим, что затормозит экономический рост? Есть ли точка, по достижении которой неравенство доходов прекращает мотивировать нас к более интенсивному труду и становится контрпродуктивным? Такое может произойти по самым разным причинам. Бедные могут почувствовать себя настолько обездоленными, что отвергнут важные политические и экономические институты вроде прав собственности или господства закона. Неравномерное распределение доходов может стать причиной того, что богатые станут расточать ресурсы на все более легкомысленные предметы роскоши (например на именинные пироги для собачек), хотя другие виды инвестиций вроде инвестиций в человеческий капитал бедных могли бы принести более высокие прибыли. Или же классовые столкновения могут привести к мерам, которые покарают богатых, не принеся улучшений бедным . Некоторые исследования действительно показывают существование негативной зависимости между неравенством доходов и экономическим ростом; впрочем, другие исследования дают прямо противоположные результаты. С течением времени данные позволят уточнить характер этой зависимости. Но вспыхнут философские споры по более важному вопросу: в какой степени мы должны быть озабочены размерами индивидуальных кусков пирога, если сам пирог растет?

Концепция человеческого капитала помогает окончательно разрешить некоторые спорные вопросы. Пребудут ли бедные с нами всегда, как когда-то предупреждал Иисус? Делает ли наша система свободного рынка бедность неизбежной? Должны ли быть проигравшие, если есть люди, получающие огромные экономические выигрыши? Нет, нет и еще раз нет. Экономическое развитие не игра с нулевой суммой результатов; мир не нуждается в бедных странах как в непременном условии существования богатых стран; и некоторые люди не должны быть бедными для того, чтобы другие были богаты. Семьи, занимающие государственное жилье в южной части Чикаго, бедны не потому, что Билл Гейтс живет в огромном доме. Эти люди бедны вопреки тому, что Билл Гейтс живет в большом доме. В силу сложного комплекса причин американские бедняки не получили доли выгод от роста производительности, порожденного распространением систем DOS и Windows. Билл Гейтс не отобрал у бедных причитающиеся им куски пирога; он не стоит на пути бедняков к успеху и не извлекает выгод из их бед и неудач. Напротив, его предвидение и талант создали огромные богатства, в которых не все получили долю. Вот главное, принципиальное различие между миром, в котором «Билл Гейтс» богатеет, воруя зерно у других людей, и миром, где «Билл Гейтс» богатеет, выращивая собственный огромный урожай, которым он делится с одними и не делится с другими. Второй из этих миров — более точное изображение того, как работает современная экономика.

Теоретически, мир, в котором каждый человек образован, здоров и производителен, был бы миром, где все жили бы комфортно. Возможно, нам никогда не избавиться от разнообразных физических и умственных болезней, которые не позволяют кому-то полностью реализовать свой потенциал. Но это проблема биологии, а не экономики. Экономисты говорят, что не существует теоретического предела возможному благоденствию человечества или широте распространения богатства.

Возможно ли, чтобы это было правдой? Если все мы будем иметь степень доктора философии, то кто же будет раздавать полотенца в Four Seasons? Возможно, никто. По мере того как население становится более производительным, мы начинаем заменять живой труд технологиями. Мы пользуемся голосовой почтой, а не услугами секретарей, стиральными машинами, а не услугами горничных, автоматическими кассовыми аппаратами, а не услугами банковских кассиров, базами данных вместо услуг клерков, работающих с бумагами и архивами, траншеекопателями, а не услугами землекопов. (Недавно я посетил бакалейный магазин в Боулдере, штат Колорадо, в котором проводили эксперимент по использованию контрольно-кассового аппарата самообслуживания.) Для того чтобы найти мотивы, подталкивающие к подобному развитию, следует вспомнить об издержках неиспользованных возможностей, речь о которых шла в главе 1. Высококвалифицированные люди могут использовать свое время для выполнения всевозможных производительных действий. Таким образом, нанимать инженера для того, чтобы он паковал сделанные в бакалейном магазине покупки, потрясающе дорогое удовольствие. (Сколько должны платить вам, если вы станете выдавать полотенца в Four Seasons?) В США домашней прислуги намного меньше, чем в Индии, хотя США более богатая страна. Индия переполнена малоквалифицированными работниками, у которых немного шансов получить работу; в Америке таких работников немного, это делает труд домашней прислуги сравнительно дорогим (что может подтвердить любой человек, нанявший няньку для своих детей). Кто может позволить себе иметь дворецкого, который, отказавшись от такой чести, может зарабатывать 50 дол. в час как разработчик компьютерных кодов?

Когда мы не можем автоматизировать какие-то виды ручного труда, то можем передать выполнение таких задач студентам и другим молодым людям с целью обретения ими человеческого капитала. Более десяти лет я подавал клюшки и мячи для игры в гольф (самым известным из моих клиентов был Джордж У. Буш, причем задолго до того, как он стал зрелым мировым лидером, каким является сегодня), а моя жена работала официанткой. Такая работа дает опыт, который составляет важный компонент человеческого капитала. Предположим, однако, что существует какая-то неприятная работа, выполнение которой нельзя автоматизировать и которую не могут выполнить начинающие свою трудовую карьеру молодые люди без риска для себя. Вообразим, например, общину высокообразованных людей. Эта община производит разнообразные ценные товары и услуги, но в процессе производства всех этих чудес образуется побочный продукт в виде отвратительной грязи. Понятно, что сбор этой грязи — неприятная, отупляющая работа. Но если эту грязь не убирать, вся жизнь общины остановится. Однако у всех членов данной общины есть степени, полученные в Гарварде, — кто же станет убирать грязь?

Убирать ее станет золотарь. И мужчина или женщина, взявшиеся за выполнение этой работы, будут, между прочим, в числе наиболее высокооплачиваемых работников в городе. Если экономика зависит от удаления отходов и нет машины, которая могла бы выполнить эту задачу, то общине придется побудить кого-то к выполнению такой работы. Способ побуждения людей к чему-либо один — людям надо хорошо платить. Заработная плата, которую предложат за уборку грязи, будет повышаться и повышаться до тех пор, пока какой-нибудь человек (врач, инженер или писатель) не пожелает проститься с более приятной работой, чтобы стать золотарем. Таким образом, в мире, богатом человеческим капиталом, могут оставаться неприятные виды деятельности (на ум приходит профессия проктолога), но в этом мире никто не будет бедным.

Человеческий капитал генерирует возможности. Он делает нас богаче и здоровее; он дает нам большую полноту человеческого бытия; он позволяет нам жить лучше, работая меньше. С точки зрения государственной политики самым важным является то, что человеческий капитал разделяет имущих и неимущих. Марвин Зонис, профессор в аспирантуре Школы бизнеса Чикагского университета и консультант корпораций и правительств разных стран мира, замечательно подчеркнул этот момент в одном из своих недавних выступлений перед бизнес-сообществом Чикаго. «Сложность будет отличительной чертой нашего времени, — заметил он. — Спрос на все более высокие уровни человеческого капитала повсеместно будет возрастать. Страны, которые правильно воспримут эту тенденцию, компании, понимающие, как мобилизовать и применить этот человеческий капитал, и учебные заведения, которые создают этот человеческий капитал… станут главными победителями нашего времени. Что касается прочих стран, не понимающих тенденцию и не реагирующих на нее адекватно, то их граждан ожидает все большая отсталость и все более горькая нужда, а всех нас из-за этого ожидают новые, еще большие проблемы» .