Глава 7
1
Обрадовавшись победе, полки Ольговичей двинулись к Смоленску, но Рюрик, узнав о поражении Мстислава Романовича, отправил им навстречу посла. «Если ты, - писано было рукой Рюрика в грамоте Ярославу черниговскому, - обрадовавшись случаю, поехал убить моего брата, то нарушил наш ряд и крестное целование, и вот тебе твои грамоты. Ступай ныне к Смоленску, а я пойду к Чернигову, и как нас Бог рассудит и крест честный».
Не глуп был Ярослав черниговский - едва получив грамоту, он воротил полки и отправил своих послов к Рюрику в Киев, оправдываясь, что виной всему Давид, помогавший зятю Борису.
Изворотливы были Ольговичи, чуяли свою силу - вместо того чтобы собирать полки, Рюрик опять слал к ним грамоты. Ярослав Всеволодович и брат его, Игорь Святославич новгород-северский, знали - некрепко сидел Рюрик Ростиславич на золотом киевском столе. Во всём оглядывался то на Всеволода Юрьевича владимирского, то на зятя своего, Романа волынского. Силён был Киев, богат и тороват, как в старые времена, но коли не поддержат его остальные земли, не соберёт он ратной силы. Ольговичам только того и было надобно.
А пока князья слали грамоты, взаимно обвиняя друг друга. Дескать, Рюрик был готов уступить им Витебск, но посол вовремя не прибыл к Давиду, тот ничего не знал о сделке, а поспешившие черниговские князья, яко тати, вошли в Смоленскую землю. Как Давид мог ещё поступить?
Ольговичам всё было как с гуся вода. И, как к последнему средству, прибег Рюрик к подмоге Всеволода Большое Гнездо. Не любил он владимиро-суздальского князя, ибо слишком большой вес забирал Всеволод на Руси, желал, чтобы все с ним считались. Не только Новгород, не только Галич - на самый Киев замахивался, мечтая собрать под собой всю Русь, прочих князей сделав подручниками и послушными исполнителями его воли. Один раз выступили против него рязанские князья Глебовичи -а теперь сломлены и во всём ему послушны. Новгородцы уж на что вольнолюбивы, а поставил им Всеволод своего митрополита и князя дал по собственному желанию, а не по решению веча. Галич - далёкий край, а и тот повинуется Владимиру-на-Клязьме. Один раз уже заставил Всеволод Рюрика отдать ему поросские города, обидев Романа волынского. Крепкого союзника лишился тогда киевский князь, а приобрёл сильного врага. Чего теперь предстоит лишиться Рюрику? Не сделается ли он вовсе подручником Всеволода Юрьевича, не способным управиться с воинственными соседями?
Долго думал Рюрик, как бы попросить помощи у владимиро-суздальской земли, не уронив княжьего достоинства, и наконец придумал. Повёз его боярин Славн ко Всеволоду такую грамоту:
«Мы уговорились садиться на коней к Рождеству и съехаться в Чернигове. Я собрался с братьми моими и дикими половцами, ждал, а ты не сел на коня, поверил Ольговичам, что станут в нашей воле. Услышав это, я распустил братию и половцев и целовал с Ярославом крест, что не воевать, покуда роты не уладим, а теперь твой и мой сын Мстислав сидит в плену у Ольговичей. Ты бы сел на коня, и, съехавшись все, пометили бы за свою обиду и срам, а племянника выстояли и правду свою нашли».
Ловко придумал Рюрик - вроде бы упрекал Всеволода в нерешительности, но признавал, что без него, без северного союзника, дело сладить будет трудно. Иной бы князь, считающий себя сильным, обиделся, что на него возлагают вину за чужую вражду, но ответ Всеволода, присланный с тем же Славном, был краток:
«Начинай, а я буду готов».
2
В конце лета во Владимир-Волынский прибыли послы из Чернигова. Роман лето проводил в своих землях. Несколько деревень приняли к себе переселённых ятвягов, и он наезжал в них чуть ли не ежедённо, чтобы спросить с тиунов, как привыкают к новой жизни литовцы.
Предсказание визненского воеводы Горяты сбывалось - ятвягов трудно оказалось приохотить к земле. Они отказывались идти на пашню, не отзывались на призывы старост, даже свои наделы орали неохотно. Челядинцы то и дело волокли кого-нибудь из ятвягов на правёж.
- И что за наказание на мою голову, - жаловался Роману тиун Ерошка Боголюб. - Сидят сиднями в своих землянках, носа не кажут. На пашню весной выползали, но пахали только своё. Двоих я поставил орать целину - так они день проработали, а потом ушли. Повелел поймать да бросить в поруб - так они до сих пор там сидят. Бабы ихние весь порог оббили - то молили, то грозили. Как повелишь.
- А что велить? - недовольно морщился Роман. - Озимые пора орать. Так ты вот что, Ерошка, - тех двоих запряги в орало да пущай орут заместо коней. А прочих собери да предостереги: не выйдете на пашню - с вами то же будет.
- А что как заупрямятся?
- Силой заставь. Мне ли тебя учить?.. И смотри у меня - не соберут урожая, я с тебя спрошу!
Ерошка склонился в поклоне, едва не метя бородой землю.
Покидая деревню, Роман не спешил в город. Не хотелось ему в душные горницы, с души воротило от одного воспоминания о жене. Предслава все дни проводила в молитвах, окружила себя монашками. Пышнотелые боярыни сидели рядками в её покоях, шушукались, шебуршали, словно мыши. Сама Предслава стала придирчивой, не отходила от мужа ни на шаг, лезла на глаза, то и дело отрывала его от дум, требуя то того, то другого.
Вспоминая Предславу, её увядающее лицо с первыми морщинами и опущенными уголками губ, её капризный голос, её постоянные слёзы, Роман хмурился. Он знал, почему переменилась Предслава - княгиня стала такой после ссоры Романа с её отцом Рюриком. Сперва княгиня защищала отца, спорила, молила, и случалось, лаская жену, Роман склонялся к тому, чтобы верить ей. Но после того как пришлось ему пережить унижение от Рюрика, после того как тот обошёлся с ним, как с подручником, принял от него меч и даровал от щедрот своих даже не два, а полтора города, - пролегла между супругами трещина.
Затаился Роман. Всю зиму, весну и половину лета следил он за переменами на Руси. В конце Великого Поста собрал Рюрик полки своих союзников и половцев, пошёл на Ольговичей. Пересылался со Всеволодом и Ярославом черниговскими. Ольговичи, ожидая, что вот-вот выступит и Всеволод Юрьевич, предлагали сложить оружие. Ярослав собирался отпустить Мстислава Романовича без выкупа, звал Рюрика целовать крест на мир, говорил, что будет мириться со Всеволодом. Рюрик сего не хотел. Желал он сам выступить миротворцем и тем самым воротить Киеву звание стольного города Руси, а себе - славу великого князя. Он требовал, чтобы черниговцы дали его послам проход через свои земли до Всеволода, но слишком далеко всё зашло. Ярослав не верил Рюрику, который уже столько раз сговаривался с его недругами за спиной Ольговичей, и боялся, что, переславшись послами, северные и южные Мономашичи нападут на него с двух сторон.
Волынь пока не вмешивалась, но уже понимал Роман, что вот-вот начнётся война. Он знал, что Рюрик собирает войска, что Всеволод на севере копит силы. Рязанские князья уже сели на коней, полочане ждут слова от черниговских князей. Всеволода и Ярослава пока сдерживал Новгород - оба мечтали посадить на новгородский стол своего подручника, чтобы управлять богатой волостью. Понимали - тот, чей князь встанет на ступень на вечевой площади возле Святой Софии, тот и победил. Пока сила была на стороне Ярослава, но ум и византийская изворотливость Всеволода Юрьевича были всем хорошо известны. Не сегодня завтра пересилит он, и тогда войны не избежать.
Опустив голову на грудь, Роман ехал впереди своей дружины, когда из-за поворота дороги показался всадник. Припав к гриве коня, он мчался прямо на князя.
- Кня-аже! Княже! - донёсся его голос.
Роман резко натянул повод. Только что он был спокоен и задумчив - и вот уже собран, тёмные глаза прищурены, рука касается черена меча.
- Княже! - Дружинник, поравнявшись, сдёрнул с головы шапку. - Послы до тебя!
- Откуда?
- Из Чернигова!
Не говоря ни слова, Роман пришпорил коня, послал его в галоп. Оторвавшись далеко вперёд от дружины, распугивая людей на улицах, ворвался Роман на княжье подворье. Возле терема стояли возки, конюшие хлопотали над чужими лошадьми. Спешившись и бросив поводья отроку, Роман через две ступени взбежал на крыльцо.
В палатах его ждали. Двое бояр и дьяк поднялись навстречу. Одного боярина Роман знал - то был Ольстин Олексич, думный боярин и старый советник черниговских князей, верно служивший сперва Святославу Всеволодичу, а теперь его младшему брату Ярославу. Второй был незнаком.
- Здрав будь, Романе, князь волынский, - могучий Ольстин Олексич поклонился, доставая пальцами пол. Круглое лицо его напряглось от натуги, но голос не потерял силы. - Прибыли мы к тебе от господина и князя нашего Ярослава Всеволодича черниговского.
- Здравы будьте, гости дорогие, - отрывисто бросил Роман, проходя к стольцу. - Как здоровье брата моего, Ярослава?
- Недужен князь Ярослав, - вздохнул боярин Ольстин. - Не в добрый час одолела его слабость, ибо грядёт война.
- Что, неужто, вести худые пришли в Чернигов?
- Куда уж хуже-то! Одолел князя нашего Всеволод владимирский, забрал под себя Новгород. А ныне, чуя слабость нашу, Рюрик киевский ведёт на Чернигов свои полки. Призвал князей-подручников и половцев. Князь наш, Ярослав Всеволодич, просит вспомнить давнюю дружбу и обнажить меч свой. Общие у нас враги, княже, супротив них сообща и встать надобно.
Роман слушал, кивая головой. К Рюрику любви у него не было. Крепко обидел его киевский князь, а после унизил. Прежде был Роман слаб - раны, полученные в Польше, давали о себе знать. Теперь он оправился и был готов отомстить.
- Добро, бояре черниговские, - кивнул он, выходя из раздумий. - Ворочайтесь в Чернигов да передайте Ярославу - помнит князь Роман давние клятвы, от обещаний не отрекается и готов помочь. Нынче ввечеру жду вас на почётный пир, а пока отдохните с дороги. Спешили, чай, умаялись!
Бояре зашевелились, кланяясь и пятясь к дверям. Роман остался один. Подперев голову рукой сидел, думал.
Сомнения терзали волынского князя. В молодости он немало повидал, бывал во всяких городах, знал их жизнь. Новгород и Галич стояли на вольности - слишком близка Европа, где другие обычаи и законы, слишком много значат там торговля и богатство. Полоцкие княжества измельчали, после смерти Всеслава-оборотня среди его многочисленных потомков не родилось никого, достойного продолжить дело великого предка. Владимиро-суздальская Русь только мужает, и, как всякой юности, ей свойственно свысока смотреть на окружающий мир и считать себя умнее всех. Древняя Рязань сейчас переживает не лучшие времена - несладко жить в тени Владимира-на-Клязьме. Смоленск затерян в лесах. Киев изо всех сил старается собрать воедино расползающуюся страну, но перенимает силу молодой Владимир. Черниговская земля в самом сердце Руси. Отовсюду туда бегут дороги - и на север, и на юг, и на запад, и на восток. Гордятся своим прадедом Ольговичи, от Олега Гориславича унаследовали они ненависть к Киеву и его преемнику Владимиру-на-Клязьме. Да только всё не так просто. Последний достойный князь был в том роду - Святослав киевский, да умер два года назад. Ярослав, брат его, недужен - годы дают о себе знать. А прочие, кто придёт им на смену? Что принесут они Руси, своим союзникам и недругам?
Много думал Роман. Не сомневался, что настала пора поквитаться с Рюриком киевским за всё. Так и эдак прикидывал, призывал и до, и после пира боярина Ольстина, подолгу беседовал с ним о Черниговщине, звал бояр, выспрашивал, что слышно о соседях. После думал снова.
Рюрик его не боялся, ибо решил, что Романа смирили раны и рота подручника Киева. Рюрик даже не слал ему послов. О нём вообще забыли на Руси - сидит у себя на Волыни, и ладно, пущай сидит. Но со стороны виднее, кто прав, кто виноват.
Надумав, Роман не стал медлить. Обнадеженные и обласканные послы уехали в Чернигов, унося радостную весть, а князь, едва осела за их возками пыль, велел кликнуть к себе Заслава.
Не ведал молодой воевода, что стал невольным соперником Романа, что перешёл ему дорогу, посватавшись к Анне, дочери боярина Исаакия Захарьевича. Роман сам не признавался себе в том. За делами он иногда забывал об Анне, но о Заславе помнил всегда. Из тысяцкого сделал его воеводой, дал в кормление новую деревеньку недалеко от Вельска. И сейчас первым делом подумал про него.
Позвав Заслава, князь поймал себя на мысли, что откупается от него - то новым званием, то новой волостью, а теперь вот походом на Киевщину. Льёт бальзам на раны, поскольку бывает так - что больному впрок, то здоровому смерть.
Заслав явился быстро. Поглядев в его пасмурное лицо, Роман вскинул брови:
- Что опять невесел, боярин? Аль нездоров?
- За заботу спасибо тебе, Здоров я, - почтительно, но коротко ответил Заслав.
- Так, может, в дому какая беда?
- И дома все здоровы.
- Хм, - Роман прищурился. - Никак, невеста упрямится?
Лицо Заслава прорезала судорога. О какой невесте толкует князь, когда Анна его видеть не желает. Они и не видались с Пасхи вовсе, известно лишь, что пожаловал ей князь на сиротство деревеньку, где и проживает она над рекой Муховцем. А Заслав её из сердца выбросить не может.
- Нет у меня невесты, княже, - через силу выдавил Заслав. - Один я.
- Ну а раз невесты нет, то вот тебе мой сказ, Заслав Сбыгневич. Сей же день собирайся в поход. Бери свои полки да отправляйся в городец Полонный, что мне тестем моим Рюриком был жалован. Вставай там моим воеводой и всю землю, что вокруг, забирай под меня. Заре-ческ, Дорогобуж, Острог, все города по Случи. Не давай Рюрику покоя. Полную волю тебе даю.
Вскинув голову, Заслав вытаращил на князя глаза. Ещё вчера он не думал о таком.
- Прости меня, княже, коли что не так скажу, - выговорил он, - только я…
Роман мгновенно напрягся. В каждом он ждал измены, любого мог назвать своим ворогом.
- Боишься? - выдохнул он. - Сил в себе не чуешь? Сумлеваешься? - Подавшись вперёд, он впился колючим чёрным взглядом в лицо Заслава, и тот похолодел, чувствуя, как по спине побежала первая неприятная струйка пота.
- Нет, княже, - еле выдавил он, - но… Неужто война?
- Проснулся! Коли баба так твоей душой овладела, так и ступай к её подолу, держись за него крепче. А мне вой надобны, а не трусы.
Лицо его перекосилось, он зло оскалился, и Заслав, содрогнувшись, опустился на колени.
- Прости, княже. Не сумлевайся во мне! Верный я твой слуга! Что хошь, исполню.
- А раз исполнишь, - Роман встал, сверху›вниз глядя на коленопреклонённого Заслава, - то не мешкая скачи в Полонный. И землю Рюрикову не жалей! Не хотел он мне добром дать то, что мне по роду и чести положено, так я сам возьму! Ступай!
Заслав поднялся и, пятясь, выбрался наружу. Он и злился - как-никак только что вызвал гнев князя и кто знает, не на смерть ли послал его Роман, - и радовался - всё-таки на него, не на кого другого пал княжий выбор, - и печалился. И не знал, чего в его душе больше. Но чувствовал - только в битве сможет он отвлечься и забыть Анну.
3
Один раз, вспомнив про Анну, Роман уже не мог больше сдерживаться и сорвался в дорогу. Никому не сказавшись, взяв с собой лишь нескольких отроков, князь спешно выехал из города и поскакал берегом Буга в сторону Муховца.
Он не видел девушку с начала лета, когда пожаловал ей бывшую деревеньку боярина Остамира. Боярин Рогволод помог племяннице переселиться на новое место.
Зарев-месяц выдался тихим - ни ветры не дули, ни лишней капли дождя не упало с небес, но тут вдруг задул резкий ветер, и в небе заклубились невесть откуда взявшиеся тучи. В воздухе запахло дождём. Правя конём одной рукой, Роман скакал через рощу по узкой дороге. Рядом блестела река. Притихшие перед непогодой птицы не нарушали лесную полусонную тишину. Отроки скакали позади, не пытаясь даже поравняться с князевым серым в яблоках жеребцом.
Над головой посветлело, деревья расступились, и всадники выскочили на опушку. Река здесь делала поворот, вливаясь в Западый Буг. Берега большой реки были покрыты пойменными лесами. Прямо перед князем раскинулся луг, по которому бродило немалое стадо. Дорога шла прямо, перерезая луг надвое, и спускалась к небольшому селу, возле которого стояла боярская усадьба. Ветер дул князю в лицо, волоча навстречу с того берега дождевую тучу. За рекой между землёй и небом уже протянулись нити ливня. В воздухе запахло сыростью.
Неожиданно Роман вспомнил, как приехал сюда в первый раз.
* * *
Боярин Рогволод явился к нему в терем, чтобы от имени Анны поблагодарить за дар.
- Да видал ли ты деревеньку? - спросил у него Роман.
- Видал, княже, - степенно кивнул боярин. - Невелика, но добра и богата.
- Так и я хочу взглянуть, - решительно сказал князь и направился к выходу.
Пока седлали коней, Рогволод отправил к племяннице отрока с вестью о нежданных гостях. Скача рядом с князем, он невольно хмурился - девушка только-только перебралась в новый дом. Когда только она возьмётся за хозяйство, когда ещё станет полноправной госпожой - совсем одна, коли не считать старой тётки и двух холопок и конюшего, которых снарядил с нею боярин Рогволод.
Анна оказалась на высоте. Подъезжая к усадьбе, Рогволод Степаныч ждал суеты и возни, но всё было чинно и спокойно. Воротник распахнул двери, низко поклонился проезжавшим мимо всадникам. Конюшие подбежали принять лошадей, на крыльце показалась Анна. Видно было, что она только-только приоделась и торопливо оправляла подол новенького летника и кокошник на русых волосах. Свежее лицо её было бледно, но на губах играла улыбка.
- Ой, проходите, гости дорогие! - певуче молвила она, кланяясь. - Сделайте милость! Угощение сейчас поспеет!
Роман спешился первым, не глядя кинув поводья отрокам, поднялся на крыльцо. Анна стояла перед ним, опустив руки и глядя в глаза. Была она высока, почти вровень с князем, который был среднего роста, как все в роду его отца. Улыбка всё ещё дрожала на её губах, и Роман некстати вспомнил, как целовал их на Масленицу.
- Провожай в дом, хозяюшка, - боярин Рогволод поднялся на крыльцо.
- Вот, князь приехал на твоё житье-бытье поглядеть.
- А проходите, таить мне нечего! - Анна толкнула дверь, посторонилась, пропуская Романа вперёд.
Ни разу не был князь у боярина Остамира, хотя любил иногда нагрянуть к боярам, коли случалось ему охотиться неподалёку от чьих-нибудь угодий. О многом ему могли рассказать лёгкий беспорядок на дворе, неосторожно брошенный взгляд или слово, виноватые или угодливо-счастливые лица дворни - правду говорят: каков поп, таков и приход. Здесь холопы лезли на глаза, пялились на князя, не таясь, но стоило Анне покоситься в их сторону, срывались с места, как ошпаренные.
В горнице было чисто, недавно натёртые полы блестели, на лавках новые полавочники, оконца отволочены, впуская свежий воздух. На столе уже расстелена камчатая скатерть.
- Опраска! - позвала Анна. Заглянула девушка, на вид её ровесница:
- Чего, боярышня?
- Вели подавать. Да пущай меды несут - гости проголодались с дороги!
Рогволод покосился на князя, но Роман уже проходил во главу стола. Отроки и боярин разместились рядом. Девки споро расставили блюда, внесли и разлили по чарам мёд и брагу.
- Уж не обессудьте, гости дорогие, - Анна встала у стола, сложив руки на расшитом сверху донизу переднике, - не ждала я гостей, что успели, то и сготовили.
Роман снизу вверх поглядел на девушку, окинул придирчивым взглядом её ладный стан - стройна, как молодая рябинка, толстая коса лежит на груди, взгляд взволнованный - каково-то понравится гостям угощение.
Роман не был голоден, но отведал сочива с мясом, отпил мёда, попробовал пирогов и с улыбкой выпрямился.
- Знатная ты хозяйка, Анна Исаакиевна, - пригладил он усы.
- Да что я! Вот повариха у меня - та мастерица, - улыбнулась девушка.
- А каково тебе здесь? Большое хозяйство?
- У батюшки и не с таким управлялась, - чуть пожала плечами Анна.
- Вот как? - Роман встал. - А покажи своё подворье! Охота мне взглянуть, как ты живёшь.
Боярин Рогволод встрепенулся, приподнялся было из-за стола, но Роман уже выходил, не обращая внимания на своих спутников.
Анна задержалась подле вуя, но когда Роман прошёлся по резному крыльцу, она вдруг оказалась рядом. Быстро взглянув в сторону князя, девушка сошла со ступенек и направилась через двор.
Отроки прервали работу, поклонились молодой хозяйке. Она прошла мимо. По пути приостановилась возле бретьяниц и повалуши, осторожно обошла яму, которую вырыли на задах для новой клети, и вышла к саду. Деревья спускались к реке. За нею виднелись поля.
Здесь уже некуда было идти. Анна остановилась, словно раздумывая.
- Хозяйство моё невелико, управиться нетрудно. Старосту я другого поставила - прежний меня не слушался. Пашню вспахали. Урожай ждём добрый - вон как зазеленело дружно.
Роман не ответил, и, повернувшись к нему, Анна встретила прямой взгляд. Несколько мгновений она молчала, а потом сама положила руки ему на плечи.
Быстро, словно боясь, что раздумает, Роман привлёк девушку к себе и поцеловал…
* * *
Когда князь с отроками подскакал к деревне, на землю упали первые капли дождя, прибили на дороге пыль. Широкие листья кустов у ограды подрагивали под их тяжестью.
Ошарашенный воротник выскочил под начинающийся дождь, рухнул коленями в мокрую пыль. Из распахнутых дверей конюшни показались удивлённые лица отроков. Спешившая укрыться от дождя холопка, выскочившая из-за угла, всплеснула руками и со всех ног бросилась в терем.
Роман прыжком спешился.
- Эй! Есть кто дома? - крикнул он зычным голосом. Дождь стремительно усиливался, и корзно и волосы его успели намокнуть, пока он одолел несколько шагов до крыльца.
Навстречу ему выскочила Анна - одетая просто, в тёмном платье, с ленточкой в косе. Ахнула, всплеснув руками.
- Приехал!
Роман остановился перед нею. Дождь дробно стучал по тесовому навесу крыльца, потоки воды уже лились на землю. Спутники князя поднимались по ступеням.
- Ждала? - спросил Роман.
- Ой, - только и выдохнула Анна, прижимая руки к груди, и этого коротенького слова оказалось достаточно. Не обращая внимания на своих отроков, на здешних холопов, Роман обхватил её за плечи и прижал к груди.
Стук двери заставил их отпрянуть друг от друга. Вышла боярыня Забава Захарьевна. Тётка совсем походила на монашку - только клобука не хватало да большого креста на шее.
- Ой, ты, благодетель наш, княже Романе, - поясно поклонилась она, - да как же благодарить нам тебя, сиротам? Не оставляешь ты нас своими благими деяниями. Век за тебя буду Господа молить!
- То князева первая забота - защищать сирот да вдов, заступаться за обиженных, - сухо ответил Роман. Не понравилось ему, что помешала боярыня нежданным приходом. Анна же держалась спокойно, и, искоса взглянув в лицо девушке, Роман поразился - столько достоинства было в её лице, что иной княгине впору.
- Проводи в горницы, хозяйка, - сказал он и первым прошёл внутрь.
В горнице на сей раз было пусто и скромно - хозяйки не ждали гостей. Не смущаясь, Роман сел к столу. Одарив его коротким взглядом через плечо, Анна вышла, но вскоре вернулась, поставила перед князем чашу с мёдом.
- Сделай милость - отобедай с нами, княже, - просто сказала она.
Роман глотнул мёда, бросил взгляд в окно. Снаружи потемнело - ливень разошёлся не на шутку.
- Не токмо обедать - и вечерять у вас же буду, - молвил он. - Покуда непогода не уляжется. Не потесним, хозяева?
Забава Захарьевна торопливо залопотала, что это для неё великая честь, а Анна ничего не сказала, только опустила глаза. В уголках её губ мелькнула смущённая улыбка.
* * *
Расторопная холопка Опраска взбила князю постель, повертелась вокруг, улыбаясь. Была она хороша собой и ладно скроена, на дворе заглядывались на неё парни, даже княжьи дружинники нет-нет да и подмигивали ей, но велика честь удостоиться княжьего ласкового взгляда. Но Роман не обратил на неё никакого внимания. Меченоша стянул с него сапоги, помог разоблачиться и удалился.
Оставшись один, Роман некоторое время сидел на постели, слушал затихающий шум дождя. Где-то в темноте ещё шуршали капли, с крыши звонко срывалась капель. От отволоченного оконца тянуло свежестью и сыростью. Князь вспомнил, как ворвался он на крыльцо, как приникла к нему девушка…
Осторожно ступая босыми ногами, Роман выбрался из ложницы. Отрока у порога не было - небось, увязался за Опраской. В иное время крепко наказал бы его князь, но сейчас ему было не до того. Чувствуя себя мальчишкой, он крадучись пробрался в переднюю горницу, открыл дверь в сени - и едва не столкнулся с лёгкой тенью.
Анна задохнулась, отпрянув. В полутьме горели её глаза. Распущенная коса лежала на спине.
- Дождь, - виновато вымолвила она. - Душно. Не спится.
Не дав ей договорить, Роман рывком привлёк её к себе. Голова девушки запрокинулась, губы потянулись навстречу губам, прохладные руки обвились вокруг шеи.
Вскинув её на руки и бегом возвращаясь к себе с нежданной и желанной добычей, Роман ещё раз порадовался, что расторопная девка Опраска сумела увести с порога его отрока.
Потом она извивалась в его руках, прижималась разгорячённым телом, то замирала под поцелуями, то стонала от ласки и, уже обессилев, вжимала лицо ему в грудь, целуя солоноватую от пота смуглую кожу на груди и плечах Романа. А тот дышал запахом её волос и меньше всего на свете думал в это время о жене и войне.
4
Обоз растянулся на целую версту. Скрипели колеса, покачивались тяжело груженные возы, мычал скот, слышался глухой людской гомон.
Подавшись вперёд, Заслав сердито озирался по сторонам. Его дружина рассеялась - половина охраняла обоз, вторая половина рыскала вокруг. Полсотни ближних воев держались позади, не смея тревожить воеводу.
С утра прошёл дождь, на дороге возы разбрызгивали колёсами лужи. Бредшие пешими люди месили грязь. Мужчины, женщины, дети. Самых маленьких несли на руках.
Заслав был зол с утра. Эта злость началась не сегодня и не вчера. Она нарастала исподволь, и он не мог понять её причину. Всё сплелось в его душе - и эта война, на которую его отправил князь, и то, что приходилось грабить и уводить в полон своих же русских людей, и то, что он был в разлуке с Анной. Если бы знать наверняка, что часть этих смердов потом будут поселены в её землях, что несколько возов добра и небольшой табун коней достанутся ей и станут его свадебным подарком, - ему было бы много легче.
Войско возвращалось из-под Деревича. До этого нападению подверглись Колодяжин, Губин и Гройница. Пощадили Изяславль - через него шла дорога на Владимир-Волынский, по которой Заслав наладился отправить князю обоз с добром, - и города ниже по течению Случи. Война шла настоящая - Заславовы полки рыскали по земле, деревни и сёла зорили, грабя, и случалось, убивая кого из местных, небольшие городцы брали на щит. Возле Межибожья спалили несколько застав. Побеспокоили и сам город, но долго стоять под его стенами не стали - пожгли посады, накоротке схлестнулись с местной дружиной, похватали, что плохо лежит, и ушли прочь.
Стены Полонного были уже видны. Передняя сотня подскакала к воротам. Их створки заскрипели, отворяясь.
Заслав не любил этот город. Издавна был отписан он киевскими князьями для Киевской епархии. Не иначе как с подачи митрополита Никифора Рюрик передал город зятю - лишь бы утишить его буйный нрав. Заслав ещё помнил, как косились на его дружину на владычном подворье, когда он привёл сюда людей. Счастье, что привёз с собой священника - только он и соглашался служить для воев заутрени и вечерни. Воевода Полонного, сотский Степан по прозвищу Сурок, мужик тихой и богобоязненный, так и вовсе скис, когда Заслав поселился у него. И сущим наказанием было для него решение Заслава, что его дружина тоже должна ходить в походы, в то время как для защиты города остались три лучшие волынские сотни.
Сейчас Степан на чалой кобыле ехал подле Заслава и озирал обоз - возы с добром, смердов, бредущих за подводами, скот. Собранных в табуны коней гнали отдельно.
Проехав через весь город, дружина осадила коней у терема Степана. Холопы высыпали навстречу, приняли коней. Обозники один за другим вводили возы на подворье. Смердов гнали в клети. Тиуны уже суетились, принимая добро и полон.
Заслав взошёл на крыльцо и был остановлен сестрой Степана - засидевшейся в девках, отчаянно молодящейся. С той поры как приехал Заслав, её как подменили - и румянится, и белится, и платно новое из ларя достала, и лыбится не переставая. Покосившись на сестру, Степан поморщился, но Аксинья и ухом не повела, что заметила братний косой взгляд. Хлопая ресницами, воскликнула:
- Ох ти, воевода-батюшка! Как же ты вовремя возвернулся-то! А тебя тута гонец дожидается! От самого князя Роман Мстиславича!
Заслав невольно вздрогнул. Что сулил княжий гонец - сказать было трудно. Боярин ждал всего - от опалы до награды. Аксинья заметила тень, набежавшую на его лицо, и неуклюже погладила его по руке:
- Небось не худую-то весть принёс гонец! Авось пронесёт! Молись…
- Дура! - зашипел Степан. - Волос долог, да ум короток.
Заслав ничего не ответил. Молча прошёл в сени.
Князев гонец пил мёд. Когда Заслав вошёл, он встал, и тот узнал Демьяна Родивоныча. Молодой сотник улыбнулся воеводе.
- Здрав будь, Заслав Сбыгневич! - воскликнул он. -Здрав будь, воевода! - добавил он для вошедшего следом Степана. - Послал меня князь Роман до тебя с наказом, дабы, ни часа ни мешкая, шёл ты через Чёртов Лес на Возвягль и далее до Искоростеня…
Степан с тревогой взглянул на Заслава. На Возвягль до Искоростеня - а там прямая дорога на Овруч, город князя Рюрика Ростиславича. Там княжьи угодья, оттуда рукой подать до Днепра. А ежели навстречу с другого берега пойдут полки из Чернигова - не устоять и Киеву.
- Жалую тебе три десятка коней из табуна, - вдруг нарушил молчание Заслав, покосившись на Степана. - А ты, сотский, назавтра возьмёшь две сотни моих людей да отведёшь обоз во Владимир-Волынский. Предстанешь перед князем Романом да передашь…
- Ох ты, Господи, - чуть не вскрикнул в голос Степан Сурок, - почто всё на мою голову свалилось?
- Да передашь ему, что иду я через Чёртов Лес к Возвяглю и далее. Пущай шлёт подмогу.
5
Гонец из Владимира прибыл не зря - узнав через дочь о том, что Роман вступил в войну на стороне Ольговичей, Рюрик Ростиславич решил призвать на помощь старого Романова недруга - Владимира Ярославича галицкого. В этой усобице киевский князь действовал заодно с владимиро-суздальским, а Владимир Ярославич был подручником Всеволода Большое Гнездо и должен был выступить на стороне его союзников.
В Галич Рюрик отправил одного из своего сыновцев, среднего сына Мстислава Ростиславича Храброго, Мстислава торческого. Мстислав Мстиславич с юности ходил в руке своих стрыев - сперва Романа, после Рюрика - держал города, которые они давали, по их наказу ходил на половцев, ятвягов и соседей-князей.
Мстислав прибыл в Галич с малой дружиной. Загодя к Владимиру Ярославичу был отправлен гонец, и тот ждал торческого князя. Его встретили на просторном дворе, и дворский с поклоном проводил в думную палату.
Владимир Ярославич сидел на золотом столе своего отца, развалившись и глядя исподлобья усталым недовольным взглядом. С утра ему нездоровилось, мучила изжога, и лишь чаша доброго вина, без которого он уже не мог обходиться, могла ему помочь. Придворные лечцы не отходили от князя, поили его настоями, приводили бабок-знахарок заговаривать боль, но всё приносило лишь временное облегчение. Горькие настои Владимир запивал сладким виноградным вином из угорских виноградников боярина Судислава Бернатовича и сводил на нет усилия лечцов. У Владимира галицкого была больная печень. Он сильно раздобрел, опухшее лицо его было желтоватого нездорового цвета, под глазами набрякли мешки, мягкие губы безвольно-брезгливо кривились. Пышный княжеский наряд казался чересчур ярким и неуместным.
Юный Мстислав Мстиславич решительным шагом - его крепкие ноги и молодое тело ещё не уставало от долгой езды, - пересёк палату и с поклоном протянул княжеские грамоты. Владимир Ярославич кивнул, и дьяк, подскочив сбоку, принял их.
- Здрав будь, Владимир Ярославич галицкий, - молвил Мстислав.
- И ты будь здрав, - кивнул Владимир. - Каково здоровье стрыя моего великого князя Рюрика киевского?
- Великий князь Рюрик Ростиславич здоров, чего искренне и тебе желает, - как велит посольский обычай, ответил Мстислав.
Владимир поморщился - церемонные слова о здоровье принимали для него особый смысл.
- Как доехал ты, брат мой? - перевёл он разговор на другое. - Не чинили ли тебе каких препятствий на дорогах?
Мстислав улыбнулся в короткие усы. Месяц листопад выдался дождливым, дороги раскисли, броды скрылись под потоками воды набухших дождями рек, обоз то и дело вяз в грязи. Но попробовал бы кто остановить молодого горячего князя, когда спешил он по поручению своего стрыя звать на войну союзника!
Мстислава Рюрик послал в Галич именно потому, что он сидел ближе всех подручных ему князей. Тот скакал через Межибожье и Звенигород. Возле Межибожья его чуть было не остановили разъезды Романовых полков. Дело дошло до Стычки, но сил у Мстислава было больше, и он сумел, разбив дозорный отряд, уйти от погони.
- Всё было хорошо, княже, - кивнул он. - Препятствий нам никаких в дороге не было.
- И то добре, - Владимир осторожно переместил на стольце полное тело. - С чем же приехал ты от Рюрика киевского?
- Послал меня Рюрик киевский, дабы знал ты, что зять его, Роман волынский, договор нарушил и волость его повоевал, и хочет он, чтобы ты, как его брат, со мной совокупившись, из Галича стал воевать волость его.
- Вот как? - чуть оживился Владимир. - А сам великий князь что же?
- Рюрик Ростиславич, - с достоинством ответил Мстислав, - сам хотел идти к Владимиру-Волынскому и полки уже собрал, да пришла ему весть, что сват его Всеволод Юрьич сел на коня и соединился с Давидом Ростиславичем, и ныне они вместе жгут Ольговичей - волости вятичей уже взяли. Рюрик Ростиславич сейчас сидит в Киеве и ждёт вести верной, чтобы выступить.
Владимир Ярославич поджал губы. Последние несколько лет он жил тихо и мирно, послушно заседал в думе с боярами, пировал и выезжал на охоту, помаленьку баловался с бабами и девками, судил и рядил и меньше всего думал о соседях. Когда стало слабеть здоровье, он ещё больше замкнулся в пределах своего княжества и, всем довольный, не думал, что придётся ему принять участие в княжеских усобицах. Вражды с младшим братом и Романом волынским ему хватило с лихвой. Но человек предполагает, а Господь располагает.
- Что скажете, думцы? - пошевелился он и обвёл вопросительным взглядом сидевших вдоль стен на лавках бояр. Те всё слышали и сейчас зашептались, переглядываясь друг с другом. Князья ждали.
Наконец, прокашлявшись, поймал взгляд князя Владислав Кормиличич.
- Дозволь слово молвить, княже?
- Дозволяю, - кивнул Владимир.
- Много бед претерпел Галич от соседа своего, Владимира-Волынского. Древен и силён Галич, богаты наши земли, в руках своих держим торговлю с Византией, в наших руках Понизье. Сие не даёт покоя Владимиру, и князю его, Романке, мы как кость в горле. Сам ведаешь, не раз он пытался захватить твою вотчину и сейчас сидит и ястребом глядит по сторонам - где бы ещё кусок урвать пожирнее. Пришла пора доказать, что Галич сильнее, отомстить за старые обиды.
- Верно сказал боярин Владислав, - поддержал его Судислав Бернатович. - Много зла претерпели мы от Романки волынского. Надо сурово наказать его.
- Не всё коту Масленица - бывает и Велик Пост, - подал голос старый Тудор Елчич, и остальные бояре согласно закивали.
- Так что вы решили, бояре? Идти нам войной на Романа? - переспросил Владимир.
- Иди, княже, иди! - загомонили бояре, кивая. - Отомсти Романке за наши обиды. Пущай не зарывается!.. Пущай знает наших! Галичан голыми руками не возьмёшь!
Покрикивая так, бояре были себе на уме. Каждый старался выделиться в шуме - одни сразу вскакивали и кричали, сколько гривен дают в казну на устроение полков, другие расплачивались табунами коней или обещались поставить брони, щиты и копья. Многие галицкие бояре давно уже занимались резоимством - ссужали деньги ремесленному люду и купцам, а расплачиваться заставляли товаром, который потом сбывали с большой выгодой для себя, разоряя мастеров и заставляя их влезать в ещё большие долги. И сейчас они знали, что стоит лишь нажать на ремесленников - и те сами принесут всё, что угодно. Взамен рассчитывали бояре, что после победы пожалуют им новые угодья по берегам Западного Буга и Стыря.
- Ну, что же, - вздохнул Владимир. - Быть по сему. Ступай, князь, - кивнул он Мстиславу, - отдохни покамест. Вечером прошу тебя быть гостем на моём пиру!
Он встал. Поднялись бояре, стали кланяться. Владимир постоял у стольца, опираясь обеими руками на подлокотники, и, проводив всех, тяжело ступая, ушёл к себе.
Ближний человек Мстиша встретил его на пороге, завертелся подле, подхватил под руку, помогая сесть.
- Подай-ка мне вина, - приказал князь. - Жжёт нутро.
- Может, Агафона кликнуть? - обеспокоенно возразил Мстиша. - Травок бы каких ни на есть дал…
- Пошёл он к черту, твой Агафон! - разозлился Владимир. - От его травы никакой пользы! Одна горечь во рту.
- Так горьким лечат, а сладким калечат…
- Молчать, холоп! Волю взял - с князем спорить! Вот я тебя в батоги! Эй, кто там?
Мстиша упал на колени:
- Прости, княже, язык глупый сболтнул! Но ведь недужится тебе… Каково-то ввечеру будет?
Сам того не подозревая, Мстиша напомнил Владимиру о пире, где он может наверстать своё.
- Добро, - поморщился он и откинулся на лавке, переводя дух, - зови Агафона. И вели, чтоб таких трав дал, от которых я бы сразу все боли позабыл! Мне на войну идти.
Мстиша поклонился и вышел искать лечца Агафона. А Владимир, оставшись один, вспомнил ещё раз о войне и тихо застонал. Вот не было заботы!
