Книга: Клубок Сварога. Олег Черниговский
Назад: Глава двадцать первая. БУЛГАРЫ.
Дальше: Глава двадцать третья. МАТИЛЬДА.

Глава двадцать вторая. ПОЛЬСКИЙ УЗЕЛ.

 

Смерть Болеслава Смелого, который умер изгнанником при дворе венгерского короля Ласло, казалось бы, избавила нынешнего польского князя Владислава Германа от извечной угрозы из Венгрии. То, что старший брат до последнего дня своей жизни точил на него меч, было ему хорошо известно.
Ненамного пережила Болеслава женя Германа Юдифь, дочь чешского князя Братислава. Юдифь была столь слабого здоровья, что все рождённые ею дети умирали во младенчестве. Каким-то чудом выжил последний ребёнок, которого отец назвал в честь брата Болеславом. Юдифь же умерла на второй день после родов.
Герман сам страдал многими недугами от неумеренного образа жизни. Оставшись с младенцем на руках, он взял в жены сестру германского короля Юдиту-Марию, к тому времени овдовевшую.
Супругом Юдиты-Марии был знаменитый Шаламон, правивший венграми до тех пор, пока его не лишили трона двоюродные братья Геза и Ласло. Шаламон до последнего часа надеялся отвоевать венгерский трон для своих потомков, но так и умер в Германии изгнанником. Юдита-Мария вышла замуж за польского князя не по любви, но уступая желанию брата, который был другом Владислава и не желал, чтобы тот уходил из-под его влияния. Больше всего Генрих опасался, как бы поляки не подыскали своему князю супругу на Руси или в Венгрии.
За полтора года до женитьбы на сестре германского короля Герман вызвал из Венгрии вдову Болеслава с сыном Мешко, которому в ту пору было семнадцать лет. Этим своим шагом польский князь хотел примириться с вдовой брата и своим племянником, дабы тот, возмужав, более не считал своего дядю врагом. В окружении Германа были люди, которые подталкивали его к браку с Вышеславой, матерью Мешко. Многим из польских магнатов хотелось, чтобы польский князь, как его отец и старший брат, искал бы сближения с Русью, а не с Германией. Герман, и раньше относившийся к Вышеславе с большой симпатией, пообещал, что если его сын от Юдифи умрёт, то он назначит своим преемником Мешко. Ребёнок и впрямь был очень слабого здоровья.
Но такое положение вещей не устраивало новую супругу Владислава Германа, которая надеялась сама родить наследника польского трона. Не устраивало это и тех польских магнатов, которые желали союза с Германией и ратовали за отвоевание у Руси червенских городов.
Конец распрям в ближайшем окружении Германа положила очередная война с поморянами. Враг сокрушил польское войско под Колобжегом и на реке Унде. Поморяне вступили в Великую Польшу, не встречая достойного сопротивления. Польские можновладцы предпочитали отсиживаться в своих замках, нежели помогать князю защищать страну. Герман обратился за помощью к германскому королю. Генрих послал в Польшу отряд рыцарей, но он был наголову разбит поморянами под Познанью.
Древнюю столицу Польского государства Гнезно окружили пожары: горели деревни и выселки в междуречье Вислы и Варты. Так поморяне мстили полякам за жестокость во времена походов Болеслава Смелого, который пытался насильно обратить их в веру Христову.
По совету Вышеславы Герман обратился за помощью к Руси. Дабы в Киеве с большим сочувствием отнеслись к польской беде, он вместе со своими послами отправил на Русь и Вышеславу.
В окружении великого киевского князя закипели страсти. Одни бояре не могли простить полякам их недавнего вторжения на Волынь, эти люди советовали Всеволоду Ярославичу оставить Германа с его бедою наедине. Но были среди киевских бояр и сторонники польского князя, которые говорили: по покойной матери своей Герман доводится Всеволоду Ярославичу племянником. И негоже бросать в беде близкого родственника, несмотря на былые разногласия.
«Владислав Герман сделал добрый жест - вернул в Польшу Вышеславу с сыном, - твердили Всеволоду Ярославичу пропольски настроенные бояре. - Вышеслава по отцу приходится тебе, княже, племянницей. И ты ей ныне вместо отца. Коль не поможешь Владиславу, от этого пострадают и Вышеслава с сыном. Пусть не жаль тебе зловредного князя, тогда пожалей поляков-христиан, которые ныне страдают от жестокости язычников».
«Помогать полякам - дело неблагодарное, ибо сильной княжеской власти у них в стране нету, - говорили Всеволоду Ярославичу противники Польши. - Князь Владислав зависим как смерд от своих магнатов да ещё от жены-немки. Сегодня он - князь, а завтра - в грязь. Вот кабы на польский трон сел Мешко, сын Болеслава Смелого. Ему помочь не грех! Мешко ищет сближения с Русью, а не с Германией».
С некоторых пор Всеволод Ярославич в делах войны полагался прежде всего на мнение сына Владимира, поэтому немедленно послал за ним в Чернигов. Владимир уже влезал в польские дрязги: воевал и за Болеслава Смелого против чехов, и против Болеслава за многострадальные червенские города.
Владимир Всеволодович без колебаний встал на сторону тех бояр, которые предпочитали не влезать в польские дела, полагая, что на Руси и своих забот хватает. Прежде всего постоянная половецкая угроза. Нельзя забывать и про непокорного полоцкого князя.
Однако посланцы Германа добрались и до Новгорода. Поклонившись в ноги Святополку Изяславичу, недвусмысленно намекнули, что коль у того в будущем дойдёт до распри с Владимиром из-за стола киевского, то польский князь в стороне не останется: матерью Святополка была родная тётка Владислава Германа. Послы сказали Святополку, что его отец в прошлом лишь с помощью польского войска дважды отвоёвывал великокняжеский стол. Пора бы отплатить добром за добро.
Святополк поспешил объявиться в Киеве, опасаясь, как бы Всеволод Ярославич не принял решение без него. Одновременно в Киеве появился и Олег Святославич, к которому Вышеслава отправила гонца ещё из Польши, не особенно рассчитывая на помощь германского короля. Олег прибыл с небольшой дружиной, не скрывая того, что его войско движется к Киеву степным шляхом. Он был полон решимости сражаться с поморянами, при этом желая, чтобы в Польше упрочилось положение сестры Вышеславы и её сына.
Мешко должен стать единственным наследником Владислава Германа независимо от того, сколько сыновей родит ему жена-немка, - таково было условие Олега, переданное польским послам.
Послы соглашались на все условия русских князей, что очень не нравилось Всеволоду Ярославичу. Он сомневался, что польский князь пойдёт против всемогущих знати и духовенства в том случае, если сейм выскажется против сына Болеслава Смелого. К тому же был и германский король, имевший свои виды на Польшу.
Олег, споря с великим князем, утверждал: сидя в стороне, Русь ничего не выиграет. По его мнению, Русь должна была вмешаться в польские дела и, помогая Владиславу против поморян, сделать так, чтобы отныне Польша более тяготела к Руси, а не к Германии.
С Олегом соглашался Святополк, который уже не особенно считался со Всеволодом Ярославичем, видя, что киевское боярство горой стоит за него. Кто-то из доброжелателей Святополка посоветовал ему сочетать браком сестру Евдокию и Мешко, сына Болеслава Смелого. Таким образом юный Мешко неминуемо выйдет из тени, куда его норовит упрятать новая супруга Германа. Жена же Мешко станет олицетворением его союза с будущим великим киевским князем, и польской знати придётся считаться с сыном Болеслава Смелого. Этот брак лишний раз подтвердит уже высказанное Владиславом Германом намерение сделать Мешко своим преемником на польском троне.
Всеволод Ярославич сказал Святополку, что по его мнению русская княжна вряд ли станет залогом польского трона для Мешко. Таким залогом может быть лишь русское войско. Но тогда русичам придётся воевать не только с поморянами, но и с теми польскими магнатами, которые не приемлют вмешательство Руси в их дела.
- Сей польский узел развязать невозможно, его сподручнее разрубить, - молвил Всеволод Ярославич в боярской думе, - но сделать это должен сильный польский князь. У поляков же такого князя нет. Герман слабоволен и дряхл, а Мешко юн и неопытен.
- Значит, нужно разрубить польский узел русским мечом, - заявил Святополк, который непременно желал видеть свою сестру великой польской княгиней. - В своё время Ярослав Мудрый прибрал Польшу к рукам, помогая Казимиру победить мазовшан. Пойдём и мы по стопам Ярослава.
Боярская дума согласилась со Святополком. Всеволоду Ярославичу ничего не оставалось, как известить послов о том, что русское войско придёт на помощь польскому князю.
Покуда шла подготовка к походу, Олег и Владимир отправились в Чернигов. Дело в том, что лишь присутствие Олега могло помочь Владимиру убедить черниговцев принять участие в войне с поморянами. К Чернигову же подошли и Олеговы полки, пришедшие из Тмутаракани. Вместе с ними в Чернигов прибыли Ода с Хильдой. Они намеревались ехать дальше до Мурома: дело касалось брака между Ярославом и дочерью маркграфа мейсенского.
Накануне выступления войска из Чернигова Олег принял булгарских послов, которые жаловались на бесчинства ушкуйников на Волге и на бездействие муромского князя. Олег не придал особого значения жалобе, но тем не менее письменно повелел брату Ярославу обезопасить волжский торговой путь от разбойников.
В поход на поморян помимо Владимира, Олега и Святополка двинулся и Давыд, княживший на Волыни. В объединённом русском войске было тридцать тысяч пехоты и шесть тысяч конницы.
Когда грозное русское войско вступило в пределы Польши, многим польским можновладцам вспомнились уже подзабытые времена Ярослава Мудрого, который трижды ходил с полками в Польшу, выручая польского князя Казимира, изнемогавшего в войнах с мазовшанами. Ныне, как и тридцать лет назад, русские полки победоносно прошли всю Великую Польшу, неизменно обращая в бегство поморян, впервые столкнувшихся со столь сильным противником.
Поморяне запросили мира и получили его у стен своего стольного града Мендзыжега. Мир был заключён русскими князьями на условиях выдачи всех пленённых поляков и выплаты отступного в виде пяти тысяч гривен серебра.
В Польше Олег узнал о сожжении булгарами Мурома и о поражении в битве Давыда и Ярослава.

 

* * *

 

Свадебное торжество в Рязани получилось вовсе не таким, как его себе представляли родственники невесты и жениха. Матильда, видя унылое лицо Ярослава, была ещё более хмура и неразговорчива, чем обычно. Над дружинниками довлело недавнее поражение, поэтому за столами только и было разговоров, что о новом походе булгар. К тому же княжеский терем в Рязани был мал и не мог вместить всех приглашённых на свадьбу.
К удивлению Матильды и её матери, Ода корила Ярослава тем, что он по причине своего извечного малодушия вынужден теперь ютиться в тесноте и выглядеть посмешищем. Ярослав безобразно напился, и к брачному ложу челядинцы отнесли его на руках. Все это произвело на Матильду удручающее впечатление. Наутро она спросила у матери, нельзя ли расторгнуть её брак. На что Брунгильда ответила, что это невозможно, поскольку Матильда по пути сюда приняла в Киеве православие и обратного перехода в католичество быть не может.
- У тебя ныне даже имя другое - Домна, - со вздохом добавила Брунгильда. - Крепись, дочь моя. Муж твой слабоволен и плохой полководец, но человек он, по-моему, хороший. Думаю, с ним ты не будешь так страдать, как я страдала с твоим бессердечным отцом.
- Зачем мать Ярослава настраивает его на войну с чужеземцами, хотя видит, что он не хочет воевать? - спросила Матильда.
- Что делать, доченька, - ответила Брунгильда. - У нас в Германии существует извечная вражда с полабскими славянами. Русичи, как видно, постоянно враждуют с этими ужасными булгарами. Мир не может существовать без войн.
- Я боюсь, что Ярослав при своей невоинственности может пасть в битве. Мне тогда грозит раннее вдовство, - высказала опасение Матильда.
Разговор графини с дочерью происходил в маленькой горенке: здесь они провели остаток ночи после затянувшегося свадебного пира. Поскольку не в меру упившийся Ярослав испачкал рвотой брачную постель, Матильде пришлось перебраться к матери, благо спальня графини была расположена почти по соседству с опочивальней молодожёнов.
Брунгильда ничего не успела ответить Матильде, так как в горенке появилась Ода. По лицу её было видно: она услышала последние слова своей снохи.
- Твоя тревога напрасна, дочь моя, - с улыбкой промолвила Ода, подходя к сидевшей Матильде и целуя её в румяную щеку. - Не придётся Ярославу в поход идти.
Матильда с удивлением и недоумением посмотрела на свекровь. Вопрос был и во взгляде Брунгильды.
- Нынче утром прискакал гонец из Чернигова, - пояснила Ода. - Сюда идёт с войском Олег, старший брат Ярослава. Он настоящий воитель, не то что мой сын.
Матильда и её мать много слышали про Олега. У них не возникло вопросов о человеке, с которым считается великий киевский князь и дружит василевс ромеев.
Десять дней спустя к Рязани подошли конные и пешие полки Олега Святославича. Весь город вышел посмотреть на черно-красные с позолотой знамёна с ликом Богородицы и Спасителя, которые покачивались над частоколом копий и рядами шлемов. В дружине Олега бок о бок ехали на длинногривых конях русобородые русичи в красных плащах и чернобородые касоги в блестящих панцирях с изогнутыми саблями. Были там и хазары в коротких кафтанах с круглыми щитами и в шлемах с личиной, отчего все всадники походили друг на друга, как близнецы-братья. Устрашающе выглядели даны: длинноволосые и бородатые в рогатых шлемах. Ясы гарцевали на тонконогих невысоких лошадках, сбруя их была украшена множеством серебряных бляшек.
Вместе с Олегом был и Давыд, который сразу после свадебного торжества уехал к себе в Новгород-Северский. Затем он присоединился со своей дружиной к Олегову воинству.
Ярослав принялся было настаивать, чтобы и его взяли в поход на Булгарию, но Олег и Давыд убедили брата остаться с молодой женой.
Недавно вернувшийся из Польши Олег привёз для Оды печальную весть: умер её племянник Генрих, недавно женившийся на Евпраксии, дочери Всеволода Ярославича.
- В окружении польского князя поговаривают, что здесь не обошлось без козней германского короля, который якобы положил глаз на Евпраксию, - сказал Олег. - Ходит слух, будто он сам собирается жениться на Евпраксии. Всеволод Ярославич недолюбливает германца, поэтому очень огорчён всем этим. Но не знает, как вырвать Евпраксию из лап развратного короля.
- Я должна ехать в Германию, - без раздумий решила Ода. Проводив в поход Олега и Давыда, она живо собралась в дорогу. Вместе с ней поехали Хильда и Брунгильда со свитой.
Добравшись до Киева, Ода и Брунгильда угодили на торжество по случаю победоносного возвращения русских полков из Поморья. Одновременно праздновалось бракосочетание сына Болеслава Смелого и сестры Святополка.
Киевским боярам, сторонникам Святополка казалось, что теперь-то поляки, узрев силу Руси, будут сидеть смирно в своих лесах и пустошах за Вислой. Более того, пирующие в великокняжеском дворце громогласно славили Мешко и Вышеславу Святославну, а не Германа, словно того уже не было в живых, а на польском троне сидел сын Болеслава.
Самые воинственные из бояр разглагольствовали: пора бы проучить и чешского князя Братислава, который до сих пор берет с поляков дань, наложенную на них ещё его отцом. Мол, если Владислав Герман и платит чехам унизительную дань, то его преемнику Мешко это совсем не пристало.
Среди всеобщего веселья лишь Всеволод Ярославич выглядел хмурым и озабоченным. Когда Ода спросила великого князя о причине его печали, то услышала в ответ:
- Жаль мне Мешко и Евдокию, княгиня. Мнится мне, ничего хорошего не выйдет из брака, где приданым невесты были русские дружины. - Всеволод Ярославич подавил тяжёлый вздох. - И ещё печалюсь я, княгиня, о малой моей Евпраксии. Отстала моя доченька от одного берега, а к другому так и не причалила.
Ода, как могла, успокоила великого князя, сказав, что едет в Германию для помощи Евпраксии.

 

Назад: Глава двадцать первая. БУЛГАРЫ.
Дальше: Глава двадцать третья. МАТИЛЬДА.