Книга: Клубок Сварога. Олег Черниговский
Назад: Глава четырнадцатая. МЕСТЬ.
Дальше: Глава шестнадцатая. ВОЙНА НА ВОЛЫНИ.

Глава пятнадцатая. МЫТАРСТВА ДАВЫДА ИГОРЕВИЧА.

 

Долго идут вести из Тмутаракани в далёкий Киев-град, но все же доходят.
Поздней осенью добрался до Киева иудей Исаак, чудом уцелевший во время резни. В один день потерял Исаак всю свою родню: сестёр, братьев и племянников. Семья его проживала в Киеве, а он сам наведывался в Тмутаракань лишь по торговым делам да ещё по поручению Всеволода Ярославича, который знал про связи Исаака и выведывал через него много для себя полезного.
На этот раз раббе Исаак ошарашил Всеволода Ярославича ужасающими известиями. Он, не сдерживая слез, рассказывал великому князю про бесчинства Олеговых наёмников, которые не щадили живых и глумились над мёртвыми, охотясь за иудеями по всей Тмутаракани. Пострадало и немало хазар, тех, что были в близком родстве с иудеями.
- С жён и дев иудейских воины Олега срывали богатые одежды и украшения, обрезали у них косы на парики, оскверняли наготу женскую грубым насилием прямо на глазах у малых детей, - делился виденным Исаак. - Всякого, кто пытался защитить честь жены или дочери, убивали на месте. Лишали жизни и тех, кто защищал самого себя от унижений, и тех, кто не пытался защищаться. Кровь безвинных иудеев и хазар ручьями текла по улицам в тот страшный день. Имущество убитых тут же расхищалось. Опустевшие дома продавались или сдавались внаём всем желающим. Не совершалось погребальных обрядов. Тела убитых грузили на повозки, вывозили за город и сваливали в наскоро вырытые ямы, которые так же на скорую руку засыпались землёй и заваливались камнями. Всякого, давшего убежище иудею, подвергали унизительной порке либо взымали с него денежную пеню. Уцелевших иудейских женщин и детей за бесценок продавали в рабство грекам и армянам, слетевшимся как воронье.
- Велика ли дружина у Олега? - обеспокоенно расспрашивал Всеволод Ярославич. - И почто Володарь и Давыд не дали ему отпор? Как они вообще впустили в город злодея?
- Войска у Олега много, - отвечал Исаак, сокрушённо качая головой с обрезанными в знак траура волосами. - Кого только нет под его знамёнами: и греки, и варяги, и немцы, и англосаксы… Олег вступил в Тмутаракань беспрепятственно, поскольку Володарь и Давыд в ту пору воевали с зихами в горах. По возвращении в Тмутаракань им пришлось договариваться с Олегом полюбовно, так как их жены и дети оказались у него в заложниках. Олег вернул князьям жён, детей, челядь и все имение на условии, что они покинут Тмутаракань и будут искать себе доли на Руси.
- Токмо этого мне не хватало, - невольно вырвалось у Всеволода Ярославича.
Словно в подтверждение сказанному Исааком, спустя несколько дней в Киеве объявился с дружиной и обозом Давыд Игоревич.
Всеволод Ярославич на время забыл про свою неприязнь к племяннику, чтобы разузнать от него побольше об Олеге, возвращение которого беспокоило великого князя сильнее извечной вражды с неугомонным полоцким князем, сильнее угроз поляков, требующих вернуть им червенские города. Что, если уже будущим летом мстительный Олег опять, как встарь, наведёт половцев и касогов на Русь?
Всеволод Ярославич не спрашивал об этом напрямик у Давыда, не желая показывать свою обеспокоенность. Однако это подспудно звучало в речах великого князя, слышалось в его долгих паузах, читалось по его глазам. Давыд был достаточно проницателен, чтобы почувствовать внутреннее напряжение дяди. И не возрадоваться этому в душе он не мог, ибо только за тем и прибыл в Киев: попугать Всеволода Ярославича Олеговым могуществом.
Со слов Давыда выходило, что Олег имеет не только сухопутное войско - тысячу всадников и десять тысяч пешцев! - но и больше тридцати боевых кораблей.
- А с василевсом ромеев Олега связывает тесная дружба. Благодаря содействию Алексея Комнина он взял в жены знатную гречанку Феофанию Музалон.
- Ты видел жену Олега? - Всеволод Ярославич верил и не верил услышанному.
- Не видел, лгать не стану, - ответил Давыд, - зато её видела моя жена. Ведь она была какое-то время в заложницах у Олега. Феофания несколько раз встречалась с моей супругой, а также с супругой Володаря, прознав, что наши жены доводятся родственницами венгерскому королю.
- Бывшему королю, - раздражённо вставил Всеволод Ярославич.
- Какая разница? - Давыд пожал плечами. - Пусть Шаламон ныне в изгнании, но разве из-за этого он лишился своей королевской крови? Изяслав Ярославич тоже некогда побывал в изгнании, царствие ему небесное, но и на чужбине он не утратил своего великокняжеского достоинства.
- Это ты к чему?
- К тому, что истинного короля делает не трон, а высокое рождение. Ныне хоть и царствует над венграми Ласло, двоюродный брат Шаламона, но какой он к черту король!…
- Мы, кажется, говорили о Феофании, - напомнил Всеволод Ярославич. - Ты сказал, что твоя жена виделась с ней. Что же она рассказала про неё?
- Много интересного, - Давыд оживился, словно ожидал этого вопроса. - Феофания принесла Олегу богатое приданое. Настолько богатое, что он содержит своё войско на деньги жены.
- Наверно, и корабли купила Феофания? - ухмыльнулся Всеволод Ярославич.
- Нет! Корабли подарены Алексеем Комнином, насколько мне известно.
- Поистине, царский подарок, - многозначительно заметил Всеволод Ярославич. - С чего бы это вдруг, а?
- Все очень просто. Олег нужен Комнину, дабы оградить владения ромеев в Тавриде от набегов половцев. Ещё, полагаю, василевс рассчитывает на его помощь против сельджуков. Имея флот, Олег сможет легко перебросить своё войско по морю и высадить в любом месте азиатского побережья, примыкающего к Вифинии…
Беседа затянулась допоздна, но великому князю так и не удалось понять: собирается ли Олег в поход на Киев будущим летом.
Давыд не скрывал того, что питает надежду получить княжеский стол на Руси. После чего он был готов предать забвению вражду, которая до недавних пор стояла между ним и его великодержавным дядей. Однако Всеволоду Ярославичу показалось, что ретивый племянник нарочно прикрывается именем Олега, дабы припугнуть великого князя и вынудить уступить ему какой-нибудь город в киевской земле.
Не сказав Давыду ничего обнадёживающего, Всеволод Ярославич спровадил племянника в Вышгород, якобы желая сделать приятное Оде. Она печётся о своём крестнике и видеть его, несомненно, будет рада.
Давыд двинулся в Вышгород с тяжёлым сердцем, словно предчувствуя свои грядущие мытарства. Он уже жалел, что не отправился вместе с Володарем в Галич к Рюрику Ростиславичу.
В Вышгороде Ода встретила Давыда пылкими объятиями и пламенными поцелуями. Столь откровенное проявление радости слегка смутило Давыда, ибо Ода позволяла себе целовать крестника и при его жене, причём так, что это вгоняло в смущение и Давыда и любого, кто это видел. Ода же ничего не замечала. Давыд был для неё ангелом, возвестившим о воскрешении уже оплаканного Олега. Он не просто видел Олега своими глазами, но и разговаривал с ним. Ту беседу Давыд пересказал Оде слово в слово. Описывая Олега, он не пожалел красок: мол, и стати не занимать, и богатством одежд не уступит великому князю, и в облике появилось что-то величавое.
После всего услышанного Оду переполнили чувства, вновь пробудившиеся в ней после первого же слуха, что Олег не сгинул в ромейском плену. С приездом Давыда эти чувства уже били фонтаном в сердце впечатлительной Оды. Целуя и обнимая Давыда, она воображала, что целует и обнимает Олега. Её не смущало то, что любимый вернулся из плена с женой. Наоборот, это радовало и окрыляло надеждами, что ромеи помогут Олегу в его неизбежной борьбе со Всеволодом Ярославичем за черниговский стол. В том, что война рано или поздно начнётся, Ода была уверена.
Ярослав поразился переменам, произошедшим в матери с приездом в Вышгород Давыда. Ода как-то сказала сыну: ему теперь нет надобности брать в жены дочь Всеволода Ярославича, так как это может не понравиться Олегу.
- А при чем здесь Олег, матушка? - недоумевал Ярослав. - Не все ли ему равно в своей Тмутаракани, на ком я собираюсь жениться? И Всеволод Ярославич для меня более выгодный союзник, нежели Олег.
Ода принялась доказывать, что Олег не задержится в Тмутаракани и не откажется от мести вероломному дяде.
- Коль дойдёт у Олега до сечи со Всеволодом Ярославичем, неужто ты не примешь сторону брата своего? - молвила Ода. - Неужто для тебя выгодная женитьба важнее зова крови?
Во время таких бесед с матерью Ярослав в страхе хватался за голову, умоляя замолчать.
- И стены имеют уши, матушка, - говорил он. - Не дай Бог, дойдут твои речи до великого князя. Я тогда и Вышгорода лишусь и своей наречённой невесты.
Я вижу, сын мой, от робости ты никогда не избавишься, - выговаривала Ода. - Ив кого ты такой уродился? Отец твой ни в чьих милостях не нуждался, сам всегда самовластием был! Бери пример с крестника моего. Он хоть и моложе тебя, но ни в чьей воле не ходит. Сам себе господин.
- Хорош господин: ни кола ни двора! - Ярослав усмехнулся. - Я изгойствовать не хочу…
Давыд же в отличие от Ярослава не скрывал своих симпатий к Олегу, твёрдо веря: уж теперь-то Всеволода Ярославича можно одолеть. Давыд с нетерпением ждал новой войны, желая извлечь для себя выгоду из этой междоусобицы. Он пытался подбить и Ярослава к тому, чтобы в нужный момент ударить великому князю в спину и тем самым обеспечить Олегу полную победу.
- Неужто Олег не отблагодарит нас за это? - говорил Давыд. - Неужто не приблизит к себе, а?
Ярослав напрямик заявил, что не желает зла своему будущему тестю и что подобные разговоры ему не по душе. Поэтому в самом конце зимы Давыд покинул Вышгород, не желая доставлять неприятностей Ярославу: из-за него тот мог угодить в немилость ко Всеволоду Ярославичу.
Давыд двинулся во Владимир к Ярополку Изяславичу.
Узнав об этом, Всеволод Ярославич позлорадствовал: «Скатертью дорога! Уж коль Давыдушко с Ярославом не столковался, то с Ярополком ему и подавно не столковаться. Ярополку своих забот хватает».
Однако, к удивлению великого князя, весной в Киеве объявился Ярополк, который пожелал замолвить слово за Давыда: изгойская участь казалась ему величайшей несправедливостью.
- Ладно бы меж вами кровь была, великий княже, - молвил Ярополк дяде, - но ведь ты не претерпел никакого зла от Давыда. Почто не соизволишь дать ему стол княжеский? Насколько я знаю, Давыд многого и не требует.
- Вот и уступи ему Луцк иль Туров, сын мой, - кивнул Всеволод Ярославич, - выкажи Давыду свою щедрость и благородство. У меня лишних городов нету. Кабы я был уверен, что Давыд не держит на меня нож за пазухой, то, пожалуй, и наделил бы его уделом. Но мне ведомо, какие мыслишки гуляют в голове у него. Покуда он пташка мелкая, вреда не будет, но стоит Давыду обрести ястребиные крылья, так урезонить его будет не просто. Мне с Ростиславичами хлопот хватает! А тут ещё Олег опять в Тмутаракани объявился.
Упоминание великим князем Ростиславичей рассердило Ярополка.
- Не тебе бы упоминать про хлопоты с Ростиславичами, великий княже, - сказал он в сердцах. - Ростиславичи на мою волость зарятся, не на твою. Опять же Рюрик Ростиславич в зятьях у тебя ходит. Ты, видно, дядюшка, по-родственному закрываешь глаза на то, как Рюрик грозит мне и братьев своих к тому же подбивает. И потом, мне странно слышать, чтобы великий князь не имел участия в судьбе своего изгойствующего родственника, коему он по закону вместо отца приходится.
- Ну, вот что, Ярополк Батькович, довольно об этом! - разгневался Всеволод Ярославич. - Ишь, законник выискался! В твоих поучениях не нуждаюсь. Давыд сам себе такую долю выбрал, не желая склонять голову перед великим князем. В изгоях ему место. По горшку и крышка!
Ярополк вернулся во Владимир, досадуя, что надумал вступиться за Давыда себе во вред. Досадовал он и на великого князя: совсем очерствел душой и не понимает, что Давыд, озлобившись, может вступить в союз с полоцким князем, либо с Олегом. И союз этот обернётся против Всеволода Ярославича.
Желая использовать Давыда себе во благо, Ярополк стал уговаривать того искать пристанище у Ростиславичей.
- Ведь Володарь тебе друг, - говорил Ярополк. - Неужто он не вступится за тебя перед Рюриком? Рюрик уступил Володарю Перемышль, даст и тебе удел. В вотчине Рюрика городов хватает.
Давыд послушался и отправился к Володарю в Перемышль, не догадываясь, что владимирский князь желает сделать его яблоком раздора между Ростиславичами и Всеволодом Ярославичем.
Но может, у Ростиславичей и дошло бы до вражды с великим князем, да вспыхнула распря меж ними самими. Володарь и Василько Исполчились за Давыда против старшего брата, который хотел изгнать того на все четыре стороны. Тут Давыд снова сделал благородный жест: примирил братьев Ростиславичей, а сам с дружиной ушёл в половецкие степи. Жену и маленькую дочь Давыд оставил на попечение Володарю.
Всеволод Ярославич решил было, что изгойствующий племянник направил бег своих коней к Тмутаракани, но он ошибся. Давыд объявился у днепровского устья, где принялся грабить купцов, идущих к Киеву речным путём из Тавриды и Царьграда. Посадив дружину на захваченные купеческие суда, он не только не пропускал на Русь иноземных торговцев, но и заворачивал обратно русских, отнимая у них товар.
Лето было в разгаре, но вся торговля в Киеве замерла. Город был полон немецких и свейских купцов, которые не смели идти на кораблях днепровским путём в греческие земли, опасаясь дружины князя-изгоя. Немало собралось в Киеве и русских торговцев из Новгорода, Чернигова и Смоленска: они по той же причине не решались продолжить дальше путь. Великокняжеские мытники подсчитывали убытки, поскольку пошлинные сборы сократились в несколько раз.
Всеволод Ярославич собрал боярскую Думу, чтобы решить, как быть с Давыдом. Слать ли войско против него или же договариваться миром.
Пылая гневом, великий князь дал понять своим воеводам: он не огорчится, если те в своём усердии уничтожат всю дружину Давыда, а заодно и его самого. Но к удивлению Всеволода Ярославича, большинство бояр были настроены не воинственно.
Их точку зрения выразил рассудительный Коснячко:
- Войско послать можно, княже. Токмо дело это зряшное, все равно что мечом с комарами воевать. В случае опасности Давыд с гриднями своими запросто в степях затеряться сможет. Ищи-свищи там! А стоит войску нашему вернуться в Киев, как он опять за старое примется. Держать же войско все лето у днепровского устья слишком накладно, княже.
- Тогда придётся держать дружину и возле днепровских порогов, - вставил кто-то из бояр, - ведь Давыд и там объявиться может.
- Что же делать? - недовольно спросил Всеволод Ярославич.
- Нужно дать ему стол княжеский, - ответил Коснячко.
- Не бывать тому! - рявкнул Всеволод Ярославич. - Может, мне ещё в ножки Давыду поклониться! Я велю своему тестю Терютробе покончить с ним и вся недолга.
- Половцы, конечно, могут изловить Давыда в степях, - заметил Коснячко, - токмо как скоро они это сделают. Покуда наш гонец разыщет становище хана, да покуда половцы соберутся, глядишь, и лето пройдёт. К тому же половцы могут и не совладать с Давыдом, ведь у него есть корабли. Давыд посадит дружину на суда и переправит на острова иль на другой берег Днепра.
Бояре дружным разноголосьем поддержали Коснячко. Конечно, справиться с изгоем можно, говорили они, но война дороже встанет. Самое лучшее урезонить Давыда тем, что дать ему волость.
- Будь по-вашему, - выдавил Всеволод Ярославич.
Желая своею уступкой Давыду возбудить к нему вражду со стороны Ярополка, Всеволод Ярославич намеренно назначил в удел бывшему изгою город Дорогобуж, который находился во владении владимирского князя. Тем же летом Давыд утвердился в Дорогобуже на княжеском столе, вернув купцам часть разграбленных товаров.
Ярополк не замедлил прислать в Киев своего посла с претензиями к великому князю, который по его мнению рядил не по закону и не по чести, расплачиваясь за свои ошибки чужими владениями. Владимирский посол был столь резок со Всеволодом Ярославичем, выполняя волю своего князя, что его бросили за это в темницу, где он и просидел три дня. После чего посол был отпущен обратно во Владимир с грамотой от Всеволода Ярославича.
В той грамоте великий князь написал Ярополку следующее: «Над упрёками твоими, сын мой, я смеюсь, ибо виданное ли это дело, чтобы яйца курицу учили! Иль ты думаешь, что гора, на которой стоит твой терем, равна по высоте горе, где стоит мой дворец? Владениями своими ты не кому-то, но мне обязан, ибо я тебя на владимирский стол посадил. И я же могу лишить тебя этого стола. Помнится, кто-то очень сильно радел о несчастном Давыде Игоревиче и призывал меня к великодушию по отношению к нему. А ныне, когда Давыд Игоревич обрёл наконец княжеский стол, куда подевалось твоё участие к нему, сын мой?…»
Далее Всеволод Ярославич, подражая знаменитым риторам древности, пустился в рассуждения о человеческой натуре, которая не явно, так подспудно держится за богатство, публично рассуждая о бескорыстии и христианском не стяжательстве. На подобные витийства Всеволод Ярославич был большой мастак.
Ярополк, прочитав послание великого князя, пришёл з сильное негодование и по примеру Давыда разграбил обоз киевских купцов, направлявшийся в Польшу. В городе Луцке был поставлен отряд воинов с целью не пропускать из Киева торговые караваны, идущие в Европу.
Всеволод Ярославич послал к Луцку войско во главе с Ратибором. Ярополк собрал все свои силы и напал на киевлян, когда те были на марше.
В произошедшей беспорядочной битве волыняне одержали верх. Ратибор был взят в плен. Насмехаясь зад великим князем, Ярополк велел отрезать у Ратибора бороду и послал её в дар Всеволоду Ярославичу.
Назревала очередная княжеская распря.
В это время в Киев и прибыл посланец от Олега Святославича.

 

Назад: Глава четырнадцатая. МЕСТЬ.
Дальше: Глава шестнадцатая. ВОЙНА НА ВОЛЫНИ.