Роман между тем осаждал большой город Воинь, стоивший на Днепре всего в двух переходах от Переяславля.

На этом настоял Саит-хан, которому непременно хотелось поживиться богатством купцов, издавна имевших в Воине свои склады и подворья. Воинь принадлежал Переяславлю в отличие от Заруба и Витичева, принадлежавших Киеву и лежавших на другом берегу Днепра.

Воинь был обнесён мощными валами и высокими бревенчатыми стенами. Рвы перед валами были глубоки и наполнены водой из Днепра. С огромных башен защитники простреливали из луков и камнемётов все пространство перед городом со стороны степи.

Саит-хан гонял своих воинов на штурм с одними лестницами, рассчитывая лишь на удачу да удаль. Он не слушал Романа, который настаивал: Воинь нужно осаждать по всем правилам военного искусства с пороками, навесами и осадными башнями. Споры порой доходили до ругани, поскольку Роман обвинял Саит-хана в недомыслии, а тот в свою очередь попрекал Романа трусостью.

- Мои воины заняты важным делом, - отвечал Роман, - они сооружают таран и осадную башню. К тому же это не моя задумка штурмовать Воинь.

Когда осадная башня была готова и её хотели подкатить к городской стене, защитники забросали её горшками с горящей смолой из своих камнемётов. Башня вспыхнула как свечка.

В тот день был назначен общий штурм, и половцы уже ринулись на стены, когда заполыхала башня. Роман не повёл своих ратников, поскольку связывал свои надежды на успех именно с осадной башней.

Половцы, понеся большие потери, были отбиты. Разъярённый Саит-хан примчался в лагерь русичей. Неизвестно, какой разговор состоялся у него с Романом, поскольку в княжеском шатре они были вдвоём. Выйдя из шатра, Саит-хан живо вскочил на коня и умчался в свой стан. Оттуда вскоре донеслись трубные сигналы, возвестившие о том, что половцы снимаются с лагеря.

Когда воевода Инегельд и гридничий Потаня вбежали в княжеский шатёр, чтобы известить Романа о том, что половцы уходят, они увидели своего князя лежащим на ковре лицом вниз с ножом в спине. Роман был мёртв.

Защитники Воиня с удивлением наблюдали со стен и башен за стычками, неожиданно разгоревшимися между половцами и тмутараканской дружиной. Беспорядочные стычки переросли в большое сражение, в котором половцы взяли верх благодаря своему численному превосходству. Несмотря на успех, половцы не стали грабить стан своих недавних союзников, но спешно двинулись на юг, явно кого-то опасаясь.

Утром следующего дня к городу подошла рать Олега.

Узнав о случившемся, он был вне себя от гнева. Повелев дружинникам Романа везти тело своего князя и Тмутаракань, Олег ринулся в погоню за ордой Саит-хана.

Ханы Сугр, Осолук и Кутуш разделяли его негодование, считая, что Саит-хан поступил с Романом подло и бесчестно. Особенно злился Сугр, который полагал, что Саит-хан совершил не столько подлый поступок, сколь ко трусливый, убив Романа ударом в спину.

«Саит-хан мог вызвать Романа на честный поединок, - говорил Сугр, - но он, убоявшись сойтись с Романом лицом к лицу, отважился на предательский удар, тем самым опозорив не только своё имя, но и преступив степной обычай. Теперь Олег имеет полное право на кровную месть».

Понимая, что родня Саит-хана наверняка постарался защитить его от мести, Сугр, Осолук и Кутуш решили помогать Олегу. Победа над огромной ордой возвысила его в глазах лукоморских ханов. Понимая, что набег на Русь сорвался по вине вероломного Саит-хана, Сугр, Осолук и Кутуш горели желанием отомстить за это.

Саит-хан, чувствуя, что за ним началась охота, бросился к Дону, дабы заручиться поддержкой своего тестя хана Бурнабы, а также сводного брата хана Иллелуки, курень которого кочевал в тех же краях.

Однако люди хана Сугра добрались до кочевья Бурнабы раньше Саит-хана. Сугр через своих людей убедил Бурнабу не вмешиваться в распрю. По словам Сугра, эта распря должна разрешиться честным поединком либо большой войной, если Саит-хан не пожелает скрестить оружие с Олегом один на один. Сугр сказал также, что он сам, Осолук и Кутуш на стороне Олега. Именно последнее обстоятельство повлияло на решение Бурнабы: он отказал в помощи Саит-хану, когда тот добрался до его кочевья. Иллелука по примеру Бурнабы тоже предпочёл остаться в стороне.

Впервые в жизни Саит-хан почувствовал себя неуютно в родных донских степях. За ним постоянно гнались, оттесняя его орду к солончаковым пустошам.

Сугр прислал родичам Саит-хана дырявый котёл, сломанные стрелу и плеть, тем самым объявляя: всякий, кто станет помогать Саит-хану, будет обречён на такие же скитания. Осолук был более откровенен, потребовав от родичей Саит-хана выдать убийцу Романа живым или мёртвым.

После таких угроз никто из донских ханов не пожелал видеть вблизи своих кочевий орду Саит-хана. Более того, его покинули многие беки и беи, а оставшиеся настаивали на том, чтобы их предводитель вышел на поединок с Олегом и смыл с себя позор кровью врага или своей кровью.

У реки Оскол поредевшая орда Саит-хана оказалась в окружении отрядов Сугра, Осолука и Кутуша. С ними была и дружина Олега.

Видя, что деваться некуда, Саит-хан согласился на поединок.

В назначенный день в поле выехали верхом на конях русский князь и половецкий хан.

Разъехавшись в разные стороны, Саит-хан и Олег на всем скаку устремились навстречу друг другу.

За поединком наблюдала русская дружина и половецкие воины.

Саит-хан сидел на поджаром рыжем жеребце с длинной гривой. Хан был облачен в сарацинскую кольчугу, островерхий аварский шлем сиял на солнце позолотой. Кроме копья и щита хан имел слегка изогнутую саблю и длинный кинжал.

Олег гарцевал на гнедом крепконогом скакуне с коротко подстриженной гривой. Конь был защищён кожаным нагрудником с металлическими бляхами. На Олеге был греческий панцирь с восьмиконечной звездой на груди и шлем со стальной личиной. Оружие было такое же, как у противника, только вместо сабли на боку у него висел длинный прямой меч.

Копья у Олега и Саит-хана сломались после первого же столкновения. Оба схватились за мечи.

Саит-хан оказался на редкость ловким соперником, сабля в его руке была подобна молнии. Поначалу Олег только оборонялся. Перелом в схватке наступил лишь тогда, когда он ранил ханского коня. Сбросив седока наземь, раненый жеребец умчался прочь.

В пешем поединке сильнее оказался Олег. Пойман Саит-хана на ложном замахе, Олег неожиданным уда ром меча обезглавил половца.

Но глядя, как голова в блестящем шлеме катится но траве, Олег не чувствовал в себе мстительной радости или удовлетворения от мастерского удара. Смерть половца казалась ему до такой степени неравным возмездием за смерть брата, что на душе было пусто и горы о Олег был готов перебить всю родню Саит-хана, вырезать жён, детей и слуг, истребить поголовно всех его воинов.

Романа погребли в Тмутаракани в церкви Богородицы.

Был конец лета 1079 года.

Невзирая на близкую осень, Олег принялся спешно готовить новую рать для похода на Русь. Он обложил особым военным налогом всех купцов в Тмутаракани и Корчеве, тех, кто отказывался платить, гридни волокли в темницу. Но особенно возмутило иудеев и хазар, живущих в Тмутаракани, повеление Олега каждой племенной общине города выставить отряд воинов. И прежде в дружине у покойного Романа служили не только русичи, но и греки, ясы, касоги, хазары… Однако тогда служба была делом добровольным.

Произведя смотр вновь набранных отрядов, Олег остался недоволен увиденным. У него сложилось впечатление, что иудеи насмехались над ним, выставив чуть больше двадцати человек, которые годились для надзора за вьючными животными, но никак не для битвы. Хазарские же купцы пришли сами вступать в войско, оставив дома своих сыновей.

- Зачем ты притащился, Барух, - спросил Олег одного из купцов. - При своей тучности ты не влезешь ни в панцирь, ни в кольчугу, да и на коне вряд ли удержишься.

- Князь, я согласен вступить в пеший полк, - невозмутимо ответил Барух, сжимая в руке копье. Он был без шлема, зато в военном плаще и сапогах, какие носят княжеские дружинники.

- Не смеши меня, - Олег поморщился. - Со своей одышкой ты сдохнешь ещё на марше.

- В молодости я был воином, князь, - горделиво заметил купец. - Азарий подтвердит это.

Олег взглянул на хазарского тадуна, находившегося в его свите. Тот кивнул.

- Пусть так, но ныне ты для войны не годишься. Где твои сыновья? Почто они не пришли вступать в моё войско?

- Мой старший болен падучей болезнью, какой из него воин, княже, - оправдываясь, произнёс Барух. - Средний сын на днях вывихнул руку и как назло правую. Младший слишком юн, ему всего пятнадцать лет.

Олег шагнул к другому купцу.

- Здрав будь, Зорах. Ты, я вижу, тоже без сынов пожаловал. Они у тебя тоже все хворые?

- Нет, княже, - Зорах поправил меч на боку. - Слава Богу, сыны мои здоровы. Но в это лето ко мне в гости приезжал из Трапезунда мой двоюродный брат. Так, мои сыновья захотели погостить у него, и я не стал их удерживать.

- Ты отпустил в Трапезунд всех четверых?

- Всех, князь, - не пряча глаз, ответил купец.

Глядя в эти чуть продолговатые тёмные глаза, Олег понимал, что Зорах лжёт.

Купец по имени Рахмил пришёл с сыном от рабыни и с племянником.

Рахмил поклонился Олегу, всем своим видом показывая, что уж он-то знает толк в военном деле. Представляя князю сына и племянника, Рахмил стал их расхваливать: один неплохо стреляет из лука, другой отлично ездит верхом и владеет саблей.

- Все это хорошо, друг мой, - сказал Олег. - Однако я не вижу здесь двух твоих братьев. Где они?

- Они… уехали в Феодосию, но должны скоро вернуться, - заюлил Рахмил. - Войско ведь выступает но завтра.

- А где твой сын?

- Ка… какой сын? - купец растерялся.

- От законной жены, - пояснил Олег. - Его, кажется, зовут Иосиф?

- Ах, Иосиф! - заулыбался Рахмил. - Ну какой m него воин, князь! Он у меня белоручка и неженка.

- А ты приведи его, тогда и поглядим, на что он годен, - велел Олег.

Прочие хазарские купцы тоже явились на смотр при оружии, но без сыновей и младших братьев. Отговорки были разные: ссылались то на болезни родственников, то на их отъезд, то на какие-то обеты.

После смотра Олег раздражённо выговаривал Азарию, которому было поручено собрать полк из хазар:

- Ты не справился с моим поручением, Азарий. А ведь я тебе поверил. Что за сброд ты набрал?!

- Князь, ты же повелел брать в войско всех желающих… - начал было Азарий.

- Всех желающих, но годных для войны, - сердито оборвал его Олег.

- Не серчай, князь, но из тмутараканских хазар доброго воинства не собрать. Здесь же в основном живут торгаши, которые войны страшатся пуще огня.

- А твои конники? - Олег прищурился. - Все до единого молодцы хоть куда! И все они хазары.

- Мои конники родом не из Тмутаракани, - возразил Азарий. - Все они из служилой знати, а знать эта живёт в Самкерце и Саркеле. Ты же бывал там, князь. И видел, что тамошние хазары не чета здешним. Для них война такое же ремесло, как для тмутараканских хазар торговля.

Это было чистой правдой. Когда могучее Хазарское царство развалилось под ударами русских дружин, то осколки военной знати укрепились в низовьях Дона и Кубани, опираясь на выстроенные здесь крепости. Самой большой хазарской крепостью была Таматарха, со временем переименованная обосновавшимися здесь русичами в Тмутаракань. Крепость Самкерц, расположенная на берегу Хазарского моря неподалёку от Тмутаракани, по сути, являлась городом, где проживали исключительно иудеи и хазары. Крепости на Дону, Саркел и Велая Вежа, долгое время были населены только хазарами, не пускавшими половцев на Дон. Когда в Тмутаракани после похода Владимира Святого был установлен княжеский стол, то Белую Вежу занял русский гарнизон, а тамошние хазары перебрались в Саркел.

Хазары признали власть русских князей, видя в них единственную защиту от половцев и касогов, норовивших уничтожить последние островки благополучия не когда великого народа. Со времён Мстислава Храброго хазары, служившие в войске, пользовались почётом и привилегиями. Хазарская конница была большой силой, поэтому все русские князья, правившие в Тмутаракани, в своём противостоянии с ромеями и половцами опирались именно на хазар.

Однако Олег обратил внимание, что хазары охотно воюют под русскими стягами против своих извечных недругов, ромеев, касогов и половцев, но предпочитают не ввязываться в межкняжеские распри на Руси. Тот же Азарий отговаривал Романа от похода на Русь. И хоти хазарские конники последовали за Романом, их недоверие к половцам стало причиной частых ссор между половецкими ханами и хазарскими военачальниками. Азарий пытался и Олега отговорить от бессмысленны х на его взгляд притязаний на Чернигов, поскольку столицу северских земель и Тмутаракань разделяют огромные степные пространства.

«Тмутараканский князь может стать независимым от Киева, - говорил Азарий, - но князь черниговский обязан подчиняться великому князю. Ведь тебе же в тя гость, княже, старшинство дяди твоего Всеволода Ярославича. В его воле ты ходить не сможешь, тем более после смерти Романа Святославича. Тягаться же воинскою силою с Киевом Тмутаракань не может, а ни половцев надежда плохая».

Но к доводам Азария Олег не прислушивался: он поставил себе цель до зимы разбить Всеволода Ярославича и занять черниговский стол, даже если ради этого придётся переступить через трупы родного дяди и двоюродных братьев, включая Владимира.

Кто-то из воевод предложил посадить пешее войско па корабли и отправить морем до устья Днепра и дальше по Днепру до порогов. У порогов пешая рать высадится с кораблей и двинется к реке Ворскле, где и соединится с конным войском. Конница, не обременённая пешими полками, гораздо быстрее преодолеет степь.

Олегу эта задумка понравилась. Правда, он решил, что будет лучше, если его пешая рать, преодолев пороги, двинется на кораблях дальше вверх по Днепру до самого Переяславля. К Переяславлю же Олег намеревался вывести и свою конницу, минуя Змиевы валы в обход через Посемье, где ему были ведомы все пути-дороги.

«Всеволод Ярославич и его воеводы и испугаться не успеют, как мои полки нежданно-негаданно объявятся под Переяславлем», - с мстительным злорадством думал Олег.

Намерение посадить пешую рать на ладьи прибавило головной боли всем тмутараканским купцам, у которых гридни бесцеремонно отнимали самые большие и прочные корабли, обещая будущим летом вернуть суда их владельцам в целости и сохранности. При этом Олеговы дружинники не выдавали купцам ни письменных ручательств, ни денежных залогов, ссылаясь единственно на княжеское слово. Торговцам, привыкшим в делах доверять только распискам и деньгам, всякое честное слово, и в том числе княжеское, казалось некоей формой обмана. Не в силах противостоять дружинникам, купцы принялись прятать свои суда в близлежащих укромных бухтах либо наносили кораблям такие повреждения, что на них было невозможно выйти в море.

Всякое противодействие выводило Олега из себя. Он должен поквитаться со Всеволодом Ярославичем за своих братьев, а какие-то алчные торговцы, трясущиеся за свою прибыль, постоянно выражают недовольство его действиями. Ладно бы, купчишки просто ворчали и таили деньги от военных налогов, но они не дают людей в войско, не желают давать корабли, настраивают против него всех заезжих торговцев.

Олег распорядился, чтобы десять ладей с верными ему воинами днём и ночью стерегли гавань Тмутаракани, дабы ни один купеческий корабль не ушёл отсюда. Ещё несколько ладей были снаряжены для поисков тех судов, которые самые ушлые из купцов успели таки спрятать в укромных лиманах и в устье Кубани среди тростниковых зарослей.

После многодневных поисков Инегельд отыскал и привёл в Тмутаракань три купеческих судна. Ещё два судна сумел разыскать сам Олег, подкупивший хазарского купца Баруха и через него узнавший, где прячут корабли его собратья. Склочность и скаредность Баруха пришлись Олегу как нельзя кстати.

Одновременно на верфях Тмутаракани полным ходом шли работы по починке тех судов, которые были приведены в негодность их владельцами, не желавшими выполнять приказ.

Успевавший всюду Олег самолично осматривал корабли, на которых были устранены все повреждения. Осмотрев один корабль, Олег собрался было заглянуть к оружейникам, занятым изготовлением кольчуг, щитов и шлемов.

Неожиданно перед ним появился запыхавшийся Барух, смятенный и взволнованный.

- Княже, - промолвил он, утирая пот со лба. - Зорах умирает, хочет перед смертью что-то поведать тебе.

- Что с ним приключилось? - Олег удивился. Ещё позавчера Зорах был здоров и весел. Я сам разговаривал с ним.

- Сам ничего не пойму, княже, - растерянно сказал Барух. - Родня подозревает, что здесь не обошлось беи отравления. Что и говорить, недруги у Зораха всегда были. У какого богатого купца их нет?

«Не хватало мне ещё заниматься дознанием, кто подсыпал яду Зораху», - ворчал про себя Олег, шагая по узкой извилистой улице, стиснутой высокими каменными заборами и глухими стенами домов.

Дом Зораха находился недалеко от гавани, поэтому Олег не поехал верхом. Кроме Баруха, охавшего и вздыхавшего, его сопровождали четыре дружинника и челядинец Бокша, который нёс в руках княжескую шапку и плащ: день выдался жаркий.

Подходя к дому, Олег ещё издали увидел толпу у ворот. При виде князя толпа расступилась. Олег прошёл через распахнутые ворота мимо привратника, склонившегося в поклоне. Во внутреннем дворике он увидел местных лекарей, стоявших кучкой й о чем-то шептавшихся.

- Где Зорах? - обратился к ним Олег. - Что с ним?

Лекари поклонились, затем самый старший из них ответил:

- Мы ничего не знаем. Говорят, Зорах очень плох, но нас к нему не пускают. Сейчас у больного находится знахарь Ассир.

Ассир был известен в Тмутаракани как самый лучший врачеватель, его снадобья стоили немалых денег. Этот иудей многих вытащил с того света, поэтому ему прощали сварливый нрав и безграничную жадность.

«Коль скряга Зорах пригласил к себе Ассира, стало быть, дело совсем дрянь», - мелькнуло в голове у Олега.

Он послал Баруха, дабы узнать, когда Ассир закончит осматривать больного, а сам остался во внутреннем дворике, присев на скамью под абрикосовым деревом. Гридни застыли неподалёку, опершись на короткие копья. Бокша, присев на корточки, подманил к себе лопоухую светло-рыжую собаку и кормил её сухариком.

Барух вышел из дверей дома в сопровождении жены Зораха, которая, кланяясь, стала приглашать князя в дом.

Олег, заворожённый взглядом женщины, каким-то странно пристальным, поднялся со скамьи и, сделав знак гридням ожидать его во дворе, прошёл в дом. Он споткнулся о порог, и Барух заботливо поддержал его за локоть.

«Плохая примета», - подумал Олег, шагая по комнатам, где на стенах были развешаны роскошные восточные ковры.

Супруга Зораха в светлом длинном платье, покачивая бёдрами, шла впереди, то и дело оборачиваясь. На вид ей было не более тридцати лет. У неё были удивительные таинственные глаза, слегка раскосые с блестящими белками, отчего зрачки казались ещё чернее.

«Вот уж не думал, что у Зораха такая красивая жена!» - с лёгкой завистью думал Олег.

Идущая впереди женщина отворила очередную дверь и, посторонившись, жестом пригласила войти.

Олег шагнул в комнату. Там царил полумрак, все окна были завешаны темными занавесками, но Олег не увидел ни ложа, ни больного, ни знахаря.

Он оказался в окружении плечистых верзил, которые явно поджидали его. Олег схватился за кинжал, но на поясе висели лишь пустые ножны.

«Барух постарался, когда поддержал меня при входе в дом, - пронеслось в голове у Олега. - Угодил я как кур во щи!»

На него набросились сразу пять или шесть человек, повалили на пол, опутали верёвками, завязали рот длинной тряпкой и нахлобучили на голову мешок.

Затем совершенно беспомощного князя уложили и гроб и закрыли крышкой. Олег, решив, что его собираются заживо похоронить, принялся с таким неистовством биться головой о крышку гроба, что сдвинул её с места. Зазвучали раздражённые голоса, переговаривающиеся по-хазарски. Впрочем, перепалка была недолгой. Олега извлекли из гроба и оглушили, ударив по голове чем-то тяжёлым.