Вот и поднялась Мамаева великая силища. На Русь поднялась! Дивясь необъятным водам Итиля, ехала на арбах, где лежали кованые латы, длинные тяжелые копья и арбалеты, наемная рать фрягов. В центре войска пешим порядком двигались бесермены, армяне, черкесы, ясы, аланы, буртасы - народы Кавказа. Конные подвижные ордынские сотни окружали это разномастное воинство, словно скорлупа середину яйца, не давая растекаться в стороны и сохраняя порядок.

Скрип телег и рев верблюдов слышался на десятки верст, а многочисленные табуны коней и стада баранов поднимали такую пыль, что вороны, летящие сзади, старались набирать большую высоту.

На другой день перехода войско Мамая остановилось, и в густых дремотных лесах на левом берегу Итиля застучали топоры и завизжали пилы: великий приказал строить плоты. Их вязали воловьими ремнями. Когда переправились на другой берег и бросили ненужные бревна, то они почти запрудили реку…

Прорицатель Фериборз спустил к реке лодку, доселе хранившуюся в скальной нише, заполненной водой, поставил парус и поплыл, оглядываясь на глиняный город с белыми минаретами. Сердце Фериборза радовалось - он везет своему повелителю Тохтамышу весть, за которую тот хорошо заплатит. К тому же он, Фериборз, немало приложил усилий, чтобы подвигнуть Мамая на этот рискованный шаг - пойти войной на урусов.

Тохтамыш, узнав о походе темника, подергал золотую серьгу в правом ухе, подарил одну из своих гаремных красавиц прорицателю и отправил тайно в стан Мамая соглядатаев, чтобы они следили за его продвижением в сторону Москвы.

Опустел Сарай. По кривым улицам ветер носил мусор. Не стоял привычный конский топот конной гвардии повелителя - лишь ревели ишаки бедняков да купцов.

Со своим товаром Музаффар с Зухрой заблаговременно нашли приют у владыки Ивана, в православной церкви. В обычные дни купцов не трогали, но перед походом повелителю нужны большие средства… В церкви у владыки находились и пленники ханского поруба - Игнатий Стырь и отрок Андрейка.

Все они сейчас собрались в притворе. Музаффар и Зухра отчужденно косились на христианские иконы.

Старенький благообразный владыка, то и дело поправляя сползающую палицу, служил литургию в храме при отверстых церковных вратах, которые с начала Пасхи не затворяются всю Светлую седмицу в знак того, что Иисус Христос отверз православным врата Небесного Царства.

Паству сарайского епископа составляли плененные ордынцами воины-урусы, проданные в рабство женщины и дети, русские купцы и даже некоторые ордынцы, сменившие язычество или ислам на христианство.

Закончив службу и подождав, пока храм опустеет, владыка велел привести из притвора дружинника Стыря и Андрейку. Сам же, принялся рассматривать доставленную из Москвы одним генуэзским купцом только что отчеканенную на монетном дворе серебряную деньгу Андрея Федоровича Ростовского.

Радовало владыку изображение, что на деньге было выбито с лицевой стороны: зверь, стоящий боком, и рядом бородатый человек с мечом в замахе в правой руке, но глядящий в обратном направлении от зверя…

«Зверь - это Орда есть и Мамай-безбожник, а человек - русский, не боится, спину кажет, но оружие наготове держит… - думал владыка. - Пошел зверь-то снова на землю русскую… Да ничего! Только бы князь Дмитрий Иванович наготове был… Не испугался бы…»

Привели Игнатия Стыря и Андрейку. Владыка осенил их медным крестом с изображением распятия и сказал:

- Настало время вам скакать в Москву с поломянной вестью, что ордынский змий выступил с войсками на Русь. По Дону… Непременно скажите, что пошел по Дону. Запомните… Коней даст вам Музаффар…

Поклонившись Спасителю, а в притворе иконе святого великомученика Георгия Победоносца, пронзающего копьем гада, Игнатий и Андрейка попрощались, поблагодарили за все и сели на коней, как только на землю опустились сумерки.

Двигались они больше по ночам, а днем отсиживались в донских тугаях или густом лесу. Через три дня догнали медленно ползущую армию Мамая, скрытно обойдя и подивившись несметному числу воинов, дали полную волю коням и поскакали даже днем.

«Хорошо, что сходили зимой на Куликово поле после Рясского. Вон он, гад ползучий, Доном и двинулся… - думал Игнатий. - А силища-то у него! Силища… Вот бы его копьем… как Георгий Победоносец гада… А проткнуть не просто будет. Ан непросто!»

Он глянул на Андрейку, скакавшего рядом.

«Молодец! Ни разу не пожаловался за время пути… Куда же мне его пристроить?.. Скоро такое начнется. Заполыхает земля, польется кровь. Затеряется малец, убить могут… Господи, в какое тяжелое время живем. А пристрою я его пока у своей матушки. Поди, и ждать меня перестала… Может, и в живых уже нет…»

На рассвете, подъезжая к рязанской земле, услышали гулкий конский топот, скрип подвод, крики погонщиков - по говору, свои, русские. Но не рискнули выезжать навстречу: мало ли что!

Схоронились за кустами, стали наблюдать.

По одежде вроде московские. У Стыря радостно заколотилось сердце, когда в одном из сидящих на подводе он узнал Захарию Тютчева, не раз ходившего послом в Орду по поручению великого князя Дмитрия Ивановича. Судя по всему, снова едет туда же, вон как возы полны и сколько стражников!

Захария не узнал дружинника Стыря, исхудавшего, с впалыми щеками, с запавшими от бессонницы глазами.

Вооруженные охранники быстро окружили внезапно появившихся из леса людей.

- Боярин Тютчев, аль не узнаешь? - устало спросил Стырь.

- Постой, постой… Игнатий?! - Захария спрыгнул с телеги. - А мы ведь давно тебя похоронили…

Стырь слез с лошади, и боярин крепко его обнял.

- Откуда?.. Как?.. - сыпал вопросами посол. Он приказал остановиться и раскинуть на лесной поляне скатерку.

За трапезой поведал Игнатий о своих мытарствах.

- Да, брат, дела… А я вот еду навстречу змию и жив ли останусь - не ведаю… Может, сделают из моей шкуры барабан. А ехать надо!.. Видимость создать, чтоб задобрить… Сколько уж годков дань не платили… А что за малец с тобой, Игнатий?

- Да вместе в ханском порубе сидели, и вместе бежали. Рисованием занимался. Пленник, сирота, - Стырь рассказал о судьбе мальчика.

- Кто ты, Андрейка? - ласково положил руку на плечо мальцу Захария.

- Рублев я…

- Иконы рисовать хочешь?

- Хочу.

Тютчев потрепал Андрейку по плечу:

- Вот что, Игнатий, разыщи-ка ты иконописца Феофана Грека и определи мальца к нему в ученики. Скажи: Тютчев, мол, просил… - Он поднялся. - Ну, брат, тебе с вестями в Москву надобно, и мне пора. На всякий случай - прощай…

- Спасибо, боярин. Ты только возвращайся. Возвращайся обязательно.

Они расцеловались троекратно и тронулись всяк своим путем.

А сейчас автор хотел бы привести отрывок из «Сказания о Мамаевом побоище», где говорится о приходе Захария Тютчева в Орду: лучше об этом уже никому не дано написать.

«Когда пришел Захария в Орду, взяли его темные князья и поставили перед царем Мамаем. Захария же повелел все золото, посланное великим князем, перед царем положить. И сказал Захария: «Государь наш князь великий Дмитрий Иванович всея Руси в отечестве своем здравствует и о твоем государевом здоровье прислал меня спросить и это золото тебе прислал царской ради почести».

Увидел царь много золота и возъярился, исполнившись гордости. И сбросил башмак с правой ноги, и сказал Захарии царь: «Дарую тебе башмак от великой славы моей, такова наша царская почесть для тебя и для того, кого хотим жаловать».

Захария пал на колени у ноги царской и благодарил мудро и красноречиво. И весьма подивился царь красоте и мудрости словам Захарииным. И сказал царь Захарии: «Что умыслил Дмитрий, пахарь мой, для чего прислал мне золото это, или думает, он равен мне?» И повелел золото татарам взять, сказав им: «Купите себе плети для коней!» И сказал царь Мамай: «Золото твое, Дмитрий, и серебро все будет в руках моих, и землю твою разделю тем, кто служит мне верою и правдою, а самого тебя приставлю стада пасти верблюжьи!» Захария же исполнился ярости и сказал царю: «Что ты говоришь это такому великому государю! Бог что захочет, то и сотворит, а не то, что ты хочешь!» Предстоящие тут князья темные выхватили ножи, хотя Захарию зарезать, говоря: «Тауз кали так - что ты говоришь!» Царь же Мамай рассмеялся и не велел Захарию и единым пальцем тронуть. И сказал царь Захарии: «За красоту твою и за премудрость не повелел тебя погубить!» И опять сказал царь к нему: «Люб ты мне, Захария, и подобает тебе моей царской милости всегда предстоять, служить мне, Захария. Сотворю тебя властителем на Руси, и будешь ты подобен Дмитрию, ему же ты ныне служишь!» И ответил Захария царю, а сам помыслил в сердце своем слова обманные сказать царю, и сказал Захария: «О, царь, не подобает послу, не завершив дел всех, к другому государю отбежать. Ежели, царь, хочешь меня помиловать и сделать слугой своим, то ты повели, царь, дать мне грамоты посольские, и я пойду и отдам их великому князю Дмитрию Ивановичу, и посольство свое свершу, да будет род мой почтен людьми. И, пойдя, там клятву с себя сниму и опять к тебе возвращусь. И я, царь, и тебе верен буду, поскольку не изменил первому государю».

И эти слова говорил Захария с обманом, помышляя, как бы избавиться от руки царевой, а великому князю о царе истину поведать. Царь же, слышав эти слова от Захарии, рад был и повелел послание писать к великому князю. И отрядил царь с Захарией четырех князей, любимых Мамаем, и с ними татар низших чинов пятьдесят человек.

Царь же повелел писать грамоту к великому князю такую: «От восточного и грозного царя, от большой Орды, от широких полей, от сильных татар, царь царей Мамай и многих Орд государь. Рука моя многими государствами владеет, и десница моя на многих государствах возлежит. Пахарю нашему Мите московскому. Известно тебе, что улусами нашими владеешь, а нашему царству, придя, не поклонишься, да ведомо тебе будет: ныне рука моя хочет тебя казнить. Ежели ты молод, то приди ко мне и поклонись мне, и я помилую тебя и в твое место пошлю тебя царствовать. Если ты этого не сделаешь быстро, то все города твои разорю и огню предам и самого тебя великой казни предам!»

И отпустил послов Мамай на Русь. И, отпуская Захарию, царь сказал: «Возвращайся ко мне скорее!» И повелел его проводить с честью.

И когда приблизился Захария к Оке-реке и четыре татарина с ним и все, которых царь послал на Русь своих татар, послал Захария тайно к великому князю вестника, чтобы послал встречу ему. А татарам Захария сказал: «Скоро вас с честью встретят посланные от великого князя!» Князь же великий быстро снарядил для встречи Захарии триста человек от двора своего. Встретили они Захарию на этой стороне Оки-реки. Захария же повелел им хватать и вязать татар. Татары же возопили, говоря: «Обманул нас Захария!» Захария же взял грамоту цареву, посланную великому князю, и разодрал пополам. И, выбрав худшего татарина, дал ему разорванную грамоту, и сказал Захария татарину тому: «Возвратись ты один и скажи безумному царю своему, что не нашел в людях безумия твоего, а грамоту безумия твоего пред светлые очи государя своего великого князя не принес, и прочитал её сам и, видев безумие твое, посмеялся!» И, так сказав, отпустил татарина к царю. И пришел татарин к царю, и рассказал обо всем случившемся, и грамоту ему дал разорванную…

Захария же пришел во славный град Москву, и челом бил своему государю великому князю Дмитрию Ивановичу, и всех татар связанных привел и перед великим князем поставил их. Князь же великий очень возрадовался и подивился великому разуму Захарии. И сотворил князь великий пир радостный, и многими дарами почтил Захарию. Наутро же Захария пришел к великому князю, и сказал Захария: «Государь князь великий, скорее посылай грамоты по всем городам и вели воинству твоему быстро собираться, так как царь Мамай скоро придет».

Князь же великий, слышав, что не ложно поднялся безбожник, позвал брата своего Владимира Андреевича и других князей. И сказал им: «Брат и князья русские, из гнезда великого князя Владимира Киевского, коим мы изведени из эллинской (языческой) страсти, ему же дал Господь познать православную веру, так же, как и Плакиде Стратилату. А он (Владимир) завещал нам ту веру крепко держать и бороться за неё. Если кто пострадает за неё, тот на том свете будет почивать во веки».

И сказал ему князь Владимир Андреевич: «Воистину, господин наш, святому Евангелию следуешь. Как пишется в святом Евангелии: «Если кто за имя Мое пострадает в мире сем, то успокою его в последний день». Мы же, господин, готовы головы сложить за светлую веру и за нашу великую обиду!»

В дни те же князь великий Дмитрий Иванович послал вестников и грамоты дал им, а в них писано так: «От великого князя Дмитрия Ивановича всея Руси князьям и боярам, и детям боярским, и всем воеводам, и всему войску, и всем безымянным - чей кто ни будет. Как только к вам эта грамота моя придет, и вы бы, часа того не медля, шли вон день и ночь, других грамот не дожидаясь, а эти грамоты посылали бы друг другу, не терпя ни часа».

- Почему Мамай четырех мурз отрядил с Тютчевым? Пусть бы Захария меня предал и в Орду отъехал, но ведь мурз-то я все одно бы с ним не отпустил. На что рассчитывал?.. Почему их в жертву принес? - делился своими мыслями Дмитрий Иванович с братом Владимиром Андреевичем, сидя на лавке в тереме в одной белой рубахе с расстегнутым воротом, словно после бани.

Тут же стоял Игнатий Стырь. Он только что вернулся с берегов Яузы, от матери, куда отвозил Андрейку. Феофана Грека на Москве не оказалось: расписывал одну из церквей в древнем Новгороде.

- Позовите Захарию! - крикнул Серпуховской дружинникам.

Мог бы он приказать и Стырю, но после того, как узнал о его злоключениях в Рязани и Орде, словно чувствовал вину перед ним. И обращался к нему не иначе как по имени.

А особенно внимательно слушал он, как его дружинник плавал по мещерским озерам и как женщина Алена шла по воде босиком, словно Богородица… Долго выспрашивал князь о тайнах этих самых мещерских болот и озер. И все чему-то улыбался. А потом сказал: «Значит, и прямь для отсидки место надежное, коль не токмо ордынцам, но и своим трудно туда добраться. Наверное, и казна там спрятана…»

Рассказав обо всем великому князю, Серпуховской предложил:

- Дмитрий, а не купить ли нам у князя Уковича мещерскую сторону?.. Тем самым мы Олегу путь перекроем. Он посговорчивее с нами станет…

- О чем стал думать?! Сейчас о другом надо.

- Об этом тоже не худо подумать. Если что, мне на Рязань с войском идти придется…

Явился Тютчев: спокойный взгляд карих глаз, широкие скулы, густые темные волосы, широкоплечий, тонкий в талии. Невольно залюбовались им князья. Даже неудобно стало Дмитрию Ивановичу за свой вид перед боярином - велел подать кафтан.

- А скажи, Захария, не усмотрел ли Мамай в твоем посольстве подвоха?.. Будто данью мы хотим время выиграть?.. - спросил Дмитрий Иванович.

- Думаю, что нет, великий княже, не усмотрел. Уж больно горд он, и в гордыне своей - одномыслен…

- А почему же он своих самых приближенных мурз с тобой послал? Что за этим стоит? - спросил в свою очередь Серпуховской.

- А ничего, княже, не стоит. Просто он избавиться от них решил. Позови постельничего Ташмана, он расскажет.

Позвали Ташмана. Содержали на московском дворе мурз не как пленников: даже сабли оставили.

Поклонился бывший постельничий Мамая, по-русски пожелал многие лета великому князю и его брату.

- Спасибо, - поблагодарил Дмитрий Иванович. - Многие лета и тебе, великий мурза.

- Я не великий мурза. Я всего лишь бывший слуга предавшему меня повелителю.

- Почему предавшему? Ты ведь должен был, находясь с боярином, ко мне посольство вершить.

- Нет. То, что меня впереди ожидают беды, я понял, когда Мамай взял меня к Фериборзу, оставив на берегу Итиля Челубея, родственника Тулук-бека, племянника Мамая. Мамай доверял мне и моим друзьям, а это не нравилось Челубею. Он через Тулук-бека и убедил назначить нас в сопровождающие к боярину.

- А верил Мамай, что Захария вернется к нему? - спросил Владимир Андреевич.

- Верил.

- А ты, мурза?

- Я - нет.

- И все-таки пошел с ним?

- Я исполнял волю хана. Иначе - секир-башка. Князья не смогли скрыть улыбки.

- Челубея я знаю. Тулук-бека тоже. А кто такой Фериборз? - спросил Тютчев.

- Маг и волшебник, живущий в скале, знающий священную «Авесту», - ответил Ташман.

Он рассказал о встрече Фериборза с Мамаем перед самым походом.

- Позволь и мне сказать, великий княже? - обратился к Дмитрию Ивановичу Стырь, доселе не проронивший ни слова. - По приезде из Золотой Орды я говорил князю Владимиру, что Фериборз - соглядатай Тохтамыша. Об этом мне поведал перс Музаффар, что спас меня из ханского поруба.

- Слуга Тохтамыша?! - изумился мурза.

- Да. Маг и волшебник советовал Мамаю идти на Русь? Значит, Тохтамышу того надо было. Иди, Ташман, и передай своим, что с ваших голов не упадет ни один волос, если будете вести себя благоразумно, - Дмитрий Иванович встал.

- Брат, - обратился Серпуховской к великому князю, - настало время выслать навстречу врагу разведчиков.

- Верно, Владимир. Снаряжай крепких людей. И пусть будет не один разведывательный отряд. Мало одного, - готовь несколько.

- Княже, зачисли и меня в этот отряд, - попросил Серпуховского Стырь.

- Ты мне, Игнатий, понадобишься для другого. Пока князь Владимир снаряжал первый отряд, от владыки Ивана прискакал гонец с новым донесением: стало известно, что Тохтамыш разослал повсюду всадников с призывом собираться в войско. Железный хромец обещал ему свое содействие…

Между тем из Москвы были отправлены Серпуховским первые «крепкие люди» во главе с Родионом Ржевским: Андрей Волосатый, Климент Поленин, Иван Свяслов, Григорий Судок. Они должны были собирать сведения о положении, силах и намерениях неприятеля.

Вскоре пришли сведения: Мамай дошел до Воронежа и кочует там, ожидая созревания и уборки русских хлебов, чтобы ими кормить свои тумены и ордынский люд.