Возвращаясь из Орды в Литву, Бартяш, сам родом из земли чешской, служивший при дворе Ягайло, хорошо понимал, каких известий ждет его пылкий, молодой и честолюбивый господин.' В отличие от Олега, Ягайло готов был сразу идти с Мамаем на Москву, чтобы проявить себя в настоящей битве. С тех пор как он стал великим князем литовским, то ничем, кроме изгнания из своей вотчины братьев да убийства родного дяди, не отличился.

Но в Орде Бартяш сумел выведать у Епифана Кореева, возглавлявшего рязанское посольство, нечто такое, что насторожило хитрого чеха и должно было охладить пыл Ягайло.

Бартяш узнал Кореева еще тогда, когда тот привез в Литву послание от князя рязанского, в котором говорилось:

«Мудрому и премудрому в людях, Ягайле Литовскому, князю и королю милостивому, и честному, многих земель государю, радоваться, Олег Рязанский пишет! Ведома издавна мысль твоя: московского князя Дмитрия изгнать, а Москвою владеть. Не знаю, известно иль нет твоей милости, но я тебя извещаю: царь великий и сильный, царям царь грозный Мамай идет на него и на его землю. И ты ныне присоединись к нему. Тебе даст он Москву и иные близлежащие города. А я дары ему послал, и еще ты пошли своего посланника и какие можешь дары. Я их тож пошлю. А ты пиши к нему грамоты, о чем сам ведаешь более меня».

Прочитав послание, Ягайло вскочил с трона и подбежал к стене, освещенной свечами, на которой была выложена из разноцветного стекла и египетской эмали карта Волыни, Гиличины и Русской земли. Эта карта была подарена еще Ольгерду, отцу

Ягайла, матерью, дочерью короля Бэлы. Князь литовский ткнул пальцем в рубин, обозначающий город Москву, и быстро заговорил, обращаясь к собравшимся в тронном зале панам. На выпуклом лбу забилась синяя жилка, на впалых щеках заиграл румянец, а темные глаза, доставшиеся от бабки-венгерки, заблестели.

- Панове, слышите крепкую любовь моего друга великого князя Олега Ивановича? Видите, что один князь Рязанский не хочет владеть Москвою…

Панове чуть ли не в один голос заговорили:

- Тебе подобает Москвою владеть. Гусиного пастуха Дмитрия изгнать, а все его города себе взять. А золото и серебро и все узорочье московской земли великому хану Мамаю передать. И рука твоя безмятежно княжить будет…

Обрадовался молодой и горячий Ягайло, воскликнув:

- Много вам вотчин и имущества дарую в земле московской.

Паны склонили перед господином свои головы. Лишь Бартяш тогда усмехнулся, но спрятал усмешку, низко наклонив голову.

И вот сейчас, возвращаясь от Мамая, принявшего как должное дары Ягайла, он все вспоминал слова Кореева, сказанные в пьяном застолье. А слова были о том, что Олег Иванович писал и великому князю московскому, предупреждая его о нашествии басурман. Как расценить это? Пьяный Кореев был… Да разве не понимал того, что за такие речи его голове топор палача полагается или смерть от удавки… А потом заговорил о библейском полководце Гедеоне, славном своими победами… О христианах… О православных и католиках… «Не прост ты, Епифан Кореев, ой не прост… А скорее, не прост и сам князь рязанский… Вон какую игру затевает», - раздумывал Бартяш, все более и более склоняясь к тому, чтобы попридержать горячую, нетерпеливую руку своего князя.

Посла Ягайло встретил не в тронном зале, как в прошлый раз посольство князя рязанского, а в палате для пиршеств, освещенной смоляными факелами. Не было на князе литой из золота короны и железного панциря с глухим воротом. Без головного убора, в плаще из камки, с коротким узким кинжалом на бедре вместо длинного меча князь казался еще стройнее и моложе. С ним был лишь один человек: канцлер - хранитель печати.

Ягайло спросил:

- Знаю тебя как мужа, твердого разумом. Какой он - великий хан Мамай? Воинство его крепко и многочисленно?

Бартяш, поклонившись, ответил:

- Милостивый государь мой! Все поведаю, без утайки. Хан Мамай - человек среднего роста и тучен. Разумом не очень тверд, в речи не памятлив, но очень горд. Воинов у него множество, но и они тоже гордости преисполнены. Если же против них выступит Дмитрий московский, то, полагаю, он их побьет.

Ягайло, услышав это, возмутился:

- Как смеешь ты такие слова говорить? Бартяш почтительно укорил:

- Я вам, мой господин, правду сказал. В этом деле не горячность нужна, а холодный разум.